Kitabı oku: «Невеста проклятого волка», sayfa 6

Глава 9. Поиграем?..

За Гетальдой из рода Туи закрылась дверь.

– Ступай проводи её, Хорт, – велел Данир, и волк тут же выскользнул следом.

– Ты огорчена? – Данир взглянул на Катю. – Не беспокойся. Она не вернётся. Мы побудем вдвоём наконец.

– Данир, что это было? – перебила она. – Я заслуживаю объяснений?

– Объясню всё. Спрашивай.

– Почему ты так обращался с девушкой? Это было ужасно, честно говоря. Мне не нравится, когда с людьми так обращаются!

Данир посмотрел с искренним удивлением.

– Моя, я не понял. Что не так? Во-первых, это не девушка, вообще. Женщины куматов – не женщины для нас. Она это понимает. Что, каждая кошка, лисица или белка должна на меня обидеться, если я посмотрю на неё без одежды? Особенно если я ей ни на медяк не доверяю? И она несла письмо разбойникам, которые не прочь разграбить мою крепость?

– Что тут за сумасшедший дом? – пробормотала Катя, отвернувшись.

Про крепость и разбойников – ладно, это было не так странно, как то, что эта красивая девушка для него «не женщина» – как это?

Данир подошёл к ней со спины, обнял.

– Это другой мир. Тут есть вещи, тебе пока непонятные. Она умеет очаровывать. Нужно было попросить тебя уйти. Доверься мне, потом сама поймешь.

– Да, Данир. Мне непонятно, – она не без труда отстранилась, выскользнула из его рук, повернулась к нему.

Хотелось видеть его лицо. Хотя прислоняться спиной к его крепкому и сильному, и такому горячему отчего-то телу было приятно. Но не следовало поддаваться. Они ещё даже не говорили толком! Он чужой, хотя уже множество раз назвал её своей и женой. Женой! И она не возражала. И у неё это, кстати, не вызывает никакого внутреннего сопротивления. Вот то, как он обращался с девушкой, которую сам же спас – вызывает, и сопротивление, и негодование, а мысль, что она его жена – тут всё нормально. Она его знает два дня! В человеческом виде, имеется в виду. Где её здравый смысл?

– Не будь я волком, эта внучка Туи крутила бы мной, как хотела, – сказал Данир. – Обычные мужчины не умеют им сопротивляться. Поэтому куматы, даже самые законопослушные, селятся отдельно и далеко от людей, – он заулыбался. – И всё равно то и дело приходилось разбирать скандалы между ними и людьми. Нас, детей, брали на такие суды, чтобы наблюдали и мотали на ус. Часто это было весело.

– Давай приготовим чаю, Данир? Покажи мне, как на этой печке вскипятить чайник, пожалуйста.

– Хорошая мысль, – он тут же прошёл мимо неё к печке, успев между делом опять обнять её и поцеловать, скорее даже лизнуть в затылок.

– Данир! – возмутилась она. – Я поговорить с тобой хочу и чаю попить!

Ну да, ей приятно – что он то и дело пристает, целует, но при этом ведет себя не слишком настырно. Да, именно это чертовски приятно! Хотя, если бы хотел… Что её ожидало бы? Он сильный, сопротивляться она не сумеет, бежать – некуда.

– Я понял, понял, – он рассмеялся, – я тоже с удовольствием выпью чаю. Вот, смотри, – и он принялся раздувать тлеющие угли.

Прямо в угли он поставил высокий жестяной чайник.

– Подожди немного. Закипит быстро, – и продолжал чему-то улыбаться.

– Что смешного, может, скажешь?

– Мы оба сейчас хотим целоваться. И не только. Но вместо этого будем беседовать и пить чай.

– Вот с чего ты это взял, а? Про целоваться и не только? – вскинулась Катя.

– Ты сейчас пахнешь так, что я всерьез боюсь свихнуться. Хотеть тебя – это полбеды. Но понимать, что и ты хочешь… однако мы будем пить чай.

– Дани-ир… – вздохнула Катя. – Пожалуйста.

– Ладно-ладно. Я понял.

