Kitabı oku: «Сказка о девяти адептах», sayfa 6
– На коленях будешь пощады просить! – взвыл он, так и не определившись с самой страшной из возможных кар.
– Нет, мэтр, – все так же бесстрастно прозвучало в ответ.
И вдруг стало тихо. Ольгарт недоуменно покосился на Рохора – у него что, случился сбой отображения памяти? Звук пропал?
Нет, зеркало работало вполне исправно.
– Что? – тихо и ошалело переспросил Нуар после продолжительной паузы. – Ты… как… Как это – не будешь?
– Я виноват и не заслуживаю снисхождения.
– Да-а? – в голосе архимага послышалась некоторая озадаченность. – А может, все же попробуешь? – ехидно поинтересовался он. Весь аж желчью изошел. Ну, хоть орать на время перестал, и то хлеб, а то голова уже побаливает.
– Нет, мэтр, – проговорил лишенный интонации голос.
– Ты что несешь, мерзавец?!
– Вы поступите, как сочтете нужным независимо от моих просьб. Предположить иное означает заподозрить в сентиментальности Вас самого.
Опять пауза… Тихо…
Великие боги, Рохор, он что рехнулся? Что ж он делает? Нуар же сейчас…
– Проси пощады, скотина! – взревел вдруг Нуар так, что заложило уши.
– Это приказ? Простите мэтр, я не понял. Я выполню, но поскольку этому меня не обучали, я бы хотел получить дополнительные указания. Должен ли я громко завывать, или, наоборот, говорить тихо и проникновенно? Должен ли я расплакаться?
Нуар взвыл почти на ультразвуке, резко вскинул вверх растопыренную ладонь, вокруг пальцев которой клубилось полупрозрачное черное облако. Зеркало вдруг потемнело, пол рванулся вверх так резко, что Ольгарт невольно отшатнулся – казалось, сейчас по щеке ударит.
Нет, не ударит. Рука Рохора в зеркале оттолкнула красно-фиолетовый ковер, поставила на место. И снова в глубине зеркала проявилась осточертевшая до боли морда Нуара.
А безжизненный голос продолжал, почти не сбившись:
– Если же да, то должен ли я плакать громко и навзрыд, или, наоборот, тихо всхлипывать? Должен ли я…
Нуар завизжал. Изображение в зеркале задрожало и разбилось, разлетелось в дребезги. Зеркало почернело и медленно растворилось в воздухе.
За столом было тихо. Никто уже не галдел и не смеялся. А потом, после продолжительной паузы, вдруг заговорили все разом.
– Ты нарываешься, Рохор, – медленно проговорил Койер. – Зачем?
– Если ты решил спровоцировать эту скотину убить тебя, ты выбрал неподходящее время, – фыркнул аристократ.
– Да уж! Сейчас у нас самая работа, а ты… – высказался Кивк с оттенком обиды в голосе.
Рохор пожал плечами.
– Очень уж мне не понравилась идейка, что я именно ПОЗВОЛИЛ мэтру прыгнуть через парапет. – сообщил он, – Только мне ментального допроса не хватало. Мог бы и не потянуть. А так – отвлек, разозлил, вот и все в порядке.
Все в порядке? Б-рр. Еще раз реанимировать после такого «все в порядке», и всерьез захочется попроситься обратно в подвал.
– А я говорил, что надо было послать меня, – вылез Койер. – Только я, один я из нас… не считая мэтра, разумеется… смог бы в случае чего организовать себе очень убедительный разрыв сердца. Как бы с перепугу.
– А как же? – полушепотом спросила южанка. Ее черные глаза стали сейчас огромными, почти как у Сельды. – А договор?
– Говорю же – убедительный. Никому бы и в голову не пришло.
– Кретин! – высказался аристократ. – А если бы пришло? Поднял бы тебя Нуар, и расспросил бы с тщанием насчет внезапно пошатнувшегося здоровья. Вот тут всей нашей затее пришел бы кирдык. И вообще никому бы мало не показалось. А от твоей драгоценной рощицы остались бы щепки пополам с головешками нам всем в назидание.
– Ладно. Обошлось и порядок, – заявила Сельда. – Хорош трепаться, давайте уже кости бросать.
