Kitabı oku: «Путь правой руки», sayfa 2

Глава 3

Ярмарочный перекресток образовался много лет назад и с тех пор разросся до размеров небольшого городка. Поговаривали, широкая и удобная поляна на изгибе реки и пересечении двух трактов изначально служила пристанищем странствующих торговцев, причем как на ладьях, так и простых пеших коробейников. Они останавливались тут на несколько дней, чтобы перевести дух и выменять у местных припасы. Со временем мелкие ходебщики начали обустраивать здесь времянки для зимних ночевок, пока наконец кто-то из торгового братства не решил вложиться в постройку гостиного двора для хранения товаров и постоянной торговли с местными. Деревянный острог с неусыпными дружинниками-наемниками – маленькая крепость на бесхозной земле, что упиралась стенами в самый берег.

Разумеется, очень скоро вокруг частокола появился палаточный городок дельцов поскромнее; когда же ладьи братства стали постоянно прибиваться к берегу, на другой стороне вырос брат-близнец закрытого подворья «противников», а через саму реку перекинулся каменный мост.

Остановить это безумие было уже невозможно, и теперь на бывшем пустыре никогда не прекращался гомон вечно торопящихся купцов. Тут и там поминутно заключались сделки и скреплялись договоры, и только что пожавшие руку уже бежали на другой конец улицы. Вдали от княжеской власти, на перепутье самых известных трактов края, под защитой преданного воинства в одночасье решались судьбы целых семейств и снаряжались настоящие караваны с диковинными товарами. Издали могло показаться, что это не скопище разношерстных людей, а потревоженные внезапно поднятым камнем жуки, в панике бегающие по кругу.

Но находилось в этом райском саду деловитых воротил местечко и для гораздо более скромных вопросов.

Воесил остановился у одного из замызганных шатров, долгий путь и нелегкая доля отражались на рваных полях его палатки. Деловые гости молчаливо наблюдали за ним, ревностно оберегая товар от лишних прикосновений грязных рук.

А беречь здесь явно было что.

– Что хотите за куяк? – громко и медленно спросил Воесил.

Гости недоверчиво переглянулись. Один из них, самый большой и грозный на вид, нехотя подошел поближе. Голая грудь блестела белесыми шрамами, а борода, кажется, была недавно опалена. От него пахло кислым потом и железом.

– Куяк? – громогласно отозвался он. Прищурился, подбирая слова. Распухший от меда язык с трудом проговаривал чужие слова, но великан, явно поднаторевший в разговорах с чужаками, тоже старался говорить медленно. – То не куяк. Это пластины. Железо! Прочнее костей. Ламелляр!

Он бережно забрал доспех у Воесила и с любовью расправил на собственной груди. Сцепленные ремешками железные чешуйки радостно звенели, обещая надежную защиту. Конечно, это было слишком дорого и непрактично в ремесле грабителей, но план, давно зревший в голове, не давал ему спать по ночам. Тем более сейчас, когда их сумки ломились от чужих богатств, которые стоило сбыть как можно быстрее.

– И что ты хочешь за свои ламелляры? – Воесил жестом попросил вернуть ему товар, но великан вовсе не спешил расставаться с ним. Баюкая его, будто собственного ребенка, он с непониманием уставился на покупателя.

– Говорю, сколько? Что взамен? За что отдашь?

– Зачем тебе ламелляры? Ты не похож на воина. На твоей коже нет знаков, твои руки не скрывают историю. Выбери другое. Вот, держи! Толстая кожа, бык. Есть кабан. Больше тебе и не надо.

В руках оказались тяжеленные свертки. В нос ударил запах едкий мочи, не успевший выветриться с самых дубилен. Надежная и простая одежда. Такая могла уберечь и от холода, и от удара дубиной. При этом совершенно не звенела и явно не боялась дождей.

– Хороша, а? – расплылся в улыбке великан. Должно быть, так и выглядит гордый отец. – Гордость.

– Хорошо держат удар?

