Kitabı oku: «Полет бумеранга. Австралия: сорок лет спустя», sayfa 4
Центральные улицы трудно отличить от улиц Мельбурна или Сиднея, те же рекламы тех же фирм: «Джонс», «Кодак», рестораны, такая же архитектура, узкие улочки со старомодными светофорами – все это пестро, ярко, но, увы, стандартно. Направляемся в Аделаидский университет. Здесь работает друг Хью – энтомолог доктор Бартер. Он показывает нам свои рисунки. Сейчас он работает над рисунком жука. Мне удается определить его до семейства, и заодно я рассказываю Бартеру о том, где водятся подобные жуки у нас, чем питаются, об их поведении. Так маленький жук помогает нам быстро найти общий язык.
Затем заходим вместе с Джоном в Управление земельных ресурсов, где нам выдают крупномасштабные карты острова Кенгуру. Мы особенно интересуемся расчищенными участками в центре острова, так как именно туда валлаби дама выходят по ночам кормиться. Нам показывают аэрофотоснимки, объясняют, где чьи землевладения и с кем согласовать наши ночные рейды, чтобы избежать конфликтов.
В центре города надо сделать закупку продуктов. Это довольно сложная процедура. Дело в том, что стоянка и даже остановка везде запрещена. Поэтому Джон едет на «лендровере», совершая непрерывный круговой маршрут вокруг торгового центра, а мы, закупив необходимые продукты, останавливаемся и, увидев проезжающего Джона, машем ему рукой. Он притормаживает, и мы на ходу закидываем пакеты в машину. К одному из магазинов он уже подъезжает, сзади подгоняют следующие машины, а мы еще не успели подойти с новой партией продуктов. Ему приходится ехать дальше, а нам ждать его на следующем витке. Так постепенно удается закупить все необходимое.
Причудливые скалы – достопримечательность парка Флиндерс-Чейз на острове Кенгуру
Наскоро закусываем в маленьком итальянском кафе. Я заказываю шашлык, и действительно подают его на шампурах, только без зелени, такой, как у нас на Кавказе или в Средней Азии. В итальянском кафе обстановка не похожа на типичные австралийские аккуратные, чистенькие и спокойные места «общепита». Здесь играет шумная музыка, молоденькие официантки сидят и, окутанные клубами табачного дыма, переругиваются по-итальянски с группой молодых ребят довольно бандитского вида, которые потягивают пенистый кофе «капуччино».
По узким улицам пробираемся в порт. Здесь большой корабль берет наверх пассажиров, а в трюм – машины. Оставляем свою машину на пристани и идем на судно. Саму машину заведут в трюм портовые шоферы.
Перед тем как подняться по трапу, обнаруживаю, что на моем билете имя «мисс Банкрофт». Оказывается, одна сотрудница департамента зоологии должна была ехать в эту экспедицию, вместо нее поехать предложили мне. Но билеты заказывали заранее, поэтому заменить фамилию на билете не успели.
Контролер берет у всех билеты, я иду последним. Он отрывает контрольный талон у билета и, когда я уже поднимаюсь по лестнице, замечает имя в билете. Контролер бросает мне вслед подозрительный взгляд. Вид у меня весьма экстравагантный – поверх белой кепочки надета шляпа, а на шее – желтое полотенце. Вся эта экипировка нужна была мне во время езды по пыльным дорогам пригородов Аделаиды. Я заговорщически улыбаюсь контролеру, и он озадаченно говорит мне: «О’кей», решив не выяснять, почему «мисс Банкрофт» имеет такую внушительную внешность.
Располагаемся на палубе. Пароход медленно отходит, обдавая набережную черным дымом. Вид у Аделаиды со стороны моря довольно мрачный, по крайней мере в пасмурную погоду. Это громадный серый город в дожде и дымах, лежащий в котловине между горами. Поздно ночью, уже в темноте, пароход прибыл в Кингскот – главный город и порт острова Кенгуру. Прямо на корабле нас встречает симпатичный парень лет тридцати. Это Питер Девис – сын хозяина фермы, где мы будем жить. Он очень высок и худ, с обветренным лицом крестьянина и застенчивой улыбкой человека, выросшего вдали от шумного общества.
