Kitabı oku: «Вновь: ложный мессия», sayfa 9
23
Покидая пляж, Бэккер воспринимал Любу уже не человеком – богиней, оскорбленной любой попыткой прикоснуться к ее совершенному телу простым смертным, в свою очередь, боящимся этого шага из-за страха осквернить своим существованием неописуемое создание Вселенной. Даже ее исчерченная черными линиями левая рука преобразилась из дефекта в визуальное проявление ее обратной стороны доброго намерения связи со смертными. Бэккер не мог и не хотел выкидывать этот образ из головы, лишь укрепляющий его причастность к божественной стороне этого мира, дозволяющей своей явью пред ним стать участником судьбоносных решений. Найдя небольшой храм для молитвы, хватило одного взгляда на лицо разрушенного памятника, дабы связать покорность Нерожденных пред ней, – один в один лицо Любы, которую они принимают за Матерь Кассандру. Знание своей непосредственной близости к Кассандре и Клендату и без этого острова придавало ему ранее немыслимой величественности и важности среди обычных людей. Ныне этот статус возрос до невозможного уровня привилегированности, разбрасываться чем он как раз и не намерен в угоду углубления познания новой, полной интриг и деталей роли стратегического мыслителя, нежели раннего провокатора.
Ожидание же Любы в указанном месте стало важным временем освоения начала того нового причастия, применение к чему метода плавной мысли с расчетливыми решениями символизировало его окончательное взросление от бунтующего мальчишки до мудрого мужчины. Отныне он не собирается ни мстить за чувство слабости, доказывая свою состоятельность, ни позволять нраву диктовать условия жертвам упрямого характера. Именно сейчас, доверяя совпадению, Бэккер понимает отношение Любы к его персоне с самого начала и до этого момента – она учила его по-своему, как та, кто понимает его бремя знания и силы. И теперь ему дарована целая библиотека, дабы человек, не прочитавший толком ни одной книги в своей жизни, познал выдуманную историю фальшивого мира. Час за часом Бэккер читал то, что здесь выдается за манускрипты, скрижали, дневники и писания древних… Читал в сопровождении четкой борьбы восхищения выдумки с разочарованием в создателе этого места – Клендате. Люба была права – он познал ложь бога во всей красе, ибо верует ролью свидетеля в истинную картину мира, ломающую здешние конструкции нестыковками.
Причина умалчивания своего имени от Оскара и Алви крылась в необычной последовательности: под неожиданным влиянием лживой истории сначала Бэккер уцепился за новоприбывших в Библиотеку людей как за образы слушателей его восхищения этой выдумкой, увлекшей, забравшей пониманием счета времени в процесс своего знакомства, довольно быстро он распознал Оскара, слишком активно взаимодействующего уже с неизвестным ему человеком по имени Алви. Детали стали складываться, упоминание Любы и остальных дало Бэккеру веру в его причастность к их пути. Вот он и решил одарить их обретенными знаниями, придавая Библиотеке новый слой важности. Какую-либо оценку об известии про Настю и Роду он не делал, ибо, потакая быстрой реакции, велик шанс принести новые разрушения. Сейчас ведет игру Люба, вмешиваться в ее стратегию нельзя, по своему опыту на ее месте он знает большую цену непослушания порицателей доверия. Да и вряд ли он мог просто довериться сейчас Оскару… как и тот вряд ли бы доверился сейчас Бэккеру. Между ними хватает неразрешенных конфликтов, где у Оскара есть все права желать смерти Бэккеру, как тому, кто виновен в гибели его отца и дома с сотнями тысяч сограждан. Не будет ли высшей мудростью отпустить Оскара? Дать ему свободу от сложной, кровавой, начатой еще на Опусе историей гибели старого мира… Оскар настрадался достаточно, тут у Бэккера нет сомнений. А если новость про Настю и Роду – правда… Думая об этом, Бэккер вновь привязался к простой человечности. Пусть Оскар вернется домой. Этот вывод сделал человек, а просвещенный решил иначе – разрешить Оскару быть историей неизвестного Алви, чья роль в хронологии слишком неопределенна, но которую, по его же словам, направила Люба. Этот вопрос он хочет уточнить у нее лично. Бэккер успел сделать цифровое фото Алви с помощью напульсника за мгновение, как в двери стали стучаться Нерожденные. В кои-то веки Бэккер рад действию бездействия в адрес определенной нити в потоке хронологии, как незаменимый опыт стратегического невмешательства.
