Kitabı oku: «Проверка началась», sayfa 7
20
Днём ранее
Белый «Мерседес» стоял на территории клиники, в самом тёмном углу парковки, куда едва добирался свет ближайшего фонаря. Владелица авто не просто так поставила его именно там: она не хотела привлекать к себе внимания, но нужно было набраться смелости и выйти из салона.
«Он мне не поверит», – крутилось в голове у Троицкой.
Она взглянула на верхний этаж клиники: свет горел в двух окнах – это был кабинет Леонида. Человек, способный практически жить на работе, должен иметь невероятно крепкие нервы. В мыслях Мари всегда превозносила Леонида над другими мужчинами, то и дело подчёркивая наиболее яркие стороны его характера.
Есть обычные люди. Обыватели. Те, над проблемами которых Леонид каждый день ломает голову, кому помогает, а они же со своей стороны не способны на настоящую благодарность. Мари вышла из автомобиля и направилась в клинику. Служба безопасности пропустила её без проблем: мужики, ежемесячно получающие неплохую премию, знали, перед кем нужно молча открывать двери. Мари коротко поздоровалась с каждым из них, хотя обычно делала это едва заметным кивком. Она неосознанно цеплялась за любой признак человечности в этих холодных голубых коридорах, и чем выше поднимал её лифт, тем сильнее ощущался мороз по коже.
– Леонид, здравствуй, – она приоткрыла дверь без стука. Знала, что он ждёт её.
– Проходи. Чего-нибудь выпьем? – Леонид уже снял докторский халат и сидел за огромным столом в джинсах и рубашке кораллового цвета.
– Нет, спасибо. Я пришла поговорить с тобой.
Доктор жестом указал ей на одно из кресел. Девушка неуклюже выкатила его на себя, чтобы сесть.
– Маш, когда это случилось впервые, я тоже думал, что нас просто хотят обвести вокруг пальца. Когда это произошло во второй раз, я уволил одного из лучших специалистов, Павла, потому что ты намекнула мне на него.
– Внутренняя проверка это подтвердила, – возразила Мари.
– Но я бы и не подумал копать в этом направлении. Я же верю тебе, как своим глазам и ушам. Но когда это случилось в третий раз – вчера – я понял, что дело не в Пашке. У нас прижилась жирная и наглая крыса, и у меня есть подозрения, кто это. И самое страшное: вдруг это ещё не все эпизоды? Вдруг другие жертвы просто молчат?
– У меня тоже есть подозрения, – решилась Мари.
Доктор даже не сразу осознал, что она сказала. Он сдвинул брови и пристально посмотрел на любовницу.
– У тебя?
– Да. Может быть, тебе это покажется смешным, но я провела своё расследование. Леонид, я не могла себе позволить сидеть просто так, когда всё, что ты создал, руш…
Смех Леонида заставил её замолчать. Тот прищурился и теперь хихикал, периодически выдавая неприятный свистящий звук.
– Ты? Расследование? Маша, малыш, не смеши мою залысину!
Выждав, пока он немного успокоится, Мари продолжила.
– Смейся сколько угодно. У меня есть вот это.
На столешницу один за другим легли пять снимков. На первом – светловолосая девушка паркуется прямо перед носом машины Яна, блокируя её. На втором – она уже разговаривает с ним, по выражениям их лиц нельзя понять, конфликтуют они или беседуют мирно. Третий кадр – блондинка сидит возле клиники, прикрываясь газетой, а рядом с ней – темнокожий парень. На четвёртой фотографии снова были эти двое, но на этот раз рядом с ними находились девушка-шатенка и парень в прямоугольных очках. Они сидели в каком-то кафе и пили пиво. Пятый кадр – фото с монитора компьютера секретаря с открытой карточкой пациентки клиники Александры Харанжевич. Доктор явно заинтересовался фотографиями, на которых был его сын, но дольше всего он всматривался в четвёртую карточку.
