Kitabı oku: «Полет бумеранга. Австралия: сорок лет спустя», sayfa 5

Снова на остров Кенгуру

Вскоре мне представилась возможность еще раз заглянуть в гости к Питеру, на его ферму. В конце февраля в Аделаиде состоится конференция по проблемам экологии аридных территорий, и департамент зоологии командирует меня туда с докладом об охране и освоении пустынь в СССР.

Ранним прохладным утром, наскоро позавтракав в столовой университетского общежития, спешу по зеленым газонам в департамент зоологии. В кронах деревьев слышна флейтовая перекличка певчих ворон и резкие крики розелл Кримсона. Готовясь к отлету, собираю багаж – нужно воспользоваться тем, что остров Кенгуру совсем недалеко от Аделаиды, и побывать там сразу после конференции. Пишу письмо профессору Гржимеку: делюсь с ним впечатлениями о посещении острова Кенгуру. Ему это будет интересно, ведь профессор провел на острове несколько дней, о чем упоминает в книге «Австралийские этюды». Другое достоверное свидетельство его пребывания там я нашел в книге посетителей заповедника Флиндерс Чейз, в которой обнаружил запись и автограф Гржимека. Об этом я также с удовольствием сообщаю профессору в своем письме. Оно получилось длинное, на трех машинописных страницах, но думаю, что Гржимеку будет интересно узнать свежие новости о природе и животных знакомых ему мест. Отправляю письмо в Танзанию, в город Арушу, поскольку профессор неизменно проводит январь и февраль в национальных парках этой страны – в Серенгети, Маньяре и Нгоронгоро. Мои соседи по общежитию Пол и Крис собираются на Ред-хилл ловить махаонов – по их сведениям, там сейчас идет массовая миграция этих бабочек. Они приглашают меня, но я с сожалением вынужден отказаться: в четыре часа пополудни вылетаю в Аделаиду.

Нехожеными тропами – к новым открытиям

Эту пещеру назвали Адмиральскаяарка, на пляже внизу живут морские котики

Захожу к Биллу Хемфри. Он дает мне с собой портативный магнитофон и пару кассет, чтобы я записал свой доклад в Аделаиде. Он также предлагает подвезти меня в агентство, что очень любезно – времени остается в обрез. Втискиваемся в его почти новенький крохотный «мини моррис».

В моем багаже чемодан, портфель, кинокамера, фотоснайпер и ружье с патронами, полученное на складе департамента зоологии (придется провести небольшие научные сборы птиц на острове Кенгуру для коллекции Московского университета). Беспокоюсь, как отнесутся в аэропорту к ружью и особенно к патронам. Дик Барвик советовал мне патроны с собой не брать, а купить в Аделаиде. Но я все же рискнул. На регистрации в агентстве разрешили взять и ружье, и патроны, хотя долго разглядывали и их, и меня. Что-то в моей внешности внушило им доверие, и меня лишь попросили «держать патроны отдельно от ружья» – как будто рядом с ружьем они выстрелят.

Правила оформления багажа здесь своеобразные: регистрируется не вес, а число мест, причем одно место предоставляется бесплатно, а за остальные платишь по два доллара. Но оружие произвело такое впечатление на приемщика, что он отказался взять деньги за мой багаж.

Прощаюсь с милейшим Биллом и сажусь в роскошный черный автомобиль (его здесь называют автобусом), доставляющий пассажиров в аэропорт. На этом маршруте больше трех-четырех пассажиров не бывает, и автобус гонять ни к чему. Сейчас нас двое: кроме меня едет непрерывно курящая девица. Хорошо еще, что на улице тепло и окна приоткрыты. В аэропорту функционируют две авиакомпании – государственная ТАА (Трансавстралийские авиалинии) и частная «Ансетт» (по фамилии основателя и владельца компании). Их конкуренция доводит качество обслуживания до совершенства, но зато самолеты этих компаний вылетают в один и тот же пункт почти одновременно. Иногда в каждом сидит по два-три человека, а шум в окрестностях аэропорта, не говоря уж о стоимости полетов, возрастает вдвое.