Люба сидела на верхнем этаже, где ранее были покои священника церкви, ныне которые она использовала в самом прямом назначении веры – для объединения разрозненных. Одевшись в белую мантию с капюшоном, все силы она направила на медитацию в центре обширной комнаты. Сидя на круглом ковре, имея визуальный доступ ко всем четырем сторонам через открытые балконы, она разносила свой Зов.
Придя к ней, Бэккер незамедлительно спросил об Алви, предоставив ей фото.
– Что ты про него знаешь?
Вопрос этот вкупе с напряженной, словно стальные тросы, Любой привлек внимание двух одетых стоящих у входа Нерожденных. Ведь она действительно была кладезем знаний наперегонки с влиянием, так что тут все искренне ждали откровения. Ответ испугал Бэккера не столько емким содержанием, сколь угнетенным состоянием Любы от простого факта:
– Ничего.
24
Находясь в своеобразном коконе от реального мира, ее совершенно перестало волновать отсутствие страха так такового. Даже мысль об Оскаре со всеми вытекающими из его положения образами не затрагивала ничего важного в ее мыслях и чувствах. Он жив – это хорошо, как и хорошо, когда есть сама жизнь. Факт наличия жизни столь же важен, сколь непреклонен контексту образа этой жизни. Она поделила все на плюс и минус, жизнь и смерть, тьму и свет, ибо превозмогать боль и страдание уже становится рутиной. Лишь когда ее подняли, пришла мысль о смене локации, а уже при взгляде на Бэккера случилось недоверие восприятию, не дать развиться чему помог его голос, сказавший от сочувствия:
– Рода… – Бэккер сел перед ней, пытаясь наладить зрительный контакт с пустыми глазами только что приведенной в покои Любы Роды. Сначала она просто упала, но, лишь когда ее подняли и вновь опустили, села на колени, свесив руки вниз. Она была в синяках и ссадинах, волосы Бэккер зачесал в сторону, держа ее голову руками, прижимая к себе в шоке от самой ситуации.
– Она убила нескольких, потом пыталась других. Ты ее знаешь, она с характером. Им пришлось связать ее. Они шли к станции инкубаторов, когда я очистила их от влияния Возвысившегося. Там оказались Рода, Настя, Оскар и этот Алви. Их действия на станции и привлекли нашего врага отправить туда обманутых.
– Что стало с Настей на самом деле?
– Пока не знаю. – Ответ Любы был достаточно многозначительным, чтобы Бэккер оставил этот вопрос на какое-то время. Рода же, чуть оклемавшись, накинулась на него в приступе гнева, начав наносить хаотичные удары, не принесшие вреда благодаря вовремя подхватившим ее Нерожденным, скрутившим без проблем разъяренное создание. Сквозь рычание и безуспешные попытки высвободиться Рода начала успокаиваться по банальным причинам физической усталости – она не ела почти весь день, постоянно на ногах, стресс стал отнимать биологический ресурс слишком активно.
– Уже давно все не так, как бы мы хотели. – Бэккер боролся с человеческой скорбью о Насте, напоминая себе о важности иметь другое видение событий. – Мне правда жаль. Рода, я искренне сожалею обо всем, что с вами случилось. Больше нет никого, кроме нас.
– Что ты знаешь про Алви? – Люба задала этот вопрос, лишь дождавшись, когда Рода все же успокоится и начнет смотреть на них мыслью, а не чувством. И глаза эти выдали ожидаемое Любой смятение такого вопроса именно от такого человека.