– Знакомое лицо.
– Не можешь вспомнить?
– Затрудняюсь, – сказал Леонид, огорчённый тем, что память подводит его.
Тогда Мари достала из своей сумочки ещё кое-что. Это была выцветшая и уже порядком потрёпанная рекламная листовка. Леонид взял её в руки и прочитал вслух.
– Кафе «Фестиваль», бизнес-ланчи от двухсот рублей. И что?
– Адрес тебе ни о чём не говорит?
– Проспект Художников. Это же далеко!
– Вот именно! Тогда, на подземной парковке, вспоминай. Парень с листовками, который около нас тёрся. Леонид, даже я понимаю, что это глупо: пихать под дворники рекламу кафе, которое расположено на другом конце города. Она завалялась у него в машине, а он за нами следил, вот и нашёл способ подойти к машине поближе. Как и эта особа на снимках. Она была у нас раньше, осматривалась, и теперь хочет вытянуть из пациентов побольше денег. Уверена, если войти в её аккаунты в соцсетях, мы там много интересного найдём, в том числе связанное с шантажом.
Доктор почесал бороду и задумался. Впервые он осознал, что свежий ум и хитрость в таких делах значат гораздо больше, чем стаж и награды. Мари оказалась умнее, чем он предполагал. Ланде удивился тому, что эта девица позволяла ему относиться к себе, как к наивной кукле.
– А почему с ней Ян? Он что, помогает ей? – спросил доктор, и в голосе его читалась обида.
Троицкая перешла к самому сложному. Ей предстояло озвучить свои якобы предположения на тему того, как в деле замешан Ян. В то же время она не должна была открыто обвинять его, чтобы не разжечь войну между отцом и сыном.
– Не знаю, но догадками могу поделиться. Эта сучка охмурила его. Я проследила за ним в один из дней, когда он без объяснений уехал на другой конец города. Именно тогда я и увидела, как они встретились на парковке. Видимо, она крепко взяла его в оборот, мы с ним даже не спим уже месяц. Когда у нас с тобой начались отношения, Ян будто что-то почувствовал. Сначала пытался крепче меня держать, а потом ослабил хватку. Вот так постепенно мы превратились в соседей. Ты же был против того, чтобы я уходила от него.
– Да, против. Я никогда не обещал тебе брак.
– Мне всё равно очень больно. Ян ведь мне как брат, и ты знаешь это. Но ради тебя я терпела, собирала по крупицам доказательства, чтобы у нас было достаточно материала для обращения к ментам.
– Если бы ты сказала сразу о своих подозрениях, возможно, не было бы как минимум двух случаев шантажа пациентов, – недовольно пробасил доктор.
– Ты бы мне не поверил.
Леонид понял, что она права. Он действительно не стал бы слушать её раньше без предоставленных фактов.
– Надо связаться с полицией.
Доктор поднялся с кресла, подошёл к большому окну, потом около минуты стоял и что-то высматривал внизу, у аллеи, которую сотрудники клиники в добровольно-принудительном порядке высадили три года назад. После этого он снова приблизился к Мари, взял её за руку и посмотрел в преданное личико. Девушка чувствовала, что его ладони дрожат. Она уже засомневалась, что оправданно выставила Яна перед его отцом в не самом лучшем свете. Вернее, выставила его пособником шантажистки, разрушающей дело жизни Леонида.
– Ты открыла мне глаза, куколка. Спасибо. Конечно, не ожидал, что в этом замешан мой сын. Не знаю, как на это реагировать. Да, мы не особо ладим, но ведь я доверял ему!
– Леонид, рано вешать ярлыки. Неужели он мог так обмануть тебя? Я не думаю. Вдруг он сам обманут, – поспешила разрядить обстановку любовница.
– И я не думал, но факты – упрямая вещь. У нас были напряжённые отношения в последнее время. Да что там! Они всегда такими были. Я знаю, он помнит, как плохо я обошёлся с его матерью.