– Хуже, зато дешевле. Собираешься в поход? Вот и я думаю, что нет. А на этой земле нет ничего страшнее копья.

– Выдержит?

– Нет, – самодовольно хмыкнул он. – Но его ничто не выдержит, кроме щита. Нужен?

Нечто, изначально показавшееся крышками для погребов оказалось, в понимании гостей, добрым щитом. Здоровенные, обтянутые сыромятными шкурами, изукрашенные жутью, на некоторых виднелись десятки насечек и вмятин. Должно быть, старые владельцы расставались с имуществом неохотно.

– А, не смотри на эти. Глянь вот те, видишь? Краска свежее. Выменял на коня. Сам крашу! Надо?

– Нет, – покачал головой. – А вот эти топоры? Выглядят грозно.

– Да-а. Ты знаешь толк. Хорошие, хлесткие. Видишь? Края топорища загнуты. Бьешь по цели – плохо. Бьешь вскользь – хорошо. Считай, не жилец. Держи, дам один. Подарок. На удачу.

– Воесил благодарно поклонился. Топорик был небольшим, удобно лежал в руке, но его приятная тяжесть дарила спокойствие. Впрочем, едва ли рубилу однажды придется столкнуться с чем-то кроме дерева. Висящий на поясе, он оградит их компанию от любого разбойника. Особенно если такие будут у каждого.

Воесил порылся в сумке, достал завернутый в тряпье кувшин. Великан жадно вперился взглядом в блестящее серебро. Кувшин казался невероятно легким, будто призрачная дымка поздним утром. В шатре повисла тишина, а великан, пригрозив зашевелившимся сородичам кулаком, надолго задумался. Казалось, тайна гложет его даже сильнее, чем желание многократной наживы. Воесил слышал, что его народ более славы и богатств ценит хорошие истории, но, разумеется, не собирался рассказывать хоть что-нибудь.

– Да-а. Я недооценил тебя. Прости. Ты очень щедр. И немного похож на варяга. Хоть и без меток. Ты потерял удачу и жаждешь мести? Наверняка дело в павшем брате. Или ты из тех, что идет к краю мира?

– Этого хватит?

– Да! Хватит. По рукам. Забирай.

– Погоди, это еще не все. Хочешь еще два таких же? – Великан быстро кивнул. – Тогда приготовь еще пять топоров и столько же башмаков, рубах и прочего, что нужно в пути. Одежда для пятерых, полностью. Та же кожа. Мой человек зайдет за всем нынче утром. Добро?

– Да, – немного подумав, согласился великан. – Не так щедро, как первое. Но честнее. Пусть это поможет тебе найти путь к славе. И тогда не забудь и про мое имя, славного Сигурда Трюггвана! Скажи, чем еще я могу помочь тебе?

– Нужна сменная одежда, чтобы не портить зазря доспешную. Нужны хорошие сумки за пазуху. Четыре плаща. Пять ладных шлемов, но не очень тяжелых. Но чтобы издали было видно. Пять перевязей и ремней. И сможешь найти мяса сушеного? Чтобы до седмицы следующей хватило на шесть мужчин.

– Хочешь выглядеть грозно, – понимающе кивнул Сигурд, задумчиво поглаживая бороду. – Да. Хорошо. Едой я поделюсь даром на благое дело. Остальное поглядим. Что еще?

– Это все.

– Я вижу, ты хороший главарь, печешься о своих. Нужна ли вам помощь моего клана? За достойную плату…

– Нет. У меня есть еще одно дело здесь, так что я пойду. Подготовь все к утру. И прощай.

Воесил по-особенному стукнул в иссохший косяк. Пара грозных глаз сверкнула в полумраке, дверь распахнулась, и он оказался внутри. Здесь было темно, удивительно сыро, пахло землей и червями, будто в старой подземной норе. В дальнем углу в окружении недоброжелательно выглядящих фигур, скрытых полумраком, сидел толстый мужчина, подслеповато щурясь. Некогда богатый кафтан прохудился, на плечах появились первые заплатки. Между тем здешний скупщик краденого и добытого кровью добра, прозванный Кротом, считался одним из самых богатых и влиятельных во всем государстве. И что гораздо важнее, не самым последним человеком в самом городке.