И вот тут случился скандал.
***
Как уже уяснил Ольгарт из задушевных бесед с подопечными на профессиональные темы, организация эпохального эксперимента была тщательно продумана, и работа вовсю шла. Ребята уже бросили кости и, согласно их повелению, разбились на три тройки. Каждая из троек будет ходить в Алтарную по очереди, в свой день. В Алтарной они снова кинут кости и рассчитаются на первый-второй-третий. Первый – основной исполнитель обряда, каковому надлежит лежать на алтаре и творить разработанную Грагором магию, пока с ним работают ассистенты – номера два и три. Без подробных разъяснений, как между ассистентами распределяются обязанности, Ольгарт охотно бы обошелся, но энтузиастов было не остановить. Вывалили все, подробно и досконально обсказали дорогому другу мэтру Ольгарту… демоны их порви!
Ну почему все люди так любят говорить о своей работе?
В итоге вопрос, как во время этой самой ассистентской поддержки номер первый сумеет творить какую бы то ни было магию, стал повергать мэтра в полное недоумение. И в очередной раз вызвал ощущение полной бредовости происходящего. Да… ну а дальше то, что по окончании обряда останется от первого номера, поднимут, зафиксируют и отнесут в медблок. И настанет его, Ольгартова, часть общей работы. А когда он ее выполнит, то пусть отдохнет, потому что работа скоро снова появится. А тройка опять пойдет в алтарную. Только теперь второй номер станет первым, третий вторым, а первый третьим. Все просто и понятно, не так ли?
Осталась мелочь – определить очередность уже сформированных троек. Все вроде бы очевидно – надо опять бросать кости.
Вот тут и вылез Рохор.
– Друзья, я понимаю, что решение организационных вопросов при помощи костей, это общепринятая, освященная тысячелетними традициями процедура, – проникновенно заговорил он. – Если нет аргументов для принятия взвешенного решения, кости выручают людей, помогают избежать конфликтов и…
– Это ты к чему? – подозрительно перебили разом насторожившиеся слушатели.
– К тому, что кости хороши, когда решение целесообразно предоставить воле случая. Если же существуют какие-то рациональные соображения, то…
– Так ты куда гнешь? Говори короче!
– Ну, если короче… – лучезарно улыбнулся Рохор, – Ребята, давайте рассуждать. Нуар наказал меня. Так?
– Так ведь мэтр тебя уже реанимировал!
– Вот именно! И разгуливаю я теперь по ордену весь такой цветущий и пышущий здоровьем. А если кто обратит внимание? И доложит? Что тогда? Нуар ведь может что-нибудь и заподозрить, не так ли?
– Так что, тебя снова малость обидеть? Что б не возникало подозрений? Там мы можем. Аж прямо сейчас.
– Именно! – Рохор улыбнулся еще обаятельнее и поднял вверх палец. – Я это и предлагаю. Давайте в виде исключения пропустим нашу тройку первой. Я понимаю, что это противоречит традициям, но неодолимое давление обстоятельств… Поймите, если конечно мои товарищи не совсем уж криворукие пеньки, то к вечеру мой вид не вызовет подозрений даже у самого что ни на есть осторожного человека. Даже у Нуара.
За столом начался непонятный, но отчетливо неодобрительный галдеж.
– Зараза! – темпераментно взревела Сельда.
– Рохор, это непорядочно! – аристократ брезгливо передернулся и сморщил свой породистый, аристократично вздернутый кверху нос.
Эти двое и есть его тройка? Что ж, подумал Ольгарт, можно понять их недовольство. Да, конечно, раз уж так решено, то всем придется лечь на алтарь. Но в свою очередь, и лучше попозже. Или, в крайнем случае, как кости распорядятся. Но зачем же самому вперед вылезать?
Ольгарт опять ошибся. Это не они его тройка. Койер и Уйх переглянулись и с энтузиазмом начали объяснять кипящему от возмущения коллективу, что они никоим образом не криворукие пеньки. Они работу знают. И, если их тройка будет первой, то уж они расстараются и обеспечат Рохору столь убедительный вид, что сам Нуар заплачет от жалости и решит, что малость переусердствовал с наказанием.