Раньше доктор говорил об этом вскользь, упоминая лишь тот факт, что много лет назад у него случилась интрижка с киевлянкой, которая была старше его на пять лет. Мари знала, что именно эта женщина была матерью Яна, но не предполагала, как именно она рассталась с отцом своего единственного ребёнка. И то, что Леонид решился об этом рассказать, означало, что он стал больше доверять Мари. Она слушала его, боясь издать хоть малейший звук. Леонид продолжал рассказывать, и морщины на его лице будто всё отчетливее бороздили кожу с каждым словом.
– Я уехал, когда она забеременела. Хотя, признаюсь, я её бросил. О какой семье я тогда мог думать? Только начал практику, работал с ведущими врачами страны, у меня были перспективы, планы! И тут как снег на голову: она беременна. Шёл уже второй месяц, да и она упиралась, не допускала и мысли об аборте. Я тогда принял решение, что не буду жить с ней, но буду помогать деньгами, и я действительно помогал!
Мужчина закашлялся и поплёлся к своему креслу. Мари быстро схватила со стола стакан, подбежала к кулеру и налила холодной воды. Сделав глоток, Леонид смог продолжить:
– В первые годы я даже навещал их. Ян был очень тихим ребёнком, но в то же время капризным. Я дарил ему машинки, а он любил книжки! Знаю, эти подачки не сравнить с полной семьёй, где есть мужчина в доме. Ян… не смог мне этого простить. Он и в Питер приезжать не хотел, когда я позвонил ему после похорон Анны и предложил перебраться сюда. Дело в том, что я не сразу узнал, что она умерла, и хоронить её пришлось самому Яну. Пацану было семнадцать! Конечно, похороны вышли скромными, он потратил на них всю стипендию и набрал долгов у соседей. Рассказали мне об этом киевские коллеги. Я тогда почувствовал себя каким-то ничтожеством. Отправил парню денег, чтобы он рассчитался с долгами и кое-как смог прожить до моего приезда. Знаешь, я тогда говорил с ним по телефону и понимал, что он, в сущности, умный парень. Так лаконично излагал мысли, интонация ровная, не по возрасту деловая… Я эти семнадцать лет с момента его рождения думал, что он вырастет заурядным пацаном, типичным внебрачным ребёнком сварливой врачихи. Но я ошибся. Когда я приехал к нему через неделю после нашего разговора, чтобы убедить перебраться поближе ко мне, то решил, что недооценил в первую очередь себя. Свои гены. Он ведь вылитый я в молодости. Ему мало того, что он имеет, он хочет идти своим путём. Он пробивной и харизматичный, а ещё очень умный.
– Почему тогда ты начал роман со мной? Почему ты не остановился, раз так ценишь его? – недоумевала Троицкая. – Ты ведь обманываешь родного человека!
– Видимо, я дурак. И ответил таким образом на его ко мне отношение. А ведь он имел полное право быть таким холодным по отношению ко мне. Он не просил у меня ничего. Никогда. Это я притащил его в Петербург и попытался сделать из него медика, чтобы коллеги завидовали, обсуждали династию Ланде! Я притащил его, когда понял, что Анна вырастила парня настоящим человеком без моего участия. Я… пытался присвоить её труды себе. И Ян прекрасно знает это, поэтому он отказался от моей помощи и пошёл своим путём. Он не простил…
Лицо доктора вдруг замерло, сохранив неизменным скорбное выражение. Рот был приоткрыт – док не успел сказать что-то важное. Он стоял, как каменный, будучи не в силах ни выдохнуть, ни вдохнуть. Мари сразу поняла, что произошло нечто серьёзное. Ланде вытянул вперёд руки, пытаясь дотянуться до столешницы, но пошатнулся и рухнул, потащив за собой кресло.
