Kitabı oku: «Семейная сага. Сборник. Книга I», sayfa 3
Глава 11
Асу хлопочет над младшим сыном. Мичи летает вместе с ней. Нобуо готов удрать от них, спрятаться за спасительной стойкой ресепшена.
Или не готов? У Мичи стройные ноги. С пола ракурс особенно хорош.
Нобуо краснеет. Радуется тому, что Рюу поглощён Чио.
Они стоят за порогом. Двери отворены. Ночь дышит прохладой. Слышен разговор звёзд. В нем тоска. Нобуо вздыхает.
– Больно? – Джун ищет следы страдания на лице сына.
– Нет, папа. Странно… Посмотри на Рюу. Мама, Мичи, что-то происходит.
Чио целует руки Рюу. Она сияет. Свет, о котором столько твердил Рюу, теперь видят все. Они похожи на призраков. Туман тянется к ним, окружает прозрачной мантией. Самурай передаёт катаны Рюу. Юноша опускается на пол. Чио за ним. Сайкейрей. Самый почтительный поклон.
– Не вам кланяться, – самурай спешит поднять обоих.
– Мы в неоплатном долгу, господин, – одной рукой Рюу прижимает к груди Чио, другой катаны.
– Из всех живых и мертвых нет никого, кому я обязан больше, чем тебе. Не знаю, что вручаю с этими мечами, дар или проклятие. Но кто-то должен занять и мое место. Госпожа не может без верного рыцаря. Мое служение окончено, отныне ты пойдёшь с ней рядом. Я же отправлюсь искать мою Госпожу. В одном из миров я снова встречу её.
Самурай поднимает голову к небу. Раскрывает руки. Небеса звенят. Сегодня зажглись новые, яркие звёзды.
– Это души всех, кто жил и будет жить в нашем мире. В других мирах. Они откроются вам. Помните одно: где есть любовь, там не боятся смерти.
Лес бушует многоголосием листвы. Звёзды встречают древнюю жизнь. Почтительно расступаются, принимая в свои ряды усталого путника.
Рюу подходит к семье. Нобуо отстраняет мать, поднимается, тоска усиливается. Ему хочется закричать, как в детстве «братик», бросится к старшему брату на шею.
– Отец, позаботься о бабушке. Она у себя. Рассыпалась в прах, подобно другой старухе. Хозяйка рекана удостоена почести умереть, как Госпожа.
– Мама, я люблю тебя. Без тебя, я бы не справился.
– Брат, отель твой. Отныне вы простые люди. Я уверен, ты достойно распорядишься оставшимися годами.
С Рюу произошли неуловимые перемены. Он сделался выше, суровее, старше.
– Мичи, если бы боги подарили нам с Чио дочь, я бы хотел, чтобы она походила на тебя. Ты тропа в будущее, Мичи.
– Я не хочу прощаться.
Мичи цепляется за рукава рубашки. Рюу обнимает девушку, целует в макушку.
– Рекан открыт в любое время.
– С тобой я тоже не хочу прощаться. Мне ведь надо как-то отомстить за вероломное посягательство на мое тело.
Сердце Рюу колотится. Быстрее, чем у обычного человека. Жар исходит от него.
– Увлекательная вышла история, не так ли?
Он подаёт брату знак, тот отводит Мичи в сторону.
Чио улыбается им. Почтительно кланяется Джуну и Асу. Мыслями она уже далеко. Звёзды указывают путь, доступный лишь двоим.
– Ты готов, возлюбленный мой?
– Готов…
Огонь в душе разгорается. Человеческое обличие Рюу тает. Рвётся связь с родными. Юноша бросает прощальный взгляд на мать. Рассвет похож на расплавленное золото. Туман обретает краски, озаряет свечением лес, поднимается к воспарявшему ото сна светилу.
Привязанности покидают Рюу. Все, кроме одной, к сияющей своей Госпоже.
– Нобуо, – он хватает за хвост ускользающие чувства, – подумай, с кем ты хочешь встать под один зонтик.
Голос его рокочет. В утренних лучах расправляет могучие кольца белый дракон. Склоняет рогатую голову к Чио, подставляет спину.
Асу чувствует, Рюу больше не её мальчик. Он нечто могущественное и неизведанное. Дух обрёл свободу.