Оторвавшись от записей, которые он старательно выводил, Крот поднял глаза на настойчивого посетителя. Неприязнь скользнула по его необъятному лицу и сменилась усталостью.

– Что же, – изрек он, предлагая сесть напротив. Воесил с готовностью принял предложение. – Из нас двоих это ты потратил добрую половину приданого какой-то княгини, чтобы попасть сюда. Так что говори. Я слушаю.

– Пару недель назад… – начал Воесил, покосившись на ворох бумаг на столе. Даже в свете тусклых огарков он смог заметить на некоторых красные печати высокородных особ. – …мы смогли пробраться в одно поместье. И взяли богатую добычу.

Крот понимающе посмотрел на новенький топор. Стража, до этого незримо кружившая в темноте за спиной Воесила, по знаку хозяина отступила. Странное чувство, сродни, наверное, забившемуся в нору лису, что инстинктивно чует присутствие натравленных гончих неподалеку. Возможно, уже оглушительно лающих у самого входа норы в попытках привлечь внимание охотника. Раз – и это мерзкое ощущение скорой смерти вдруг пропало. Как ослабевшая на шее петля. Очевидно, что Крот заинтересовался легкой наживой, пусть ради нее и придется потерпеть наглого инородца.

– Только без подробностей. – Толстяк строго ткнул в него пальцем. – Без имен, усек? Значит, там были?..

– Кубки, – выпалил он. – Каменья. Украшения. Даже книги, на вид древние.

– И теперь вы хотите обменять свои тяжелые и неудобные, к тому же краденые богатства на монеты? Что же, это похвальное решение. В наши дни лучше не иметь ничего, что не поместится в переметной суме, да? И сколько у вас добра весом?

– Сколько могут унести десять крепких мужчин. Крепких и очень жадных.

Крот облизнул опухшие губы и со скрипом подался вперед.

– И где же вы храните свои богатства? – как бы ненароком спросил он, складывая руки на объемном животе.

– Неподалеку. А где вы храните свои?

Глава 4

Широко раскинувшееся поле укрывал плотный туман. Одеяло из сырости вперемешку с гарью от кострищ, он кутал окружение пеленой. Очертания брошенных телег, редких обвалившихся хибар, рваных шалашей… Отовсюду слышались стоны. Воесил осторожно переступал через ворочающиеся тела, стараясь не тревожить падших латрыг и пьяниц.

С трудом найдя нужное тело, он легонько пнул храпящего мертвеца.

– А-ы? – прохрипел Ратибор, повернувшись на спину. – А?

Затуманенные глаза сначала изучили смутно знакомое лицо. Затем он увидел в руках приятеля чашу и с мольбой потянулся за желанным.

– Спасибо, – искренне поблагодарил Ратибор, жадными глотками осушив содержимое. – Колодезная или речная? А, плевать. Дай отдышаться немного.

Воесил присел чуть поодаль, у самой границы вчерашней гулянки. Трава была вытоптана задолго до их прихода. Обугленная земля, везде куриные кости и всякий хлам. Забытый кем-то стяг, стертый и изорванный до неузнаваемости, мокрой тряпкой висел на древке. Солнца не было видно вовсе, все заволокло серым, даже свет Ирия не продирался сквозь мглу. Действительно, это место походило на поле брани. И Ратибор, с распухшей мордой, оторванным рукавом рубахи, с трудом подымающийся на ноги, едва бухтящий что-то отекшим языком, был на этом кладбище ожившим упырем.

– Спасибо, – повторил он, виновато оглядываясь. Куда-то девшиеся собутыльники, судя по тому, как он похлопывал по карманам, оказались не такими уж и друзьями. – Ты хороший человек. Ну, как все прошло?

