Kitabı oku: «Литературные мелочи прошлого года», sayfa 12
Примечания
Впервые опубликовано в «Современнике», 1859, № I (январь), отд. III, стр. 1–30 и № IV (апрель), отд. III, стр. 217–251, с подписью: – бов. Перепечатано в «Соч. Н. А. Добролюбова», 1862, т. 2, стр. 393–458, с существенными дополнениями и изменениями журнального текста, восходящими к доцензурным типографским гранкам статьи. В основной своей части эти гранки сохранились и находятся ныне в Пушкинском доме АН СССР. Автограф статьи неизвестен.
Первая часть статьи, посланная цензору 10 января 1859 г., разрешена была к печати 42 января; вторая часть статьи, посылавшаяся в цензуру в три приема (28 марта, 29 марта, 1 апреля), подписана была к печати 2 апреля. Листы, в которых речь шла о крестьянском вопросе, имеют дополнительное разрешение специального цензора Министерства внутренних дел от 3 апреля 1859 г.
Печатается в настоящем издании по тексту 1862 г, с учетом стилистической правки, сделанной Добролюбовым в последней журнальной корректуре.
«Литературные мелочи прошлого года» – программная статья Добролюбова, определившая с предельно возможной в цензурно-полицейских условиях этой поры четкостью и полнотою позиции революционной демократии на новом этапе общественно-политической и литературной борьбы. Этот новый этап резко обозначился в связи с завершением в высшем государственном аппарате первой очереди подготовительных мероприятий к крестьянской реформе, когда особенно обострился вопрос о формах и размерах выкупа помещичьей земли, подлежащей передаче освобождаемым крепостным.
Популяризируя взгляды на эту проблему Н. Г. Чернышевского и гневно разоблачая носителей либеральных иллюзий, переоценивающих успехи реформистской деятельности правительства и обслуживающей его печати, Добролюбов, как и его учитель, отвергал самую идею выкупа и настаивал на безвозмездной передаче земли крестьянам. Либеральное прекраснодушие и оппортунизм дворянско-буржуазной общественности расценивалось руководителями «Современника» как серьезное препятствие на пути к действительному освобождению.
Подчеркивая органическую враждебность интересам трудового народа печати правящего класса, Добролюбов в «Литературных мелочах» утверждал, что «мысль о помещичьих правах и выгодах так сильна во всем пишущем классе, что как бы ни хотел человек, даже с особенными натяжками, перетянуть на сторону крестьян, а всё не дотянет» (см. выше, стр. 426). В связи с этим Добролюбов открыто выражал свое презрительное отношение к так называемой «обличительной» литературе, вызванной к жизни подъемом общественного движения в России после Крымской войны, когда само правительство вынуждено было на некоторое время ослабить цензурный террор. Добролюбов настаивал на том, что либеральное «обличительство» измельчало и выродилось, подменяя подлинную борьбу за интересы народных масс, угнетаемых самодержавно-помещичьим государством, разоблачением тех или иных частных административных злоупотреблений.
Бедность и односторонность идейного содержания обличительной беллетристики соединялись с ее художественной неполноценностью: «Противно раскрывать журналы – все доносы на квартальных да на исправников, – однообразно и бездарно!» – писал Некрасов Тургеневу 27 июля 1857 г. (Н. А. Некрасов. Полн. собр. соч. и писем, т. X, 1952, стр. 355).
Либеральную публицистику этих лет отличало патетическое фразерство и восторженное прославление «гласности», как основной движущей силы общественно-политического прогресса. Антиреволюционная сущность тактики русского либерализма этой поры особенно ярко выражена была в записи дневника А. В. Никитенко от 30 марта 1859 г.: «К конституционным формам можно идти постепенно, так, чтобы они вырабатывались без шума и тревог, в последовательном развитии либеральных начал как в общественном духе, так и в администрации. Например, пусть развивается гласность, осуществится публично-словесное судопроизводство, устроится кассационный суд: это вместе с освобождением крестьян образует уже значительные начатки нового порядка вещей» (А. В. Никитенко. Дневник, т. II, 1955, стр. 81).
Признавая известные заслуги писателей либерально-дворянского лагеря в прошлом, в пору николаевской реакции, Добролюбов в статье «Литературные мелочи прошлого года» впервые широко обосновал причины непонимания «людьми сороковых годов» новых общественно-политических задач, их несочувствия революционно-демократическим методам ликвидации крепостного строя, их органической неспособности к новым формам борьбы. В условиях созревания революционной ситуации представительство интересов подлинного прогресса и подлинной демократии, принадлежало, как доказывал Добролюбов, не жалким эпигонам Белинского, а боевым продолжателям его дела – людям «другого общественного типа», «молодому поколению», как осторожно обозначал великий критик в своей подцензурной статье революционную демократию, материалистическую и социалистическую по своему воспитанию.
