Клубничные каникулы

Глава 1

Уля Шварц (по паспорту Ульяна Михайловна Фенечкина), светский обозреватель, завсегдатай тусовок и тому подобное (а проще говоря, собирательница сплетен), металась по комнате, укладывая чемодан. Через несколько часов ее ждал поезд, который отвезет в родной город, похоронив под стук колес мечты, чаяния и почти десять лет столичной жизни. Чемодан сопротивлялся, он, как и его владелица, не хотел покидать столицу, где жизнь кипела и бурлила круглосуточно. Огромному красному сундуку нравилось летать в Турцию или Египет, а лучше в Таиланд, но никак не трястись на багажной полке душного вагона, печально двигаясь в сторону провинциального города, пусть и миллионника.

– Зараза! – Ульянка ударилась мизинцем об это дорожное чудище и с досады пнула его в отместку. Легче не стало, стало больнее. – Ну, зараза! – грозила обозревательница кулаком не то чемодану, не то кому-то неведомому. – Нет, ты только представь, какая гадина, – зло сдув платиново-блондинистую прядь с лица, она выпрямилась и повернулась к мужчине, развалившемуся на кровати.

– Улечка, успокойся, – смазливый брюнет, облик которого с головой выдавал в нем последователя всех модных трендов, потянулся и перекатился на бок, подпер рукой голову и продолжил: – Не принимай близко к сердцу. Через годик она забудет, и ты снова сможешь устроиться в журнал. Неужели все так плохо, что надо непременно уезжать? Устройся секретарем. Или официанткой. Мне одному будет тяжело оплачивать эту чудесную квартирку.

– Артурчик, а ты не офигел ли? – теперь блондинка грозно уперла руки в бока и притопывала ногой. – У меня тут карьера рухнула, меня не возьмут ни в одно приличное место работать, в конце концов, мы с тобой встречаемся два года, а ты волнуешься, как будешь оплачивать квартиру один!

– Если бы ты меня любила, осталась бы в Москве и нашла любую другую работу, чтобы не бросать меня.

– Если бы ты меня любил, сам нашел бы приличную работу, чтобы я не уезжала, – Ульяна в который раз поразилась, на кой ей сдался Артур, разве что они красиво вместе смотрелись. А по факту лентяй, раздолбай, большой ребенок. – Да пойми ты наконец, мне теперь на все тусовки вход закрыт из-за этой мымры. А дома устроят работать в местный журнал, уже даже взять готовы столичного журналиста.

Мымрой, да и несколько хлеще, называли известную светскую львицу, имя которой лишний раз лучше не произносить. Дама была давно и прочно замужем за столичным богатеем, меценатствовала, устраивала благотворительные балы и всячески поддерживала искусство и молодые таланты. Как и всегда, род деятельности таких людей был широк, но чем при этом занимаются, никакой конкретики. Зато посещение Аллой Вадимовной любого мероприятия сразу выводило то в событие сезона, на выставку выстраивались очереди, художник делался модным, а музыкант – популярным.

Не стоит говорить, что сия дама внимательно следила за своим имиджем и окружением, а еще не терпела возражений, была категорична и злопамятна. Зато являлась кратчайшим путем на вершину, точно как и в бездну забвения. Так вот, не далее как вчера состоялся грандиозный вечер, посвященный чему-то там, на который Ульяне всеми правдами и неправдами удалось пробиться. Парочка интервью, несколько фото со звездами и Фенечкина бы перешагнула черту, отделяющую ее от успеха и признания. Давно уже надоело освещать концерты групп На-На и ПМ, от былой славы которых остались рожки да ножки, да делать вид, что угасшие звезды девяностых ей интересны. На всех поворотах ее обгоняли молодые да ранние блогерши. А так хотелось на кинофестиваль, если не в Канны, то хоть в Сочи, а для этого нужно обладать мозгами, внешностью, эрудицией и богатым покровителем.