Дракон устремляется ввысь. Ловит ветер, спешит к восходящему солнцу. Сливается с золотом.
– Выпендрёжник… – Мичи и Нобуо первыми обретают дар речи. Косятся друг на друга. Мичи делает шаг в сторону, оглядывает молодого человека с ног до головы.
– Рюу всегда был драконом, – говорит им Асу, – и, – вздыхает, – и выпендрежником тоже. Меня волнует другое.
Туман рассеялся. Колдовство, окутавшее рекан, спало. На стойке визгливо задребезжал телефон.
– Как мы втроём управимся с гостиницей?
Глава 12
Мичи обходила сто третий, проводя рукой по шершавым стенам. Номер опустел. Духи покинули его, он выглядел заброшенным, одиноким.
Девушка села на циновку. Закрыла глаза.
– Если хочешь, можешь забрать с собой, – Мичи вздрогнула.
– Не бойся, это всего лишь я, – Нобуо возник на пороге, – Можно?
Он указал на циновку. Мичи подвинулась.
– Конечно.
Прошло три дня с золотого рассвета. Рекан кипел, как вода в онсенах. Асу и Джун спешно искали работников. Вакансии на любой вкус. Процесс обещал затянуться. Недовольные гости фыркали, хмурились, недоумевали. В одночасье идеальный сервис стал из рук вон плох. Безукоризненными оставались только завтраки и ужины. Асу не зря называла себя королевой готовки.
Нобуо дневал и ночевал на ресепшене, порой сокрушался, что смерть прошла стороной.
– Чем я могу помочь? – Мичи приставала к нему, чем вызывала у юноши ещё большую панику. Он краснел, бледнел, путал слова.
– Ты все-таки на отдыхе, – выдавливал еле слышно, избегая прямого взгляда.
Отдых. Лучший в её жизни.
– Я увезу с собой весь отель. Мне кажется, он теперь живет во мне,
– Мичи погладила циновку.
– Жаль, что не могу оставить хоть что-то на память о себе.
– Незачем, – быстро произнёс Нобуо, – то есть… я буду помнить о тебе. И эти стены тоже.
Он накрыл ладонью её руку.
– Я отвезу тебя в аэропорт.
– Спасибо, Нобуо.
Машина стояла за воротами рекана. Они шли по дорожкам, петляющим между деревьев. Молча. Мичи впереди, Нобуо позади с чемоданом.
«Подумай, с кем ты хочешь встать под один зонтик», сказал ему брат.
⠀Рюу всегда действовал импульсивно. Он мог отдать свой зонт незнакомой девушке во времена, когда это значило больше, чем просто поделиться зонтиком. Когда это значило связь. Он мог влюбиться в незнакомку, разглядев её чистоту в холодных каплях дождя. Мог бросить вызов деспотичной главе семьи, мог победить смерть. Нобуо мерещилось его присутствие, плечо болело, словно сильная рука ударила, придавая сил. Призывала к действиям.
– Мичи, – начал он. За поворотом показались ворота.
Мичи не расслышала. Они молчали всю дорогу.
Нобуо проводил Мичи до стоек регистрации.
– Отец похоронил Хакусану. Точнее то, что от неё осталось, – мысли путались. Он посчитал, что должен поделиться этим.
– Правильно, – Мичи не нашла других слов.
– Ты думаешь, он придёт к нам? Рюу. Станет приходить каждый год, как было всегда.
– Нет. Он счастлив.
– Что ж…
Она поцеловала его в щеку при прощании. Он не удержал её.
⠀
– — – – —
⠀
Токио шумел девятью миллионами жизней. Бурлил, кричал, смеялся, плакал. Переливался огнями, гремел музыкой. Бежал на работу. Бежал с работы. Спал на ходу. Давил громадами небоскрёбов. Мичи не видела его суеты, ей грезился серебряный туман, молчание северных гор, дыхание онсенов.
Вечерами она открывала ноутбук, пальцы порхали над клавиатурой.
Писалось легко. Стоило только прикрыть веки, герои появлялись перед взором. Добрая Асу. Сдержанный Джун. Властная Хаскусана.
Госпожа. Страшная, запутавшаяся, забывшая предназначение. Самурай, ни на мгновение о предназначении не забывавший. Чио, нежная, хрупкая, сильная, любящая. Рюу. С его кривоватой усмешкой. Нервными пальцами. Сердцем дракона.