«Вместо всех туманных абстракций и признаков прошедших поколений, – заявлял Добролюбов, – новые люди увидели в мире только человека, настоящего человека, состоящего из плоти и крови, с его действительными, а не фантастическими отношениями ко всему внешнему миру». И далее: «На первом плане всегда стоит у них человек и его прямое, существенное благо; эта точка зрения отражается во всех их поступках и суждениях. Сознание своего кровного, живого родства с человечеством, полное разумение солидарности всех человеческих отношений между собою – вот те внутренние возбудители, которые занимают у них место принципа. Их последняя цель не совершенная, рабская верность отвлеченным высшим идеям, а принесение возможно большей пользы человечеству» (см. выше, стр. 424).
Добролюбов предвидел возможность ложных толкований своей статьи, а потому внес в нее специальную оговорку о том, что общая характеристика деградации писателей и общественных деятелей сороковых годов никак не относится к тем немногим представителям этого поколения, которые «всегда стояли в уровень с событиями» и «доселе сохранили свежесть и молодость сил, доселе остались людьми будущего и даже гораздо больше, нежели многие из действительно молодых людей нашего времена» (см. выше, стр. 424–425).
Эти строки имели в виду прежде всего Герцена и Огарева – и тем не менее редактор «Колокола» не принял оговорок Добролюбова всерьез. В гневной статье «Very dangerous!!!» («Очень опасно!!!»), опубликованной в «Колоколе» от 1 июня 1859 г. и имевшей подчеркнуто декларативный характер, Герцен обвинил вдохновителей «Современника» в литературно-политической слепоте и бестактности: «Мы сами очень хорошо видели промахи и ошибки обличительной литературы, неловкость первой гласности, – писал Герцен. – Но что же тут удивительного, что люди, которых всю жизнь грабили квартальные, судьи, губернаторы, слишком много говорят об этом теперь. Они еще больше молчали об этом».
Защищая «обличительную литературу» от нападок Добролюбова, Герцен полагал, что автор «Литературных мелочей» и инициатор «Свистка» грубо недооценивает и роль дворянской интеллигенции как в литературе, так и в общественно-политической борьбе: «Истощая свой смех на обличительную литературу, милые паяцы наши, – заключал Герцен свою статью, – забывают, что по этой скользкой дороге можно досвистаться не только до Булгарина и Греча, но (чего боже сохрани) и до Станислава на шею!» (Герцен. Полн. собр. соч., т. XIV, 1958, стр. 116–121).
Оскорбительная для редакции в целом и для Добролюбова в особенности концовка статьи предварялась еще более тяжким намеком на то, что выступления «Современника» против «гласности» и «обличительства» (органом обличительной литературы был ведь и «Колокол») диктуются воздействием на журнал руководителей только что созданного секретного правительственного Комитета по делам книгопечатания.
Статья Герцена произвела сильнейшее впечатление.
«Сегодня в три часа утра, – отмечал Добролюбов 5 июня 1859 г. в своем дневнике, – Некрасов, воротясь из клуба, сообщил мне, что Искандер в «Колоколе» напечатал статью против «Современника» за то, что в нем предается поруганию священное имя гласности <…> Однако, хороши наши передовые люди! Успели уж пришибить в себе чутье, которым прежде чуяли призыв к революции, где бы он ни слышался и в каких бы формах ни являлся. Теперь уж у них на уме мирный прогресс при инициативе сверху, под покровом законности. Я лично не очень убит неблаговолением Герцена, с которым могу померяться, если на то пойдет, но Некрасов обеспокоен, говоря, что это обстоятельство свяжет нам руки, так как значение Герцена для лучшей части нашего общества очень сильно» (Н. А. Добролюбов. Полн. собр. соч., т. VI, 1939, стр. 487–488).