На гранитном куполе расположен удивительный «музей» природной скульптуры

Погода солнечная, ветреная и прохладная, на небе красивые кучевые облака. К моему удивлению, самолет оказался почти полностью загруженным – большинство пассажиров приехали в аэропорт на своих машинах. Мы летим самолетом компании ТАА. Он сразу круто берет вверх и, трясясь и ныряя, пробивает слой облаков. В это время сосед поясняет мне, что самолеты ТАА надежнее, чем «Ансетт»: до сих пор из них разбился лишь один, а тех – целых два. Я замечаю, что если тряхнет посильнее, то счет как раз может и сравняться, после чего не склонный к черному юмору фермер мрачнеет и начинает встревоженно смотреть в окно.

Стюардессы в сопровождении радиозаписи показывают, как пользоваться спасательным жилетом. Мой сосед заинтересованно следит за их действиями и просит меня уточнить некоторые подробности экипировки. В перерывах между радиопояснениями играет легкая музыка, а затем периодически включает свой микрофон первый пилот. Он комментирует условия полета и рассказывает о местах, над которыми мы пролетаем. Каждое свое выступление он начинает элегантным обращением: «Ladies and gentlmens, that’s captain speaking again»³.

Хотя полет длился менее часа, стюардессы успели предложить чай и кофе (black or white?⁴) с бисквитом.

Снижаясь для промежуточной посадки в Мельбурне, проходим через сплошную облачность, а под ней – обложной дождь. Со страхом думаю, как побегу в аэропорт под дождем: я даже без пиджака. Но подают от здания рукав тоннель, и по нему мы попадаем сразу в зал ожидания.

Пока идет оформление новых пассажиров, мне приходит в голову позвонить Нине Михайловне Кристесен – заведующей департаментом русского языка в Мельбурнском университете. Я планировал посетить этот департамент, и номер телефона у меня с собой. Набираю номер по автомату и вот уже слышу веселый женский голос и, что особенно приятно, прекрасную русскую речь. Передаю привет из Москвы и сообщаю, что сейчас лечу в Аделаиду, а в марте собираюсь в Мельбурн. От Нины Михайловны узнаю, что через неделю в Аделаиду приезжает Андрей Вознесенский! В это время я буду уже на острове Кенгуру. Как жаль! «Ну ничего, – отвечает Нина Михайловна, – постарайтесь приехать в Мельбурн к одиннадцатому марта, он будет выступать здесь, и мы пришлем вам приглашение с оплатой проезда». Поясняю, что приеду на машине, поэтому нужно лишь заказать номер в отеле. Нина Михайловна обещает забронировать комнату в колледже. В ответ на просьбу прочесть лекцию соглашаюсь рассказать об охране природы в СССР. Прощаемся.

Объявляют наш вылет. Идет дождь, но из-под облаков, сквозь влажную дымку, ярко светит заходящее солнце. За аэропортом – красивая радуга. Пока выруливаем на взлет, перед нами садится, дымя, как паровоз, очередной самолет. Сразу за ним выходим на взлетную полосу, наш самолет дрожит и ревет, готовый сорваться с тормозов, и вдруг – стоп: прямо перед носом садится еще один самолет! С предыдущей посадки прошло секунд сорок. Мы тут же взлетаем. Разрыв – секунд тридцать. Вот это теснота в воздухе!

Добрый великан «Альф»

Нина Михайловна Кристесен – заведующая департаментом русского языка в Мельбурнском университете

Под крылом – австралийская древесная саванна, сильно освоенная. Холмистая равнина с полями, пастбищами и островками лесов по крутым склонам. Напоминает наше лесополье. Дальше в сторону Аделаиды холмы сменяет гладкая низменность в квадратах полей. Перелесков уже не видно.

Ровно через час прилетаем в Аделаиду – большой город прямоугольной планировки, расчерченный на кварталы освещенными улицами. В аэропорту получаю багаж и вместе с еще пятью пассажирами сажусь в автобус, который привозит нас в город к агентству ТАА. Замечаю, что и тут, в соседней комнате, – агентство «Ансетт». Как попугаи неразлучники.

От агентства до моего отеля – пятьдесят метров, и это удачно, ведь багаж мой почти не подъемен. Отель «Гровенор» старенький, но с особым провинциальным «шиком». Мальчик портье открывает дверь перед каждым входящим и выходящим. Комнатка крохотная, однако со всеми удобствами. Правда, окна почему-то не открываются, и остается надеяться на исправность вентиляции. Перед сном прошелся по опустевшим улицам. Уже одиннадцать часов, но я нашел одно кафе, где можно было выпить чашечку кофе.

