Помнишь ли ты свой последний миг перед падением в бездну? Иногда это просто случается – и тогда всё летит под откос, и ты можешь лишь беззвучно кричать, ловя ослабевшими руками осколки прежней жизни. Страшнее всего, когда не понимаешь, что же именно пошло не так. Ты чувствуешь, что всё сыплется, но мозг не в состоянии адекватно обработать эту информацию. Да, Кай, ты должен составить слово "благополучие" из осколков с буквами Ш И З А. Причём, буквы будут ещё и гореть.
Существуют книги, которые ты не столько читаешь, сколько... хм... нет, наверное, будет не совсем точным сказать "пропускаешь через себя". Скорей уж это они тебя через себя пропускают – поглощают, переваривают, меняют твоё агрегатное состояние и мыслительные процессы, протаскивают тебя через своё нутро, как через стекловату, чтобы в конце исторгнуть, совершенно ахреневшего, обратно в привычный мир. И к миру этому у тебя теперь ба-альшие вопросы. Для меня ещё после Лаувенг лучшим сортом таких книг стали истории с медленным схождением с ума. Моя собственная кукушечка давно уже балансирует исключительно на личном презрении к гравитации, так что на время чтения подобных вещей закоротить может конкретно так. Особенно если написано усилиями не одной только бурной фантазии, а по реальным событиям. Лаувенг вот выдала документалку о себе, а Шустерман, хоть и дополнив вымышленной фабулой, рассказал историю болезни своего сына. По понятным причинам, он делает это с заботой и состраданием, но при этом ещё и с таким глубоким погружением во всё происходящее, что читатели, добравшиеся до конца в абсолютно здравом рассудке, думаю, по праву могут засчитать это себе как особое достижение. Настолько оно пробирает.
Но это и немудрено. Шустерман отлично умеет выстраивать этакие двойные реальности, взаимопроникающие друг в друга, как сон и явь. И на их балансе, равновесии взаимного существования всё и держится – динамика, интрига, саспенс, цельность повествования. И абсолютно неважно, имело ли это под собой какую-то фантастическую природу или мироздание раскололось исключительно в сознании одного человека. И всё восприятие героя становится таким же двойным. С одной стороны, он по-прежнему живёт дома, с семьёй, ходит в школу, общается с друзьями и остро ощущает, как эта жизнь стремительно разваливается на куски. А с другой – он уже не здесь и не сейчас, корабль дураков уносит его всё дальше в море безумия. Туда, где нет логики, нет осмысленности, нет надежды. И нельзя сказать, что эта реальность менее реальна, чем прежняя. Для горящего мозга они равноценны, запараллелены и взаимно подпитывают друг друга. Главы inside и outside будут следовать попеременно, а внимательный читатель будет искать и узнавать каждый просочившийся предмет, каждое имя, каждого человека – все те кирпичики, из которых строится внутренняя империя. Ну и Шустерман не был бы собой, если бы не оставил кое-какие загадки, и эти точечные вкрапления мистики тоже играют в унисон общему настроению.
Читатель прочувствует всё сполна. С самого начала. Реальность, рассыпающаяся под ногами. Жизнь, которую невозможно больше жить. Меняющиеся алгоритмы бытия. Ошибки мыслительных процессов. Дом, люди, психушка, свобода, границы, друзья, враги, тотальная изменчивость, перетекание образов, нестабильность, никому нельзя верить, особенно попугаю. Невероятное, невозможное, хмарное, душное адище, которое не оставит вам ни одной нервной клетки. Это болезненное затягивающее повествование, когда пальцы будут сами листать страницу за страницей. Потому что никак нельзя остановить падение в бездну. Но иногда, лишь достигнув дна, ты можешь оттолкнуться и поплыть на свет.
И всё это – на каких-то 300 страницах. Пусть я и максимально далёк от романтики моря и пиратских кораблей, но какая разница, когда тут вся психика в клочья. Читайте, сходите с ума вместе со мной.
«Бездна Челленджера» kitabının incelemeleri, sayfa 2