Kitabı oku: «На углу Вселенной», sayfa 4

– Понимаю. – Роман помолчал. – Знаете что? Я могу с вами поехать на птичий рынок.

– Зачем?

– Купите себе там пёсика, будет о ком заботиться.

– Ну-у, не знаю…

– Подумайте. Если надумаете, заходите. Я сижу в комнате семьдесят восемь, на втором этаже.

– Я знаю, – Лена подняла на Романа глаза, которые до этого старалась скрывать. – У нас в отделе обсуждали создание новой группы профессора Кардашевского и вас упоминали. Спасибо вам.

– За что?

– За сочувствие. Уже уходите?

– Да. Сейчас корреспонденты приедут, будут выспрашивать, как мы собираемся искать внеземные цивилизации. Надо их встретить, пока Емеля не опередил.

Глава 7. Кутузовский проспект и его окрестности

– Роман! Привет. Что, на сегодня работу закончил? Если хочешь – садись, подвезу. Или прогуляться хочешь? В такую погоду только и гулять. Тепло, настоящая весна начинается.

Роман поздоровался с Глебом, который протирал переднее стекло у своего «Москвича».

– Опять дела в меховом ателье?

– И не только. Хочу и тебе предложить выгодное дельце. Здесь недалеко, как ты знаешь, гостиница «Украина», но сотрудникам не хочется тратить своё обеденное время, чтобы стоять в очередях. А печеньем и конфетками девушки любят полакомиться. Они меня попросили привозить им товар прямо в гостиницу. Готовы доплачивать, конечно. Я сказал, что у меня клиентов много, но обещал поговорить с надёжным человеком. Ты как?

– Что как? – не понял Роман.

– Не хочешь подработать? Или в обеденный перерыв, или после работы привезти им несколько коробок конфет и пачек хорошего печенья. Того, что обычно на полках в магазинах не залёживается.

– Как же я буду возить? У меня в отличие от тебя машины нету.

– Да ты за день здесь больше перетаскиваешь! Возьмёшь большую сумку, сядешь на троллейбус, проедешь одну остановку – всего делов-то. А потом, глядишь, и на машину заработаешь. У меня тоже машина не сразу появилась.

Глеб внимательно посмотрел на Романа.

– Ничего в этом противозаконного нет. Купишь конфеты за свои деньги, имеешь право.

– Я подумаю.

– Подумай. Только недолго. Желающие быстро найдутся. – Глеб помолчал. – Слушай, Роман, ты когда последний раз в кино был?

– Я? Давно. А что?

– Не хочешь сходить со мной на фильм «Полёты во сне и наяву»? У нас тут в кинотеатре «Киев» идёт.

– Это там, где Янковский в главной роли?

– Кажется, да.

– Я не против. Только мне к половине одиннадцатого надо быть дома. Одна знакомая обещала позвонить. Понимаешь, я обещал съездить с ней на птичий рынок. – Роман вкратце пересказал Глебу события вчерашнего дня.

– Могу предложить свою помощь, – неожиданно сказал Глеб. – У моего знакомого ощенилась сука. Помесь ретривера с лабрадором. Не ахти каких дворянских корней, но и не из подворотни. Красивые щенки, мохнатые, чёрные. Он как раз ищет, кому бы пристроить. Один мальчик и одна девочка.

– Я завтра могу у неё спросить. А ты пока своего знакомого не обнадёживай.

– Договорились. Ну так как насчёт кино? Согласен? Тогда садись в машину. Доедем, тут недалеко.

Глеб вёл машину аккуратно, но немного залихватски. Правил не нарушал, проезжая мимо гаишников, в их сторону не смотрел или не поднимал взгляд выше пупка.

– Когда едешь мимо гаишника, никогда не смотри ему в глаза. Он взглядом цепляет и в пяти случаях из десяти останавливает. – При повороте с Киевской улицы на набережную Тараса Шевченко Глеб притормозил и переключил передачи. – Это я тебе рассказываю на будущее. Пригодится.