– Мы видели сообщение. – С каждым словом в Роде пробуждалось осмысление окружения и людей перед ней. – Там была ты. Алви – твой человек.
Бэккер и Люба переглянулись.
– Это может быть другая…
– Я не знаю. – Люба отрезала напрашивающийся вариант нежеланием отвлекаться.
– Подожди. Мы же с тобой вместе видели голограмму с ними еще дня три назад, когда Клендат…
– Это была цифровая имитация. Аналогичное делается для Объема. Учись не верить единицам и нулям.
Бэккер не мог не верить Любе. Она говорила убедительно.
– Настя перестала бороться… стала веровать… это ты убила ее. – Рода пронзительно смотрела на Любу. Потом перевела взгляд на Бэккера. – Оскар защитил бы его… если бы не ты… он был бы рядом… ты убил моего папу. У меня нет причин не убить вас.
– Скоро будут. – Люба произнесла это, игнорируя угрозы и обвинения, смотря на Роду с легким сочувствием. Мгновение – Люба оказалась на балконе, вглядываясь вдаль, ощущая надвигающееся, что почувствовал и Бэккер, слыша Зов издали.
– Они идут. – Сказав это, Люба повернулась к Бэккеру. – Используй колокол. Он не простой, поможет мне усилить Зов. То, к чему мы готовились, – начинается.
– Что там еще у вас начинается? – Рода язвила по-свойски.
– Война, – ответил Бэккер строго, уйдя к лестнице до колокола, который уже через пару минут начал звенеть столь же громко, сколь позволяла его сила. Люба продолжала стоять на балконе, наблюдая приближающихся обнаженных Нерожденных, навстречу которым через Зов отправила истинных верующих.
– А как же Оскар? – Рода никому из них не верила, но не могла не спросить.
– Его стремление обрести свободу поможет нам понять мотивы Алви, а возможно, и обнаружить того, кто узурпировал власть бога, кто направил этих заблудших Нерожденных на наше убийство.
25
Битва окончилась победой Любы. Почти все обманутые лживым Зовом обрели понимание истины и были прощены. Пока шло возвращение на границы поселения, Люба восстанавливала силы, утраченные на испытание коллективного разума в решающем событии этого дня. Она сидела на ковре, мысли ее разнились, образы сражения мелькали перед глазами. Еще никогда у нее не было такого опыта единения с сотней мыслящих существ, за чьими глазами она пусть и не могла наблюдать, но понимала испытываемые персоной чувства и путь их происхождения, перенимая реакцию на действо в момент контакта. Это было больше обычных слов или знаний, как нечто глубже инстинкта, перемещающееся среди других ее частей разума. Благодаря интеграции Восковой крови руками Клендата Люба и смогла наладить этот Зов, лишний раз поражаясь свойству этой уникальной бледной крови, как будто бы имеющей связь с чем-то еще в этом мире, чему обычные люди недостойны в аудиенции. И, познав эту силу коллективного единства, Люба окончательно поняла, почему Клендат снабдил ее не только бледной кровью особого состава в левую руку с некоторым контролем применения, но и какую угрозу он предрек ей победить. Этот Возвысившийся использовал Зов лишь ради одного – революции, требующей устранить любую угрозу новому свободному народу солнечной системы ИМБ.
– Я видела, как эти Нерожденные, возглавляемые тем, кто пробудил их Зовом, вышли за пределы острова с одной целью – устранить любых нечистокровных. Клендат показал мне это, когда я пыталась выкрутить в новых петлях на Опусе.
– Что-то я не помню, чтобы он сильно переживал о людях? – Бэккер смиренно выслушивал ее откровения, радуясь возможности собрать мозаику в единую картину.
– Мы и не про людей в привычном виде говорим. – Люба смотрела на Бэккера тяжелым взглядом, с трудом согласившись сказать: – Это был его родительский дар. Образ Кассандры – дань уважения его любимой. Мое место здесь – это мой выбор, который он дал мне. Ты уже должен был привыкнуть, что Клендат и Кассандра мыслят, мягко говоря, нестандартно.