Из всех нужных составляющих у Ульки была только внешность, которой она пользовалась по полной, мозги тоже были, но вот как-то, видимо, не в достаточной мере. Вот и вчера, сделав подобающий случаю макияж, уложив волосы голливудскими локонами, втиснув себя в узкое коктейльное платье и обув шикарные туфли на шпильке, обозревательница рванула прокладывать себе путь в светлое завтра. И все шло хорошо до поры до времени – Уля Шварц пообщалась с новомодной певичкой, безголосой, но мега-популярной, поболтала с известным ведущим, которого обожала до дрожи в коленках (и даже не визжала от восторга, а вела себя вполне достойно), и уже наметила следующую цель – хваткого продюсера, как под ноги ей попался тот самый злополучный подол.

Совершенно очарованная телеведущим, Уля улыбалась во все тридцать два зуба, воображение уже рисовало сцену благодарственного коленопреклонения шефа и гремели фанфары, когда она, пятясь, наступила на шлейф платья, принадлежащего той самой светской львице. Мадам в это время двинулась по своим делам. Возможно, дело в кривых руках швеи, гнилых китайских нитках, Луна была не в той фазе или просто роковое стечение обстоятельств, но на виду у большого количества приглашенных знаменитостей и журналистов хитро скроенная юбка оторвалась от лифа и упала к ногам владелицы. Тонкая ткань, скрепленная на бедре цепочкой, чтобы выгодно показывать стройную ножку мадамы, с громким треском порвалась, обнажив ту по пояс. Интернет и мобильные телефоны зло – тут же по соц. сетям разлетелись фото полуголой "львицы" и Ульянки, стоящей с испуганным видом на злополучном подоле.

От шока Фенечкина покачнулась на огромных каблуках, зацепилась за ткань и разлила содержимое своего бокала на меценатку и благодетельницу. А будучи выше нее на сантиметров двадцать, поток красного вина пришелся аккурат в лицо и стёк в глубокий вырез декольте.

Три секунды длилась тишина.

– Тебе в Москве не жить, – прошипела благодетельница. Подняв с пола кусок ткани, бывший когда-то платьем, завернулась в него и, уходя, ткнула в Ульку пальцем со словами: – Убрать. Совсем.

С вечеринки пришлось спасаться бегством. Даже тени сомнений не возникло, что ее имя останется тайной хоть сколько-нибудь долго. Увы, печальный прогноз подтвердился. Фенечкина еще до дома не добралась, а на телефон уже трезвонило начальство:

– Ульяна! – из трубки буквально полыхало огнем и гневом. – Какого черта ты устроила? Зачем ты туда поперлась? С какого раза в твою блондинистую голову должна дойти мысль, что это не твой уровень? Ты уволена!

Девушка, бывшая еще пять минут назад Улей Шварц, снова превратилась в Ульяну Фенечкину – безработную провинциалку, мечтавшую покорить Москву. Работать ей теперь либо кассиром в заштатном магазинчике, либо дворником, но и туда могут не взять.

Мотнув головой, бывшая журналистка относительно приличного журнала принялась дальше укладывать вещи. Возможно, она не была умна настолько, чтобы получить Нобелевскую премию или создать антиматерию в лабораторных условиях, зато была целеустремленной и практичной. Розовые очки слетели буквально через пару месяцев после переезда в столицу, когда оказалось, что таких провинциалок, мечтающих приблизиться к звездам, пруд пруди. С трудом удалось устроиться в третьесортный журнальчик, да и первые знаменитости, с которыми она познакомилась, были мало кому интересны. С переносом основной части светской жизни в Интернет стало одновременно и проще, и сложнее. А теперь ей и там нет места – все ее странички уже заблокированы. Так вот накрылись медным тазом мечты об эксклюзивных интервью со звездами первой величины – не стать ей теперь ни Опрой, ни даже Кудрявцевой.

– Ужас, поезд уже через пять часов, – Улька торопливо перепроверила, все ли нужное уложила. Артур обещал упаковать остальные вещи и отправить транспортной компанией, с ней в "ссылку" ехать категорически отказался. Конечно, можно было бы не спешить со сборами, но утром позвонила одна из теперь уже бывших коллег и весьма настоятельно посоветовала делать ноги. Даже распоследняя бульварная газетёнка получила письмо о том, что Фенечкина практически вне закона. Фотографии пытались удалить, но они приобрели вирусную популярность и лавиной распространились по сети.

Артур отказался тащиться на вокзал, лишь донес чемодан до такси. И Ульяна вдруг поняла, насколько опостылели ей эти отношения. Даже дышать стало легче, будто камень с груди сняли. На вокзале царили шум, гам, суета, прибывали и убывали поезда, одна толпа сменяла другую. Ничего за прошедшие года не изменилось.