Роман хотел поддержать разговор, но не знал, о чём рассказать. Глеб первым нарушил молчание:

– К нам вчера в магазин итальяшки набежали. Толпа человек в двадцать: гогочут, смеются. У них тут посольство через мост. У одного – маленького, чёрненького – ожерелье на шее висит. Сделано из монеток наподобие наших копеек. И он самый многоголосый. Кричит и кричит: «Кавиар, кавиар!» Остальные поддерживают. Я им говорю – здесь кондитерский, «кавияр» на соседней улице. Не понимают, хотя я по-английски объяснял. Пришлось проводить до дверей валютной «Берёзки». Отблагодарили. Сунули целый доллар. Что мне теперь с ним делать?

– Итальянцы вообще не любят иностранные языки учить. На севере Италии ещё немного немецкий знают, потому что Швейцария рядом. По-испански понимают, разговорный испанский похож на итальянский. Но английский знают только в пределах «кавиара». Больше знать не хотят. Впрочем, так же как и во Франции. Даже если знают, сделают вид, что не понимают. Есть даже анекдот про французского попугая.

– Какой?

– Французу выписали штраф за то, что его попугай ругался по-английски. Я, говорит, его покупал когда, не знал, что он английским ругательствам обучен. Ему отвечают: переучивайте, попугаи в нашей стране должны быть патриотами!

Повернув на набережную Тараса Шевченко, Глеб припарковался прямо у кинотеатра.

– Я тут недавно смотрел документальный фильм, как у них там на Западе паркуются. Машина почти у каждого, улочки маленькие, могут полчаса колесить, пока место себе найдут. Как ты думаешь, Глеб, у нас так когда-нибудь будет?

– Как? Чтобы припарковаться было нельзя? Вряд ли. Новые машины дорогие, да и не купишь их так просто. Года два надо в очереди стоять. У меня-то в Южном порту куплена. Знаешь песенку? «Мы пришли сегодня в порт… и стоим, разинув рот». Опять же, с запасными деталями тяжело. Если у тебя нет знакомого человечка на автосервисе, то пиши пропало: днём с огнём будешь искать – не найдёшь. Тут у меня недавно аккумулятор полетел, так несколько дней по мастерским мотался, и только пару дней назад удалось выменять свой горелый на более-менее отремонтированный. Вот пока стартёр крутит.

До начала сеанса оставалось десять минут. Глеб предложил:

– Успеем выпить по кружечке пивка. Здесь буфет замечательный. Ты как, не против?

Буфет в зелёном зале действительно был великолепный. Бутерброды с сыром, с колбасой сырокопчёной стоили всего по десять копеек. Роман с интересом огляделся по сторонам.

– Ты часто здесь бываешь?

– Где? – не понял Глеб.

– В этом кинотеатре.

– Конечно. Я же живу в этом доме. Удобно. Мальчишкой ни одного нового фильма не пропускал, особенно мы с ребятами любили «Песни моря». Иногда вместо уроков бегали сюда, не стану скрывать. А на зимних каникулах по утрам крутили детские фильмы. И мы на всю неделю покупали абонемент. Толю Клюквина и Кроша наизусть выучил. Пошли в зрительный зал, пора.

После фильма молодые люди решили прогуляться по набережной. Темнело. Глеб посмотрел наверх и указал Роману на балкон на третьем этаже, второй слева.

– Вон мой балкон. Я там антенну соорудил – вбил крюк прямо в стенку между кирпичами. Знаешь, с детства люблю радиодело, в армии был радистом. А в юности сделал свою передачу, «Радио Сокол» называлась.

Глеб сделал небольшую паузу и голосом диктора произнёс:

– Говорит «Радио Сокол», говорит «Радио Сокол»! В эфире знаменитый вокальный квартет Beatles: P.S. I love you!

– Радиохулиганство?