– Почему ты решилась на это все?
С минуту Люба молчала.
– Теперь я двигаюсь строго по хронологии. До сих пор не привыкла к этому. Думаю, раз я больше не связана с богом Времени и Судьбы, то… Может быть, я просто не хочу быть бесполезной. И не хочу быть одна. Не знаю. С другой стороны, может быть, я просто не знаю, как это – жить обычной жизнью. Думаю, здесь ты меня понимаешь.
Бэккер смотрел на нее и видел такое искреннее одинокое смятение со знакомым ему одиночеством, что не мог не просто не сочувствовать, а в каком-то смысле и вовсе увидеть в ней настоящую родственную душу. Теперь он понял, что такое этот Зов и как он пробуждает то, что называется душой, о чем он узнал от Любы – и то только недавно. Бэккер подошел к ней и обнял, прижав к себе, удивив ее таким откровенным заботливым порывом. В этот момент им было плевать на все. Они были вдвоем на этаже, единственные, способные понять друг друга из-за связи с нарушением хронологии путешествия во времени, что извратило их взгляды на мир слишком сильно, отчего, казалось, нет такого суда, способного на настоящий приговор и его исполнение. Сейчас, здесь они цепляются друг за друга из-за этих специфических единений во влиянии на истории цивилизаций. По сути, для них не осталось никого – лишь они вдвоем, лишенные претензий в адрес друг друга, чего не скажешь о тех немногих выживших людей, чьи боль и страдание лежат на плечах Любы и Бэккера. Возможно, из-за этого Бэккер не хочет думать о Насте, которую любил… а может, еще и любит, но уже, скорее, как образ того далекого, желанного и невинного нового начала по прилете на Монолит. Образ лучшего человека, которого он знал… лучшей женщины и красоты. Она всегда будет в его памяти и сердце. И отчасти ему приятно, что она уже не с ними… она ушла из этого мира в лучший для себя момент, не успев исказиться под влиянием новых причин и следствий, часть которых вновь лежит на плечах Бэккера.
– Что-то происходит… – Люба отпрянула от Бэккера, смотря в его глаза, вновь ощущая через Зов связь с ним, его остаточными по отношению к ней чувствами и новыми, понять которые он пока не в состоянии. Она коснулась его лица, потом резко встала и подбежала к балкону, вглядываясь в раннее поле боя. Бэккер спешно оказался рядом и разделил с ней удивление от увиденного. Сотни тех, кто был подвешен на плодородные деревья, внезапно начали пытаться слезть, те немногие, кто успешно справлялся, начинали помогать ближайшим, которые, в свою очередь, последовали товарищескому примеру.
– Что происходит?! – Бэккер был изумлен.
– Как же я не продумала это… – Люба заводилась, красивая злость исходила от нее со всей силой. – Когда Возвысившийся коснулся Нерожденных своим Зовом, первым делом он раскрыл им, что часть их народа – Синтетики. Роботы, простыми словами. Они были идеальными копиями людей, чтобы быть своеобразными няньками, учителями и родителями Нерожденным. Они заботились о них, потому что взросление было втрое дольше человеческого, потенциал безграничен, ну и нужен был контроль, чтобы изучать, понимать и не давать им лишнего. Вот почему они разрушили храмы – молитвы были ложью, симуляцией обычной зарядки от телесного контакта, вот и все. А у Нерожденных были вшиты ограничения, которые делали их слабыми, если те не молились раз в день. Представь, как они разозлись, узнав эту правду. Узнав, что их держат в заключении искусственными ограничениями, которые скрываются за ложной верой. Только Синтетики не приняли эту правду, защита программы хорошая, так что истину они не просто не познали, а умерли, защищая ложь кода. Без Клендата все быстро вышло из-под контроля.
– Я уже думал, что меня ничем не удивить.
– Это еще не все.
– Ну разумеется, как же иначе!