Ну да, он ничего. Нет, не так. Он в её вкусе! Полностью. Вот только его подстричь – и будет идеально. Можно и не стричь – такие волосы даже жаль резать. И если бы она познакомилась с ним нормально, дома, то есть не в этом мире, ей точно захотелось бы завести с ним отношения, и кто знает…

Потом, конечно. Когда она решит свои проблемы. А пока не до отношений. Она – пахнет? Так, что для него это сигнал, вроде белого флага: я тебя хочу, бери меня пожалуйста? Но это несерьёзно. Двадцать первый век на дворе! А тут…

А он не человек. Это вчера она якобы притворялась, что верит, а сегодня просто верит, и притворяться не надо. Хотя чего особенного случилось? Она с Турей познакомилась, и с этой интересной девушкой, Гетальдой…

– Данир, какой тут год?

– Год?.. Десять тысяч шестьсот первый. Но у нас другое летоисчисление, ты же понимаешь.

– Десять тысяч. Ничего себе.

– Чай, – Данир насыпал крупную заварку из мешочка в глиняный чайник и залил кипятком.

Мир другой, век вообще… какой, сто первый? А чай заваривают точно так же, как и в их мире. И даже запах у чая такой похожий, словно это обычный хороший чёрный чай, в который добавили горстку трав и, может быть, ягод.

–Так почему ты её прогнал? Гетальду? – Катя схватила чайник и сама разлила чай, подвинула ближе посудинку с мёдом и села за стол напротив Данира. – А сахара нет?

– Нет, – качнул он головой, – вообще есть, но у нас его не едят. Точнее, едят в основном люди.

– Так почему ты прогнал Гетальду? – напомнила она. – Мог бы из милосердия оставить её поспать до утра.

– Она найдёт, где поспать, уж поверь, – он усмехнулся, – эти горы ей дом родной. А вот я с ней под одной крышей не усну. Кто знает, чего она хочет, что ей в голову придёт. Скорее всего она заодно с моими врагами.

– Тогда мне странно, что ты её отпустил… – нет, Катя всё-таки его не понимала.

– А что с ней прикажешь делать? Привязать к дереву? Продержать до утра и отправить в замок? Не вижу смысла, только лишние трудности. К тому же кому-то в замке я не могу доверять, и это тоже проблема. Я узнал, что мне нужно. Она сюда не вернётся, не сможет. Шестнадцать слов заставят её исполнить приказ. Шестнадцать слов – это… Все кланы приносят присягу владетелю. Определяются ограничения, они подтверждаются магически. Нельзя не подчиниться. Я приказал ей уйти и забыть это место.

– Теперь я поняла.

– Но она с тобой справилась, – он хмыкнул. – Они и в вашем мире развернулись вовсю. Хотя двуликих куматов я у вас не встречал.

– А каких куматов ты у нас встречал? – осторожно уточнила Катя.

– Только с животной сутью. Но вы их обожаете. Я про кошек говорю, – он забавлялся её непониманием. – Ты не поняла, кто такая Гетальда? Этот народ – изначально кошки-оборотни, здоровые такие рыжие горные кошки, хотя сейчас они чаще в человеческом обличье. Оборачиваются немногие. Таких метят печатями – по королевскому приказу. Но не пометить двуликого ребенка у них считается доблестью, так что не факт, что если нет печати, то не оборотень. Среди потомства Туи немало двуликих.

– Ох, – Катя отодвинула чашку и закрыла лицо руками. – То есть… ты все время чувствуешь в ней кошку?

– Ты правильно поняла. И запах, и ещё нечто труднообъяснимое. Но такая не может быть парой волку. Против природы.

– А с людьми… они могут?

– Да, вполне. С людьми они часто смешиваются. Люди, как правило, смешиваются со всеми двуликими расами.

Катя побледнела и поспешно выпила чаю.

– Ничего. Ты просто не привыкла. А так ничего в этом особенного нет, – утешил Данир. – Оборотни живут во многих мирах. И в твоем родном они по крайней мере были. Это уже потом про них наплели небылиц. Иди ко мне? – он с улыбкой похлопал ладонью по колену.

Сидеть у него на коленях? А это не чересчур?..

А у него глаза янтарные. Ореховые. Красивые до невозможности. Крупные руки с длинными пальцами – ему бы на пианино играть.

– Не надо, Данир, – она помотала головой.

– Просто посиди со мной. Немного. Только это, обещаю. Давай снова поиграем? Согласишься – отвечу на любой твой вопрос.

– Ты и так обещал ответить.

– Ошибаешься. Я не обещал.

– Хорошо. Какие теперь будут правила игры?