– Что с тобой?! – вскочила со своего места Мари, присев рядом с ним. Его мутный плавающий взгляд заставил её моментально броситься на первый этаж. Там при клинике работает аптека, там должен быть и дежурный врач (по ночам в центре города то и дело шатались в поиске бинтов и обезболивающего побитые в спонтанных конфликтах люди).
Вспотевшая рука нащупала телефон в сумочке, в списке контактов Мари искала Яна. Они так редко созванивались, что пришлось пролистать вниз, чтобы найти его. Выкрики «Срочно в клинику! Срочно!» подняли с мест охрану. Мужики лишь недоумённо развели руками, выпуская Троицкую из холла. Вход в аптеку находился снаружи.
– Где дежурный врач?! – Мари практически налетела на стекло, разделяющее её и пожилую женщину-аптекаря.
– Выехал с шофёром на Сенную, там ребёнок в ванной упал. В другом крыле, в стационаре, должны врачи быть!
– Твою ж мать! – девушка заколотила руками по стеклу, словно та низенькая женщина в очках лично задушила доктора, и теперь Троицкая вынуждена искать способы его спасти. Аптекарь и один из охранников заперли небольшое помещение и куда-то побежали. Вернулись они уже втроём, разыскав в круглосуточном стационаре врача-терапевта.
В холле возник и лучший друг Леонида, его коллега – доктор Иван Дитрих, которому несколько минут назад позвонил Ян. Дитрих был высоким светловолосым мужчиной с квадратным подбородком и ясными голубыми глазами. Имея русско-немецкое происхождение, Иван всегда считал себя русским, но вот черты характера в нём доминировали исключительно немецкие: аккуратность, тактичность и внимание к деталям. Мужчина относился к Яну, как к собственному сыну – его родным детям уже было за тридцать, они давно уехали в Европу, а доктор остался, потому что боялся начинать новую жизнь в чужой для него стране.
Сам Ян появился на пороге следом за коллегой отца. В истерике ожидая лифт на третий этаж, Мари пыталась отвечать на вопросы парня, но говорить внятно уже не могла. Она ещё не знала, как быть, если произойдёт худшее. Если бы только Ян не прикипел так сильно к своей потаскухе, думала Троицкая – тогда он, может быть, поверит. Тогда он снова обратит на неё внимание и обеспечит ей такую же сытую жизнь, как и прежде, потому что потерять одновременно двух самых важных мужчин было бы непростительно. Ян поверит, если поймёт, что всё серьёзно. Обстоятельства должны подкрепить слова Мари. Когда, если не сейчас?
Стараясь не смотреть на столпившихся в центре кабинета врачей, Мари торопливо подошла к столу и взяла разложенные там фото. Снимки, которые были сделаны в день первой встречи Яна и Саши, она скомкала и засунула в сумочку, чтобы позже выбросить, ведь если остальные фото подтвердят её слова, эти лишь смутят Яна. Полная решимости начать действовать по плану B, девушка выскочила в коридор.
– В чём дело, Маш? – подошёл он к ней, косясь на дверь.
Она медленно подняла на него глаза, сглотнула вязкую слюну.
– Допрыгался, идиот? Она довела его, твоя сука! Думаешь, твой отец такой глупый и не заметил, как вас с ним разводят? Ты в курсе, что она творила, пока ты на неё по ночам дрочил?!
Из кабинета доносился хор испуганных голосов, а потом наступила недолгая тишина, которую прерывали только осторожные вопросы вполголоса. С улицы прилетел писк сигнализации авто, ветер захлопнул открытое в холле на этаже, у женщины-аптекаря зазвонил телефон, который она оставила на углу директорского стола.
– Антипов, – безжизненным голосом обратился к коллеге Дитрих. – Всё. Смерть. В двадцать три пятьдесят четыре.
Иван выпрямился и вышел в коридор. Молодые всё слышали, он это знал, поэтому не стал драматизировать, объявляя о трагическом итоге. По лицу врача всё читалось без слов: брови наползли на глаза, на лбу выступила испарина, уголки губ опустились. Подойдя к Яну, Дитрих хлопнул его по плечу.