Ольгарт ошалело потряс головой. Не помогло. Кто-то здесь определено сошел с ума. Или он, или остальные здесь присутствующие. Или вообще весь этот мир.
– Поймите, – вдохновенно излагал тем временем Рохор. – Вопрос безопасности нашего предприятия стоит выше личных амбиций и…
– Зараза! – кипятилась Сельда. – Ты, ушлый купеческий сынок! Ты везде без мыла пролезешь. Думаешь, опять всех заболтаешь?
– У купчишек это в крови, – морщился аристократ. – Жулье они неприличное. Были и будут жульем.
– Ребята, но я же прав.
– Да? – шипела Сельда. – А вот пошлем мы тебя сейчас вместе с твоими жульническими идейками к семихвостым подземным сорокопяткам на полдник. И будет у тебя вид печальный и насквозь несчастный.
– Печальный, кто бы спорил. Но ведь здоровый и цветущий. А Нуар посмотрит и задумается… Сельда, но я же прав!
– Зараза! Тебя послушать, так ты всегда прав. Интересно, а в своей тройке вы будете бросать кости за первенство? Или ты и там всем мозги промоешь?
– Се-ельда, – укоризненно протянул Рохор. – В своей тройке мы уж как-нибудь без тебя разберемся.
Он кинул быстрый взгляд на несколько напрягшихся товарищей по тройке и закончил, – Главное, чтобы наша тройка пошла завтра в алтарную, и пусть сбудутся все наши планы и мечты!
И он опять лучезарно улыбнулся.
8. Эпохальный эксперимент, или Во всем виноват Нуар.
Что вы наделали? – потерянно спросил Ольгарт. Он стоял около своего медицинского стола и смотрел на… он даже не очень представлял, как это назвать… то, что человек, это понятно, но узнать, кто конкретно…
Хотя если рядом стоят Койер и Уйх, то кто это может быть?
– Что вы наделали?
Парни посмотрели на Ольгарта чистым незамутненным взглядом.
– Мы очень старались, – сообщили они.
Великие боги, что делать-то? Он же не справится! Он считал, что оживит пациента, прихватит «на живую нитку» несовместимые с жизнью повреждения и будет спокойно лечить. Но тут… тут этих несовместимых столько, что не знаешь, за что хвататься. Сейчас, пока пациент поднят и зафиксирован, Ольгарт может пялиться на него сколько угодно. Но только он его оживит, время пойдет, потикают часики. И, судя по состоянию пациента, будет у него, Ольгарта, всего несколько минут на работу. Как прикажете успеть? Он не может одновременно лечить всё, даже если «на живую нитку»
Что делать-то?!
Ольгарт снова взглянул на двух ненормальных идиотов, стоящих перед ним с видом людей, хорошо выполнивших свою работу. Специалисты… демоны б их побрали.
– Какие-то проблемы, мэтр? – вылез Койер, и Ольгарту впервые в жизни искренне захотелось убить человека. Ну, не считая Нуара, разумеется, его-то убить уже давно мечталось.
Мысль о Нуаре как-то сбила с него часть праведного негодования. Во всем виноват Нуар, это же очевидно. Сломал бедным детям психику. Их жалеть надо, вот! И долго, тщательно, кропотливо перевоспитывать.
Да и он, Ольгарт, сам-то хорош. Тогда, на отмечании «Новой Эры», ему все уши прожужжали подробнейшим изложением всех деталей этого, с позволения сказать, эксперимента… что б ему в Нижний Мир провалиться вместе со всеми экспериментаторами включая его самого. Все же было подробно рассказано. А он чуть ли не уши затыкал, свою драгоценную нервную систему берег, кретин безответственный! Если бы сподобился выслушать, вникнуть, так запретил бы половину… ну, ладно, треть всех этих «технических элементов».
– Какие-то проблемы?
Ольгарт пару раз глубоко вдохнул и выдохнул, с трудом проглотил все те слова, которые так хотелось сейчас высказать, а потом по возможности сухо и конкретно обрисовал этому… г-хмм… обрисовал, в общем, ситуацию.