Он улыбнулся и посмотрел на неё таким взглядом, что она сама догадалась про правила. Правильно догадалась. Он сказал:

– Притворись, что ты меня любишь. Что тебе хорошо со мной, и каждое моё прикосновение тебе в радость. Посиди у меня на коленях и дай тебя обнять. Больше ничего, клянусь. Даже не поцелую.

– Данир, ты смеешься надо мной?! – она вспыхнула.

Как будто она дурочка и не понимает, к чему он ведет. Он ведь не думает, что соблазняет девственницу? Нет, такого не может быть. Он даже знает, что Руслан жил в её доме. Так что это за дурацкие игры?

– Хорошо, – Данир огорчённо вздохнул. – Если ты против, то вечер вопросов-ответов закончен. Может, это к лучшему, я устал. Давай поспим до рассвета.

Он хотел встать, но она вскочила раньше, обошла стол и приблизилась к нему, положила руки ему на плечи.

– Пожалуйста, нет! Не надо. Давай поговорим ещё немного. Ведь ты снова уйдешь утром и до ночи, да?

– Да. Вернусь, когда стемнеет. А к тебе опять заглянет Турей. А ночью мы пойдём… Нет, не скажу пока, куда.

– Чего ты добиваешься, Данир?

– Это уже второй вопрос, а ты отказалась играть со мной. Или согласна?..

– Согласна. Недолго. Только…

– Да-да, конечно, – он поднял перед ней раскрытые ладони. – Я про усталость правду сказал. Я ни на что не годен сейчас, так что не бойся.

– Тогда лучше действительно ложись… – смутилась Катя.

– Иди сюда, – он подхватил её и усадил на колено, и со вздохом обнял, стиснул так, что стало трудно дышать.

Она обещала притворяться, да? Ну хорошо. Она откинула голову ему на плечо, потерлась, вильнув бедрами, их щёки оказались рядом, соприкоснулись. Щека Данира была слегка колючей. Наверное, он брился вчера ночью, сразу после превращения. Было и приятно, и немного смешно, и чуточку страшно, и в жар бросило. Вот что она творит, дурочка такая? И что, она должна верить, что сможет динамить этого волчару два месяца? Это фантастика.

Он выдохнул как-то судорожно, и шепнул ей на ухо:

– Я предлагал договориться, помнишь? Перечислить свои предложения?

– Это два вопроса или один? Тебе ни одного не положено. Я спрашиваю, ты отвечаешь. Условие игры.

– Жестокая айя Катерина. Спрашивай, – он почти неуловимо водил губами по её шее, но не целовал, как и обещал.

– Можешь показать, как ты становишься волком? Всё от начала до конца? Или это нельзя?..

– Можно, – он поморщился. – Но давай позже? Я долго не оборачивался, так что сейчас это больно и некрасиво. Потом наладится.

– Ладно, – она поёрзала, устраиваясь удобнее, а он опять со вздохом прижал её к себе.

– А вообще, вы отличаетесь чем-то от людей? В человеческом виде, я имею в виду.

– Есть немножко. Мы выносливей, как правило сильнее, меньше мёрзнем. Температура тела у нас выше. До тридцати девяти считается нормальным.

– Ничего себе… – она поёжилась и накрыла его ладонь своей.

Да, очень тёплая была у него рука.

– Со мной никогда не замерзнешь, – сообщил он ей на ухо, тихо так и интимно, словно о чём-то потаённом. – А представь, как сходили бы с ума лекари, если бы они в твоём мире лечили наших детишек?

– Да уж…

Она обернулась к нему, уткнулась носом в его плечо. Захотелось ощутить его запах, как ни странно. Он всякий раз твердит ей про запахи…

– Принюхиваешься? – тихонько, со смешком шепнул он. – И как тебе?

– Неплохо…

Его запах был тёплый, немного мускусный, мужской. И приятный – вдыхать его можно было сколько угодно. Никаких нот лосьона или туалетной воды, никакого застарелого пота, зато слабо ощущалось что-то травяное – шалфей, лимонная мята? Или это пахла одежда. Почти неуловимо.

– Запах не волчий… – это она неуверенно пошутила.

– Да? – и снова смешок. – Кстати, у меня и блох нет.

Она отстранилась, посмотрела – правильно, его глаза смеялись. Он веселился, Данир Саверин.

– Что это была за шутка тогда, про блох?