Поджидаем на пристани, пока портовые шоферы выведут машины из трюма. Очередная машина появляется из темного трюма, подходит хозяин, говорит «спасибо», садится и уезжает. Приятно, что нет никакой проверки ни с той, ни с другой стороны. Вот и наш «лендровер». Мэрилин и Хью садятся с Питером в его машину, а мы с Джоном едем на нашей. Перед нами ночной остров Кенгуру! Быстро минуем небольшой городок Кингскот и выезжаем на хайвей – главную дорогу острова. Вокруг в темноте мелькают мимо машины густые заросли кустарников и серые стволы эвкалиптов. Небо все в звездах, но на западе тучи, сверкают молнии. Я уже легко нахожу Южный Крест.
За небольшим городком Парнданой хайвей уже без асфальта. Сырой грунт заставляет машины даже при скорости шестьдесят километров в час скользить то налево, то направо. Приходится снизить скорость. Ночь довольно холодная, и поэтому у дороги не видно ни одного животного. Наконец сворачиваем с хайвея налево, на юг, и Джон шутит: «Следующая остановка – Антарктида». Действительно, в этом направлении за островом эму нет уже никакой суши вплоть до Антарктиды.
Дорожный знак предупреждает, что могут встретиться кенгуру, ограничение скорости 25 миль в час
Въезжаем на ферму через проем в ряду цветущих кустов с яркими красными цветами. Питер здесь сейчас один. Родители его – уже старики – живут в городке Парндане, в самом центре острова. Но здесь на ферме есть и телефон, и горячая вода. Мать Питера любит делать чучела. Он показывает нам валлаби, поссума с детенышем и ехидну. Все они очень хорошо сделаны. Поужинав и выпив чаю с местным эвкалиптовым медом, отправляемся сразу ловить валлаби. На мотор «лендровера» прямо перед водителем укрепляем матрац. Туда садится Питер, держа в руке фонарь. Джон и Мэрилин, вооруженные сачками, становятся по бокам на подножки. Я пока сажусь сзади. Все мы держимся за прочную веревку, протянутую треугольником через крышу. Хью за рулем, а я должен помогать при ловле – вытаскивать валлаби из сачков.
Выезжаем на ближайшие поляны и сразу видим несколько пасущихся валлаби. При виде машины они начинают сначала медленно, потом все быстрее скакать к изгороди, ныряют под изгородь и исчезают в кустарнике.
На территории национального парка Флиндерс-Чейз на острове Кенгуру сохранен природный ландшафт. В верхнем ярусе – эвкалипты, в нижнем – травяные деревья ксанторреи
Можно их ловить только у самой машины за один прыжок, если валлаби зазевался и подпустил близко. Такой промах допускают чаще всего молодые животные и самцы. Если же животное уже спугнуто, догнать его невозможно. Услышав соскочившего с подножки человека, валлаби «включает четвертую скорость» и исчезает, как тень. Оказывается, это очень быстрые животные. Все-таки за два часа ночной охоты нам удалось поймать пять валлаби – двух самцов и трех самочек. Джон, накрыв валлаби сачком, сам легко выхватывает оттуда животное, а Мэрилин приходится прибегать к моей помощи. Держать животное нужно только за основание хвоста, иначе валлаби или вывернется и вцепится зубами (а кусается он очень больно), или обдерет когтями задних лап.
Самцов легко отличить от самок: у них более яркие рыжие плечи, на загривке темная продольная полоса, мощные передние лапы, острая морда и в целом более крепкое и плотное телосложение.
Всего мы видели около пятидесяти валлаби, а также одного серого кенгуру. Это был большой самец, в одиночестве пасшийся на лужайке. Мы не встретили ни одного кролика. Я спросил у Питера, почему нам не попадаются эти столь обычные австралийские животные. Оказалось, что, к счастью, их сюда еще не завезли, и уж теперь, конечно, не завезут.
Ветер довольно сильный и холодный, руки мерзнут; изредка идет небольшой дождик. Возвращаемся в три часа ночи. С крыльца дома смотрю на темные силуэты кустарников, окружающих усадьбу. На небе, слегка затянутом облаками, видна луна, наполовину закрытая тенью Земли. Здесь, в Южном полушарии, фазы Луны приходится отсчитывать наоборот. Если Луна имеет форму буквы «С», значит, она не стареет, а, наоборот, растет, увеличивается.