И она. Капризом судьбы она оказалась в рекане, где отдыхала смерть.
«Хорошее название. Рекан, где отдыхает смерть».
Мичи с любовью описывала духов, окруживших заботой ревущую девушку. Кожей ощущала тепло источников. Душой единство с загадочным миром, приоткрытом ей и никому более.
Она старалась сохранить его, не растратить в бушующем вихре токийских будней.
⠀
– — –
⠀
Нобуо выслушивал гневную тираду гостя, когда на экране загорелся флажок нового бронирования.
Номер люкс.
– Сто третий. На сутки, – прочитал помощник.
За год семья справилась. Рекан с древней историей привлекал сотрудников особым очарованием. Высокая ставка заработной платы обещала стабильность. Сервис вернулся на привычный уровень. Сезон в разгаре.
– Мы не селим в сто третий на сутки, – отрезал Нобуо. Взгляд упал на имя гостьи.
– Подтверждай.
– — – – –
⠀
Нобуо насчитал семь чемоданов.
– Кое-что пришлось оставить, – Мичи тащит восьмой.
– Ты забронировала сутки, зачем так много вещей?
Мичи роется в чемодане. Оборачивается. В руках бумажный зонтик.
– Я приехала остаться.
Эпилог
Ночь свежа. Осенью небо низкое, звёзды тусклые. А может, зрение не даёт разглядеть их свет?
Нобуо опять взял её очки. Не взял. Нобуо нет вот уже пять лет.
Вчера старший внук сыграл свадьбу. Красное одеяние невесты нисколько не потускнело. Расшитое журавлями. Они принесут молодым счастье. Без сомнений.
Мичи сидит в плетённом кресле, закутанная в плед. Её не тревожат домочадцы и гости отеля. Всё будто в пелене.
Туман ползёт со склонов гор. Касается чуткими пальцами лица Мичи. Давно не виделись, старый друг.
Он опускается мягко. Огромный дракон, сотканный из туманных нитей. Оборачивается юношей в изысканном чёрном кимоно. Ведёт за руку девушку в белых шелках. Их поклон глубок. Её счастье безмерно.
– Ничуть не изменились, все также кланяетесь всем встречным, – Мичи смеётся, но выходит треск.
– Ничуть не изменилась, все также не умеешь шутить, – родной голос песней отзывается в душе.
– Я увижусь с Нобуо?
– Он ждёт тебя, Мичи.
Подать ему руку тоже, что вернуть молодость. Взглянуть в её глаза, что окунуться в любовь.
⠀– Ты написала дивную историю, – шепчет Рюу, – Мичи, прокладывающая тропы.
– Пришло время отдохнуть, – с нежностью вторит Чио.
Рекан остаётся далеко внизу.
Биение сердца под сверкающей чешуёй убаюкивает. Госпожа накрывает плечи мягким шелком. Мичи не боится. Где есть любовь, там не боятся смерти.
Дракон летит в россыпи звёзд.⠀
БАШМАКОВА АННА
«Нити времени»
Краткое содержание.
Смысл жизни в том, чтобы передать информацию будущим поколениям. Так всегда говорила и говорит мама. Когда она начала изучать историю нашей семьи, мы смеялись над этой казалось безумной задумкой. Так происходит всегда. Семейная система одновременно стремится к развитию и сопротивляется ему. Но мама не сдалась нашим насмешкам, она объездила архивы в разных городах, заказывала справки, находила данные, которые были утеряны, переписывала, систематизировала, оцифровывала дневники моего прадеда, бабушки, дедушки. А я решила написать сагу.
Моя история семейной саги относится к временному промежутку с конца XIX века по настоящее время и описывает поколения, начиная с моего прадеда по материнской линии. В основу повествования взяты данные из дневников и архивов, собранные мамой на протяжении последних десяти лет. Имена полностью сохранены. Целью данной семейной саги для меня является выявление и проявление ценности, талантов и силы, которую даёт род и земля, и передача этой информации последующим поколениям.