– Это бабушка щёлкала меня по носу, чтобы не заносило. И она же одобряла наше сближение. Это странно, как считаешь?

– Не знаю, – она пожала плечами, – у вас всё странно.

Он взял её за руку, за ту, на которой было кольцо, потёр его пальцем.

– Ты, когда ушла, должна была это кольцо снять. Тебе захотелось бы его снять. Возможно, ты его вообще потеряла бы или продала. Но ты не сняла, и не потеряла, и не продала. Это означает только, что ты моя жена. Ты осталась моей. Больше ничего.

Катя молча закатила глаза, Данир улыбнулся, спросил:

– Всё теперь?

– Нет, не всё! Ты пообещал, что через два месяца я буду дома. Что случится через два месяца? Почему ты готов так скоро со мной расстаться? – вот, она задала этот вопрос.

– Я должен буду уйти, надолго, – он отвел взгляд, но ответил без запинки. – Ты ведь знаешь про проклятье. Я научился его обходить, но остаться с тобой не смогу. Ты вернешься домой, у тебя будет всё, что пожелаешь. Можешь прямо сейчас желать. Или подумай. Самолёт и виллу на Лазурном берегу? Счет в банке – это понятно. Только…

– Только?..

Они теперь смотрели в глаза друг другу, напряжённо, серьезно. Для Кати… странное дело, мир вдруг сместился и повернулся. И кто-то подкрутил настойки, немного добавив красок.

Ну почему же – вот так?..

– Мы проживём эти два месяца, не думая о том, что они закончатся, – серьёзно сказал Данир. – Не будем говорить о том, что будет после. Ты не станешь меня расспрашивать. Просто будем счастливы. Два месяца. И я мечтал поначалу, чтобы кроме нас двоих ничто тут не имело значения. Но есть проблемы, от которых мне некуда деться. Но это ничего.

Помять услужливо подсказала Кате: «Хозяин вернулся в Манш, и он обещал выкинуть прочь всех, кто сунется». И Турей жаловалась. Она тоже чего-то боится. Так что – сунутся, надо думать. И выкидывать придётся. И, между прочим, два месяца – это слишком мало, чтобы не думать об их быстротечности. Это невероятно мало!

– Ты окажешься дома через два месяца, клянусь, – сказал Данир. – Что, теперь согласна договариваться?

– И мы должны быть счастливы? Два месяца?

– Хотелось бы. Почему нет?

Надо было сказать ему, почему. Если он сам не понимает.

– Данир, мы не будем ни о чем договариваться. Кроме возвращения меня домой. И это не договор. Это ты пообещал, а я поверила. Понимаешь?

Его взгляд потух, похолодел.

– Хорошо. Только я всё равно не сдаюсь.

Он её не понял.

А она решила, что не желает отказываться от подарка, который ей тут предложили, ведь это может быть единственный раз – даже если жизнь будет долгой. И этот подарок – не вилла. И тем более не самолёт.

Жизнь это миг, за него и держись, – советует старая песня. И правильно советует.

– Данир Саверин, это я сдаюсь. Просто я не могу быть счастлива, если всё это время буду отрабатывать контракт. Так что не надо договоров.

Он продолжал хмуриться – то ли она плохо объясняла, то ли он удивительно туго соображал. Надо же, виллу предложил, капиталист чОртов, а она не оценила! Да у неё дома и грабли есть. В сарае.

Она обняла Данира и прижалась к нему, поцеловала в подбородок.

– Будем мы счастливы, не будем счастливы… Давай просто будем?

И когда он поспешно, ловя момент, начал её целовать, то смотрел всё ещё недоверчиво. А потом подхватил на руки и отнёс на кровать, положил на одеяла как можно дальше от того места, где недавно лежала девушка-кошка. Поцелуев хотелось ещё и ещё, и платье само услужливо соскользнуло с плеч…

Потом Данир уснул, а Катя долго лежала в кольце его рук и смотрела на тёмные тени, которые иногда скользили по углам.

«Я люблю тебя, моя. Пока дышу, я буду любить тебя, – звучал в ушах его страстный шёпот. – Ты не пожалеешь, клянусь».

А она любила? Сказать такое даже себе – слишком серьезно. Но это была чудесная игра. На самом деле чудесная.

Где-то совсем близко раздался переливистый волчий вой – не жалобный, нет. Хозяйский, даже какой-то торжествующий.