– Я понял, – кивнул Койер. – Если Вы сейчас оживите Роха, он умрет минут через пять от полученных в ходе эксперимента повреждений. А Вы за это время не успеете стабилизировать его состояние чтобы предотвратить смерть.
Голос его звучал совершенно спокойно, без малейших признаков раскаяния или хотя бы огорчения.
– Но мэтр, пять минут – это довольно много. Можно разбить задачу на маленькие пятиминутные кусочки и делать последовательно.
– Он будет раз за разом умирать, Вы что, не понимаете?! Через каждые пять минут.
– А Вы будете оживлять, – пожал плечами Койер. – Столько раз, сколько потребуется. Если устанете, мы с Уйхом поднимем Роха и зафиксируем, а Вы отдыхайте себе сколько надо – ничего с пациентом не сделается.
– Бедный парень с ума сойдет!
– С чего бы вдруг? Впрочем, количество необходимых циклов можно сократить, если время от времени работать по мертвому телу. Я буду подсказывать общие принципы, а Вы делать. Мэтр, давайте работать, надо же, наконец, начинать.
***
Для того, чтобы успокоится и начать работать пришлось применить к самому себе неслабое магическое воздействие. И теперь…
Теперь Ольгарт играл в спектакле. Ему доводилось в молодости, в бытность адептом, участвовать в таких вот любительских постановках. А теперь вот ударило его тряхнуть стариной. Почему? Он не помнил. Но откуда-то знал, что сыграть обязательно надо хорошо. Его товарищи по доморощенной труппе всерьез рассчитывали на Гран-при. И их никак нельзя было подвести. Никак.
Но, скажите на милость, зачем понадобилось ставить этот дурацкий ужастик? «Сказка о девяти адептах»… ничего лучше не нашли? И эта модерновая идея насчет импровизации на сцене тоже Ольгарту никогда не нравилась. Но, раз уж связался, куда теперь…
Да, конечно, ужастики сейчас в моде, кто б спорил. Но насчет логики… Еще великий Онуайенг, когда четыреста лет назад работал в полевом госпитале во время великой Кебередевихской войны, с прискорбием обнаружил, что человек может умирать и быть оживленным не более двух раз подряд без необратимых последствий для психики… без сумасшествия, если по-простому говорить. Ну, максимум три, для отдельных и нетипичных пациентов. Но сейчас по своей роли в этом дурацком спектакле он оживлял пациента уже в пятый раз, а тому как с гуся вода. Ах да, он же любимый ученик Нуара… закаленный парень. Но если бы не эта немного неприличная, но интересная сценическая задумка насчет черной медицинской магии, то дело могло бы закончится… ой, что это он, это же только спектакль!
– Рох правильно говорил, что я никак не мог быть первым, – со вздохом признал верный помощник Койер – Он, как это ни возмутительно, всегда оказывается прав. И как только умудряется, зараза такая? Говорил он, что Вам могут понадобиться мои консультации, так оно и получилось.
– А насчет Уйха он тоже всё убедительно объяснил? – непонятно зачем спросил Ольгарт, отчетливо выбиваясь из своей сценической роли, – Уйх тоже никак не мог быть первым?
– Никак не мог. Рох объяснил, что…
– Не надо, это я так, сдуру. Давайте не отвлекаться.
– Ага. Вы запоминайте, мэтр, в следующий раз придется работать без меня. Я выиграл в кости у Уйха. Я буду вторым.
Ольгарт вздохнул. Очень хотелось попросить Койера поменяться местами с этим бесполезным Уйхом и проработать с ним всю схему еще раз. Но, в рамках авангардистской и потому насквозь ненормальной пьесы это означало потребовать неоправданно большой жертвы от хорошего мальчика.
Но это же только спектакль? Он о ком думает, об актере или о персонаже? Что-то он, Ольгарт, совсем запутался.
***
– Ну как? – с дрожью в голосе спросили парни, когда зеленый мордою, но уже вполне себе живой пациент пошатываясь поднялся с операционного стола.
– Ухайдакали вы его, конечно, изрядно, – сварливо начал Ольгарт, с которого за ненадобностью слетело наваждение насчет спектакля. Хотя, пожалуй, рановато слетело. Б-рр… – Изрядно ухайдакали. Но, как видите, все кончилось благополучно. Однако в будущем я бы попросил…
– Они не о том, мэтр, – сообщил Рохор. А потом усмехнулся и пропустил между пальцами ленту Чистой Силы.