Два следующих дня потратил на подготовку доклада, лишь ненадолго выходил прогуляться до рынка, чтобы купить дыню, бананов, слив, помидоров и винограда. Такое меню в летний зной гораздо лучше всяких мясных блюд. Погода стоит все время жаркая и безоблачная, к вечеру с моря поднимается сильный ветер.

Движение на улицах Аделаиды не такое интенсивное, как в Сиднее, и водители очень вежливы: стоит только сойти на мостовую, они тут же останавливают машину, давая перейти дорогу. На углах стоят высокие стройные полицейские в форменных фуражках с околышами в шашечку – я поначалу принял их за таксистов. В центре Аделаиды имеется своя аркада со сквозным переходом и массой лавочек по обеим сторонам. На одной из главных улиц расположился ночной стриптиз клуб, фасад которого украшает полная гордости реклама: «Единственный стриптиз клуб в Аделаиде и окрестностях!»

В центре города мало зелени, и на каменных опрятных улицах птиц не видно совсем, даже чириканья воробьев не слышно. Зато рядом, в университетском парке, птицы повсюду. Больше всего здесь домовых воробьев и австралийских чаек. Многие пенсионеры и служащие, отдыхающие в парке, едят сандвичи, сидя на скамейках или расположившись прямо на траве, а чайки с воробьями бродят вокруг в ожидании подачки.

В журнальном киоске я купил два первых номера серии «Мир дикой природы». Это замечательное произведение в десяти томах (в каждом томе – по пятнадцать журналов), написанное талантливым испанским натуралистом и писателем, автором многих фильмов о природе Феликсом Родригесом де ла Фуенте. Недавно началось издание этой серии на английском языке, и теперь нужно быть внимательным, чтобы не пропустить остальные сто сорок восемь журналов.

Вечером в фойе отеля несколько постояльцев смотрели телевизор. Шел какой-то концерт, но в тот момент, когда я проходил мимо, началась программа новостей. Она освещала визит Никсона в Пекин, и я остановился, заинтересовавшись этим политическим событием. Но тут поднялся один из зрителей и, обращаясь к остальным со словами: «Экая ерунда, не правда ли?», переключил на программу с фильмом о ковбоях. Все сидевшие у телевизора согласно закивали головами, а мне пришлось отправиться в свой номер.

Андрей Вознесенский раздает автографы в Мельбурнском университете

Невольно вспомнился другой случай, позволивший мне получить некоторое представление об уровне развития интересов в обывательской среде. Задержавшись как-то вечером у телевизора, я увидел передачу с участием старшеклассников, некое подобие викторины для двух соперничающих команд. Сразу покоробило то, что победителям тут же выдавали приз, деньгами. Вот это методы воспитания! Но еше больше разочаровали ответы школьников.

Ведущий спрашивает: «Где находится страна Гана?» Обе команды молчат, затем одна девочка нерешительно говорит: «В Азии». Узнав, что ошиблась, она снисходительно усмехнулась: мол, остальные вообще не имеют представления, где эта Гана!

На вопрос, какой европеец первым попал на Кубу, ответом было гробовое молчание. «Христофор Колумб», – наконец сказал ведущий. Все только равнодушно пожали плечами – ну, Колумб так Колумб.

Море, скалы и песок…

Зато, когда спросили, как зовут мужа Жаклин Кеннеди, все в один голос прощебетали: «Аристотелес Онассис!» – и даже привстали со своих стульчиков в порыве энтузиазма. Бедный Колумб!

* * *

Конференция открылась утром в актовом зале университета. В президиуме – доктор Бокс из США (штат Юта), приглашенный на средства оргкомитета, профессор Бонитон, председатель комитета водных исследований Южной Австралии, и неизвестный мне моложавый красавчик с округлым лицом, черными, как слива, глазами и вьющейся шевелюрой. На нем белый костюм, из нагрудного кармана торчит бабочкой (также белый) платочек. В общем на ученого он не похож. Профессор Бонитон открыл конференцию и почтительно предоставил слово щеголю в белом костюме. Оказалось, что это – премьер-министр штата Южная Австралия, его превосходительство Данстен. Он прочел приветствие хорошо поставленным голосом, но не отрываясь от бумажки, и после этого сразу ушел. Доктор Рей Перри, один из ведущих географов ландшафтоведов Австралии, специалист по аридным областям, сделал очень интересный и содержательный доклад об экосистемах пустынь. Однако он, как и большинство других выступавших, читал свой текст, уже розданный участникам перед конференцией. Поэтому, когда Перри дочитывал до конца страницы, в зале раздавалось дружное шуршание: все перелистывали конспект вслед за докладчиком.