Пусть миг. Такие каникулы между прошлым и будущим. Пусть будут. Она беременна. Ну и что? Зато опять чувствует себя отлично. Нет пока ненужного ребенка от ненужного мужчины, и не будет через два месяца. Данира это никак не касается. И она найдёт деньги на клинику и наркоз…

Глава 10. Особенности волчьей жизни

Решение было принято, ушли сомнения и стало проще. Пропало беспокойство, мысли о том, насколько правильно она поступает. Окружающая действительность, мягко говоря, необычна? Ну и что же. Кто-то в её мире покрутил бы у виска, услышав, что она на второй день знакомства закрутила любовь с волком-оборотнем?

Да пусть идут лесом все несогласные! Ей так хорошо было с ним! И вообще – с ним хорошо. Может, и то, что ей толкуют про кольцо – не совсем ерунда?

Зря она тогда ушла от Савериных. Это непростительно. Может быть, ещё раз, или даже не раз она поговорила бы с айей Лидией и смогла бы поверить. Может, доказательства тоже нашлись бы. Айе Лидии нужна была помощь. А Кате захотелось семью, ребенка, двигаться дальше, поэтому она выбрала Руслана. Не влюбилась, а именно – хотелось двигаться дальше, в семью, в отношения. Теперь это понятно. Влипла она… в отношения. Глупая…

Айя Лидия пыталась излечить Данира. От проклятья. Конечно, если можно так выразиться – лечить от проклятья. И если бы получилось, наверное, ни о каких двух месяцах сейчас не было бы и речи. Что случится через два месяца?!

Данир даже попросил её не говорить об этом. Не думать, не вспоминать об их сроке. Но она ведь так ничего и не пообещала, верно?

Катя спустилась вниз по тропинке, прихватив ведро – не такая уж она беспомощная. Старалась, конечно, ступать осторожно и смотрела под ноги. Впрочем, нога не болела и ничто не напоминало о вчерашнем падении. Волчица, подруга волка-сторожа, следовала по пятам, и это даже успокаивало.

Внизу действительно текла, пенилась между камней узенькая горная речка. Катя зачерпнула воды, понюхала, попробовала, покосилась на волчицу – та смотрела одобрительно. Ну вода определенно вкусная. Если бы ещё не тащить её наверх.

Она оставила ведро и прошла немного вдоль русла – прогуляться и посмотреть окрестности. Что сказать – её занесло в чудное место. Обустроить бы тут всё, и чтобы были баня, и газовая плита, и электричество…

Вдруг впереди кто-то появился, вынырнул из-за скалы. Человек. Маленький. Да человек ли, или ещё какой-нибудь зверёк в человечьей ипостаси? Катя быстро оглянулась на волчицу – та была спокойна, даже хвостом помахала. А человек замер, увидев Катю, и издалека ей поклонился. И невозмутимо двинулся навстречу.

Мальчишка лет десяти или чуть старше. Темноволосый, худой, жилистый. Тоже волк? Волчонок. Он тащил на плече большую корзину, похожую на ту, с которой приходила вчера Турей.

Он подошёл, поклонился опять, придерживая корзину, и выразительно принюхался – даже крылья носа затрепетали. Ах ты ж… волчонок.

– Ты волчонок? – прямо спросила Катя и улыбнулась.

– Я волк, айя Катерина! – ответил тот звонко и немного вскинул подбородок.

Имя Кати он, кстати, выговорил легко и отчетливо – тренировался?

– А как тебя зовут, волк?

– Я Мих. Мих Черрин, моя айя.

Он был гораздо смуглее Данира, у каждого виска среди волос болтались косички, на кончиках туго перевязанные шнурками. Турей была светлокожей, но более тонкие и выразительные черты лица мальчика повторяли её черты с хорошей степенью сходства.

– Ты сын Турей? Ко мне идешь? А тебе не тяжело? Помочь, может? – действительно, корзина выглядела серьезно и заметно оттягивала не слишком пока широкое плечо мальчишки.

– Что вы, айя! – воскликнул он с обидой. – Разве это ноша! Вы думаете, я слабее вас? Думаете, я… – он умолк и поднял подбородок ещё выше.

– Я такое не думаю, Мих. Ты ведь волк, – поправилась Катя и посторонилась, пропуская отважного юного оборотня.

– Это вы, айя Катерина? Что вы здесь делаете, скажите на милость?! – раздался позади голос Турей.