– А-аа! – заорали «ассистенты», кинулись на него и повисли с разбегу. Не вполне здоровый парень закономерно не устоял на ногах, и вся троица шумно шлепнулась на пол.
– Немедленно прекратите! – заорал испугавшийся мэтр. – Он болен!
Бесполезно. Восторженные идиоты продолжали радостно мутузить новоиспеченного героя всех времен и народов.
– Прекратить бардак! – взревел вдруг Ольгарт зычным армейским басом. И сам испугался. Откуда что взялось, о великие боги? Что с ним самим-то происходит?
Но испугался только он один. И то сказать, если на людей день за днем орет Нуар, то никаким громовым криком их не проймешь.
– Прекратить, я сказал! – взвыл Ольгарт. – Ему еще вас предстоит резать!
А вот это подействовало. Проняло сразу. Кретины шустро вскочили, помогли подняться помятому, но очень счастливому Рохору, и стали наперебой выяснять, не очень ли они амортизировали его героическую тушку.
***
А потом… потом все пошло по уже знакомому протоколу. Трое ребят торжественно побратались, положив руки друг-другу на плечи, отсалютовали портрету Грагора и пошли в алтарную. А он, Ольгарт, остался ждать. Ждать, когда принесут.
Ясно кого. Койера.
***
С Койером было проще – во-первых, появился какой-никакой опыт, а во-вторых некоторые «технические элементы» Ольгарт решительно запретил. А вот потом эксперимент пошел наперекосяк. И пяти минут не прошло, как в медблок ввалились хохочущие в голос Рохор с Койером, а с ними Уйх, вполне себе живой, только очень обиженный и придерживающий одну руку другой.
– Мэтр, Вы представляете, он с алтаря свалился, – с трудом выговорили экспериментаторы сквозь смех.
Ольгарт озверел
– Ваш товарищ сломал руку! – рявкнул он. – Это, по-вашему, смешно?
И наткнулся на недоуменный взгляд
– Ну, сломал, и что? Считайте, что это мы ему ломиком сломали. Мэтр, да Вы послушайте, это же поэма! Дрыгался он, как припадочный, ну и шлепнулся в конце концов. Мы засмеялись, а он возьми и ляпни: «чего ржете, больно же». Представляете? Мы его пытать собрались, а ему, понимаете ли, больно! А он думал, что мы ему на алтарь кофе с булочками принесем? О-о-ой! Представляете, заходим мы втроем в алтарную, Уйх ложится, а мы кофе с булочками тащим!
И два идиота, усевшись в обнимку на пол, зашлись от хохота.
– В алтарной, между прочим, пол каменный! А если бы он разбил голову и расплескал земную сущность? – взревел взбешенный Ольгарт. – Что и как мне тогда оживлять? Это почки-печенки можно отрастить заново, а земную сущность не восстановишь! Ясно вам, кретины?!
Смех вдруг прекратился. Да так внезапно, как будто кто-то укрыл комнату Покрывалом Тишины. Мальчишки хмуро переглянулись и встали с пола.
– Пошли ставить фиксаторы?
– Ага.
– Не надо фиксаторы! Я больше не… – завопил Уйх
– Когда принцесса научится лежать на алтаре неподвижно, тогда и расстегнем, – сердито проговорил Койер. – Или ее высочество сразу пойдет домой?
– Нет! Не надо домой, лучше фиксаторы. Только вы никому не рассказывайте, ладно?
– Ты идиот, или как? А если еще одна принцесса найдется? И разобьет-таки голову?
– Ладно, – постановил Рохор. – Просто скажем ребятам, что с алтаря свалился один из нас. И хватит об этом. Пошли работать.
Они не безнадежны, – думал Ольгарт, глядя вслед уходящим мальчишкам. – Они все-таки не безнадежны. И во всем, конечно же, виноват Нуар.
9. О девушке и шопинге.