Глеб усмехнулся:

– Можно и так сказать. К моему величайшему удивлению, меня почему-то не трогали. Наверное, решили: пусть мальчишка развлекается, принимая во внимание номер дома и название улицы. А улица – Кутузовский проспект, а дом – номер тридцать. А в доме двадцать шесть весь наш триумвират живёт: Генеральный дядя Лёня, председатель Комитета Глубокого Бурения дядя Юра и Глава Внутренних Дел Николай Анисимович. Отцу подарили как-то приёмник «Альпинист». У него диапазон средних волн. А я как раз вещал на средних волнах – триста метров. С этим «Альпинистом» были интересные истории. Однажды выхожу из своего подъезда, проверить, насколько далеко мой «Сокол» долетает. В нашем дворе стоит такси, водитель сидит в машине, ждёт кого-то и моё радио слушает. То есть я слышу «Битлов» и из «Альпиниста», и из машины. Как раз, помню, «Can't buy me love» играло. И пошёл я со своим приёмником к центру, в сторону гостиницы «Украина». Дошёл до двадцать шестого дома, прошёл мимо подъезда дяди Лёни, дяди Юры и Николая Анисимовича – слышно прекрасно. И так по набережной почти до фабрики «Сакко и Ванцетти» дошёл, упёрся в её забор и на этом решил эксперимент закончить. А ты?

– Что я? – не понял Роман.

– Чем ты в детстве увлекался?

– Астрономией. Сколько себя помню, всегда ею интересовался, читал книжки про космос, сам сделал телескоп. Только у нас в Москве плохо видно звёздное небо – слишком много света и пыли. Мы с друзьями выезжали за город, на чью-нибудь дачу, и там вели наблюдения.

– Луна, Марс?

– Не только. Сатурн, Юпитер, туманности, галактики разные. И просто звёзды – знаешь, какие они красивые бывают? Например, двойная звезда Альбирео, бета Лебедя. Оранжевая и голубая звёздочки видны рядом в небольшой телескоп.

Роман воодушевился, рассказывая о своём увлечении,       и его энтузиазм передался Глебу:

– Покажешь? Этот телескоп до сих пор у тебя?

– Нет. – Рома сник и сразу погрустнел, опустив голову. – Нету телескопа.

– Почему?

– Отчим пропил. Просил у матери деньги на выпивку, она не давала. Дождался, когда мы с ней из дома ушли, и стащил телескоп. Сдал его в какую-то лавку подержанных вещей. Я у него с трудом выпытал адрес, когда он проспался. Побежал туда – а телескопа уже нет. Продали. Хороший телескоп был, я с ним столько удачных наблюдений провёл!

– Да-а, дела-а, – протянул Глеб и вдруг воодушевился: – Вот ты и купишь себе телескоп на честно заработанные! Я видел, сейчас такие телескопы можно купить – закачаешься! Поедем в Кратово на дачу, покажешь мне звёздное небо. Я ведь тоже в детстве астрономией увлекался, «Детскую энциклопедию» читал. Хоть сейчас могу рассказать, чем истинное солнечное время отличается от среднего.

Роман посмотрел на Глеба с уважением.

– Я знаю многих астрономов, которые не сразу об этом смогут рассказать. А вот мой отчим – тот вообще считает, что солнце вращается вокруг Земли.

– Шутишь!

– Он мне на полном серьёзе как-то говорит: я вам, учёным, ни на грош не доверяю. Только деньги на вас государство тратит, а толку – пшик. Вот ты, говорит, чем занимаешься? Я говорю, что звёзды наблюдаю. А он – на хрена мне твои звёзды? Вот если бы они мне маленькую ночью на парашюте спустили, я бы им спасибо сказал. А так – солнце днём крутится, звёзды ночью фигнёй маются, луна тоже блестит зачем-то… Народу эти ваши звёзды и планеты без надобности. Так и говорит. Может, издевается. Как только моя мать могла с ним связаться? Я поэтому из дому и ушёл, что не мог больше смотреть на это. И на пьянство его вечное.

– Он, наверное, на самом деле прекрасно знает, что вокруг чего вращается. Просто видит, что тебя это раздражает, вот и подначивает. У нас в школе это называлось «поиметь». Все они такие, любители заложить за воротник. Вот, например, слышал такой анекдот? Под балконом дома стоит мужичонка в кепке и глядит вверх. Постоял-постоял и закричал: «А-ню-та! А-ню-та! Выдь, что скажу!» – Дверь на балконе с грохотом отворяется: «Ну, чего тебе?» – «Брось мне шестьдесят две копейки, а то на молоко не хватает!» – «Как же я брошу, они же рассыпятся?» – «А ты в трёшку заверни!»