Мих хмыкнул и заторопился, буркнул что-то волчице, и она побежала с ним рядом. А к Кате приближалась Турей, тоже с корзиной, только гораздо меньшей.

– Что вы тут делаете, моя айя? Я же велела вам беречь ногу. Только дети бывают такими неразумными и не слушаются! Опять покалечитесь и не сможете ходить, а ведь в храм надо зайти своими ногами, да ещё босыми. Что айт Данир станет с вами, с хромой, делать? На руках носить? Может, ему это и в радость, да только после храма ему и на другое силы понадобятся…

– Какой храм, Турей? – Катя замерла.

– Да в ближний поедете, он сказал. Это выше в горы подняться надо. Ну так что ж? Хороший храм. Я, как сына родила, шесть раз в год туда молиться хожу, пешком. Туда, говорят, каждый шаг уже молитва…

– Погоди, Турей, – взмолилась Катя, – тебе Данир сказал, что сбирается в храм со мной? А зачем?

И тут же сама поняла глупость вопроса. Турей посмотрела странно.

– Ох, айя Катерина. Не знаю я, зачем и почём, но надо сейчас платье подогнать для вас и башмачки изготовить. Так что пойдёмте уж!

Но ведь и правда – зачем? Если она вчера верно поняла слова Турей, надетый в храме браслет окончательно завершает заключение брака. С Даниром они об этом не говорили, она и не помышляла что ни о чём подобном. Зачем – на два месяца?..

– Пойдемте, айя, – строго сказала Турей. – А сюда вы за водой, что ли, пришли? Ручей куда ближе. И нарзанный источник неподалёку, я покажу. Выпьешь из него – и прямо на глазах силы прибывают!

Катя воды всё же зачерпнула, хоть и неполное ведёрко. Совсем не тяжело, и не зря же спускалась! И ведро понесла сама, не отдала. Турей недовольно пыхтела, но смирилась.

Платье оказалось красным, из плотного шелковистого льна, с вышивкой мелким бисером по вороту, рукавам и подолу. Бисер – чёрный и разные оттенки серого, а узор напоминал цветы. По бокам платье шнуровалось, и село на Катиной фигуре очень даже неплохо. Длина?..

– Длину добавим, на три пальца, – решила Турей. – Я специально взяла ленты. Хорошо будет. А Мих пока башмачки стачает. Берись за работу, бездельник, у тебя время до вечера! Будет удобно, айя, и не скользко, по нашим тропинкам ходить самое то! И не упадёте, и в пропасть не сорвётесь – подошвы заговорённые! К знахарке носили, айт за всё заплатил!

Башмаки с заговорённой подошвой, какая прелесть! Как раз для растяпы, которая и на ровном месте кочки найдёт.

Действительно, Мих извлёк из своей корзины вырезанные из мягкой чёрной кожи заготовки, примерил их Кате на ногу, сделал отметки и ушёл за порог, сел на чурбак у раскрытой двери, инструменты разложил перед собой на куске кожи. Конечно, внутри этой хибары шить нельзя – слишком мало света. Электричество тут насущная, но такая невозможная необходимость.

– Не беспокойтесь, айя Катерина, – Турей по-своему истолковала Катин озадаченный взгляд, – не смотрите что мал, сошьёт, как лучший мастер!

– А вы сами шьёте себе обувь?

– Мы? Шьём. Вся семья наша – башмачники, и лавку держим, и на заказ обуваем. И сынок тоже, уже башмачник. Будете довольны, точно говорю, ещё несколько пар закажете. Айт вам велел и меховые сшить. Холодает, снег скоро ляжет.

– И что, в заговорённых башмаках точно не упадёшь? Со скалы, например?

– А как же! Не упадёшь, – серьёзно подтвердила Турей. – Только прыгать придётся. Но вы-то не станете?

– Не стану, конечно, – вздохнула Катя. – А платье? Ты и портниха?

– Да что платье? Каждая женщина шьет.

Она подошла к сыну, нагнулась, что-то ему сказала, водя пальцем по кожаной заготовке. А волчонок её выслушал, а потом, стрельнув глазами в Катю, пошептал что-то матери на ухо. Турей заулыбалась, тоже оглянулась на Катю и всплеснула руками:

– Вы хлеб ставьте, айя! Пора уже!

– Хлеб? – озадачилась та. – Но ты ведь принесла большую ковригу!