Для того, чтобы немедленно ответить на обвинения Герцена, редакция «Современника» прибегла к исключительной мере: в отпечатанном уже очередном номере журнала из рецензии Добролюбова на сборник «Весна» вырезана была страница, вместо которой вклеена была другая10, не имевшая прямого отношения к «Весне», но зато с предельной четкостью определявшая отношение редакции «Современника» к выступлению «Колокола»:
«Нас многие обвиняют, – писал Добролюбов, – что мы смеемся над обличительной литературой и над самой гласностью; но мы никому не уступим в горячей любви к обличению и гласности, и едва ли найдется кто-нибудь, кто желал бы придать им более широкие размеры, чем мы желаем. Оттого-то ведь и смех наш происходит – мы хотим более цельного и основательного образа действий, а нас потчуют какими-то ребяческими выходками, да еще хотят, чтобы мы были довольны и восхищались. Мы каждый день, чуть не каждый час, должны претерпевать следующую историю. Нужно нам ехать из Петербурга в Москву; дорога известная, хлопот немного, и мы очень спокойно собираемся в путь. У самого дебаркадера встречает нас услужливый приятель, который тоже едет по железной дороге, и предлагает за нас похлопотать – и билет взять и вещи отправить. И действительно, приятель все устраивает, мы садимся в вагон, спрашиваем у приятеля билеты, – оказывается, что билеты взяты им только до Колпина, и вещи тоже до Колпина отправлены. Зачем ты это сделал? – спрашиваем его. Он вдруг делается недоволен, обижается и начинает толковать, что мы любим скачки, хотим все делать вдруг, что ехавши в Москву, Колпино не миновать, что нужно прежде всего думать о ближайшей цели, а потом уж, приехавши в Колпино, заботиться о том, как ехать дальше. Разумеется, все это смешно слушать, когда знаешь, как эти вещи обыкновенно делаются на железных дорогах. Но, по слабости характера, мы позволяем приятелю еще раз распорядиться нашими деньгами и взять для нас билеты в Москву; а он пойдет да опять возьмет – до Дюбани. И опять начнет ту же философию о постепенном подвигании вперед. Да этак-то всю дорогу! <…> Поневоле иной раз рассмеешься и поглумишься, хоть и невесело… А добрые люди из этого бог знает, что выводят! Говорят, что мы пользы железных дорог не признаем, в дружбу не веруем, промежуточные станции хотим уничтожить» (Н. А. Добролюбов. Полн. собр. соч., т. II, 1935, стр. 484).
Для скорейшей ликвидации обозначившегося конфликта и взаимной информации руководители «Современника» немедленно направили в Лондон Н. Г. Чернышевского, Непосредственным результатом: его встречи с Герценом явилась заметка последнего в «Колоколе» от 1 августа 1859 г.: «Объяснение статьи «Very dangerous!!!». Вслед за тем в статье «Русская сатира в век Екатерины» («Современник», 1859, № X) Добролюбов вновь вернулся к обоснованию своей точки зрения на задачи сатиры в условиях борьбы с абсолютизмом и крепостничеством.
Очень характерно, что печать консервативного и умеренно-либерального лагеря («Русский вестник», «Московские ведомости», «Библиотека для чтения», «Отечественные записки» и др.), обрушившись на «Современник» из-за статей Добролюбова, широко использовала, обычно без указания источника, аргументацию статьи Герцена «Very dangerous!!!» Подробности полемики вокруг статей «Литературные мелочи прошлого года» и «Very dangerous!!!» см.: Т. И. Усакина. Статья Герцена «Very dangerous!!!» и полемика, вокруг «обличительной литературы» в журналистике 1857–1858 гг. – Сб. «Революционная ситуация в России в 1859–1864 гг.», М., 1960, стр. 246–270.
Несмотря на то, что в силу цензурно-полицейских условий в легальную печать не проникло ни одного положительного отклика, на «Литературные мелочи прошлого года», эта статья оказала и продолжала в течение нескольких лет оказывать большое влияние на формирование революционной идеологии широких кругов русской демократической общественности. Так, в бумагах Добролюбова сохранилось письмо к нему от некоего С. Д. Федорова, сотрудника «Современника», проживавшего в это время в Оренбурге.
«Вашими «Мелочами литературы» Вы расшевелили взрослых младенцев, спавших доселе сном праведников, – писал Федоров 31 мая 1859 г. – Оставить их на произвол судьбы было бы грешно и непростительно. Они повернутся на другой бок и опять-таки заснут. Они даже не совсем ясно сознают, зачем их разбудили. Им просто досадно, что им спать мешают, а спалось сладко, хорошо спалось… И со сна они еще плохо понимают: где был сон и где действительность… Прежде всего их надо вытрезвить, а это ведь будет нелегко сделать, ибо очень заспались, От души желаю вам достойно докончить начатое. Разбудить – Вы разбудили» (Н. А. Добролюбов. Дневники. Изд. 2. 1932, стр. 257–268). В связи с этой же статьей Добролюбов отметил в своем дневнике от 5 июня 1859 г., что его. возмущение позицией «Колокола» разделяют Н. Г. Чернышевский, И. М. Сорокин, В. А. Обручев и С. И. Сераковский (Н. А. Добролюбов. Полн. собр. соч., т. VI, 1939, стр. 488).