– Есть не самая разумная идея, что противопоставить им. – Люба смотрела на Бэккера с внезапным ожиданием поддержки. – Пока ты был в библиотеке, Нерожденные привели со Скрюченного кладбища не только Роду. Они забрали… буквально восставшего Нерожденного. Кладбище не простое, их там хоронят без гробов, как есть, когда они умирают не от старости, а из-за какой-то генетической болезни, затормозить которую помогает лишь тонкий рукотворный труд. Поле Судорожных Скульптур было тем местом, где они могли отсрочить свою смерть. Ну а самое кладбище не просто так расположено у базы, откуда пришла Рода и остальные. Там в почве миллион разных датчиков, чтобы изучать их разложение и прочее, чтобы понять природу тех, кого создал Клендат.
– И ты хочешь… возродить мертвецов? – Бэккер сам не верил в свои слова, но ставить под сомнение слова Любы уже не имел ни возможности, ни желания.
– Тот ведь не просто возродился – в бледной крови случились изменения. Та душа ощущается по-другому. Я коснулась этого и теперь смогу распознать других аналогичных. Синтетики слабы, их опасность в количестве. Вместе с мертвыми восставшими Нерожденные получат преимущество.
– Подожди, для этого они забрали мертвых с поля боя, чтобы возродить их?
– Да. А еще дать второй шанс. Нельзя ими разбрасываться. Колыбель уничтожена, новых уже не будет. Только если внезапно они не начнут сами плодиться, чего пока не произошло. Ну, в смысле, они пытаются, но пока не было зафиксировано беременностей. Нам еще надо женщин найти, которых спрятали… где-то на этом острове, разумеется.
– Внезапно мой поход против Варвара больше не кажется сложным.
– А он и не был таковым.
– Давай вот тут не сравнивать, хорошо? – Внезапно они начали несвойственно язвить, уловив странное сближение. – Если у нас нет вариантов, то приступай.
Люба вернулась к месту медитации, Бэккер еще раз осмотрел медленно идущих синтетиков, наблюдать которых стало сложнее из-за ушедшего в закат солнца.
26
Сначала Люба правильно донесла до Нерожденных причины такого радикального способа обороны путем возрождения переродившихся со Скрюченного Кладбища, ведь тревожить мертвых – шаг, кощунственный по отношению к памяти усопших. Она обернула приказ в форму просьбы, красиво разыграв их появление с точки зрения простого ответа на мольбы о спасении. По факту же она просто спровоцировала сохранившиеся в нужном состоянии тела реагировать на импульсы через раздражение Восковой крови, которую она доносила сквозь Зов. Это стало для нее удивительным открытием – сама бледная кровь не свертывается, а продолжает жить вне тел Нерожденных, и именно она, как воск, меняет состояние под внешним воздействием без потери ключевых составляющих. Восковая кровь стала для мертвых тел своеобразными нитями, возродившими свой функционал благодаря реакции на коллективную волю. Ожидаемо, поднять получилось лишь тех, кто умер не так давно, чтобы тело успело разложиться до неприменимого к ее задумке исполнения. Но и этого, как оказалось, было достаточно за счет долгого сохранения тканей и костей в почве Скрюченного Кладбища.
Процесс подъема с кладбища занял больше сил, чем она ожидала, и это при том, что Клендат интегрировал в нее живые синтетические клетки для усиления чистой Восковой крови, которая не мешает ее обычно, ибо сконцентрирована в левой руке, откуда ее приток ко всему телу случается лишь по ее же воле. Аналогичное было интегрировано в Изабеллу, но в более простой форме с заменных органов, да и давность того процесса отразилась на устаревании методики, следовательно, и силе контакта с Зовом. Так что, когда Люба все же подняла из земли кладбища чуть ли не сотню Нерожденных, казалось, на большее сил уже не хватит, ибо физический ресурс у нее отныне не такой выносливый, как почти всю ее жизнь. Тут к ней вернулся Бэккер, сел напротив, взял ее руки и постарался помочь, уже зная, как и когда в его организм внесли синтетические клетки с Восковой кровью.