Роман ответил:

– Вот так же и мой отчим каждый раз что-нибудь новенькое придумывает. Тут на днях говорит: «Нюра, извини, опоздал, такие пробки – ужас!» Она ему: «Коля, да ты пьян! Какие пробки?! У тебя же права на машину отобрали!» – «Да мы два часа мучились с Серёгой, это же надо так вино закупорить!»

Со стороны главного входа в знаменитый «Гастроном» тридцатого дома к ним приблизился совершенно не характерный для Кутузовского проспекта персонаж. Это было что-то средних лет, одетое в нечто очень поношенное. Мужичонка увидел двух молодых людей и твёрдым шагом направился прямо к ним.

– Ребятки, вам третий не нужен? Только у меня того… с деньгами туго. Мелочь в кармане звенит. Эх, прошли времена! Раньше за два восемьдесят семь взяли бы, как раз ещё на сто грамм кильки «весёлые ребята» хватило бы. А теперь… Ну как? Посидим, поговорим…

– А что, – подмигнул Роману Глеб, – посидим и расскажем друг другу, какие мы знаем три источника и три составные части.

– Стакан, бутылка и закуска! – живо подхватил мужичок. – Три главных источника нашей жизни, они же три составные части дружеского общения. Ну что, ребятишки, как насчёт этого самого?

Глеб достал из кармана пятёрку и протянул соискателю.

– Я вижу, сэр, вам поправиться надо. На, возьми. Потом отдашь. А нам с товарищем недосуг сейчас. Извини.

– Ты, друг-человек!.. Да я… Да ты… – Мужик махнул рукой. – Спасибо!

Он быстрым шагом удалился в сторону главного входа в «Гастроном».

– Наверное, с того берега перебрался по окружному мосту, – проводил его глазами Глеб. – У нас тут таких персонажей не водится. – В этот момент взгляд его упал на камень в овраге: – Смотри-ка! Плита моя до сих пор тут валяется!

– Какая плита?

– Могильная плита из гранита. Помню, в пятом классе – дай, думаю, я её домой притащу, пригодится. А сверху приятель смотрит и говорит: «Ты зачем её, Глебка, тащишь?» – «Себе на могилу», – отвечаю. Но не дотащил, не осилил. А приятель стоял сверху, насмехался. Нет чтобы помочь.

Роман взглянул на часы.

– Уже одиннадцатый час! Я совсем забыл! Мне же позвонить должна девушка. Я тебе говорил. Эх, не успею доехать!

– Давай подвезу, – предложил Глеб. – Заодно посмотрю, как ты устроился по моей протекции.

Пока ехали, Роман вспомнил, что хотел спросить у напарника.

– Глеб, ты в нарды умеешь играть?

– Да, а что?

«Говорить или нет? Пока не буду».

– Хотелось бы научиться. А сам-то где играл?

– В армии. Там у нас один кавказец служил, как и я, радистом. Очень любил эту игру. Свои нарды из дома привёз, а когда на дембель уходил, мне подарил. Они у меня сохранились. Если хочешь – приходи, научу.

– Спасибо. Как-нибудь зайду.

Глава 8. Если звёзды умирают…

В конференц-зал народу набилось видимо-невидимо. Все с нетерпением ожидали приезда иностранной гостьи. На самом видном месте в холле красовался большой плакат: «17 апреля 1982 года в конференц-зале ИРА-2 состоится лекция первооткрывательницы пульсаров Сьюзен Джоселин Белл Бернелл. Начало в 17 часов». Роман вошёл одним из первых, вместе с ответственным за конференц-зал, и уселся в кресло в первом ряду.

До начала лекции оставалось пять минут, а докладчицы всё не было. Наконец без двух минут пять в зал стремительно вошла широко улыбающаяся дама с роскошной рыжей шевелюрой, в очках с чёрной роговой оправой и очень скромно одетая: чёрный пиджачок, из-под которого выглядывала кофточка пурпурного цвета с оттенком маджента, чёрные брюки в серую полоску и светло-серые полукеды на толстой подошве – она целый день провела в экскурсиях по Москве и одежду поэтому выбрала лёгкую и походную. Вытащив из сумки, висевшей на плече, кипу прозрачных плёнок, передала их Саше Рублёву, который отвечал за оверхед-проектор и всегда помогал лекторам с демонстрацией их результатов.

