Kitabı oku: «Еретик. Книга 3», sayfa 3

Он замолчал и вновь тяжело вздохнул, устало потерев переносицу.– Я не хотел об этом говорить, потому что догадывался, как отреагируете вы с Ренаром. Для вас это, надо думать, равносильно предательству – только уже с моей стороны.

Элиза не знала, что ответить. Строго говоря, Вивьен был частично прав, но что-то в том, как он говорил об Анселе, не позволяло ей осудить его.

«Он говорит правду», – удивленно осознала Элиза. – «Говорит правду о своих чувствах относительно Анселя. Он искренне дорожит им, несмотря ни на что, и не может изменить это, даже если хочет. Он над этим не властен, и кто я такая, чтобы осуждать его?»

Элиза смягчившимся взглядом посмотрела на него и слабо улыбнулась. Эта улыбка отчего-то заставила Вивьена поморщиться и отвести взгляд.

– Пожалуйста, не говори об этом Ренару, если сможешь. Он не поймет.

Элиза нежно прижалась к его плечу лбом.

– Я не скажу ему. Я, кажется, понимаю, о чем ты говоришь. Вряд ли у меня когда-нибудь получится умерить свою ненависть после того, что сделал Ансель, но я понимаю тебя. И твои чувства – я уважаю. Они, – Элиза улыбнулась, – благородные и честные. Прямо, как ты сам.

Вивьен глубоко вздохнул.

– Я никогда не считал себя таким.

– А я тебя таким знаю. Ты меня не переспоришь.

Он повернулся, провел рукой по ее щеке и поцеловал ее, после чего, отстранившись, сказал:

– Как истинный скромник, я бы должен попытаться, но не хочется.

Элиза заговорщицки сверкнула на него глазами.

– Правильный ответ.

***

Руан, Франция.

Год 1361 от Рождества Христова

Судья Кантильен Лоран сидел за столом, глядя на явившихся к нему по первому зову помощников и недовольно барабаня тонкими пальцами по столешнице.

– Эмиссар сегодня доставил доклад наших агентов в Лонгвилле, – неспешно начал он, ожидая, когда Ренар, стоявший напротив него, наконец, перестанет сонно щурить глаза и преисполнится готовности слушать.

Вивьен, уловив некоторое недовольство епископа, постарался натянуть на лицо ободряющую улыбку, хотя не был уверен, что у него в достаточной мере получилось, потому что Лоран смерил его не менее придирчивым взглядом.

– Я так понимаю, даже в мирное время люди продолжают обращаться в ересь? – вздохнул Вивьен.

– Не нужно быть мудрецом, чтобы до этого додуматься, – фыркнул Лоран. Что бы ни случилось в Лонгвилле, это явно привело епископа Руана в неприятное расположение духа. – Наши агенты подозревают, что несколько приходских священников исповедуют ересь и, что совершенно явно, тянут за собой в это болото своих прихожан.

Вивьен тут же понял, что именно так раздосадовало Лорана.

– Ясно, – вздохнул он. – Видимо, нам предстоит довольно долгая работа…

– Я склонен надеяться, что дела в Лонгвилле обстоят не настолько плохо, – проворчал Лоран, тут же нахмурив брови.

«Когда-то я надеялся на то же самое в Кантелё», – укоризненно вспомнил он.

– И все же, да, – Лоран усилием воли заставил себя говорить с меньшим раздражением. Он перестал барабанить пальцами по столу и сцепил руки в замок, – вам явно предстоит хорошенько там поработать. Местные власти, как водится, окажут вам все предписанное содействие. Бумагу, одобряющую ваши действия, я подписал, думаю, с ней вопросов возникнуть не должно. Собранные материалы дел ждут вас в Лонгвилле. Изучите их, допросите людей. Постарайтесь выяснить, как глубоко ересь проникла в город.

– Какая именно ересь, известно? – уточнил Ренар. Как и епископ, он пребывал в довольно мрачном расположении духа.

– Наши агенты упоминали о последователях Дольчино⁷, – туманно отозвался Лоран.

– Апостолики, – нахмурился Вивьен. – Стоит подумать, что какая-то ересь уже вымерла в наших краях, а ее побеги снова где-то появляются.