Утром нас встречает яркое солнце. На дворе фермы множество птиц, и прежде всего бросаются в глаза прелестные мелкие голубые крапивники. Они скачут по траве и ветвям кустарников с мелодичным трещанием, похожим на голос длиннохвостых синиц. Здесь же – желтые медососы, обследующие садовые цветы. Особенно часто они присаживаются на розовые щетки боттл браша. В переводе название этого австралийского кустарника означает «щетка для чистки бутылок». И действительно, соцветия очень похожи на этот предмет кухонного обихода.
Можно уловить и знакомые голоса с привычным для нашего уха музыкальным перебором – пролетает над головой стайка ярко-желтых щеглов.
– Может быть, хоть здесь еще нет воробьев? – спрашиваю я Питера. Увы, он показывает мне тут же самочку домового воробья, скачущую под кустом.
– Пока еще здесь их немного, – добавляет Питер. – Видно, местные птицы не хотят пускать в свои сады этих непрошеных гостей.
После завтрака Питер выводит меня за пределы сада и показывает долину реки Саус Вест. Здесь, на этом острове, есть и частные земли, такие, как его ферма, а есть и так называемые «земли короны», то есть условно принадлежащие королеве Великобритании.
Все большие поляны, которые видим мы с Питером, расчищены им и его отцом. На них собраны копны сена, пасутся овцы и коровы, а вдали видны два островка девственного леса, которые меня особенно заинтересовали. Питер рассказывает, что до их поселения здесь вся долина реки была покрыта хотя и низкорослым, но сплошным и густым эвкалиптовым лесом.
Отправляюсь в оставшиеся участки нетронутого эвкалиптового леса. Между деревьями, в подлеске, растут пальмообразные ксанторреи и колючий низкорослый кустарник. Для начала я переворачиваю обильный валежник. Этот обычный метод поиска почвенных животных сразу дает богатый урожай. Попадаются большие жирные тараканы, кофейного цвета скорпионы с мощными клешнями. Под корягами и особенно под лепешками коровьего помета много дождевых червей. Здесь они удивительно проворные: если и не успевают нырнуть в норку, то, попав на ладонь, начинают прыгать, дергая хвостом и головой во все стороны, и стараются спрыгнуть с руки.
Австралийский черный лебедь
Очковый пеликан гнездится на озерах и песчаных лагунах морских побережий
Бабочки Далиас собираются большими стаями
Помимо мелких ящериц – сцинков удалось встретить и довольно крупного самца варана, который прятался под большим бревном. Сделав несколько снимков, я его отпустил, но варан не полез больше под корягу, а побежал в одну из своих нор. Там надежнее, чем на временной «даче». У самой воды на берегу реки слышны из травы громкие голоса лягушек. Австралийцы называют их буллфрогс, то есть лягушки быки. Голос у них действительно громкий, но совсем не похож на мычание быка. Замечаю, что голоса здешних лягушек-быков отличаются от тех, что пришлось слышать в окрестностях Канберры.
Птиц в лесу довольно много – это и стайки синих крапивников, и выводки попугаев розелл, и группы крикливых розовых какаду. На поле около леса кормятся желтолицые чибисы. Ходят они молча, но, взлетая, издают громкий резкий крик. Над долиной реки быстро пролетает выводок серых уток.
А с небольшого озерка снимается и скрывается за горизонтом белошейный баклан. Приятно видеть, что среди окружающих птиц преобладают местные виды. Завезенных из Европы довольно мало, но все-таки опять около пасущихся овец замечаю небольшую стайку обыкновенных европейских скворцов.
Вернувшись к обеду, первым делом разбираю собранный материал. Коллеги с интересом просматривают найденных мною животных и, увидев черного паука, приходят в сильное волнение. Это паук атракс, укус которого может быть смертелен. Наряду с местным каракуртом атракс считается самым опасным из австралийских пауков. Я успокаиваю собеседников: любое животное я стараюсь поймать так, чтобы избежать неожиданного укуса. Заодно напоминаю им, что атракс – близкий родич южноамериканских пауков птицеедов.