Заняв купе и с помощью соседа закинув чемодан на полку, Улька залезла на свою верхнюю, предварительно застелив ее. Ехать сутки с копейками, она потерпит, лишь бы не приставали с разговорами. И только глубокой ночью, когда весь поезд погрузился в сон, накатила тоска. Щемящая, противного болотно-зеленого цвета. Пришлось выйти в тамбур, чтобы никто не мешал плакать по жизни, загубленной так глупо. Конечно, со стороны может показаться, что невелика трагедия, но восемь лет жизни отданы покорению столичной тусовки, а теперь выброшены коту под хвост. Одна нелепая случайность, один неудачный шаг – и годы диет, пластическая операция, да вообще все обесценилось.

Уезжая из родного города, она клялась себе никогда не возвращаться, разве только в редкий отпуск к родителям. Предпочитала горячие путевки, трехзвездочные отели – только бы прикоснуться, хоть на миг приблизиться к шикарной жизни, которую ведут самые популярные люди социальных сетей. Гналась за химерой, пыталась выстроить идеальную жизнь в глазах других, не давая себе ни минуты покоя, ни секунды на раздумья, продолжая по инерции воплощать планы. Только вот чтобы пробиться на верх, нужно быть позубастее, постервознее, похитрее, а в Уле этого не было. Но было страшно признаться в этом в первую очередь самой себе. И вот теперь, в темноте и под стук колес, она вглядывалась в проплывающий за окном пейзаж, пытаясь отыскать ответы на главный вопрос "Зачем?". Зачем ей было это нужно? Зачем было столько жертв? Зачем нужно было ломать свой характер? Чтобы в тридцать остаться без работы, быть все еще без собственного жилья, даже без приличного жениха. А ведь по плану к этому времени она должна была уже брать интервью у знаменитостей первой величины, а через пять лет – у мировых. Да к ней уже эти звезды сами должны были в очередь выстраиваться!

А теперь она убегает домой, слезами смывая мечты о квартире, машине, богатом муже и головокружительной ночной жизни.

Глава 2

Росла Ульянка очень подвижным и любознательным ребенком, охотно лазила с ватагой таких же босоногих дачных детей за чужими яблоками и ягодами, хотя и на своем участке это все росло. Любила загорать на речке, и к концу лета превращалась почти в мулатку, носила мальчишескую стрижку и плевать хотела на внешний вид. Босоногое детство протекало почти беззаботно, и даже поездки к родне в деревню не вызывали особого протеста. Чего там ехать? Два часа всего и на месте. Несомненный плюс, в деревне свободы было больше – все друг друга знают, толпу детей обязательно кто-нибудь накормит, ну или угостит крапивой за кражу гороха с огорода. Нет, работать все же приходилось – картошка занимала километры земли, так казалось девчонке, когда вся семья выходила на окучивание сего стратегического овоща. Зато в августе можно было аккуратно подкопать такой огромный холм и выдрать несколько подходящих картофелин, чтобы испечь на углях, "место преступления" аккуратно маскировалось землей, как будто ничего и не было. Картошку запекали в укромном месте за изгибом речушки, которую в самое жаркое время можно было перейти в брод и детям, пацаны еще умудрялись поймать рыбешку. Воровали початки кукурузы с полей, могли и сырую погрызть, за что владельцы поля пытались ругаться с деревенскими, но попробуй уследи за всей бандой. Валялись у кого-нибудь на сеновале, рассказывая жуткие-жуткие истории собственного сочинения, ночи летом наступают поздно. Иногда ватага делилась на два противоборствующих лагеря – пацанов и девчонок, чтобы немного поругаться на тему гендерного превосходства одних над другими, но порознь было скучно, поэтому компания быстро воссоединялась. Вечерами Ульянка ходила с теть Валей забирать коров из стада, чтобы гордо продемонстрировать, что и она, городская, тоже может делать "деревенские" дела. Одна бы, конечно, не справилась, за несколько дней, пока они гостили, запомнить своих коров не получалось.

– Улька, дитя асфальта, – ругалась теть Валя, – где твоя хворостина? Ласточка опять убегает!