На доклад дается ровно полчаса, и председательствующий вежливо, но настойчиво останавливает выступающего, если время истекло. Затем дается пятнадцать минут на обсуждение, и ни минутой больше. Ведь без четверти одиннадцать – традиционный утренний чай: святое дело! За чаем и кофе с бисквитами можно продолжить дискуссию в кулуарах.

Несколько слушателей, сидящих в первом ряду, записывают доклады на магнитофоны, подключив их к розеткам на авансцене. К услугам докладчиков проектор для показа слайдов на большом экране. Свет в зале гасят и зажигают постепенно (при помощи реостата), чтобы не перенапрягалось зрение. И даже в промежутках между слайдами экран не темный, а полуосвещенный. Схемы, чертежи и графики Рей Перри и другие выступающие показывают, помещая их на световой столик на трибуне: изображение проецируется на большой экран. При необходимости докладчик дорисовывает детали, вносит поправки прямо на столике, а зрители видят этот процесс на экране.

Второй докладчик – пожилой профессор Кашмор из Мельбурнского университета – выступил с предложением сделать национальным парком почти всю Центральную и Западную Австралию. Все раскритиковали его идею как невыполнимую, но на следующий день в аделаидской газете появилась статья о конференции, и в ней сообщалось только об этом «нашумевшем» докладе.

После обеда выступил ботаник из Аделаидского университета доктор Ланге. Не пользуясь конспектом, умно и хорошо он говорил о методах преподавания, о том, как воспитывает из своих студентов будущих исследователей. После доклада один молодой человек – наверное, еще студент – спросил, а что делать, если после окончания университета не найдешь работы по специальности?

Доктор Ланге ответил, что его задача – воспитать мыслящих, творческих ученых, а проблемы безработицы были и будут впредь, и это уже не его дело. Тут я не удержался и вступил в дискуссию. Поблагодарив Ланге за великолепный доклад, я сказал, что роль преподавателя и воспитателя вижу не только в том, чтобы развивать в студентах творческое начало, но и в том, чтобы помочь им применить на практике полученные знания. А поэтому мы, педагоги, должны чувствовать ответственность за будущее студентов, должны содействовать им в устройстве на работу, наиболее подходящую их желаниям и способностям.

По морде крылом – ну, достала!

В заключение выступил биолог доктор Тим Или из Монешского университета в Мельбурне. Он известен как увлеченный популяризатор и в своем сообщении на тему «Животный мир и человек» с жаром рассказывает о роли кроликов и лис, об одичавших кошках, цитирует письма пенсионерок, жалующихся на кошку, съевшую птенчиков в их саду. Доклад завершается чтением длиннющего стихотворения, уместившегося на трех страницах. Остается впечатление, что по рассеянности милейший доктор Или прихватил на научную конференцию конспект выступления, подготовленный для собрания садоводов любителей.

Весь вечер лихорадочно готовлюсь к завтрашнему докладу: кто-то из докладчиков не приехал, и меня попросили выступить с первым утренним сообщением. Текст на русском языке готов, схемы и таблицы – тоже, но перевести конспект на английский удалось только до восьмой страницы, а их шестнадцать. Однако уже час ночи, нужно немного выспаться. Придется часть доклада переводить с листа.

Рей Перри обещал утром в половине девятого просмотреть мой английский текст и поправить его. Выхожу из отеля за пять минут до назначенного срока, идти пешком минут десять – чуть меньше километра. Но опаздывать здесь не принято! Подхожу к такси и прошу отвезти в университет, извиняясь за то, что занимаю машину на такое короткое расстояние. Шофер любезно приглашает сесть и удивляется: «О чем речь – ведь это наша работа!»