– Угу, – флегматично согласилась Сельда. Все было естественно и понятно. Кому, как не ей, единственному стоящему телепортисту в команде, отправляться в Кревергорт за покупками для мэтра? На знаменитом черном рынке столицы можно купить все, что хочешь, и рыжего демона в придачу. Так что одежду ордена Жизни она раздобудет без проблем, а то мэтра черный плащ почему-то нервирует. Форменной орденской одежды нет в свободной продаже? Конечно нет. Но на такой вот случай и существует черный рынок. А еще она добудет для мэтра книг по магии Жизни. Магические книги тоже просто так не продаются, но на такой вот случай… в общем, все ясно.
Ах, говорите, столичный черный рынок место очень и очень криминогенное, и молодой девушке не стоит? Не смешите мои ботфортики. Не приведи боги кому-то попытаться сделать глупость.
– Только не удумай заявиться в столицу в черном плаще, – напутствовали Сельду товарищи. – Если не забыла, наш орден в королевстве запрещен. Да-да, мы понимаем… но ты идешь за покупками, а не для поразмяться. Оденься крестьянкой или небогатой горожанкой.
– Хорошо, – кивнула Сельда.
Лесянская девушка имела весьма смутное представление о том, как одеваются вышеуказанные персонажи. Но на этот случай существует библиотека. Не так ли?
***
Адептам и младшим магистрам не полагалось отдельной кельи. Жирно будет. Собственно, для них вообще не существовало понятия индивидуального жилья. Спали они в дортуарах на шесть или восемь человек с двухъярусными кроватями, обедали в трапезной. Учились в лекториях и ритуалиях – помещениях, предназначенных для отработки практических навыков по применению различных магических действий и ритуалов. Читали в библиотеке. Боевые навыки они тренировали на аренах, там же и выясняли отношения посредством разрешенных и даже поощряемых начальством поединков. Ну а Силу адепты обретали в алтарных, употребляя по назначению выделенное (возмутительно малое по их единогласному просвещенному мнению) количество рабов. Были еще и хозяйственные работы, сводившиеся в основном к зарядке простеньких амулетов или черновой обработке заготовок под оные.
А что ж еще поручишь адепту? Мыть полы и туалеты? Ну, это, извините, через чур. На такую работу в ордене выделялись рабы. Весьма старательные, кстати сказать – понимали, что за малейшую провинность завтра же попадут на алтарь.
Хотя… такое понятие, как форс-мажор никто не отменял. Ну, не подвезли вовремя рабов… ну, бывает. Тогда уборщики шли под нож, а уборка и мытье всего, что ни есть в ордене сваливалось на очень этим обиженных адептов.
А сексуальные потребности адепты, как и их старшие братья и сестры, удовлетворяли в лупанарии, куда отбирались рабы и рабыни помоложе и потоварнее видом. А как без него, лупанария? Черный маг или магиня не должны отвлекаться от учебы, самосовершенствования или работы и терять свое ценное время на всякие пошлые интрижки. А уж обретать насквозь предосудительные привязанности… ну, это вообще полное непотребство.
***
– Вы пользуетесь лупанарием? – с неодобрением спросил как-то раз Ольгарт у Рохора, услышав обрывок разговора на эту тему.
– Да, конечно, – ответил тот в своей обычной лаконичной манере.
– И девушки тоже?
– А что, они не люди? – удивился Рохор. – Им, по-вашему, ничего не надо?
Ольгарт покрутил головой. Надо, конечно, кто б спорил. И девчонкам надо, и мальчишкам. Но, по его твердому убеждению, для этого не нужно никакого лупанария. Впрочем, здесь Черный орден, чего ж еще можно ожидать?
Он замолчал, задумался уже о другом.
– Мне казалось, что вы относитесь к рабам с сочувствием.
И осекся. С чего он, собственно, это взял?
– А разве мы им что-то плохое делаем? – пожал плечами Рохор. – В лупанарии, да будет Вам известно, строгий учет и контроль. Там скрупулезно записывают, кем сколько раз пользовались. Кого меньше всех употребили – того ждет подвал. Так что тамошние рабы каждому пользователю очень даже искренне рады.
Рохор вдруг хихикнул.
