Kitabı oku: «Лукоморье Сити», sayfa 2
Доехала благополучно, контролёров в автобусе не было. Тополь, про который говорил Водяной, сразу нашла, он тут один такой древний и узловатый. Я положила руку в дупло и почувствовала тепло. С обратной стороны дерева послышался голос: «Проходи».
Обойдя дерево, я увидела, что в нём появилась дверь, за которой открылся проход. Оттуда выглянул мохнатый, совсем молодой Домовёнок и поманил рукой:
– Давай, давай, проходи быстрей, а то морок спадёт и люди глазеть начнут.
Мы стали спускаться по винтовой лестнице, освещенной светлячками в банках.
– Меня Прошкой все кличут, – представился Домовёнок. – Я здесь недавно, из деревни приехал, там-то все дома с людьми заняты, а здесь место проще найти.
Тем временем мы уже шли по длинному коридору с множеством боковых ходов и дверей. Все Домовые здесь куда-то бежали и спешили и чем-то напоминали людей, идущих по утрам на работу.
«Учебный отдел?!» – с удивлением прочитала я табличку на одной из дверей.
– А как же, – ответил мой провожатый. – Это ведь раньше нужно было только с печью уметь управляться. А сейчас люди наизобретали столько всяких приспособлений! Простой Домовой и не разберётся, поэтому вот, обучаемся.
По моей просьбе Прошка проводил меня до кабинета Главного Домового. Я постучала, и вошла, но тут же отпрыгнула, потому что наступила на бороду. Когда осмотрелась – поняла, что не наступить на неё сложно, потому что она простиралась по всему полу. А принадлежала эта шикарная борода почтенному и косматому Главному Домовому, Гордею Гордеевичу. Мы с ним знакомы, в разные года праздновали семьями Духов день, когда он ещё не занимал пост Главного, так что формальные вежливости можно было отбросить.
– Так-так-так, кто это к нам пожаловал? – послышался скрипучий голос. – Неужто Кикочка? Ну хоть на других наших посмотрю, а то тут одни Домовые шастают, глаза мозолят.
– Дядя Гордей, помоги! – сразу без обиняков начала я. – Болото моё уничтожить хотят, и вообще Чащобу с землёй сравнять, а ты ведь вон какой могущественный и мудрый, должен знать как нам всяким Бетониусам противостоять. Я чувствую, что Вы мне поможете…
– Ну-ка, давай попорядку, – жестом остановил меня Главный. – Про болото слышал, только говорят, слухи это всё, никто парк трогать не станет.
– Нет, дядя Гордей, уже не слухи, я сама слышала разговор директора, точно хотят всё застроить.
– Ишь ты, мало им, у меня нехватка кадров, а они всё клепают свои коробки бетонные. Бетониус, говоришь? Ну что ж, может твоё чутье тебя правильно сюда привело, – он посмотрел на часы на стене. – Его как раз давно не было, скоро должен заявиться.
Я как раз собиралась спросить, кого «его» не было и зачем «он» должен заявиться, как в коридоре за дверью послышался шум и крики. Через секунду дверь с треском распахнулась и в комнату влетел клубок из двух Домовых. Первого я узнала – это был Прошка, а второй незнакомый. Успела только заметить, что у него кудрявые волосы. Дерущиеся уже успели запутаться в бороде Главного Домового.
– А ну прекратить безобразие! – прогремел Гордей Гордеевич. Он умел повысить голос, особенно когда под угрозой была его знаменитая борода.
На дерущихся этот раскат грома произвёл магическое действие – они тут же расцепились, но принялись, указывая пальцами друг на друга переругиваться шёпотом.
– Опять ты, – шипел Прошка. – От тебя одно беспокойство, а толку нет.
– Молчи, малой, ишь на старших пальцем показывает, в наше время без разрешения и не разговаривали! – не уступал ему другой Домовой.