Вхожу в фойе с опозданием на минуту и вижу Рея, вбегающего с противоположной стороны. Вовремя я подоспел! Рей читает конспект моего доклада, расставляет, где нужно, артикли, уточняет некоторые слова, говорит, что все отлично, и вдруг обескураженно прекращает чтение, натолкнувшись на русский текст. Успокаиваю его, говоря, что уже понял принципы расстановки артиклей и дальше попробую сделать это в процессе доклада. Рей посылает куда то юношу из оргкомитета с моими схемами и графиками. Теперь моя очередь беспокоиться: а вдруг он не вернется? Но через десять минут тот возвращается и приносит все рисунки, переснятые на прозрачную пленку для демонстрации со светового столика. «Чертова техника!» – произношу я про себя.

В списке участников конференции я значусь как Dr. Drozdon. Но я уже привык к таким разночтениям. В общежитии Канберрского университета мне приходит почта на фамилию Drozdor, а на авиабилете написано: «Mr. Drozdoe». Очевидно, русское окончание «ов» кажется австралийцу почти непроизносимым.

В десять часов председательствующий профессор Радд предоставляет мне слово, предварительно зачитав краткое жизнеописание докладчика, составленное мной же самим. В этом «самообличении» я не удержался от упоминания, что дважды побывал в странах Африки.

В докладе здесь принято обязательно несколько раз пошутить, чтобы аудитория развеселилась. Памятуя об этом, пришлось сделать несколько «домашних заготовок». Перед самым выступлением в зал впорхнули три десятка девочек в форменных платьицах и расселись по всей галерке. В первый момент я даже несколько смутился таким прибавлением аудитории, а уже после доклада узнал, что учительница географии из соседней школы привела свой класс на конференцию.

Начинаю доклад быстро по переведенному на английский тексту, показываю схемы, карты и рисунки на световом столике, пишу латинские названия растений и животных фломастером на прозрачной бумаге, все идет хорошо. При упоминании о зимних температурах в пустыне Каракумы – минус двадцать девять градусов – по аудитории проходит шелест. Дойдя до русского текста, замедляю темп, но в общем ход доклада не нарушается. Попутно сокращаю некоторые абзацы, чтобы уложиться в отпущенные полчаса, между делом замечаю, что Рей Перри тщательно конспектирует мой доклад: в июне он поедет в Ашхабад на международную конференцию по опустыниванию, и все это ему пригодится. Заканчиваю в половине одиннадцатого – точно в срок – и получаю серию вопросов. Пожилая дама, видимо, ботаник, спрашивает: «Не из маревых ли эти саксаулы?» – «Именно так», – отвечаю я.

Наконец-то, остались послушные подружки!

«А для чего вы используете верблюдов? У нас то они только бегают одичавшие». Приходится подробнее рассказать о всех полезных свойствах этих животных.

«Как вы боретесь с засолением?» Рассказываю про дренаж и фитомелиорацию. «Какие породы овец вы разводите?» Даю справку в пределах своих познаний. Чудаковатый фермер, сидящий в первом ряду с микрофоном в вытянутой руке, спрашивает меня: «Не лучше ли поливать поля опрыскивателями, а не вести воду по каналам?» «Конечно, лучше, – соглашаюсь я, – но расстояния и площади таковы, что одно другого не заменяет, а дополняет».

«Как у вас там с национальными парками?» Рассказываю о системе и типах охраняемых территорий, о преобладании заповедников – в них ставятся задачи охраны и научных исследований, но не рекреации. Поясняю, что в заповедниках могут жить только rangers⁵, но не bushrangers. Последнее замечание вызывает общее оживление, все очень довольны тем, что я уже знаю о бушрейнджерах. Они стали предметом гордости австралийцев, хотя по сути дела это всего лишь дорожные грабители конца прошлого века. Но некоторые из них, например Нед Келли, более известны в Австралии, чем иные ученые и путешественники.

После доклада чувствую себя прекрасно – будто гора с плеч свалилась. Теперь можно спокойно слушать других и получать ничем не омраченное удовольствие от участия в конференции.

Во время выступления я обратил внимание на крупного и очень симпатичного седого старика, сидевшего в первом ряду. Я заметил, что профессор Бонитон, разместившийся рядом с ним, держался все время вполоборота к этому джентльмену и что-то периодически говорил ему на ухо с явным подобострастием.