Поднявшись на сцену, Джоселин обернулась к залу, одёрнула пиджачок и поздоровалась. Затем она подошла к знаменитой доске и, беспомощно оглянувшись по сторонам в поисках мела, зачем-то покрутила ручку сбоку от доски. Переводчица – которой оказалась Леночка Фролова, хорошо знавшая английский язык и иногда помогавшая с письменными переводами сотрудникам института, – подошла к Джоселин и что-то тихо сказала ей. Та оглянулась и, увидев большой кусок мела на краю стола, благодарно улыбнулась Лене.

Уверенно написав на доске формулу, Джоселин повернулась к аудитории и задала вопрос:

– Do you know this formula?²

Перевода вопроса не потребовалось. Публика в тот день подобралась осведомлённая, формулу эту знающая и сломавшая не один десяток копий в дебатах по поводу оной. Шелест голосов всколыхнулся в зале одновременно в нескольких местах: «Формула Дрейка!» Джоселин удовлетворённо улыбнулась и начала рассказывать о том, что уравнение Дрейка содержит слишком много допущений и, строго говоря, не является научным. Поэтому весь проект SETI – это скорее религия, а не наука. Основные допущения нельзя ни доказать, ни опровергнуть, точно так же, как нельзя доказать или опровергнуть существование Бога.

Сама Джоселин тоже увлекалась SETI, поэтому в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году, когда впервые зарегистрировала таинственный пульсирующий радиосигнал из космоса, прежде всего подумала о «зелёных человечках». Она так и назвала объект, посылающий сигналы из космоса: LGM-1 (Little Green Man). Джоселин под руководством Энтони Хьюиша искала тогда квазары с помощью радиотелескопа, но вновь открытый сигнал имел чёткую периодичность и не был похож на сигналы от квазаров.

Коллеги над Джоселин вначале откровенно потешались: она была всего лишь аспиранткой, к тому же женщиной. «А ты правильно включила телескоп?» – это был первый вопрос, который ей задавал каждый, кому она рассказывала об открытии. Но Джоселин привыкла к скептицизму с их стороны и старалась не обращать на него внимания, хотя научные сотрудники в Кембридже вели себя высокомерно и всячески подчёркивали своё превосходство над скромной девушкой из провинциальной Северной Ирландии.

Примерно через месяц сигнал появился снова. Он повторялся регулярно через одну и три десятых секунды. Теперь уже и научному руководителю Джоселин пришлось поверить в реальность сигнала. Потом открыли другой сигнал, а через несколько недель – третий и четвёртый. В 1968 году в журнале «Нэйчур» была опубликована совместная статья Джоселин Белл с Энтони Хьюишем, её научным руководителем, о наблюдениях быстро пульсирующего внеземного радиоисточника. Сообщение стало научной сенсацией. Посыпались различные гипотезы, пытающиеся объяснить происхождение сигналов. Один советский астроном предположил даже, что радиопульсары – это «маяки» внеземных цивилизаций. Но вскоре учёные сошлись на том, что открытые пульсары – это сверхплотные вращающиеся нейтронные звёзды, рождённые во взрывах сверхновых. Теоретически эти звёзды были предсказаны ещё тридцать лет назад.

Настоящее потрясение Джоселин испытала в тысяча девятьсот семьдесят четвёртом году, когда её научному руководителю, имя которого стояло первым в знаменитой статье о пульсарах, присудили Нобелевскую премию за открытие первого пульсара, а её не включили в число соискателей. Когда Джоселин на интервью спрашивали, что она думает по этому поводу, она отвечала, что всё нормально, ведь Хьюиш – её научный руководитель… Но в душе, конечно, сильно тогда переживала.