Теперь можно было разглядеть, что на вид ему лет 700, среднего возраста в общем. Борода заплетена в две косицы, а рубашка хоть и потрепалась в драке, но богато украшена вышивкой и подпоясана кушаком, да и лапти на вид как новые. Сразу было понятно –это Домовой из зажиточной семьи.
– Гордей Гордеевич! – начал Прошка. – Я действовал по Вашим указаниям, а он…
– Да, Прошка, ты молодец, тебя я ни в чем не виню. А теперь иди, отдохни, а я сам разберусь с нашим нарушителем.
Прошка, праведно сопя, удалился. Второй Домовой в это время стоял с гордым видом и разглядывал потолок, как будто его всё это не касалось. Но как только дверь закрылась, он кинулся на колени перед столом Главного, начал бить лбом об пол и причитать:
– Да что же это такое делается, Гордей Гордеевич! Сколько можно терпеть, ухожу я из этого дома, мочи нет. Какой же я Домовой, если в доме мира нет? А я не могу ничего поделать! Не действует на них мои наговоры. Профнепригоден я! Увольте меня!
– Ну что же, уволить так уволить, приходи завтра с вещами, переведу тебя в другой дом, – невозмутимо сказал Главный.
Это предложение только усилило рыдания.
– Да на кого же я их оставлю? Больше века я в этой семье живу, за порядком слежу. Меня же Марья Тимофеевна с собой из деревни перевезла. Эх, вот в деревенской избушке было всего две комнаты, а жили хорошо, счастливо. А сейчас – три этажа, да кому они нужны? Никто друг друга и не видит по целой неделе. Уа-а-а-а-а! – Домовой разразился новым потоком рыданий.
Во время этой душераздирающей сцены дядя Гордей оставался невозмутимо спокойным. По-видимому, такая картина была для него привычна, потому что он даже не реагировал на то, что его бороду бесцеремонно комкают и вытирают ей слёзы. При последних, особо сильных ударах лбом об пол, из кармана бедного Домового выпала какая-то бумажка и спланировала недалеко от меня, я подняла её. А страдалец тем временем встал с колен, успокоился и уже только чуть всхлипывал.
– Так, ну сегодня ты как-то быстро успокоился, молодец, работаешь над собой. Познакомься, Кикочка, это Демид, его то мы и ждали. Он врывается сюда примерно раз в неделю и устраивает такую сцену. Но уходить из этого дома отказывается.
Демид, кажется только сейчас заметил меня, и сильно смутился. Чтобы как-то разрядить обстановку, я протянула ему выпавшую бумажку.
– Приятно познакомиться, Демид. Я – Кикимора. Вот, возьмите, у Вас выпало из кармана.
– Ой… Вот спасибо! – кудрявый Домовой быстро потянулся за бумажкой, как за сокровищем.
– Погоди, Демид, стой смирно. А ты, Кикочка, посмотри что там на бумажке этой и сразу поймёшь почему наш нервный друг может тебе помочь.
Я перевернула бумажку и увидела, что это был людской волшебный рисунок, фотография. В центре снимка, на стуле, сидела пожилая женщина в очках на ястребином носу, на плече у неё лежала длинная коса серебряного цвета. Рядом с ней стояла девочка лет десяти, у неё были темно-русые волосы, заплетенные в две коротенькие косички.
«Наверное бабушка и внучка, ведь они так похожи», – подумала я.
За стулом стояло двое мужчин и женщина. Старший из них показался мне знакомым. Ба! Да ведь это старый Скопарь! Я не сразу его узнала, потому что на этом фото он выглядел моложе, ещё не полностью седой, а главное – улыбался. А по нему и не скажешь, что он умеет это делать. Рядом с ним стоял молодой темноволосый мужчина, похожий на старшего Скопаря, но с более мягкими чертами лица. Справа стояла невысокая молодая женщина с короткими светлыми волосами. И тут до меня дошло что имел ввиду дядя Гордей.
– Так значит Демид трудится Домовым у Скопарей?