В конце XIX века семья Коваленко со всеми пожитками и всем составом переезжает из села Великие Старицы на юге Украины в северный Казахстан, и вместе с другими односельчанами основывает село Константиновка. Примерно через полгода рождается Пётр Сидорович Коваленко, мой прадед, с которого и начинается история саги. По прошествии времени дочь Петра Коваленко, моя бабушка с семьёй, возвращается в Украину, где родилась я. В саге отражены не только внутренние конфликты семьи, но и исторические события того времени, их взаимосвязи и влияние на нынешнее поколение. Главные герои саги – мой прадед, бабушка, мама и я. Написание саги для меня – проявление информации, заложенной в ДНК моими предками. Почему мы именно такие, какие есть? Ответ на этот вопрос внутри нас, в нашей уникальной ДНК. История моей семейной саги о прошлом, настоящем и будущем, об истинной сути и свободе быть собой.
Посвящается маме и бабушке. Спасибо за силу, которая есть во мне благодаря вам.
Пролог. Начало
Разрывали меня руки мужские сильные, убивали меня в телах отважных и не сдающихся, жгли в кострах, топили в болотах, но передавали меня уста женские мягкие, в колыбельных ласковых, в рассказах тихих, в поцелуях и молитвах материнских. Никогда не сгубить меня, вечно жить я буду в двух нитях переплетающихся, все живое на земле создающих. И ценность мою не сравнить с золотом и алмазами, ищут меня везде, и не догадываются, что повсюду я есть, в каждом действии, в каждой буковке, в каждой слезинке. Нет мне определения, ни энергия я, ни материя. Называют меня информацией, всеобъемлющей, из уст в уста передающейся.
***
ХIX век, начало истории семьи Коваленко
– Ой, горюшки, шо творится то! Деревня горит! – поднялся бабский вой из полей.
Лето жаркое, душное стояло, 1844 год. Двое молодчиков смекнули трубку покурить на сеновале. Нежданно ветер налетел и понес искру по домам да хозяйствам. Церковь деревянная и та слегла при пожаре. Благо без жертв обошлось. Следователь из города приезжал, а толку то, что с них возьмёшь, с пацанов, документ написал и подался восвояси. Народ покумекал, прошение со всеми подписями составил к царю, дабы денег дали на церковь новую. Традиции соблюдать надо бы, дескать пусть присылают батюшку, дом выстроили ему, содержать обязалися. В прошении том и подпись Коваленко значится.
Уж не знаю чем история с церковью закончилась, но Великие Старицы село древнее, казацко-крепостное, поговаривали, что в земле той Соловей-разбойник покоится. Помаленьку восстановилися.
***
С тех пор прошло без малого годков пятьдесят, женился Коваленко сын, и собралась семья его далёкие земли заселять, в Сибирь.
– Поехали, – говорит, – жёнушка моя, там и земля нам будет, и условия. Чай и детям нашим будущим лучшее житьё.
– Ох, боязно мне в такую даль ехать, в дорогу сложную. Здесь родное всё, сердцу милое.
– Так не одни ж мы едем, многие. Не печалься, все путём сложится.
Делать нечего, собрались и поехали, на лошадях добирались, с хозяйством и всеми пожитками.
По приезду основали село Константиновка, церковь построили, батюшку выписали. И в январе 1897 родился сыночек у Сидора, Петром назвали. На селе школа была, церковно приходская. А отец с матерью у Петра безграмотны были, не пускали его учиться, мол учебой сыт не будешь. Учитель к ним наведывался, уговаривал, дескать грамотный малый, надо бы в школу. Родители рукой махнули, пущай делает что желает. А Петр чего? На родителей глядит, других дорог не знает. И не стал учиться, помогал в поле да по хозяйству.
***
1990 год, начало истории Анюты
Анюта лежала на бабушкиной кровати и старалась прочитать названия книг, не поворачивая голову. Перед ней стоял огромный деревянный стеллаж, на котором каких только книг не было. Полки прогибались под тяжестью бесценной информации, подаренной миру великими классиками русской литературы. На верхних этажах занимали почетное место Пушкин, Толстой и Гоголь. Посередине соседствовали Чехов, Тургенев и Лермонтов. Чуть пониже Корней Иванович и Самуил Яковлевич делили место с огромными томами в твердом переплете, повествующими о съездах КПСС. Там же была коллекция роман-газеты и мифов древней Греции, которые так любила Анюта.
Мария Петровна была учителем русского языка и литературы в местном профтехучилище.