Обо всём этом Джоселин рассказывала теперь совершенно спокойно. Видно было, что она пережила эту ситуацию и давно простила людей, вольно или невольно обидевших её. Роман спросил себя, а как бы он поступил на месте Хьюиша? Стал ли бы он настаивать на том, чтобы его аспирантку включили в число соискателей?

Наверное, стал бы. Или отказался бы от премии, если бы в комитете сказали, что аспирантам её не присваивают. Чтобы всю оставшуюся жизнь не мучила совесть за присвоенное открытие, сделанное другим человеком.

Лена переводила хорошо и усердно, в некоторых местах переспрашивала докладчицу и та с готовностью повторяла и разъясняла непонятные места. Когда докладчица кончила и предложила задавать вопросы, в аудитории поднялся лес рук. Вопросы были самые разные: и о том, чем Джоселин занимается в настоящее время, верит ли она по-прежнему в зелёных человечков, и о том, каковы перспективы поиска внеземных цивилизаций, и что на западе делается в этом отношении. Наконец слово дали Емельяну Афанасьевичу Переплюйкину. Зал дружно вздохнул и приготовился к аттракциону.

По большому счёту, Емелю надо было проигнорировать и слова ему не давать. Все знали его как каверзного и дотошного сослуживца, пытающегося при всяком возможном случае уличить собеседника во всевозможных отклонениях от истины. Но в этот день ходом заседания руководил представитель первого отдела из смежного института. Он не был посвящён в такие нюансы и кивком головы разрешил Емеле задавать свой вопрос, когда тот подался вперёд и даже толкнул Романа, пробираясь между креслами к сцене.

– После опубликования вашей статьи в «Нэйчур» в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году у вас стали брать многочисленные интервью. Журналистов больше всего интересовал размер вашей груди, талии и бедёр. Тогда вы сказали, что не в курсе, что вас это не интересует. А сейчас вы уже знаете эти свои размеры? – И, обратившись к переводчице, Емеля потребовал: – Переведите.

Лена покраснела до кончиков своих белокурых кудрей. Ведущий опешил и в изумлении воззрился на Емелю, по-видимому, на какое-то время потеряв дар речи. Емеля победоносно обвёл взглядом аудиторию, с удовольствием отметив скабрезные усмешки на некоторых лицах. Но таких было меньшинство. Большинство же присутствующих выразило своё негодование недовольным ропотом; секретарь парткома института, сделав грозное и устрашающее лицо, попытался урезонить Емелю сдерживающими жестами, но тот демонстративно не смотрел в его сторону. К Емеле подскочил председатель профкома и взял его за локоть, но Переплюйкин тут же выдернул свою руку из цепких пальцев главы профсоюзного бюро и снова обратился к Елене:

– Ну что же вы молчите? Переводите вопрос.

Ведущий наконец оправился от шока и что-то тихо сказал сидящему на приставном стульчике у окна гражданину в сером костюме. Тот поспешно вскочил со своего места и, подойдя вплотную к Емельяну Афанасьевичу, дружески положил руку ему на плечо. От этого невинного жеста Емеля как-то весь сразу скукожился, затрепетал и побледнел. Смена выражений на его лице была так разительна, что её заметила даже докладчица. Она с интересом посмотрела на Лену и спросила:

– What's the matter?³

Лена к этому моменту уже пришла в себя и ответила в том духе, что на научном семинаре не принято задавать вопросы личного характера и поэтому человеку, задавшему подобный вопрос, следует покинуть аудиторию. Таковы правила. Емеля под руку с серым костюмом покинули аудиторию под заинтересованные взгляды присутствующих. Надо было спасать положение, так как молчание слишком затянулось. Никто не рисковал вызывать огонь на себя.

Роман привстал со своего места:

– Можно мне?..

Ведущий цепким взглядом мгновенно оценил степень лояльности спрашивающего. Видимо, результат осмотра его удовлетворил, потому что он утвердительно мотнул головой. Роман не стал затруднять Лену переводом и спросил по-английски:

– Do you think whether the life may exist on these dying stars?⁴

Лена с опаской посмотрела на ведущего. Тот сказал, видимо, не поняв вопроса:

– Переведите.