И Ульянка мчалась за непослушной коровой, чтобы отогнать ее домой. Чем потом хвасталась городским друзьям, у которых родственников в деревне не было. Ребятня, открыв рты, слушала рассказы, как она кормила цыплят или поила молоком телят, а то и вовсе каталась с дедом на комбайне во время сенокоса.

– Называется он фуражир, – задрав нос, вещала девочка пацанам, у которых горели глаза и было немного обидно, что у нее, вон, сколько приключений. – Собирает скошенное сено из волков – это такие узкие дорожки по всему полю, – поясняла для "городских", – и сыпет в большой-большой прицеп, чтобы потом высыпать большой кучей. Это получается копна. А потом ее аккуратно сложат и получится скирда, вот. Так на зиму сено заготавливают, а если в яму закопать вместе с зерном, будет силос. Вот.

– Клево, – благоговейно выдыхала компашка. – А еще? Чё, правда, домой в девять не загоняют?

– Правда. Можно хоть до полуночи гулять, – и это был, можно сказать, нокаут.

В год своего тринадцатилетия Ульянка прибавила в росте за лето сразу пятнадцать сантиметров. Мама всполошилась, начала таскать по врачам – у дочки начались обмороки и ухудшилась осанка, мышцы не поспевали за ростом костей. Вот так Фенечкина из "своего пацана" превратилась в "модель", как называли ее родители, с оттенком легкого пренебрежения в голосе к этой профессии. Рост мешал, движения были неловкими, да и сама она больше напоминала гадкого утенка. И казалось ей, что лебедем не стать никогда – намека на грудь все еще не было, зато в рост пошла нога, размер обещал быть под стать. И все бы это можно было пережить, только вот на линейке первого сентября оказалось, что она в росте догнала мальчиков. А еще случилось ЭТО! В их довольно дружный класс пришла новенькая – Вероника. Миленькая куколка с детства отличалась стервозным характером и не терпела конкуренток. Девочка была хорошенькой – невысокая, ладная, огромные чистые голубые глаза, пшеничная коса до талии толщиной в запястье взрослой женщины, пухлые губки, которые она умела надувала, чтобы каприз точно был выполнен. Уже тогда у нее было чутье на тех девчонок, что могли отвлечь от нее внимание мальчиков.

Она быстро поняла, что высокая, худая и нескладная Ульянка, у которой и волосы были каким-то мышиными, и рот большим, пользуется авторитетом среди мальчишек. И не стало Ульянке жизни. Седьмой класс они худо-бедно уживались, в восьмом противостояние набрало обороты – Вероника совершенствовала искусство женских интриг, и к девятому вся параллель считала Фенечкину страшилищем. Рост уже за сто семьдесят, размер ноги тридцать девять. К десятому классу Веронику боготворила половина девочек, тогда как вторая – ненавидела. Та уже довольно умело красилась, одевалась со вкусом, разбиралась в моде и читала журналы для девочек, взахлеб рассказывая про своих кумиров. А еще тогда-то за Ульянкой, уже довольно стеснительной и замкнутой, закрепилось прозвище Фигулька из-за полного отсутствия груди. Ну не считать же грудью размер, не дотягивающий даже до единички? А вот фигура Вероники оформилась в классические песочные часы, и за уже королевой школы толпами бегали поклонники.

А Ульку только в одиннадцатом классе поцеловал робкий одноклассник. Да девочка и не стремилась к отношениям в школе, она уже тогда решила, что станет такой, чтобы Вероника на ее фоне выглядела самой обыкновенной. И почему-то ей казалось, что лучше всего будет стать журналисткой, обозревающей светскую жизнь. Скупались журналы "Лиза" и Coolgirl, стены комнаты украсили постеры популярных групп – Hi-Fi, N Sync и Backstreet Boys, а также Агилеры, Бритни и многих других. Фенечкина во что бы то ни стало решила пробиться в ту тусовку, и обязательно в Москве. Конечно, хорошо было бы стать знаменитой моделью, как Наоми, например, но, увы, тут не сложилось. Хотя рост и остановился на отметке метр восемьдесят, грудь так и не выросла во что-то приличное, зато выросла попа. Глядя на одноклассницу, похожую на совершенную статуэтку, уже теперь девушка злилась на природу, наградившую ее такой жуткой фигурой. Да еще и родители не поддерживали "дурь, которую дочка вбила себе в голову". Никто не помог, не направил, не объяснил про индивидуальность, так и получилась дикая смесь из стремлений к гламуру, комплексов и желания стать круче первой красавицы школы. Теть Валя, младшая мамина сестра, веселая и несколько разбитная женщина, к тому времени поссорилась с семьей из-за очередной любви и уехала куда-то на Север, зарабатывать деньги. Родители, считавшие, что "не были богатыми, нечего и начинать", хором заклеймили Валю "непутевой".