– Бабуль, ты мне почитаешь?
– Погоди немного, допишу дневник.
– А ты зачем дневник пишешь?
– Чтобы тебе потом интересно было читать. Мой отец тоже дневники писал.
– Это деда Петя?
– Да, твой прадед. Он был очень грамотный, хоть и не учился в школе.
Анюта закрыла глаза и слушала звуки ручки, скользящей по бумаге, и шелест исписанных листов.
Глава 1. Часть1. Прадед
Солнце подбросило монетку. Решка! Анюта подставила ладошку лучикам и улыбнулась.
– Вставай, соня, сегодня жаркий день будет. Пойдем на дачу пока не пекло.
– Бабуль, а ты мне расскажешь про деда Петю?
– Вставай, завтрак на столе.
Они шли по тропинке вгору. Анюта не любила дачу, дорога через кладбище пугала своей тишиной и прохладой старых могил. Девочка старалась не поднимать глаза и знала все камушки и веточки на пути. В тот день она так заслушалась рассказа бабушки, что почти перестала боятся.
– Прадед твой, Пётр Сидорович, читать умел, но в школу не ходил, первый класс только. Много читал. Все, что под руку попадалось, сказки, рассказы, жития святых. Три года ему было, когда отца Сидора на военную службу призвали, Японскую войну. Семь лет служил, ранен был, потом домой вернулся.
***
Немного погодя задумал Сидор в тёплые края переезжать, на юг Казахстана теперешнего. Ехали на лошадях 6 недель. По приезду продали лошадь с телегой, купили корову и хлеба. Нанялись сено косить, скот пасти. Петя бесплатно работал, отцу помогал. Боялся его страшно. Случай был зимой, 11 лет парнишке. Поехал за мякиной, а мякина мёрзлая была, воткнул железные вилы, немного повернул и один рожок пополам переломился. Воспитывали мальчика очень религиозно. Читал Петя про деяния святых, и про чудеса ими творимые. Решил тоже чудо совершить, уж больно отца боялся. Приложил отломленый рожок к вилам будто они целы, стал на колени и давай усиленно Бога молить со слезами на глазах, чтобы рожок сломленный прирос. Очень долго молился, все молитвы перечитал по несколько раз. И, несмотря на усердные молитвы, вилы все же не срослись. Когда домой приехал, отец устроил Пете хорошую трёпку.
***
Подхватила, закружила потоком река бурная в холодных водах своих, в водоворотах жизненных, где коряги цепляет, где о камни подводные бьёт. Казалось – забылось…
Глава1.
Часть2.
Анюта и Бог.
Уж неделю Аня ходила сама не своя, как узнала про распятие Христово. Все сильнее прижимала гвоздь к ладони концом острым, пока совсем больно не стало. Никому ничего не сказала, ни бабуле, ни мамочке. Словно что-то переменилось в жизни шестилетней девочки от осознания этого. Как люди могут быть жестокими? Как мог человек выдержать такое? Кто такой Бог Анюта не понимала. Тогда впервые она чувствовала боль, не физическую и не душевную, а какую-то глубокую, неосознаваемую, чужую. Тогда впервые страшно стало. Анюта не могла читать и смотреть, словно сама в этих моментах жила, душою и телом. Не знала она Бога, обычного человека видела, как страшно ему было, как больно. А про себя думала как можно было избежать этого. И только уж когда совсем взрослой стала, поняла Анюта, что не может человек самого себя предавать, какими бы пути извилистыми не были, не свернуть ему с искренности душевной и любви, коли уж найдешь её в себе, не потеряешь.
***
Был у Анюты плакат с Девой Марией и Иисусом над кроватью. Пряталась девочка от мамы, боялась, что ругать будет, а сама на колени падала и просила, обо всём на свете, но больше о простом, чтобы учиться хорошо, и чтобы мама не плакала, и чтобы бабушка не болела. Искренне верила, всем сердцем.
***
Уносила река воды времени, стирала память из сознания, водопадом летела в будущее детей и правнуков. Может и не забылось вовсе…
Глава2.
Часть1.
Первая мировая война.
Сознание имеет границы, не даёт сойти с ума, бережёт психику, сохраняет жизнь. Сознание не всесильно. И до сих пор оно помнит войну.