– Вполне. Он согласился. Как и всегда с ему подобными. Осталось малое – обменять добычу на монеты и отправиться дальше в путь. И выжить, очень уж он недобро щурился, когда дело дошло до подсчетов. Так что трезвей.

– Хорошо, – кивнул Ратибор с готовностью. – Я всегда за тебя, брат, помни об этом. Все у нас получится. Даже если остальные будут против, то я…

– Кстати об этом. Где все?

Ратибор открыл было рот, но осекся и немного замялся. Действительно, в последний раз Воесил оставлял всю компанию вместе у этого самого костра. Перед тем как отправиться за товаром, они договорились встретиться на этом же месте ранним утром. Вариант, что они расползлись по округе, был смехотворен. Услужливые лоточники целыми ночами ходили от одного костра к другому, предлагая мясо и брагу тем, кто с виду может за них заплатить. Знай сиди, ешь, пей. И жди.

– Так, ну, кажется, вот такое дело, – затянул Ратибор. – Все собирались пойти к мельнице, когда я уже, ну… Короче, спать решил лечь. А вот Рун нет.

– А с ним что?

– Слушай, брат, ты только не злись. Он весь вечер шушукался с каким-то сбродом, те подсели сами. Ну ты знаешь, босяки такие, что по ним веревка плачет.

Воесил поджал губы. Усталость обрушилась вдруг на него ушатом воды. Рун уже давно путешествовал вместе с ними, доказал свою полезность и преданность. Все свыклись с его обществом, и даже Яролик со временем потеплел к заклейменному и порочному чужаку. Но вместе с тем Рун был и тяжелой обузой. Надежда, что хотя бы в этот раз он не ввязался в дурное, таяла с каждым словом.

– И? – Воесил уже знал ответ, но хотел услышать подробности.

– Они шушукались о всяком. Что скоро по тракту с востока придет груз, как раз через местный лесок. И что охраны почти и нет. – Воесил почувствовал, как внутри что-то оборвалось. Кулаки сами собой сжались, а на виске заплясала жилка. А ведь почти получилось! – И пили мало, больше говорили. А потом ушли. Слушай, ты полегче, а? Даже лицом почернел. Может, оно и к лучшему? Ушел, и хрен с ним, по мне так пусть хоть сдохнет там. Эй, Воесил! Ты слышишь? Ты куда пошел? Эй, Воес! Откуда у тебя топор?! ЭЙ!

* * *

– Да, твоя правда, легкое дельце, – сказал Рун, натягивая тетиву.

– Ага. Не светись главное, как наш атаман даст отмашку, так налегаем. Запомни: свистнет – и сразу бьем.

– Да-да-да, свистнет. Помню.

Рун закончил последние приготовления и под неодобрительные вздохи отполз чуть подальше в лес, прильнул к дереву потолще. Да, его позвали для подстраховки, у ватаги были шансы взять добычу и без Руна. Но с опытным лучником все же спокойнее. Тем более он случайно подслушал разговор татей с атаманом, и тут уж отказать было нельзя.

Одна мысль не давала Руну покоя. Откуда у таких оборванцев, пропащих повольников, вооруженных в лучшем случае длинными ножами, есть сведения о богатом караване нахально безоружных купцов? Да и тати, державшие слово с главарем ублюдков, больше походили на способных взять силой чужое добро. Что-то странное, таинственное, а значит, невероятно прибыльное затевалось на этом повороте лесной дороги. И Рун не собирался это упустить.

Он подошел к делу со всей серьезностью. Заточил старые зарубки на ноже, забил тугой колчан, из-за накрапывающей измороси до последнего не натягивал тетиву. В сорном бурьяне отчетливо виднелись серые рубахи нетерпеливо суетящихся, чешущихся, блохастых бедолаг. Рун прикинул, скольких незаметно сможет убрать, когда начнется веселье, чтобы увеличить собственную долю.

Часы тянулись мучительно долго. Рун успел зачехлить оружие и теперь, легонько насвистывая, резал ножом мягкую от вечной сырости кору. Ребятам в траве было гораздо хуже. Кажется, они уже пожалели, что ввязались в это дело, и поминутно вставали на ноги, с хрустом на всю округу распрямляя кости.