– Именно, именно, дорогая Кикимора, – гордо сказал Демид. Его смущение как рукой сняло. – Род Скопарей почтенный и уважаемый, все труженики, ни одного лентяя нет. Теперича сама видишь – богатейшая семья, огромный дом. И ведь Павел Никанорович всего своим трудом добился, работал как каторжник, семью месяцами не видел. Зато сейчас все полностью обеспечены, любой каприз можно исполнить, – вздохнул Демид. Мы его не прерывали, и он продолжил. – Правда, пока Павел Никанорович состояние сколачивал, он упустил как супруги его, Анны Владимировны, не стало, как сын его, Алексей, вырос и женился, как внучка Машенька родилась. А ведь для них-то он и старался, работал, – вновь прослезился Домовой. – Пока жива была его матушка, Марья Тимофеевна, дом держался на ней. Она и внука воспитала, и с правнучкой занималась, и на сына влияние имела, вразумляла его. А когда её не стало, то из дома будто всё тепло ушло. Эта вот фотография их последняя совместная. С тех пор уже шесть лет прошло, а в доме с каждым годом всё хуже. Раньше хотя бы ссорились, тарелки-чашки били, а теперь всё больше молчат. Машеньке уже шестнадцать, и Павел Никанорович хочет, чтобы она возглавила его компанию. А Машенька совсем не хочет этим заниматься, она собирается стать филологом и изучать фольклор. Ведь прабабушка её, Марья Тимофеевна, много сказок да историй знала и ей привила к ним любовь. Машутка ведь одна сейчас в меня, Домового, верит, угощения мне оставляет по праздникам, молочко да блины.
Совсем плохо стало после того, как Павел Никанорович объявил о новом проекте – Лукоморье. Да ещё на каком месте, на волшебном, где наш народ издревле живёт! Даже у людей это место известно, Машеньке про него прабабушка много рассказывала. Ох и скандалов было по этому поводу!
«Зачем именно это место рушить, оно ведь одно такое волшебное у нас в городе осталось, неужели тебе всё денег мало? Ты ни о чем, кроме них думать не можешь!» – это самое безобидное, что Машутка выкрикивала. Родители её поддерживают, но Павел Никанорович слушать никого не хочет.
«За это место давно строительные кампании борются, а я почти получил. Это ведь практически центр города, а там лес какой-то с болотом, сколько земли пропадает. Для Вас же стараюсь!» – кричал он. Даже в сердцах сказал, что всегда мечтал о внуке, продолжателе дела, а внучка ему ни к чему. Ой, да что это я! – вдруг воскликнул Демид. – Взял, да и выболтал всё про свою семью, совсем уже забылся. Потому что поговорить то не с кем, на сердце копится, – всхлипнул Домовой.
– Ничего, ничего, Демид, не беспокойся, все свои, – успокоил его Главный. – Выговорись и полегчает. А гостья наша, Кикимора, между прочим прямое отношение к этому делу имеет. Ведь она приехала сюда прямиком из Чащобы, это её болото хотят засыпать и построить там Лукоморье Сити.
Я закивала в знак подтверждения.
– Да, уважаемый Демид, так и есть, – сказала я. – Меня сюда чутьё привело, и как вижу, не зря. Я тоже, как и Машенька, не хочу, чтобы Чащобу уничтожили. И кажется мне, что услышанное сегодня мне поможет.
– Вот я пустая башка, – хлопнул себя по лбу Демид. – Разболтал всё. Но хозяевам вредить не позволю, буду защищать их до конца!
В подтверждение своих слов кудрявый Домовой встал в боевую позицию.
– Не беспокойся, Демид, я не собираюсь использовать во зло то, что услышала от тебя, – сказала я. – Мы с тобой заодно. Я не хочу, чтобы моё болото уничтожили, а ты хочешь наладить мир в семье. И, чувствую, что если мы отстоим Чащобу, то каждый получит желаемое.
– Что же, коли так, то я не против, – добродушно сказал он.