***
Первая мировая застала Петра Сидоровича Коваленко в возрасте 18 лет от роду. На призыве даже раздевать не стали, спросили здоров или болен, по итогу взяли всех. Отправили на учения, песни петь, строем ходить. После определили в маршевую роту для отправления на фронт. Стали учить стрельбе, тактической обороне, наступлению, словесности. Зубрили титулы от определенного командира до царя и царёвой семьи. Кто не мог ответить, того солдата заставлял офицер залезать на верхние нары и кричать: «Я – дурак! Я – дурак!» пока офицер не натешится.
Всякое бывало. Очень впечатлило Петра телесное наказание, как одного солдата розгами отхлестали за дезертирство, а потом на гауптвахту на месяц посадили.
В феврале 1917 вдруг зашёл в казарму ротный командир, взволнован, со слезами на глазах: «Братцы! Есть очень важная новость. Царь отрекается от престола в пользу своего брата Михаила. Государственная дума взяла власть в свои руки по управлению государством. Теперь дело пойдет лучше. Скоро окончим войну. Измен никаких не будет, так, как делали царские министры: вместо снарядов посылали сухари, и наоборот.» А солдаты от этого объяснения как дурные были. Как можно без царя жить?
На второй день новость пришла, что брат царя Михаил отказался сесть на престол, государственная дума организовала временное правительство.
***
Фронт, немецкий плен, побеги, лагеря, болезни, голод. Что ещё может выдержать сознание молодого парня, лучшие годы своей жизни отдавшего на верность растерзанной стране? Домой! Только бы добраться до родного дома. Но дома гражданская война. И нет ничего впереди, неизвестность, страх. Ждёт ли кто? Живы ли? Ни о чём не думаешь, только бы поесть, только бы эпидемию какую не подхватить. Сознание выстраивало крепость, крепкими стальными прутьями обшивала сердца и души людей. Петр Сидорович прошёл первую мировую от Берлина до Енисея, ему было 26 лет, когда он вернулся домой.
Глава 2. Часть 2. Мысли про войну.
Анюта смотрела как зачарованная на огромный плакат в магазине. Танки там нарисованы, звёзды, и надпись «Великая отечественная война 1941—1945». Спросила у мамы что за война и кто победил. Мама сказала: «Мы победили, Советский союз». Очень впечатлилась Анюта, на всю жизнь тот момент запомнила, гордости, победы и какой-то очень глубокой всеобъемлющей грусти, что грудь в тиски зажала, аж дыхание на секунду встало.
***
После войны надумал Пётр жениться. Одну взял в жены, пожили полгода, ушла к родителям. Вторую, тоже разошлись. Третья, четвертая, пятая, не складывалась никак жизнь семейная. Пётр уж и рукой махнул. А через время засватал служанку у немца-колбасника, вдову Липу, с дочерью.
***
– Бабуль, а сколько у вас детей в семье было?
– Семеро. Я первая у отца, Ольга старшая по матери, очень дружны с ней были. Отец её как свою воспитывал. У меня одной из всех детей глаза темно-карие, почти чёрные, папины.
– А ты на войне тоже была?
– Медсестрой служила в госпитале. На фронт не пустили. Война началась я только школу закончила, на медсестру выучилась.
Был случай как-то в госпитале. Мужик в мельницу попал. Привезли, живого места нет, все медсестры поразбежалися. А я будто на автомате сделала всё как учили, до приезда врача. Жизнь спасла.
Анюта слушала и мечтала такой же стать, героический поступок совершить. Хотя кто знает в чём тот героизм заключается. Прадеды её и деды на амбразуру не лезли, жили как умели. Война она на что? Прадед на курсы агитаторов ходил, представители разных партий про историю России рассказывали, про демократию. Чего сказали, то и другим передали, агитировали. Так и воевали, за что, про что, кто разберёт. После войны хозяйство вели, Петр Сидорович печи клал казахам, обувь кожаную шил. Жена его Олимпиада вязала да пряла, детей растила. Может дела эти и есть подвиг великий..
***
Отзывалось эхо от стальных щитов, сознанием выстроенных. Хоронили в темные могилы чувства разные. Думали пройдет, забудется, без следа исчезнет.
Воскресали! Глухими слезами к сердцу пробивались, места отвоёвывали в душе, в теле, в разуме…