– Ты прав в этом неприятном наблюдении, – кивнул епископ. – Поэтому, чтобы этих побегов больше не появлялось, эту проблему следует решить незамедлительно. Вы отправляетесь сегодня же.

Ренар неуверенно качнул головой.

– Это долгая поездка. Как наше отсутствие скажется на работе отделения?

Лоран поджал губы, борясь с недовольством и беспокойством, мучившими его душу. Он не говорил, о чем ему еще довелось узнать. Его личные шпионы доложили, что в Руан в скором времени нагрянет проверка в лице высокопоставленного сановника – папского легата, архиепископа Амбрена. Похоже, вести о том, что скандальная история с Анселем де Куттом так и не разрешилась, в который раз дошли до папы, и он решил наконец показать свое недовольство.

– Отделение без инквизитора не останется, – хмыкнул епископ, отвечая на вопрос своего помощника. Он всеми силами старался отогнать от себя мрачные мысли о предстоящей проверке. – Просто сделайте то, что должны. Сейчас вам стоит сосредоточиться на этом.

«Может, будет даже лучше, если архиепископ, приехав сюда, не застанет этих двоих. Сейчас в Руане спокойнее, чем когда-либо», – подумал он.

– Будет исполнено, Ваше Преосвященство, – отозвался Ренар. Вивьен подтвердил слова друга уверенным кивком.

– Ступайте. Благослови вас Бог.

***

Рени крайне редко выбиралась в город – особенно в одиночестве. Обыкновенно, если она и приходила в Руан, ее сопровождала сестра. Странным образом Элиза, оставаясь в тесной связи с природой, умудрялась сохранять контакт с городскими жителями и самим городом. Она словно была посредником между Руаном и своей сестрой, которая с момента их остановки в заброшенном лесном домике после бегства из Кантелё изъявила желание пройти чуть дальше в лес, словно что-то влекло ее туда. Она отчего-то знала, что найдет в лесу другой заброшенный после чумных лет дом, который сумеет сделать своим пристанищем. Элиза пыталась поначалу остановить Рени, но быстро оставила попытки. Она никогда не знала, какая высшая сила помогает ее младшей сестренке ориентироваться в перипетиях судьбы, но что-то, похоже, помогало, и Элиза не раз убеждалась, что сила эта бережет Рени.

Домик и вправду нашелся – дальше в лесной чаще, окруженный густыми зарослями и словно вплетенный в дикий природный сонм. Элиза, когда Рени пригласила ее туда, помогла ей обустроить быт, и, отнесшись с подобающим уважением к уединению, которое сестра так ценила, предоставила ее самой себе, лишь изредка помогая по хозяйству.

Рени благодарила Элизу за заботу, которая, как она чувствовала, окружала ее нежным ореолом любви с детских лет. Возможно, сегодня именно из благодарности за эту заботу она не стала с рассветом приходить к Элизе, чтобы предупредить о своей спонтанной вылазке в город.

Когда первые лучи солнца еще не успели пробиться через густые кроны деревьев, Рени вдруг проснулась от птичьего пересвиста и ощутила удивительную бодрость. Ей давно нужно было выбраться за покупками, однако по какой-то неведомой причине она оттягивала эту вылазку. До этого самого дня. Сегодня Рени поняла: пора. В глубине души она желала попросить Элизу отправиться с ней, но внутренний голос – слишком четкий и ясный – подсказывал ей, что стоит идти одной.

Для себя самой Рени объяснила свое намерение нежеланием беспокоить Элизу. В конце концов, сейчас сестра сильно переживала за своего возлюбленного, который вынужден был отправиться по срочному заданию в Лонгвилль. Он отсутствовал уже несколько дней, и было совершенно неясно, когда он собирается вернуться. Элиза старалась не давить на Рени своим беспокойством и пыталась скрывать периодические прерывистые вздохи и слишком задумчивые взгляды. Однако и без этих демонстраций Рени чувствовала, что внутренняя гармония, в которой обычно пребывает Элиза, не будет восстановлена, пока Вивьен не вернется к ней целым и невредимым.