По окончании моего доклада старик заулыбался, затем дружелюбно кивнул всему президиуму и направился к выходу. Профессор Бонитон встал проводить его и открыл перед ним дверь. За чаем я узнал, что на доклад заглянул сам сэр Олифант – известный ученый физик, которого два месяца назад назначили губернатором штата Южная Австралия! В беседе с Бонитоном мы сошлись во мнении, что приятно видеть на таком посту ученого – ведь раньше по традиции губернаторами назначали в основном военных.

Праздный сон пополудни

Как сладко почесать за ухом!

В ходе общения с участниками конференции мне пришлось с некоторым огорчением обнаружить, как мало знают в Австралии о работах, проводимых советскими учеными в аридных регионах, и даже о физической и экономической географии этих регионов. Если уж специалисты не сведущи в таких вопросах, то что говорить о широкой публике.

На вечернем заседании выступил профессор Мак Ферлейн из сельскохозяйственного института в Осмонде. Он с жаром, по-юношески увлеченно рассказал о животноводстве в аридных областях. Его идея – увеличение многообразия видов и пород животных в разных условиях хозяйства и в разной природной обстановке. Профессор сопровождал доклад показом слайдов, на которых запечатлены африканские племена с их стадами, австралийские аборигены, жарящие кенгуру на костре, а также всевозможные породы овец и коров.

Мне так понравилось выступление профессора Мак Ферлейна, что я в прениях более подробно, чем в своем докладе, рассказал об опыте верблюдоводства, о целебном верблюжьем молоке и порекомендовал организовать в Центральной Австралии несколько верблюжьих ферм. Профессор оживился при этой мысли и воскликнул: «Это хорошо, но как их удержать на ферме – это же невозможно!», на что из зала кто-то выкрикнул: «Но они же в России как-то это делают!»

В последний день конференции утреннее заседание открывается докладом приглашенного почетного гостя из США, профессора Теда Бокса. Он один из признанных специалистов, крупный ученый, директор Международного центра по изучению аридных земель. Поэтому профессор позволяет себе сделать «легкий» доклад, где проводит мысль, что австралийские пустыни во многих отношениях не хуже, а значительно лучше прочих пустынь, в которых ему приходилось бывать. В его выступлении немало остроумных замечаний, касающихся развития туризма, например о том, что современному туристу нужна иллюзия первопроходчества, будто он первым попал в «эти дебри», но… с кондиционером, плавательным бассейном и т. п. Профессор предложил также воспеть в фильмах приключения бушрейнджеров, что поможет привлечению туристов. Ведь фильмы о ковбоях принесли США во много раз больше дохода, чем сами ковбои за всю их историю.

В дискуссию по этому докладу вступает фермер – самый активный слушатель. Он рисует на доске схему: вот его ферма в одну квадратную милю, он сам, его лошадь, собака и кошка.

Он ни за чей счет не живет, только микроорганизмы ему помогают. А на полуострове Манхэттен на такой же площади живет несколько десятков тысяч людей, и всех их надо кормить!

Мама-поссум: «Сынок, ты уже большой, слезай и иди, как твой братец – или не видишь?»

Мастер рыбалки на вахте (окольцованный баклан)

Хоть стоишь, хоть сидишь – хвост всегда надежная опора

Вот так преломляется проблема экологического равновесия в утомленном одиночеством мозгу.

После ленча все направляются в винные погреба, что в окрестностях Аделаиды, я же предпочитаю сбежать в зоопарк. У входа меня встречает миссис Салмон, заведующая лекторием. Она знакомит меня с директором зоопарка мистером Ланкастером. Крупный, кряжистый старик с грубоватым, но умным лицом делится впечатлениями о других зоопарках мира. Он бывал и в Берлинском зоопарке у профессора Дате, и во Франкфуртском – у профессора Гржимека.

– Гржимеку повезло – Франкфурт американцы начисто разбомбили, и ему после войны был выстроен новенький, «с иголочки», зоопарк. А нашему уж невесть сколько лет.

Действительно, многие здания обветшали, давно требуют ремонта.

– Так что же, вы бы хотели, чтобы и ваш зоопарк разбомбили? – с укоризной спрашиваю я.

Ланкастер рад такой неожиданной мысли и восклицает:

– Некоторые здания – несомненно!