– Я боялся, что ситуация с клиникой его доведёт. Такое напряжение мало кто смог бы вынести. Он просто сгорел… да, сгорел на работе. Завтра наступит тот самый день, когда мы ровно тридцать лет назад поселились с ним в одной комнате в общежитии. Я помню тот день. Как меня бесил тогда твой отец и как мы с ним сдружились уже через неделю! Шесть минут не дожить… шесть минут…
Развернувшись по направлению к выходу, доктор ушёл. Ян прислонился к стене и упёрся взглядом в плинтус, пока тело его отца клали на носилки.
– Если бы не её длинные руки и не твоё раздолбайство, всё было бы по-другому. Он не перенёс такого, понимаешь? Хочешь посмотреть на доказательства? Я тебе их покажу, – выпалила Мари.
И того, что он увидел, ему более чем хватило.
21
Обратная сторона
«Когда ты приезжаешь? Есть серьёзный разговор. Будет честнее, если мы поговорим лично», – Ян набрал это сообщение, пока ждал зелёного сигнала светофора в тот день, когда отвёз Сашу домой после отдыха в загородном доме. Мари тогда улетела на шопинг в Москву, но парень даже не помнил, надолго ли.
Два с половиной года вместе. Совесть не даст соврать, раньше он был верен Мари. Никто не отменял мужские инстинкты, они давали о себе знать постоянно: на вечеринках, на пляжах, даже в час-пик в метро, куда Ланде спускался лишь в исключительных случаях. Упругие задницы в джинсах, груди под короткими топиками возбуждали его, но он твердил самому себе, что это только похоть. Природа говорила ему, что он должен спать с разными девушками, чем их больше – тем лучше. Разум напоминал, что у Яна есть Мари, и в крайнем случае можно выпустить пар при просмотре порно.
В какой момент их отношения стали пресными и малозначимым, он не понимал. Они начали проводить вместе меньше времени, когда год назад Мари пришла на работу в клинику его отца. Ян связывал это с нагрузкой, которой доктор неизменно обеспечивал всех подчинённых вне зависимости от того, женщины это или мужчины. Три месяца назад она стала импульсивной, резкой, и Ян уже не понимал, в чём дело. Он слишко долго убеждал себя терпеть, но всякому терпению приходит конец. Хорошее – враг лучшего. Кажется, так говорят мудрые люди. Теперь внутри от былого чувства любви осталось выжженное поле, на котором несколько часов назад стихла последняя битва. Есть победитель, есть побежденный. Эта земля теперь принадлежит новому государству, и на поднятом флаге красуется:
ЕВГЕНИЯ
Когда он увидел её впервые, то оставался непоколебимым. Просто оценивал. Потрясающая фигура. Встроенный сканер, которым от природы награждены все мужчины, быстро завершил работу и передал информацию в мозг: молодая, здоровая, красивая. Нагловатая и соблазнительная. Чья это машина? Не может быть, что её. Взгляд перешёл на детали салона автомобиля: интерьер совершенно точно мужской. Нет, можно почувствовать ароматизатор из салона: цветочный. Это её машина.
Она наступала аккуратно, грамотно. Поцелуй в щёку – первый колышек, на месте которого она в кратчайшие сроки возвела крепость. В тот вечер, когда они проснулись вместе, на полпути домой Ян понял, что едет в полной тишине – обычно в салоне играла музыка. Видя перед собой цепочку из уходящих вверх по улице автомобилей, он чувствовал приятный зуд на тех частях тела, которых касалась Женя в момент, когда обнимала его перед уходом в сторону станции метро.
Ян никогда не верил в судьбу. Если бы его попросили описать это понятие, то он бы сказал, что судьба – это хронология всех событий в жизни человека после того, как он ушёл в лучший из миров. Никаких знаков судьбы для него не существовало: знаки могли быть денежными, дорожными, какими угодно, но не знаками судьбы. Но Женя – почему она появилась именно в тот момент, когда он всё чаще стал думать, что родство душ должно существовать и ему этого так не хватает?