«Она его очень сильно любит», – думала Рени, мысленно молясь Матери-Земле и обращаясь к ней с просьбой охранять и оберегать Вивьена Колера и Ренара Цирона. – «Я не должна стеснять ее, пока не почувствую, что очень нужна ей».

Осторожно миновав расставленные Элизой ловушки для охоты на дичь в лесу, Рени направилась по тропе в сторону Руана. Город едва просыпался от ночного сна, и Рени ожидала, что ей доведется еще некоторое время побродить по улицам, окаймленным каменными домами, прежде чем откроются все необходимые ей товарные лавки.

Город пульсировал какой-то совсем другой гармонией, непохожей на гармонию леса. Рени сызмальства чувствовала, что никогда не сможет подстроиться под ритм, в котором люди живут в городах, и лес будет ее последним пристанищем.

Поймав себя на подобной формулировке, Рени невольно задумалась о смерти – о том, какая она и что следует за ней. Какой будет новая жизнь? Что она принесет? Когда настанет? Девушка размышляла об этом с характерным для себя спокойным смирением, не понимая лишь, отчего именно сейчас эти мысли посетили ее.

Вдруг до Рени донесся какой-то шум. Чей-то гомон и… что-то еще. Как будто кто-то стенал и плакал за углом на расположенной рядом улице. Рени, не зная, что влечет ее туда, направилась на звук.

Когда она подоспела, то услышала пару обрывочных ругательств и заметила, как несколько человек, презрительно усмехаясь, отходят прочь от исхудавшего мужчины в обносках. На спине и груди его потрепанной темной – то ли изначально, то ли от грязи – одежды были нашиты странные желтые кресты.

Рени искренне удивилась. Насколько она помнила, кресты были символами христианской веры. Почему те, кто называет себя христианами, проявили жестокость к человеку, на одежде которого были нашиты символы их веры?

«Странные», – подумала Рени. А ведь Вивьен не казался ей таким, когда говорил Элизе о своем веровании. И Гийом не был таким, и Ренар.

Повинуясь внезапному порыву, Рени приблизилась к упавшему на четвереньки человеку. Заросший грязной бородой, с иссаленными волосами, отощавший незнакомый мужчина, упершись руками в дорогу, тихо хныкал от бессилия.

Рени приблизилась, не зная, чем может помочь этому несчастному человеку. Тот поднял глаза на рыжеволосую незнакомку и отшатнулся от нее, словно ожидая, что она причинит ему боль.

– Пожалуйста… – полушепотом произнес он.

Рени невольно приподняла руки.

– Я не обижу, – округлив глаза, тут же сказала она.

Мужчина уставился на нее, словно увидел перед собой нечто волшебное.

– Что с вами? Чем вам помочь? Почему эти люди… обижали вас?

– Кресты, – скорбно отозвался мужчина, шатко поднимаясь на ноги. Спина его горбилась, будто под гнетом душевной тяжести. – Уже почти два года я ношу это проклятье. Я и не знал, что это наказание будет таким жестоким! – Он покачал головой. – Добывать пропитание почти невозможно. Никто не желает оказать сочувствие еретику. – Он снова всхлипнул. Казалось, в лице Рени он нашел человека, которому мог открыть свою душевную боль. А она слушала, не понимая, что может сказать в ответ. Слово «еретик» она узнала, потому что довольно часто слышала его, когда Элиза упоминала Гийома и его странного учителя. Да и Вивьен с Ренаром периодически произносили это слово.

– Я сделал это ради дочери, – страдальчески заплакал мужчина. – Я выдал им всех, чтобы ее смогли спасти. Молодой инквизитор пообещал, что с ней будут хорошо обращаться в монастыре. Я не видел ее с тех самых пор, но молюсь, чтобы с ней было все хорошо.

Рени непонимающе покачала головой. Она опустила руку в свою дорожную сумку из грубой ткани, и извлекла оттуда несколько монет.

– Вот, – неуверенно произнесла она, протягивая монеты мужчине. – Это может немного вам помочь?

Тот, кто назвал себя еретиком, изумленно уставился на девушку.

– Вы даете мне деньги? Подаяние? – недоверчиво переспросил он.