Лена послушно перевела вопрос Романа на язык, понятный большинству присутствующих, и Роман отметил про себя, что зря он выпендривался, всё равно его благой порыв не сработал. Между тем Джоселин, явно заинтересовавшись вопросом Романа и что-то тихо проговаривая про себя, начала рыться в своих записях. Наконец нашла тоненькую брошюрку – препринт новой статьи, пояснила она – и что-то на ней написала. Вслух она сказала:

– Yes, I do believe it may be so. And I'm looking for the people who are sharing my point of view.⁵

Подошла к Роману – благо он сидел в первом ряду – и вручила ему свою статью. После этого семинар сам собой подошёл к концу, докладчицу поблагодарили и всех присутствующих пригласили на небольшой фуршет в кабинете директора.

Роман рассмотрел подаренный препринт. На внутренней странице обложки красовалась дарственная надпись Джоселин.

Позже, в кабинете директора, Роман увидел, что Емеля сумел-таки подобраться к Джоселин с бокалом шампанского, подозвал к себе Леночку и начал атаковать гостью своими вопросами. Лена смущалась, но переводила. Джоселин, однако, отреагировала неожиданным образом: расхохоталась и начала что-то горячо рассказывать; Лена едва поспевала за ней. Роман передвинулся поближе к компании в надежде, что Джоселин заметит его – он хотел пообщаться с ней на интересующую его тему. Успел мельком просмотреть препринт, который его очень заинтересовал.

Старания Романа увенчались успехом. Джоселин что-то сказала Лене, та кивнула и, повернувшись к Роману, призывно помахала ему рукой. Емеля скорчил недовольное лицо, но – делать нечего! – ему пришлось отойти в сторону.

– Doctor Pokrovskii, – представился Роман. – If you don't mind, I would like to clear out some points⁶.

– Вы сами справитесь, Роман Анатольевич? Я могу идти?

– Да, конечно, Леночка. Спасибо.

Роман рассказал Джоселин, чем он занимается в институте и что именно его заинтересовало в подаренной ею статье. Насколько он понял при беглом знакомстве с препринтом, речь там шла о совершенно иной форме жизни, чем та, которую ожидают обнаружить искатели в рамках программы SETI. И критерии поиска предлагаются необычные: не обшаривать небо в надежде наткнуться на сигналы искусственного происхождения, а пытаться найти источники, которые самим своим существованием нарушают второе начало термодинамики. Роман не понял: как это? Джоселин объяснила.

Если оставить всё как есть, природа стремится перейти от состояний менее вероятных к состояниям более вероятным. Например, если собрать кучу валежника и оставить в таком положении на зиму, он постепенно сгниёт под действием дождей, снега и ветра. И уж во всяком случае, не превратится самостоятельно в шалаш. Но если вдруг на месте кучи появится нечто, противоречащее теории вероятности, – надо искать разумного нарушителя второго начала термодинамики.

Или ещё пример. Возьмём неприметную звёздочку V838 Единорога. Находится на расстоянии двадцать тысяч световых лет от Солнца. В какой-то момент блеск её начал расти. Так бывает со звёздами на пороге гибели, когда они в последний момент взрываются и разбрасывают вещество перед тем, как потухнуть окончательно или погаснуть до еле заметного тления. У этой звезды блеск тоже начал уменьшаться после взрыва, но вдруг она снова увеличила свою яркость. И так несколько раз. Учёные стали ломать головы над необычным поведением этой звезды: оно не вписывалось ни в какие теории.

А если предположить, что на звезде произошёл спровоцированный термоядерный взрыв? И не один, а несколько? Если мы уже сейчас можем уничтожить всю Землю в пламени термоядерной войны, то почему не предположить, что обитатели звёзд достигли гораздо большего могущества и могут стереть в пыль целые светила? Расчищают пространство, так сказать, под себя. Тогда всё становится на свои места: первый удар достиг своей цели, но не полностью; второй и третий вчистую доконали звезду, а вместе с ней и всё обитаемое и необитаемое пространство вокруг на расстоянии нескольких астрономических единиц.