– Это чтобы днём не голодать. Но вам-то перед храмом надо хлеб испечь! Как же! Всегда пекут хлеб. И с собой возьмёте!

Сплошные сюрпризы. Попадись ей сейчас Данир, услышал бы много интересного! Хотя, конечно, добрый здравый смысл напомнил: Данир ушел, когда она спала. До рассвета. Им некогда было разговаривать. Но разбудил бы, подумаешь! Зачем и, главное, как печь хлеб, если она не умеет? Как вообще печь в этой печке?..

– Турей, я не знаю, как печь хлеб. Подскажи?

– Как это – не знаете? – не поняла Турей.

– Никогда не пекла. Я только покупала хлеб. У нас его все покупают.

– Шутите, айя? Это где же такое несчастное место? – на лице женщины было самое искреннее недоумение.

– Турей, ну ведь вы башмаки людям шьёте, и их покупают, да? А если бы все шили сами?

– Так то ж башмаки! – она махнула рукой. – Учиться надо, руку набить, это непросто. А хлеб что? Мука, вода, закваска, соли добавить да чуть подсластить, если нравится. И если бы башмаки нужно было жевать каждый день, то все бы умели, не сомневайтесь!

– С тобой сложно спорить, Турей! – рассмеялась Катя. – Хорошо, я поняла.

Бабушка иногда пекла хлеб. Это была её ностальгия по молодости, проведённой в глухой деревне, куда хлеб привозили раз в неделю, и то необязательно. Внучку она научила только пирожки печь и булочки, а хлеб – зачем? За углом магазин. Во всяком случае, Катя представляла себе процесс. Тонкости – нет, а процесс в целом – более или менее. И потом, Турей перешивала подол у платья, волчонок Мих шил башмаки, а Кате заняться было нечем. Она отыскала в сундуке деревянную кадушку, похожую на гибрид бочки и тазика. Муку вчера принесла Турей, и закваску тоже. Соль, мёд есть. Сахар волки в хозяйстве не держат. А вода? Её как-то незаметно выпили и использовали на разные надобности. Кажется, есть повод прогуляться, хотя бы снова к речке. Не так уж далеко.

Катя переобулась в кроссовки, которые, увы, не заговорённые, и взяла ведёрко.

– Я за водой схожу, Турей. Не беспокойся, со мной опять волчица пойдёт, – она в этом даже не усомнилась.

– Куда? – Турей так и подскочила. – Что, воды мало? Бестолковая я, надо же было сразу принести. Нет, айя Катерина, вы не пойдёте. Я сама.

– Тогда и я с тобой. Узнаю заодно, где тот ручей.

– Нет, айя! – заволновалась женщина. – Не пойдёте вы! Вы к нашим горам непривычны. А голова закружится? Что я айту Даниру скажу! Нет, и не думайте!

Она выдернула у Кати из рук ведерко и умчалась – быстрее, чем та начала возражать. Мих хихикнул и ниже склонился над работой. Посоветовал:

– Да не надо с матушкой спорить, айя. Я точно знаю, я пробовал!

– Хорошо, не буду спорить, – согласилась Катя, тоже развеселившись.

Странная у них получается субординация. Леди и служанка, вроде бы, точнее – айя и служанка, смысл тот же, но эта служанка вертит леди как знает, ещё и покрикивает.

Что ж, кто может, тот и вертит. Катя пока не может, так что лучше ей какое-то время сидеть ровно и дышать глубоко.

– Там есть сыр и мясо, – сказала она, – не хочешь пожевать, а, Мих?

– Очень хочу, айя, – безо вежливых виляний согласился мальчик.

Ну конечно, чтобы здоровый мальчишка в этом возрасте и на свежем воздухе не хотел есть! А тут ещё и волк. А воздух в этих горах чудесный, свежий и вкусный, и аппетит от него разгорается зверский… волчий, вот именно.

Катя соорудила из хлеба, сыра и мяса по солидному бутерброду – ах, сюда бы ещё помидоров! – и вернулась к Миху.

– Руки мыть будешь?

Тот только заулыбался, отложил работу, с поклоном взял угощение и сразу впился в него зубами. Катя тоже принялась есть. Между делом спросила:

– Ты видел сегодня айта Данира, Мих? Он к вам приходил, да?

– А как же, – закивал тот. – До свету ещё.

– Ну да. Распоряжения оставить. Как бы он в волчьем облике это делал?