– Я не знаю, чем еще могу… у меня есть еще немного печенья… я взяла его с собой, чтобы перекусить, но вам нужнее! – Она полезла в сумку и с готовностью поделилась с этим странным человеком угощением, которое осталось с последнего визита Вивьена.

Не помня себя, мужчина выхватил монеты и печенья из протянутых рук Рени, будто боялся, что она передумает, а затем заключил ее в свои объятия, рассыпавшись в горячих благодарностях. Рени хотела отстраниться, но почему-то замерла. Мужчина продолжал твердить «спасибо» и бормотать какие-то молитвенные слова, на которые девушка понятия не имела, что может ответить.

Чуть поодаль от них на улице начали собираться какие-то люди, и Рени услышала обличительный возглас:

– Вот он! С этой рыжей.

– Ступай, сын мой, – спокойным, чуть глуховатым голосом отозвался кто-то другой. – Тебе воздастся за твою помощь.

Рени повернула голову и увидела перед собой мужчину в окружении солдат и нескольких монахов. Он был странно одет, на голове его сидел непомерно огромный, смотрящий ввысь головной убор, который невольно заставил Рени усмехнуться. Прежде ей никогда не доводилось видеть таких странных облачений.

Заметив приближающихся к ним людей, мужчина, назвавший себя еретиком, резко отстранился от Рени, едва ли не оттолкнув ее от себя. Он упал на колени перед незнакомым человеком в высоком головном уборе, когда тот остановился и заглянул прямо в глаза рыжеволосой девушке, которая даже не подумала почтительно приклониться перед ним.

Подождав некоторое время, но так и не получив от Рени ничего, кроме непонимающего, слегка удивленного взгляда, мужчина в необычном головном уборе скорбно посмотрел на нее и глубоко вздохнул.

– Объяснись, дитя, – снисходительно проговорил он. – Кто ты? Что ты здесь делаешь?

Рени инстинктивно отступила на шаг. Солдаты, сопровождавшие этого человека, сомкнулись плотнее, словно ожидали, что девушка попытается прорваться мимо них и сбежать. Монахи остались неподвижны.

– Я просто вышла в город за покупками, – тихо ответила Рени.

– Вышла в город, – кивнув, повторил мужчина. – Ты не живешь здесь?

Рени снова оглядела его. Крепко сбитый, с квадратным лицом, длинным носом и острыми колкими глазами, он жил на земле уже явно больше пяти десятков лет, хотя сохранял удивительно моложавый вид. Зоркий и цепкий взгляд его темных глаз внимательно изучал Рени: внешний облик, амулеты на шее, рыжие волосы, веснушки, платье…

– Где именно ты живешь? – продолжал спрашивать незнакомец.

– В лесном домике, – осторожно ответила Рени. Она внимательно вслушивалась в слова этого человека, потому что из-за странного выговора его было непросто понять. – Недалеко от города.

– Недалеко, – вновь кивнул мужчина, словно соглашался с собственными мыслями. – Скажи, дитя, что связывает тебя с этим человеком?

– Ничего, – честно отозвалась Рени. – Я просто дала ему денег и печенья.

– Когда я застал тебя в его объятиях, он что-то шептал тебе на ухо. Что именно?

– Слова благодарности, – покачала головой Рени. – И, кажется, молитву.

– Кажется? – вновь переспросил мужчина. Его манера постоянно переспрашивать показалась девушке раздражающей. Тем временем он обратился к коленопреклоненному мужчине, который так и не решался подняться: – Ты был осужден святейшим судом инквизиции на ношение крестов, – утвердил он. – В какой ереси тебя уличили?

– Я состоял в секте вальденсов, монсеньор, но глубоко раскаиваюсь в своем прегрешении и надеюсь вернуться в лоно истинной Церкви.

Взгляд пожилого мужчины чуть смягчился.

– Как твое имя?

– Венсан.

– Как долго ты исполняешь свое наказание, Венсан?

– Уже два года, монсеньор.

– И за это время ты не впадал повторно в еретические заблуждения?

– Нет, монсеньор.

– До этого самого дня? – уточнил пожилой господин, и эти слова заставили Венсана сжаться от страха. – Какую молитву ты шептал этой женщине на ухо? И как давно ты знаком с нею?