Судя по далеким крикам, ярмарочный городок уже отошел от ночных гуляний и постепенно возвращался к жизни. Свет Ирия поднялся над горизонтом и теперь бил в спину. Время шло к полудню, и с каждой минутой его отсутствие становилось все более явным. Наверняка Ратибор уже очнулся и, проблевавшись, стал рыскать по округе. Надо было спешить.

– Едут! – неожиданно звонкий голос прорезал тишину.

Часовой, совсем юнец, нырнул в бурьян. Остальные подтянули поближе копья, изогнули спины и напряглись, как кошки перед прыжком. Действительно, едва отзвенело эхо крика, на дороге показалась повозка. За ней, покачиваясь от тяжелого добра, еще одна и еще. Сонные извозчики клевали носом, тягловые лошади брели, почти не разбирая дороги. Рун встал во весь рост и натянул тетиву.

Внезапно послышалось грозное ржание коней. С другой стороны, мчась во весь опор, на дорогу выскочила целая рать. Извозчики, будто этого и ждали, решительно откинули одеяла, прикрывавшие товар от дождя. Вдруг обнаружилось, что вместо богатой добычи там притаились воины в кольчугах. Хмурые, злобные, молчаливые, они спрыгивали наземь и доставали щиты.

Конница приближалась. Уже были видны блестящие сабли, занесенные для удара.

Бандитское отребье, не видевшее всей картины в овраге у дороги, нерешительно замерло. Наверху происходило нечто непонятное, ужасное. Кровь стучала в ушах, Рун видел, как они нетерпеливо дергаются в ожидании боя.

Немного подумав, он надежно прицелился в одну из спин босяков и отпустил стрелу.

Глава 5

Рун дотронулся до обновленной повязки. На пальцах осталось красное.

– Ты совершил большой грех, – повторил Яролик строго. Насупленные брови, горящие истовой верой глаза. Старик, как всегда, досаждал. – Ты совершил грех. Ошибка. Слабость!

– Я это уже слышал, – огрызнулся Рун.

– И что? Разве ты сделал хоть что-то, чтобы искупить вину перед богами? Ты слабак и трус. Только и умеешь что ныть. Баба!

Воесил выглядел уставшим. Он сидел на отвалившемся колесе, весь в дорожной пыли, угрюмо поглядывая на последствия. Взрытая земля, бурые пятна спекшейся крови, обломанные доски, тела… Мучительнее всего было слышать тревожное ржание обессиленной умирающей лошади, брошенной посреди дороги. Лишь Ратибор сохранял спокойствие, с молчаливого одобрения Воесила хозяйственно обирая поле брани. Полезное барахло, лишившееся хозяев, он складировал у обглоданного какой-то странной белкой дерева, и там уже скопилась целая гора.

А ведь у них почти получилось. Нужно было просто дождаться рассвета, обменять добычу на удобное серебро, которого хватило бы с достатком до самой зимы, и отправиться в путь. Почти, если бы не самовольство и наглость единственного человека. И теперь им всем вместе предстоит платить за его глупость.

Между тем остальные продолжали лаять:

– Грех! При белом свете! Убиенные не преданы огню! Как лихой душегуб, за монеты, ни за что, на дороге!

– И что? – защищался Млад. Он надрывался за спиной Руна так, будто на кону была его собственная жизнь. – И что? Где они, твои боги? Тут даже Ирий не видно, в низине! Так что ничего им не ведомо!

– Ах ты, мелкий вшивый…

– И что? А? И что?

– Хватит, – наконец негромко сказал Воесил.

Спор мгновенно прекратился. Он с трудом поднялся на ноги, отряхнул пыль с колен. Рун, кажется, тоже попытался встать и, цепляясь за верного Млада, смог приподняться. Его повязка на ноге уже стала мокрой насквозь и сползла. В пути такой будет большим бременем.