С наступлением темноты снова отправляемся на охоту за валлаби. Теперь мне уже доверено новое дело: я осветитель. Сижу на капоте с сильным фонарем в руках. Сегодняшнюю ночь мы полностью посвятили ловле валлаби и провели на пастбищах, лужайках, в зарослях кустарников около пяти часов. За это время нам удалось увидеть около ста двадцати валлаби, двадцать кистехвостых поссумов и восемь больших серых кенгуру. Охотились мы в основном за самками, потому что самцов раза в четыре больше и они легче подпускают. Поймали восемь самок и одного самца.
Пользуясь орудием осветителя – фонарем, я заодно изучаю, какого цвета и с какой силой горят глаза у различных животных, когда они попадают в луч фонаря. После небольшой практики можно отличать животных издалека по цвету горящих глаз. Так, у поссумов глаза горят гораздо ярче, чем у валлаби. Хотя поссумы и древесные животные, но по ночам нередко спускаются на землю. И именно здесь мы часто застаем их. Увидев опасность, поссум бежит на всех четырех лапах, как бы стелется по траве, и, достигнув опушки, быстро взбирается на ближайшее дерево. На бегу хорошо виден его темный пушистый хвост. Недаром этого крупного сумчатого зверька зовут кистехвостым поссумом. По цвету глаз можно отличить и кенгуру от валлаби. Однажды в свет фонаря попало мелкое животное с какими-то очень яркими глазами. Я уже обрадовался, думая, что удалось увидеть новый вид сумчатых, но при ближайшем рассмотрении это яркоглазое животное оказалось одичавшей домашней кошкой.
Жесткошейный ибис населяет берега водоемов
Семейная потасовка: хозяин – барин!
Перед рассветом, около пяти часов утра, мы едем в аэропорт, где помещаем отловленных животных в специальные картонные коробки, которые утренним рейсом будут отправлены в Канберру. Таким образом, животные уже сегодня попадут в хорошие условия и будут содержаться в вольерах до нашего возвращения.
Следующей ночью я побродил в одиночку по лесу. Странное ощущение – здесь нет ни одного животного, которое могло бы напасть на человека, видя в нем возможную жертву. Ведь где бы мы ни были – на Дальнем Востоке, в Индии, в Африке или в Европе, везде есть возможность встретить ночью леопарда, льва, тигра, медведя или волка. Все это крупные хищники, достаточно опасные для человека. Здесь же хищников в обиходном понимании просто нет. В то же время здесь нет древних хищных пресмыкающихся, которые вымерли еще в меловой период. Это как бы переходный период между господством крупных хищных пресмыкающихся и хищных млекопитающих.
Сегодняшняя ночная ловля обещает быть «урожайной». Мы осваиваем новые районы. Действительно, к девяти часам вечера уже поймано девять штук. Со вчерашнего дня мы разработали новую методику: Хью ведет машину не прямо на валлаби, а сбоку – слева или справа, постепенно заворачивая. Таким образом он останавливает животное. Валлаби замирает на месте, думая, что машина проедет мимо. Именно в этот момент Мэрилин, стоящая на подножке, накрывает животное сачком, не сходя на землю. Затем, выхватив животное за хвост из сачка, она профессиональным жестом нащупывает сумку у животного. Изредка происходит и небольшой конфуз, когда кажется, что мы гнались за самкой, а при проверке сумки не обнаруживается.
Стволы эвкалиптов после дождя создают невероятную палитру
Если взрослые самцы и самки хорошо различаются, то молодые самцы иногда оказываются очень похожими на самок. Как только животное попадает в луч фонаря и кто-нибудь первый восклицает: «Это парень», фонарь сразу переводят на другую особь. Если же определяют: «Это девица», то начинается погоня. Ловим мы в основном самок. Самцов нам нужно немного, всего около десяти процентов. Я спрашиваю Питера, давно ли отлавливают здесь валлаби для научных целей. Оказывается, уже три года. За это время добыто около пятисот животных. Естественно, что отлов мог стать основной причиной преобладания самцов в местных популяциях, так как вылавливали в основном самок.