Венсан протестующе покачал головой.

– Я вижу эту добрую женщину впервые! Она лишь проявила ко мне милосердие, монсеньор, прошу! Я молился святой Деве Марии о помощи и благословении для нее.

– Но, насколько я понимаю, вы, мадемуазель, обычно взываете не к Пресвятой Деве? – Тот, кого назвали «монсеньор» вновь обратился к Рени.

Она не ответила. Как и ожидалось.

Руан.

Гийом де Борд не горел желанием посещать этот город, однако на то был прямой приказ папы, адресованный архиепископу Амбрена как доверенному лицу, на которое можно положиться. Ему пришлось прервать свою деятельность по объезду гористых местностей своего прихода, где он проповедовал вальденсам, и отправиться сюда. Треклятый скандал, случившийся в этих краях четыре года тому назад, так и не был разрешен: катар Ансель де Кутт до сих пор пребывал на свободе. Гийому де Борду было поручено беспристрастно выяснить, замешаны ли в затягивании этого скандала сотрудники руанского отделения инквизиции. Заодно понять, что творится в этом городе – в общем и целом.

Поездка была спешной, и на то, чтобы собирать подробные сведения о незнакомом городе, к которому де Борд понятия не имел, как подступиться, особенно не было времени. Однако вкратце он узнал, что недавно здесь была обнаружена, допрошена и осуждена целая секта вальденсов. Некоторые из них даже были отправлены на костер. Де Борд отнесся к этому решению с крайней степенью неодобрения.

«Вальденсы – мирные и податливые люди. Я находил на них управу в окрестностях Амбрена не единожды, не дважды и даже не трижды, обходясь при этом спокойными методами, преисполненными лишь доброты и умения убеждать! То, что Лоран этого не сумел, говорит лишь о том, сколь он не подходит на должность инквизитора».

При этом де Борд успел узнать о Руане и то, что некоторые его жители ходят за лечением от всякой хвори к некоей «лесной знахарке с золотистыми волосами», которая живет «недалеко от города в лесу». Она, по словам жителей, была «дерзка и диковата». Ритуалов колдовских за ней никто не замечал, да и как знахарка она была хороша, но ее показная независимость и уединенность настораживали де Борда. А еще он слышал, что она не носит креста. Он задумывался о том, чтобы вызвать эту женщину на допрос и хорошенько сбить с нее спесь. Но, похоже, знахарка нашла его сама.

Рыжеволосая девушка все молчала. Судя по всему, это была та самая знахарка: действительно диковатая, с пронзительным взглядом, явная одиночка, увешенная языческими амулетами, демонстрировавшими явное пренебрежение к христианской вере. А в рыжих кудрях и впрямь сиял золотистый блеск, особенно сильный на солнце.

Тяжело вздохнув, Гийом де Борд обратился к вальденсу Венсану.

– Венсан, сын мой, властью, данной мне Его Святейшеством Иннокентием VI, я разрешаю тебе снять кресты со своей одежды. Ты выдержал свое испытание с должным христианским смирением и отныне прощен.

Венсан изумленно поднялся с колен.

Архиепископ протянул ему руку с увесистым золотым перстнем, и прощенный еретик припал к нему губами, вновь начав обливаться слезами.

– Да благословит вас Бог, монсеньор!

– Ступай с миром, сын мой. Во имя Отца, Сына и Святого Духа.

Он осенил еретика крестным знамением.

– Аминь, – дрожащим голосом пробормотал Венсан, поспешив ретироваться. Печенья, которое дала ему Рени, упало на землю, но прощенный еретик не заметил этого. Он, похоже, совершенно забыл о добродетели рыжеволосой девушки, как забыл и о ней самой, несясь прочь по улице Руана.

Рени печально проводила этого человека глазами, вновь повернувшись к пожилому незнакомцу.

– Итак, – продолжил он. – Я расцениваю твое молчание как положительный ответ на свой предыдущий вопрос, дитя. Скажи мне вот, что: тебя ведь зовут Элиза?

Рени вздрогнула.

В тот же миг она поняла, за кого ее принял этот человек, и почувствовала грозящую сестре опасность. Осознав, что внутренний голос, похоже, заставил ее выйти в город в одиночестве этим утром, чтобы спасти Элизу, она преисполнилась решимости это сделать. У нее не было никого дороже сестры.