– В еде и посещениях лупанария у нас не ограничивают никого, даже адептов. Адепт должен быть обеспечен всеми предметами первой необходимости, он будущий черный маг, или почему? Наш архимаг, он, скотина, заботливый.
– Скотина, – согласился Ольгарт.
Конечно же, во всем виноват Нуар.
***
Мы отвлеклись. Хорошо знакомым нам девяти адептам была выделена непрестижная спальня аж на десять мест, расположенная внизу, почти у самой воды.
Что сподвигло на этот выбор Нуара? Впрочем, речь не об этом.
В дортуаре ржали. Ржали взахлеб, с привизгом и стонами.
– Ох, мама дорогая. Где ты видела таких крестьянок?
– На картине – невозмутимо отвечала Сельда. – Да, конечно, у той девушки была коса, но мне неохота ее создавать. Бантик, правда, на моих волосах не держится, но я его примагичила – теперь не свалится.
Сочиняя себе костюм, Сельда честно просмотрела в библиотеке кучу разнообразных иллюстраций. И приглянулся ей… о, великие боги… приглянулся ей лубок. Пасторальная такая картинка с молодой пейзанкой на фоне ядовито-зеленых лугов и ярких, аляповатых, кретински улыбчивых коровок. Сельде понравился ее наряд, за исключением некоторых непрактичных вычурностей, разумеется. Ну посудите сами, зачем юбка такая длинная? Ходить же неудобно. Попробовала бы красотка прогуляться даже не по лесной чащобе, а хотя бы по кустарнику! И коса эта дурацкая за все бы цеплялась. В общем, Сельда переработала увиденное творчески и предъявила коллективу результат.
Так что стояла она посреди дортуара, одетая в широкую пеструю юбку до колен, красные гольфы и с огромным, размером поболее ее головы, красным бантом в волосах. Еще два здоровенных банта украшали желтенькие ботики. Дополняли композицию множество бантиков по подолу юбки и вороту рубашки.
– Вот. Красивая картина. Называется «Крестьянка на пастбище», – сообщила Сельда и предъявила товарищам взятый в библиотеке лубок.
Коллектив опять застонал.
– Сельда, пойми, это не всерьез. Картина… э-э… не реалистичная. К тому же даже у этой лубочной крестьянки бантики поменьше будут.
– Почему вдруг нереалистичная? – обиделась лесянка. – У девушки что, три глаза? Или рог на лбу? А насчет бантиков… это просто девушка крупнее меня, а бантики такие же. И вообще попрошу отвалить – я костюм уже сделала и ничего менять не буду.
Немного постенав, коллектив смирился – постановил, что в случае опасности Сельда легко телепортируется прочь.
– Ну уж нет. Если кто-то настолько с головой не дружит, то это ему надо будет телепортироваться прочь, – фыркнула Сельда. – И я вас уверяю, он телепортируется, даже если понятия никакого о магии отродясь не имел.
Она гордо развернулась и вышла наружу.
***
По столичному черному рынку – месту, которым в городе пугали не только детей – неторопливо шла маленькая глазастая девочка в короткой юбочке, красных гольфиках и с множеством красных бантиков. Народ глядел озадачено, расступался, давал дорогу. Ведь даже самая бестолковая из птичек-пичужек понимает – если мимо ползет яркая-преяркая букашка, лучше ее не клевать. Выйдет себе дороже. Да и короткие волосы девочки, нагло контрастирующие с общим кукольным образом, смотрелись странно и настораживающе. Так она и шла, пока не попалась на глаза смотрящему рынка.
Смотрящий тоже не был любителем клевать ярких букашек. Да и само присутствие такой букашки на подведомственной территории действовало ему на нервы. Так что подошел он и очень вежливо поинтересовался, что ищет милая девушка и не нужна ли ей какая-либо помощь.
– Нужна, – согласилась непонятная букашка, – Где здесь у вас продаются магические книги? А еще мне надо купить одежду мага Жизни.
Смотрящий почему-то не особенно удивился.
– Идите направо, потом между двумя сараями, там увидите лавку с вывеской «мудрость веков». У хозяина в верхнем зале историческая книга, сборники афоризмов и прочее всякое фуфло. А в подвале – то, что Вам нужно. Скажите ему, что Вы от Гверха Воронье Перо, это упростит переговоры. А насчет магической одежды… форменной… он тоже Вам подскажет.