Так же действуют пахари и сеятели, обрабатывая плугом обычное земное поле: разрыхляют пласты почвы, перемалывая сорняки и уничтожая кротовьи норы, а затем раскидывают зёрна, с нетерпением ожидая всходов будущего урожая. Звезда, умирая, разбрасывает вокруг себя химические элементы – основу будущей жизни. В молодых звёздах нет ни железа, который так нужен для образования гемоглобина, ни кислорода и углерода с азотом, входящих в состав аминокислот. И только пройдя весь свой жизненный путь до конца, массивная звезда обогащается широким набором химических элементов для зарождения новой жизни и может служить удобрением для взращивания в космосе новых цивилизаций.

Но не каждая звезда подходит для такого космического «инкубатора». Наше солнце ожидает гораздо более спокойный конец: разбухание до красного гиганта сменится съёживанием до размеров белого карлика, который выгорит постепенно дотла и превратится в ничем не примечательного чёрного карлика. Зато и время жизни у нашего солнца гораздо больше, чем у массивной звезды, рядом с которой за несколько миллионов лет просто не успеет развиться мало-мальски разумная жизнь.

Но вот наступила катастрофа и звезда взорвалась. Смертельные потоки радиации и звёздной плазмы разлетелись во всех направлениях, по близким и далёким космическим закоулочкам. Что останется на месте взрыва? Пшик? Вовсе нет. Останется та самая нейтронная звезда-пульсар наподобие того, что наблюдала Джоселин. На звёздном осколке, масса которого всего-то в полтора раза больше солнечной, жизни в нашем понимании, конечно, быть не может. Но Сеятели наверняка оставят смотрителя на маяке, чтобы звёздные корабли не заблудились в пространстве. Мигающий свет пульсаров будет озарять путь Жнецам, которые прибудут сюда через несколько сотен миллионов лет, чтобы собрать урожай. И вот такие смотрители звёздных маяков, по мнению Джоселин, обитают на пульсарах.

Роман выразил восхищение фантазией первооткрывательницы. На его вопрос о том, как отнеслись в редакциях журналов к необычной гипотезе, Джоселин смущённо ответила, что ни в одно издательство статью так и не приняли, но она издала препринт за свой счёт. Роман посоветовал ей напечатать статью как научно-фантастический рассказ и сказал, что в этом случае она соберёт более обширную аудиторию, ведь фантастику читает гораздо больше людей, чем научную литературу. Джоселин смутилась ещё больше и рассказала, что она пробовала, но в журналах фантастики её статью тоже не берут – говорят, что она написана слишком сухим научным языком. Тогда Роман осмелел и предложил ей свою помощь в качестве соавтора. Он к тому времени уже напечатал несколько рассказов в разных журналах и, как говорил его друг детства, не лишён был литературного таланта. Ну и что же, сказал Роман, что английский не его родной язык, зато он постарается придумать завлекательную фабулу, а уж Джоселин подберёт нужные эпитеты и сочные метафоры.

Пройдёт не меньше десяти лет, прежде чем в России появятся зачатки интернета. Железный занавес начнёт рассыпаться только с конца восьмидесятых, а до тех пор почтовые сообщения, и без того не отличающиеся стремительностью, будут ползти между странами со скоростью черепахи. Несмотря на это, дуэт Джоселин и Романа окажется удачным. Их рассказ будет опубликован в американском журнале «Фэнтези энд Сайенс Фикшн» и понравится любителям научной фантастики. Но не будем забегать вперёд и вернёмся к дням сегодняшним.

Глава 9. Лунные заговорщики

В магазин завезли торты с Черёмушкинского хлебокомбината. Глеб отложил несколько коробок «Полёта» в холодильник для персонала, а остальные, обычные – бисквитно-кремовые, «Сказки», «Ленинградские», «Чародейки», «Москвички» – носил в торговый зал. В зале по этому случаю толпилось народу больше, чем обычно, поэтому он не сразу обратил внимание на человека, скромно стоявшего у прилавка, хотя тот на целую голову возвышался над остальными. Человек ничего не покупал, он просто с любопытством, в котором сквозил оттенок печали, озирался по сторонам. Проходящая мимо бабуля толкнула его. Он извинился, огласив магазин глубоким басом. В этот момент Глеб занёс в зал очередную порцию тортов.