– Да, – гордо приподняв подбородок на манер Элизы, отозвалась Рени. – А вы кто?

– Архиепископ де Борд, дитя, – вздохнул он. – Боюсь, нам с тобой придется подробно поговорить о твоей деятельности в этом городе.

Рени настороженно сверкнула огромными зелеными глазами на окружавших архиепископа стражников и сделала шаг назад. Солдаты шагнули вперед, а архиепископ де Борд скорбно опустил взгляд в землю.

‡ 16 ‡

Задание в Лонгвилле оказалось не таким тяжелым, как пророчил Лоран. На деле в ереси апостоликов был уличен лишь один приходской священник, прознавший об этом учении после паломничества одного из своих прихожан в итальянские земли. Остальные двое, указанные агентами, лишь вели с ним беседы и уже сами готовы были подкрепить свои подозрения и сдать еретика инквизиции. После допроса сомнений в их искренности не осталось. И все же больше недели непрестанной работы ушло на то, чтобы поговорить с прихожанами и допросить их. В особенности священника и обратившего его паломника, приговорив тех к ношению крестов – именно это наказание обычно при схожих обстоятельствах назначал Лоран. Священник вдобавок был лишен своего сана.

Вивьен никогда не думал, что привычка к бессоннице может сослужить ему хорошую службу, однако там, в Лонгвилле, когда приходилось изматывать себя работой, почти не смыкая глаз несколько ночей подряд, он даже успел возблагодарить Бога за то, что это испытание придало ему выносливости.

Ренар к бессоннице был не приучен, поэтому всю дорогу до Руана ворчал, отчего-то при этом все же не позволяя лошади перейти на галоп. Прибыв в Руан уже после захода солнца, Ренар спешился и хмуро заявил:

– Не знаю, как ты, а я просто не в состоянии сейчас идти и докладывать обстановку Лорану. Я совершенно без сил.

Вивьен понимающе улыбнулся.

– Уверен, что отчет Его Преосвященству может подождать до утра. Или ты хочешь, чтобы я пришел к нему с докладом один?

Ренар покачал головой.

– Лично я сейчас просто хочу спать. Если у тебя есть желание, можешь доложить ему обо всем сам.

– Но ты надеешься, что у меня нет такого желания, – ухмыльнулся Вивьен, понимая, что Ренара совсем не радует то, в каком свете он выставит себя перед епископом, если не явится.

В ответ Ренар лишь красноречиво передернул плечами: совесть подталкивала его все же явиться в резиденцию Лорана, а тело и уставший разум упрямо продолжали диктовать свои условия. Вивьен терпеливо вздохнул.

– Не мучайся, я к нему не пойду, – сказал он. – Подождем до утра и все ему скажем. Новости хорошие, так что, думаю, он будет принимать в расчет именно это, а не то, что мы не явились к нему затемно.

Ренар благодарно кивнул.

– Спасибо, друг.

Несколько мгновений прошло в молчании, затем Ренар чуть склонил голову, изучающе поглядев на Вивьена, и вновь сощурился.

– А ты, я так понимаю, и не думаешь отправляться спать, верно? Норовишь наведаться к Элизе? – Он усмехнулся. – В этот раз ты не везешь ей в подарок книгу.

Вивьен опустил голову, и в уголках его губ показалась смущенная улыбка.

– В этот раз не везу. Неоткуда было достать. Так что просто проведаю Элизу и дам понять, что вернулся. Она в отличие от Лорана вряд ли так легко отреагирует, если узнает, что к ней я с хорошими вестями не явился сразу по приезду.

Ренар вздохнул.

– Что ж, хорошей ночи. – Он осклабился. – Надеюсь, завтра на службу не опоздаешь.

– Не опоздаю, – заверил Вивьен, на чем они с другом распрощались до утра.

Оставив лошадь в конюшне, Вивьен неспешным шагом двинулся по погружавшемуся в темноту городу в сторону лесной тропы, которая должна была привести его к дому Элизы. Двигаясь меж деревьев, он отчего-то ощутил странное, давно забытое беспокойство.