– Ну и дура! – злилась мама. – Без мыла везде пролезет.

– Валька не пропадет, – вторил ей папа, – найдет хахаля побогаче и хорошо пристроится.

Дочери причина этих ссор была неизвестна, да и кто бы стал ей объяснять? А теть Валя Ульяне нравилась – не красавица, зато такая заводная, энергичная и обаятельная, что устоять просто невозможно. Но общаться им категорически запретили, и вновь их разговор состоялся уже когда Уле было лет двадцать пять. К тому времени она окончила в местном университете факультет журналистики и переехала в Москву, хотя родители и были категорически против, считая, что большой город погубит их кровиночку. Успела побывать в первых отношениях, лишиться девственности, побывать во вторых отношениях, поработать, где придется и накопить денег на заветную мечту. Негласное соревнование с Вероникой продолжалось, та успела выскочить замуж за старого, по меркам тогда двадцатидвухлетней девушки, владельца местных газет – мужику было за тридцать, но он был богат. "Любимая" одноклассница поселилась в центре города, получила машину и возможность вести шикарную жизнь, не ударяя палец о палец, чем вызывала черную зависть менее удачливых товарок.

"Хорошо, видать, дает и сосет", – думала Ульянка, в глубине души завидуя поездкам на курорт и брендовым шмоткам. – "Ничего, подцеплю в Москве кого покруче. Она еще мне сама завидовать будет".

Но в столице не спешили встречать новоиспеченного специалиста с распростертыми объятиями. Пришлось снять комнатку, набрать работы по самые гланды и экономить каждую копейку. Удалось еще немного добавить к накоплениям и сделать операцию по увеличению груди. Третий размер хорошо скомпенсировал шикарные бедра, не очень разнообразные питание, большая физическая нагрузка (а попросту, беготня по городу) и каналы фитнес-тренеров сделали ее фигуру поджарой и довольно соблазнительной. Перекрасилась в платиновый блонд, сменила гардероб (каких усилий и затрат это стоило, разговор отдельный и длинный), маникюр-педикюр и безупречный макияж – и вот теперь ее на работу брали охотнее. Комнатку сменила уютная квартирка, постель согревал Артур – красавчик, вызывавший зависть заклятых подруг. Ульянка прилагала титанические усилия, чтобы хотя бы оставаться на месте, сделать рывок вперед у нее никак не получалось. Ей бы остановиться и подумать, что она делает, для чего, но привычка оглядываться на Веронику и желание утереть той нос не давали времени на раздумья. Работа, подработка, распродажи и горячие путевки – только бы фотки в инста, фейсбук и прочее. Зачем? На этот вопрос Ульяна бы не нашла ответа, даже если бы задумалась над ним.

А когда победу уже почти ухватила за хвост, все пошло прахом. Подвели модные туфельки на шпильке, и теперь Москва закрыта лет на несколько, а это профессиональная смерть. Но в родном городе ее уже ждала должность журналиста по профилю – светские новости, а проще – сплетни. И опять Ульку судьба решила хорошенько приложить: девушке было невдомек, почему ее, опальную журналистку не такого уж высокого уровня, после грандиозного скандала вдруг решились взять на работу.

Пока же она, выплакав обиду в тамбуре вагона, возвратилась в купе и легла спать. Завтра ей предстояло большое испытание – приезд домой, куда она поклялась никогда не возвращаться с поражением.

Родной город встретил удушающей даже поздним вечером жарой. Отец выволок красного монстра, "набитого кирпичами", по его словам, после чего, расцеловавшись с родителями, Уля поехала в квартиру своего детства, еще не зная, что черная полоса пока не закончилась, и судьба еще разок укусит ее за зад.