Иногда в луч фонаря попадает куртина травы или сухой пенек, очень похожие на валлаби. Приблизившись и убедившись, что это не животное, кто-нибудь восклицает: «А это трава валлаби» или «Бревно валлаби».
При новой методике ловли, с заездом сбоку, мне, стоящему на левой подножке, ничего не достается. Дело в том, что Хью лучше видит справа, так как слева ему загораживает поле зрения Джон, поэтому он «подает» животных в основном на сачок Мэрилин. Заметив, что я начал скучать без добычи, Мэрилин предлагает мне поменяться местами. Становлюсь на правую подножку и вскоре ловлю своего первого валлаби самостоятельно. Хью, выхватив его из моего сачка, восклицает: «Русский валлаби».
Во время ночной охоты мы заезжаем на пастбище, где пасутся коровы. Стоя на подножке, вдруг слышу в темноте громкий рев и топот. Оказывается, прямо на нас тяжелой рысью мчится несколько коров. Кто-то сопит в затылок. Прошу Джона посветить назад и обнаруживаю здоровенного быка прямо у себя за спиной. Джон объясняет: «Не беспокойся, просто эти коровы привыкли, что их кормят с машины, и решили, что мы привезли угощение в такое неурочное время».
Среди дня, отдохнув от ночной охоты, собираемся на экскурсию к берегу моря. Погода прохладная, но на солнце тепло. По извилистой песчаной дороге выезжаем на берег бухты. Светло-желтый пляж, по бокам его черные скалы башни, о них разбиваются громадные холодные волны. За горизонтом – Антарктида! Ветер оттуда и впрямь холодный.
Удобная кровать
Собираем на песке и по скалам различных моллюсков, выброшенных морем, высохших крабов, скелетные пластины каракатиц. Вокруг пляжа в зарослях низкорослых кустарников то и дело попадаются вараны. У самой воды кормится стая мелких чаек. Крупная тихоокеанская чайка стоит, как хозяин, на скале и, когда Джон бросает подбитую им рыбу, первой хватает ее, не обращая внимания на завистливые крики мелких сородичей.
Джон облачился в черный костюм ныряльщика, надел ласты и маску и, вооружившись подводным ружьем, начал охотиться на рыбу. Мне впервые приходится испытать на себе полный костюм «ветсьют», с шапкой, маской, поясными гирями, ластами и трубкой. К сожалению, в бухте сильное волнение, дна почти не видно, песок взбаламучен. Однако все же удается над мутной придонной водой выследить довольно крупных морских рыб, заходящих в бухту.
В последний день пребывания на острове Кенгуру я взял у моих друзей машину на три часа, чтобы съездить в заповедник Флиндерс Чейз, расположенный на западной окраине острова. Раннее утро, солнце периодически проглядывает сквозь облака, и по дороге, поросшей зрелым высокоствольным лесом, я периодически снимаю типичные пейзажи. Дорога была пустынной, только навстречу мне попались фермер с сыном, едущие верхом. Перед въездом в заповедник – ворота, небольшой забор, уходящий в глубь зарослей, и плакат, на котором изображен коала и рядом надпись: «Не спалите его!» Еще по дороге мне попалось несколько знаков ограничения скорости с изображением кенгуру.
Холодные воды Южного океана
Приезжаю на кордон, где меня приветливо встречает старший лесничий Джордж Лонсар, одетый в зеленую форму с красивыми нашивками Управления охраны природы Южной Австралии. Он проводит по окрестностям и показывает животных, которых можно встретить поблизости от кордона. На лужайках пасутся группы серых кенгуру; здесь они почти ручные, и к ним можно подойти на несколько метров. На обширном сыром лугу расположилась громадная, более сотни, стая куриных гусей – замечательных австралийских эндемиков. Они мирно щиплют траву, но при попытке приблизиться взлетают и садятся поодаль. Около них прогуливаются две пары эму. Когда подходишь к ним, самцы начинают издавать глухие гортанные звуки, выражая этим свою тревогу.