«Я думал, этот лес уже перестал на меня так действовать», – усмехнулся Вивьен про себя. Сколь бы много Элиза ни рассказывала ему, как хорошо чувствует природу и в каком единении с нею находится, она так и не смогла привить ему такого же свободного и вольного отношения к лесу. В лоне своенравной и дикой природы он продолжал чувствовать себя чужаком, незваным гостем, которому стоит вести себя как можно осторожнее и вежливее, чтобы его не прогнали отсюда прочь.

Вскоре дом Элизы замаячил мимолетным огоньком в темноте. Девушка не спала: в ее окне мелькал свет свечей.

«Наверное, Рени зашла к ней в гости», – подумал Вивьен. При мысли о том, что побыть наедине с Элизой не получится, он испытал сильную досаду, но тут же отругал себя за это. Если Рени сейчас гостит в доме сестры, это может значить только одно: за время задания в Лонгвилле с обеими девушками не случилось ничего дурного. Разве можно досадовать на это?

Вивьен улыбнулся и вздохнул, стараясь отогнать лишние мысли. Однако ему мешала необъяснимая тревога, которая не желала уходить, как бы он ее ни подавлял. Несмотря на все усилия, она разрасталась и нешуточно терзала душу Вивьена, поэтому расстояние до крыльца лесного домика он преодолел почти бегом, желая поскорее убедиться, что все хорошо, и унять это неприятное чувство.

Постаравшись вернуть самообладание, он настойчиво постучал в дверь.

Через пару мгновений в комнате послышались торопливые шаги. Дверь вскоре открылась, и Элиза возникла по другую сторону порога. Вивьен округлил глаза от удивления, отметив, что она выглядит непривычно уставшей. Элиза, обладая довольно щепетильным отношением к собственному самочувствию, сейчас предстала перед ним осунувшейся и взъерошенной, словно у нее несколько дней не было возможности хорошенько выспаться. В светлых волосах не позвякивало привычных украшений, косы явно не переплетались несколько дней и заметно потрепались. Даже платье выглядело непривычно заношенным, хотя обыкновенно Элиза не допускала такой неряшливости. Но еще больше Вивьена поразил возглас, с которым девушка встретила его на пороге, и отчаянный уставший взгляд запавших глаз.

– Рени?! – почти выкрикнула Элиза в темноту. Вивьен с трудом сумел не отшатнуться от такого напора. В глазах Элизы, под которыми обозначились легкие темные круги, мелькнуло нешуточное разочарование.

– Не знал, что нас можно спутать, – нервно улыбнулся Вивьен. – Неужто не узнала?

Разумеется, она его узнала. Но в этот момент в ней словно что-то надломилось. Она покачнулась, схватилась за дверной косяк, но это не помогло ей сохранить равновесие, и она буквально рухнула в руки Вивьена, разразившись горькими слезами усталости.

Подхватив Элизу, Вивьен непонимающе застыл. Несколько мгновений он простоял, не шевелясь и выжидая момент, чтобы задать вопрос, способный прояснить случившееся. Его собственная тревога жаркой волной окатила тело. Он сглотнул тяжелый подступивший к горлу ком.

– Элиза, – наконец обратился он, помогая ей устоять на ногах и сжимая ее плечи, чтобы она пришла в себя. – Элиза, что случилось? Что с тобой?

– Рени… – беспомощно повторила она, вновь расплакавшись и закрыв лицо руками. Вивьен развернул Элизу спиной к себе и аккуратно, но настойчиво подтолкнул в комнату.

– Так. Зайди в дом. Давай, – командным голосом произнес он.

Элиза не сопротивлялась. Оказавшись в доме, она обессиленно рухнула на скамью и снова закрыла руками лицо. В свете свечей она казалась постаревшей на несколько лет.

Рени в доме не было, и Вивьен уже начал продумывать все возможные варианты, почему именно горе Элизы может быть связано с сестрой. Картины в его разуме восставали удручающие.

Найдя кувшин, где Элиза обычно держала чистую воду, Вивьен наполнил глиняную чашку, присел рядом с девушкой и осторожно предложил ей попить.