– Да обычно, – удивился Мих. – У нас по-волчьи все почти понимают. Чтобы нормально поговорить – это мало кто, а поймут – запросто. Чтобы поговорить, лучше перекинуться в волка, конечно. У волков ведь глотка другая. Но все равно можно.

Не то чтобы Катя удивилась – она ведь слышала уже эти «разговоры» с волками. Но уточнила:

– И что, обо всём поговорить можно? Совершенно обо всем?

– Почти, – кивнул мальчик. – Что-то далекое от волчьей жизни сложно объяснять. Математику – очень сложно. Грамматику – почти невозможно. Географию – можно, но исподволь. А про лес, и как охотиться, и где дичь, и где что растёт, куда идти, где встречаться – это запросто, волчий язык для этого и есть. Дикие волки об этом обычно и говорят.

Катя не ожидала услышать про математику и грамматику, поэтому закашлялась и помолчала, осознавая.

– И что, простые волки всё время разговаривают?

– Конечно, – Мих засмеялся над её удивлением. – Они умные. Некоторые вещи, которые им привычные, делают так же хорошо, как люди. Когда вместе загоняют оленя или кабана, например. А чаще они как дети, лет пяти или шести. Но есть и умнее, это точно. Вот брат Хорт – он очень умный.

– Понятно. Правда, эти дети могут нас съесть, случайно, да?

– Нас? – мальчик удивлённо распахнул глаза. – Нет, не могут. Только не здесь. И не нас. Если только людей, и по их же глупости, и не здесь, не в Веллекалене!

– Ладно, я что-то не то сказала, – поспешно признала Катя. – А ты сам обращаться можешь, Мих?

– А как же! – он важно кивнул. – А вы так мало знаете про волков, айя Катерина?

– Очень мало, Мих. Ты в любое время можешь превращаться? Хоть днем, хоть ночью?

– Конечно. Все так могут, кто двуличный, конечно.

– А если полная луна?

– И что? Когда луна – светло, но я в волчьем лике и без неё хорошо вижу. А, вы про Лунный праздник? Да, это здорово. Все обращаются. А сама луна ни при чём, айя Катерина.

– Понятно, – вздохнула Катя.

Кажется, важный миф про оборотней из её мира рассыпался.

– Айта Данира жаль, ему так мешает, наверное, что приходится днем быть волком, – сказал Мих рассудительно. – Когда с людьми говорить, то в человечьем лике проще. А волков он вчера собирал, на поляне за Маншем. Не всех, только близких. Скоро, дед сказал, соберет всех. Дед сказал, что айт Северин не станет прятаться, не сдаст свои земли. Айя, вы тоже так думаете?

– Да, думаю, – согласилась Катя.

Её сердце сжалось: кажется, Данир собирается взять на себя слишком много. И кто знает, по силам ли ему это? Он ведь много лет провел не просто на чужбине, а в другом мире и в личине волка! Какое там счастье длиной в два месяца…

– Вы меня обо всем спрашивайте, айя Катерина, – великодушно предложил мальчик. – И про волков, и всё что хотите. Я буду рассказывать, я ведь всё знаю.

– Спасибо, Мих! – Катя обрадовалась. – Так и буду делать!

Кажется, волчонка забыли научить, чего ей нельзя говорить, и этим грешно было не воспользоваться!

– А айт Данир скоро уйдёт, да? – опустив голову, спросил мальчик.

– Не знаю, – осторожно ответила Катя. – Он сам решит. А с чего ты взял, что он уйдёт?

– Дед сказал. Что срок айта Данира истекает, ему недолго осталось жить в нашем мире. Он должен будет опять уйти в мир без магии, там он сможет жить, и долго. Со временем, может, и найдётся способ снять заклятье! Он потому и прожил так долго, что его догадались оправить в мир без магии!

– А вот и вода! – прозвенел над дорожкой голос Турей. – Как вы, айя Катерина? Всё в порядке?

– В полном, – Катя встала, благодарно улыбнувшись Миху и хотела перехватить у Турей ведерко, но та не дала, сама занесла в дом.

Она это уже знала. В их мире магические часы, отсчитывающие срок «проклятой» жизни Данира, останавливались. Но он мог находиться лишь в одной своей ипостаси – в волчьей. Значит, через два месяца Даниру снова придётся прятаться от проклятья там, где нет магии? Опять жить где-нибудь в волчьей шкуре? Ужасно.