– Я все сделал. Надеюсь, Рода не подведет. Хотя не то чтобы у нас было много вариантов.
– Хорошо. – Люба собиралась с силами, глаза все время были закрыты, тяжелое дыхание и сильное потоотделение были лишь малым эффектом ее комплексной работы. – Любое движение Роды уже в радость. Начало положено – остальное потом.
Восставшие сразу же следовали в поселение, не издавая ни звуков, ни признаков мысли. Чуть ли не куклы с невидимыми нитями, медленно, но очень уверенно они стремились к встрече с синтетиками, которые, в свою очередь, уже достигли первых домов, когда перелезли хребет из камней. Все было предельно ясно – сражение пройдет рядом с Храмом Первой Молитвы. Нерожденные заперли все двери, разделившись на тех, кто будет охранять Матерь Кассандру, и тех, кто использует стратегическое превосходство, спрятавшись на крышах ближайших домов. Холодная ночь наступала вместе с двумя изуродованными армиями, пряча от глаз волю двух лидеров. Никаких фонарей или факелов, все средства воспламенения были как раз спрятаны на крышах, чтобы в момент скопления у дверей совершить рискованную атаку. Все Нерожденные ориентировались на Зов, пока Синтетики следовали программе, лишенной возможности контакта с душой. Их почти синхронные шаги в пугающей тишине слышались отчетливо, создавая благодаря чернящей тьме ночи удивительные образы танцующего народа.
Как только они подошли к храму, выдав это хлюпающими шагами, то достаточно было пары факелов в нужных местах, чтобы разом зажечь разлитый на каменистой дороге керосин. Моментальное воспламенение окрасило угольный мрак образами покалеченных Синтетиков, напоминающих недоделанные фигуры с покалеченной моторикой. Только вот горели они слабо, да и далеко не все. Но это было предсказуемо, тут цель состояла в дезориентации и выявлении их для лучшего попадания камнями. Выбраться из этой ловушки им мешали баррикады между домами… мешали недолго, ведь, вопреки их частичной поломке, силовой ресурс в правильном направлении превращал их искалеченные тела в серьезную угрозу. Как раз тогда, когда баррикады перестали приносить пользу, а Нерожденные, пусть и брали силой, проигрывали количеством, вмешались Восставшие. К этому моменту они успели не просто дойти – почти добежать до места битвы, порой держась друг за друга для лучшего баланса. Эта куча-мала была жутким проявлением сражения не на жизнь, а на смерть. Абсолютная хаотичность напополам с бесстрашием выставляли обе стороны покалеченных воинов столь же безжалостными, сколь и преданными своему богу. Огонь все же начал распространяться на некоторые дома не в последнюю очередь из-за Синтетиков, специально желавших большего разрушения: все деревянное поджигалось, порой даже специально, некоторые отстающие цепляли пламя на свои руки и распространяли его куда могли. Не успело пройти и часа, как почти половину улицы между храмом и районом бань было охвачено огнем. Десяток домов успел начать полыхать, армии разбрелись на кварталы, гоняясь друг за другом, убивая безжалостно и бесстрашно.
Нерожденные все же брали преимущественно координацией, силой и умом, выискивая возможности устранения и ухода от атаки индивидуальной адаптацией, удивляя этим порой и Любу, терявшую концентрацию от усталости. Так что наличие преданного исполнения долга без надсмотра давало ей нешуточную веру в самостоятельность этого народа. Все шло медленно, часть Нерожденных пусть и успешно, но все же не сразу тушила вышедшую из-под контроля ловушку. Определить же количество Синтетиков и Возрожденных было сложней ожидаемого по ряду банальных причин: битва разрослась по площади, а Люба окончательно теряла контроль. Последний миг ее вовлеченности в месиво был украден внезапно ярким голосом Изабеллы, пробивающимся в Зове столь отчетливо, сколь ранее казалось невозможным.