Долго наблюдаю за пасущимися кенгуру. При медленном передвижении кенгуру опирается на все четыре лапы – поочередно на заднюю и переднюю пару, периодически останавливается и принимает позу собачьей стойки: опершись на три ноги, поднимает правую переднюю ногу. Если обнаруживает что-либо тревожное, поднимается на задние ноги и направляет уши локаторы в сторону источника тревоги, а затем одно ухо поворачивает назад – для контроля ситуации с тыла.
Наиболее примечательны здесь коала. Они, правда, не водились на острове издревле, а завезены европейцами. Популяция их достигла здесь нормального уровня и находится в большей безопасности, чем на материке.
Мы с лесничим пошли по окрестностям, чтобы найти коала. Их трудно рассмотреть в кроне дерева, но уж если найдешь, то они никуда не убегают. Хождение по лесу принесло нам успех. Сначала Джордж показал мне самца и поодаль самку с детенышем. Я стал наблюдать за этой парочкой. Детеныш уже вполовину взрослого. Сначала он сидел на отдельной ветке, но, заметив, что я все время хожу под деревом, счел за лучшее перебраться поближе к мамаше, а затем вскарабкался ей на спину. Мама лишь слегка пошатнулась под тяжестью своего упитанного недоросля, но не выразила какого-либо неудовольствия. Вскоре она совсем закрыла свои подслеповатые глазки и мирно заснула. Пришлось попрыгать под деревом и испустить несколько громких воплей, чтобы разбудить ее и привлечь к себе внимание – спящую фотографировать не хотелось. Когда мамаша проснулась и сердито поглядела на меня, я сделал несколько неплохих снимков. Попрощавшись с гостеприимным лесничим, возвращаюсь на ферму Питера. Последний сбор, повторная экскурсия на пляж. Мы едем по новой дороге, и я спрашиваю Хью: «Мы едем на другой пляж?» Хью отвечает: «Нет, на тот же самый». И, усмехнувшись, добавляет: «Ты знаешь, чудесное место эта Австралия – к каждому месту у нас как минимум две разные дороги».
После заключительной ночной экскурсии в половине четвертого ночи мы уезжаем. Я веду машину через весь остров до самой пристани. Все спят – и на переднем, и на заднем сиденьях. Когда едешь по холмистому острову на восток, хорошо заметно, что он постепенно снижается: преобладают крутые спуски, подъемов гораздо меньше. Приезжаем в порт Кингскот на рассвете.
Валлаби выходят на кормежку, когда стемнеет
Грузимся на тот же самый пароход и солнечным утром прибываем в Аделаиду. В устье реки много моторных лодок: семьи приезжают к берегу на машинах с лодками и сгружают их прямо в воду, некоторые катаются на водных лыжах. По берегу и над водой у корабля много чаек. С корабля сначала сгружают мощные двухэтажные грузовики с коровами и овцами, а затем уже личные машины с нижней палубы. Мы ожидаем своей машины, и Хью отмечает: «У нас в отличие от Англии не леди в первую очередь, а овцы». Действительно, овцы – это символ Австралии, а заодно и ее несчастье. Ведь падение цен на овец в последнее время буквально катастрофическое, и, как сказал Питер, сейчас овца дешевле кролика. «Легче овцу убить, чем продать», – говорят отчаявшиеся фермеры.
Из Аделаиды берем курс на Канберру. Ночью в свете фар множество кроликов, около пяти-шести на каждую милю. Много также и сбитых зверьков. Как ни печально, но и мне пришлось сбить по дороге несколько кроликов – они бросались прямо под машину, и увернуться от них на скорости сто километров в час просто невозможно. Мне это очень неприятно, но Джон, сочувствуя мне, объясняет: «Ты не убийца, это они самоубийцы». В четыре часа утра мы останавливаемся на тихой окраине селения и спим до восьми часов под пение петухов и крики пары кукабарр. Когда резкий хохот этих гигантских зимородков раздается прямо над головой, все нервно ворочаются, а меня душит смех. Ведь очень уж долго мои коллеги искали тихое место, чтобы поспать спокойно несколько часов. В перерывах между душераздирающим хохотом кукабарр и пением петухов слышны резкие крики розовых какаду. Для меня, орнитолога, вздремнуть под голоса птиц – истинное удовольствие.