Засыпая, он вспоминал, как она нечаянно коснулась его руки, пока они смотрели на облака. Площади, линии, золотой закат. Сильнее всего он запомнил именно тот вечер в баре, момент в узком и душном коридоре, когда он прижался к ней и наконец ощутил запах, который с самого начала знакомства вычленял из ингридиентов её дорогого парфюма: её естественный запах. Запах, который ему теперь достаточно было лишь уловить, и всё его тело откликалось, готовилось к тому, чтобы владеть ею, мысли перестраивались и искали способы сделать это, руки тянулись к ней.
Рок-музыка, шершавая стена, полумрак, до ближайшего фонаря метров двадцать, Ян целует Женю. Нева, прохладно, весь мир смотрит на разведённые мосты, а он – на её грудь под ажурным бюстгальтером. Она смеётся. Вряд ли поплывёт на самом деле, но Ян делает вид, что верит и будет удерживать её. Это прекрасный повод прижаться к её груди. Как ему мешает собственная футболка! Но всё не так просто – в голове, подобно мигалкам полицейского авто, сменяют друг друга две вспышки разного цвета.
Мари. Изящная и беззащитная.
Женя. Дьяволица со взглядом ангела.
Мари. Аккуратный маникюр за семь тысяч рублей.
Женя. Ладонь, отправляющая плыть по Неве кораблик, сложенный из рекламного буклета, который им сунули на углу.
Мари. Билеты в Третьяковскую галерею и поцелуи под бой курантов.
Женя. Вкус виски с колой с её губ на 15-й линии Васильевского острова.
Мари. Завистливые взгляды немецких докторов, сидящих за соседним столиком на праздновании дня рождения отца.
Женя. Восторженные аплодисменты уличных музыкантов, когда она начинает петь.
Мари. Шагает так легко, будто ей помогают крылья ангела.
Женя. Идёт по жизни, как атомный ледокол, оставляя за собой шлейф духов с удовыми нотками.
И Ян отрекается от ангела и покорно следует за атомным ледоколом.
Блондинка, которую он целовал на Васильевском острове, а потом неистово драл на полу в загородном доме, стала острейшей иглой, и её не хотелось извлекать из-под кожи, она дарила ему непрекращающееся состояние эйфории. Когда всё начиналось с Мари, особенно яркими были моменты предчувствия – встречи, близости. Когда всё начиналось с Женей – и предчувствие, и проведённое вместе время, и послевкусие были одинаково яркими.
Когда Ян заявил Мари, что им надо разойтись, она отреагировала спокойно. Сказала, что всё понимает и готова искать себе новое жильё, но на это нужно время. Парень разрешил ей пожить несколько дней в его квартире, при условии, что она будет спать в гостевой комнате. А уже потом, когда его отношения с Женей станут крепче и яснее, они вместе займут эту огромную квартиру. Женя установит здесь свои порядки, и Ян будет счастлив, видя, как она это делает.
Это было похоже на сказку, но написанную на новый лад. А это значит – никакого счастливого конца, тотальная жестокость к персонажам и размытая концовка. Женя оказалась Александрой Харанжевич, бывшим психологом в рядах МЧС, а ныне – собирательницей слухов и компромата, умелым манипулятором, которому удалось переиграть и Яна, и Леонида.
В первую ночь после смерти отца Ян пытался одновременно смириться с его кончиной, перестать винить себя и научиться ненавидеть Сашу. Да, теперь он знал её настоящее имя. Удивительно, но ненависть давалась ему лучше всего: в нём кипела ярость, он рвал на себе волосы от осознания своей глупости и ничтожности перед банальным бабским обаянием. Убийственным – на этот раз в слове не было никакого позитивного подтекста.