– Большое спасибо, – вежливо поблагодарила букашка и двинулась в указанном направлении.
Смотрящий был доволен своим здравомыслием. А зря. Надо было провожатого дать. Нагорит ему теперь от бугра за допущенные беспорядки.
***
Да, конечно, они и сами всегда, можно сказать, с детства чувствовали, что окружающие их не понимают, не ценят. Они знали это и до того, как познакомились с Кевеком. Но это именно он объяснил, до какой степени к ним несправедливы окружающие. Он-то их сразу разглядел. Он не какой-нибудь придурок из их квартала, он настоящий магистр Черного ордена. Жутковато было поначалу иметь такого друга, но Кевек объяснил им, что Черный орден жесток только по отношению ко всякого рода рохлям, придуркам и неудачникам. А таких классных ребят, как они, в Черном ордене очень даже любят.
Черный орден это, оказывается, так круто, они даже и не представляли. Если они смогут в него вступить… о-о… тогда они всем покажут, как те были неправы, не оценив сразу всех их достоинств. В Черный орден, разумеется, далеко не всех берут, но Кевек любезно согласился поспособствовать. Если он скажет, что готов за них поручиться, то возьмут обязательно.
Осталось только решиться. И попросить Кевека помочь со вступлением. Так что уже который день они наперебой убеждали себя и друг друга в собственной крутости. В том, что они ДОСТОЙНЫ. Они все могут… они вот даже сегодня не побоятся пойти на черный рынок… тем более, что Кевек дал им SOS-шарик, по которому его можно будет в случае чего позвать на помощь.
***
Демоны бы побрали эту работу!
Ох, как все достало.
Кевек корячился со своими объектами уже несколько месяцев. Обработал-то он их быстро. Ничего сложного, классический случай – неоправданное самомнение, амбиции, не соответствующие реальным достоинствам мальчиков, обида на весь мир. Даже неинтересно.
Да… обработать-то обработал. В рот смотрят, с рук едят. Но всё никак не заявляют о готовности вступить в орден. Не решаются. Страшно им что-то менять в своей, вроде бы такой несчастной, если их послушать, жизни. Он им уже и соску дал… в смысле, SOS-шарик… чтобы чувствовали себя посмелее. И все никак.
В тяжелые времена живем. Пожилые маги рассказывают, что лет пятьсот-шестьсот назад Черный орден считался самым обыкновенным, таким же, как и все остальные ордена. В те благословенные времена никому не было дела, как ты поступаешь с рабами. Твои рабы, ты их честно купил… ну, или еще как раздобыл, неважно. В общем, твои рабы – ну и употребляй, как тебе надо. Что же касается общеизвестного сурового нрава черных магов, так и другие маги тогда не отличались прекраснодушием. А общество встречало это с пониманием. Времена были простые и безыскусные, и люди считали, что если маг – это сила, то странно было бы с его стороны эту силу не употреблять во свое благо, а окружающим на страх и трепет.
Но мир меняется. С точки зрения мага, меняется слишком быстро – пройдет всего-то лет триста-четыреста, и уже не узнать его. А с точки зрения черного мага он к тому же меняется не в ту сторону. Не туда куда-то развивается человечество. Если бы все маги сообща противопоставили свою Силу этим новомодным идеям насчет гуманизма и прочей такой белиберды… дали бы совместно кому надо по мозгам, тут же и позабыли бы те про всякую дурь. Но, увы, маги никогда не выступали единым фронтом. Не было такого, и, наверное, никогда не будет.
Перелистывая исторические книги, Кевек каждый раз недоумевал, как можно было все это допустить. Как старшее поколение магов-стихийников позволило тогдашней своей молодежи самой увлечься завиральными идеями? Все эти гуманизмы, они же для жалких людишек, не владеющих Силой, но никак не для магов – накой вам гуманизм, если у вас Сила? И вот вам результат – уже двести лет Черный орден запрещен в королевстве Ёйеаес, занимающем большую часть одноименного острова, самого крупного в Архипелаге. Еще до отмены в королевстве рабства на орден смотрели косо, а уж после отмены…