– Ты должна сейчас успокоиться и рассказать мне, что произошло. – Он говорил ровным голосом, без требовательных ноток, однако привычная рабочая строгость зазвучала в его словах, и это отчего-то подействовало на Элизу отрезвляюще. Несколько раз всхлипнув, она приняла чашку с водой и дрожащими руками поднесла ее ко рту. Еще пара мгновений у нее ушла на то, чтобы собраться с мыслями.

– Рени пропала… – выдавила она. Лицо ее вновь исказила мучительная гримаса, заставившая сердце Вивьена сжаться. Ему невыносимо было видеть Элизу в таком состоянии, но он подавил в себе сочувствие. Если он хотел помочь, нужно было отринуть эмоции и с холодной головой установить, что произошло.

– Как давно?

– Я… – Элиза вновь всхлипнула. – Я не могу сказать наверняка. Но шесть дней точно прошло. По крайней мере, шесть дней назад я пришла к ней, и не обнаружила ее дома. С тех пор я не могу ее найти.

Вивьен нахмурился.

– Как выглядела комната? – спросил он. – Попытайся вспомнить: там был непривычный беспорядок, указывающий на признаки борьбы?

Элиза задумалась.

– Нет, – сокрушенно покачала головой она. – Все было… как обычно. Поначалу я не стала волноваться: решила, что Рени просто вышла собрать травы, ягоды или коренья. Она иногда так делает и не сообщает мне, что уходит – незачем ведь… – Элиза поморщилась. – Я решила подождать ее дома: она никогда не проводит за сборами трав слишком много времени. Но Рени все не появлялась. Я вышла в лес, побродила там, где она обычно бывает. Затем решила поискать еще дальше, в чаще. Потом вернулась к ней в дом, решив, что мы могли разминуться, но она не приходила. Я прождала почти весь день, места себе не могла найти. Даже решила чуть прибрать у нее: я иногда помогаю ей с уборкой, Рени бывает рассеянной…

Вивьен поджал губы и вздохнул. Пока Элиза этого не сказала, он намеревался самостоятельно наведаться в дом Рени и все осмотреть, но теперь любые следы борьбы, которые могли теоретически обнаружиться, были испорчены.

– То есть, у нее был беспорядок, но ты уверена, что Рени ни от кого не отбивалась, – уточнил Вивьен.

Элиза качнула головой. В ее словах зазвучало легкое раздражение:

– Говорю же, этот беспорядок был привычным, ничто не казалось странным. Кроме отсутствия Рени. А она даже к вечеру не вернулась…

– А каких-либо признаков того, что Рени могла куда-то уйти, ты не обнаружила? Пропавшие вещи? Отсутствие припасов?

Элиза обожгла его взглядом.

– Нет, – решительно заявила она. Вивьен покачал головой.

– Пойми, я ведь спрашиваю не просто так. Ты рассказывала, что в какой-то момент твоя мать отправилась в странствия. Рени не могла последовать ее примеру?

– И не сказать мне об этом? – почти обиженно воскликнула Элиза.

– Я просто предполагаю разные варианты, – примирительно сказал Вивьен. – А обличительные выкрики не помогают этого сделать, так что, будь любезна, сосредоточься и ответь на вопрос.

Элиза возмущенно округлила глаза, однако спокойный тон Вивьена заставил ее отнестись к его вопросу с большим вниманием. Она задумалась.

– В доме не было ее дорожной сумы, которую она берет с собой, когда мы выходим в город, – устало ответила Элиза. – Но при этом вещи ее не пропали.

– Ты в этом уверена?

Элиза вздохнула, подавляя раздражение.

– Во время уборки я нашла на ее столе мешочек с каменными рунами. Если бы Рени и ушла куда-то надолго, она бы ни за что не оставила свои руны. Я уж не говорю о том, что она ни за что не покинула бы эти края, не предупредив меня.

Вивьен кивнул.

– Ясно. Но при этом сумы, с которой она обычно ходит в город, там не было. То есть, Рени могла уйти в город?

Элиза неуверенно пожала плечами.

– Обычно она и об этом мне сообщает. Я всегда стараюсь ходить за покупками с ней вместе. Боюсь, что, если меня не окажется рядом, с ней может что-то случиться.