– Слушай, Воес, – затянул Рун. Впрочем, в его голосе и прямом взгляде не читалось ни капли сожаления. – Да, вышло не так гладко. Но я не ожидал такой бойни! Эти всадники налетели из ниоткуда. Порубили всех. Кто мог – разбежались. Кто же знал, что так выйдет? Зато оглянись, сколько добра!

– Мы так не работаем. И тела, – Воесил обернулся на замершего с расколотым щитом Ратибора, – не обираем. Это ясно? А теперь собираемся, быстро, и уходим. Немедленно.

Он отвернулся от обомлевших товарищей и размашисто зашагал в сторону опушки. Впрочем, позади сохранялась тишина – никто не последовал за ним. Воесил буквально мог услышать, как противоречивые мысли бьются внутри их голов, как рой голодных мух.

– Нет, – прошипел Рун вслед.

Все глаза обратились к ним двоим. Вызов был брошен. Воесил положил руку на топор.

– Что ты сказал? – проговорил он медленно и тихо, замерев на месте.

– Нет. Я отсюда никуда не пойду. Ты запретил нам брать в тех хоромах лишнее, до этого мы прошли с десяток жирненьких хозяйств, которые можно и нужно грабить. До того мы отдали половину сопливым нищим. Я заплатил за эту добычу кровью и никуда не уйду!

– Да! – с жаром повторил Млад.

– Это грешно, Воесил. Я согласен и счастлив, что мы не грабим бедных и не убиваем без нужды. Я уважаю тебя за это. Так велят боги! Но грех уже совершен, и было бы глупо не забрать хоть что-то. А что до самого Руна, то пусть катится отсюда куда подальше. Мне мерзко есть из одной чаши с лихим.

– Вот оно что, – хмыкнул Воесил. – Все сказали? А теперь подумайте вот о чем. Уже сейчас сюда мчится княжья дружина. Эти самые всадники, что и подбили на налет. И подсобили даже, потому что вы, босяки, едва ли бы справились с такими воями. Впрочем, судя по рассказу Руна, они далеко и не уезжали. Наверняка заехали на ярмарку, чтобы свидетели были. А потом вернутся, начнут искать виноватых. Следов будет много, они расстарались накануне, подряжая всякий пьяный сброд. В любую сторону иди, и скоро найдешь хоть кого-то. И чем дальше мы окажемся, тем больше шанс, что поймают все же не нас.

– И с чего ты это взял? – нервно рассмеялся Рун, впрочем уже озираясь по окрестным кустам. Остальные, даже Млад, сохранили напряженное молчание. Все были неуверенны, растеряны и немного напуганы. Но разве признаешься в таком? – Звучит как бред, наверное, ударился башкой, пока за мной по лесам бегал, да?

– С того, – Воесил подошел к первой повозке, на которую обрушилась вся мощь кавалерийского налета. Разбитая в щепки, втоптанная в грязь – в ней едва угадывалась изначальная задумка плотника. Он поднял с земли уцелевшую доску, служившую когда-то спинкой скамьи извозчика, – что на этих твоих купеческих повозках знаки соседнего воеводства. Вырезаны в дереве. То была засада одной рати на другую. А душегубы нужны лишь затем, чтобы кто-то за эту резню повис на гладких столбах вдоль дороги. И кто бы ни вернулся сюда в поисках справедливости, лучше убираться. Ну, что встали? Яролик, перевяжи Руна по новой. И уходим.

– К тому же… – добавил Яролик хмуро. Он замер над грудой переломанных досок в самом центре отпечатков следов в земле. Крутил в руках какой-то ларчик, с отвалившейся крышечкой, но сохранивший красоту. Мастерская работа. – Везли они явно не пушнину и даже не каменья. В таких вот коробейках хранят бумаги. Очень ценные, по-видимому. И знаете что? Ящичек пуст.

Рун, побледнев лицом, не то от раны, не то от страха, оперся о Млада и вскочил на ноги.

– И че вы встали? Воесил сказал же. Ходу! Ну!