Основная достопримечательность Аделаидского зоопарка – большая размножающаяся колония кольцехвостого кенгуру. В природе эти кенгуру остались в очень малом числе по ущельям хребта Флиндерс, а здесь они приносят потомство и составляют надежный резерв на случай их полного исчезновения в естественных условиях. В обширной вольере, включающей группу скал, живет около трех десятков этих редких животных. Некоторые пары старательно демонстрируют зрителям, что это действительно размножающаяся колония. Остальные звери сидят спокойно, прислонившись спиной к дереву или камню, подложив под себя хвост, украшенный светлыми и темными рыжими кольцами.

В большой клетке спит вомбат, развалившись на спине и раскинув лапы. Есть в зоопарке и слон, и пара жирафов, и носорог. С ручным тигром мне удалось «побеседовать» – он терся щекой о решетку и почти что мурлыкал.

После осмотра зоопарка еду на телестудию, где обещал дать интервью доктору Или. Он уже ждет меня у входа. В студии нас встречает ведущий, и мы усаживаемся, чтобы «обговорить» предстоящую запись. Вначале я спрашиваю Тима Или:

– Какие вопросы вы хотели бы задать мне?

Тим растерянно смотрит на меня и отвечает:

– А какие вопросы вы хотели бы, чтобы я задал вам?

Поняв, что Тим Или не представляет, о чем говорить, я обращаюсь к ведущему:

– А какие вопросы вы хотите, чтобы доктор Или задал мне?

Смеемся. Тощая сам составляю план интервью по наиболее интересным моментам моего доклада и готовлю Тиму список вопросов. После записи мы прослушиваем пленку, и забавно слышать свой голос на английском языке с крепким русским акцентом.

Валлаби дама были главным объектом наших работ на острове Кенгуру. Нужно было наловить десятки этих животных для последующих исследований в условиях неволи

Ведущий приглашает нас к себе домой на ужин, и мы продолжаем беседу о природе. Тим вспоминает Гржимека – он встречался с ним, когда тот путешествовал по Австралии. Хозяин дома высказывает суждение, что ученые находятся в привилегированном положении: путешествуют по всему свету, встречаются друг с другом в разных странах.

Я категорически возражаю: по-моему, гораздо больше по свету колесят коммерсанты, артисты, особенно модные певцы и кинозвезды. Хотя в чем-то они проигрывают: их маршруты не включают скал на острове Кенгуру и ночной ловли утконосов, барханов в пустыне и встреч с коброй в горном ущелье. А по мне, не будь этого, любая поездка потеряла бы смысл.

Наутро пора отправляться в аэропорт, и снова – на остров Кенгуру! Самолет следует до главного населенного пункта острова – городка Кингскот. Оттуда возьму напрокат машину, которую я уже заказал по телефону, и доберусь до фермы Питера Девиса.

Вызываю портье, и он отвозит мои вещи на тележке до агентства – оно в полусотне метров от гостиницы. Эта услуга входит в сервис отеля, но я спрашиваю портье: «Сколько с меня?» Он смущенно отвечает: «Up to you»⁶, – и уходит довольный, получив на чай.

В агентстве я долго хожу вдоль стойки, пытаясь обратить на себя внимание, чтобы зарегистрировать билет. Однако встречаю косые взгляды и подчеркнутое безразличие к моей персоне. Где же их хваленый сервис? Почти перегнувшись через стойку, в упор спрашиваю дежурного:

– Где можно зарегистрировать билет?

Дежурный сквозь зубы цедит:

– Вам нужно обратиться в соседнее помещение – в ТАА.

Тут наконец-то понимаю, почему ко мне так подчеркнуто безразличны. Я пришел сюда, к стойке «Ансетт», так как билет, который держу в руке, именно этой авиакомпании. Но к нему сверху остался приколотым билет Канберра – Аделаида, а ведь ту часть пути я летел на самолете ТАА!

Откалываю верхний, уже использованный билет, и сразу дежурные преображаются, увидев надпись: «Ансетт». Мгновенно выхватывают из рук билет, забирают багаж, провожают к автобусу. В аэропорту меня встречают стюардессы «Ансетт» в круглых красных шапочках и сажают в почти пустой самолет на самое удобное место у окна справа.

Взлетаем и сразу оказываемся над морем. Под крылом – сине-зеленая вода, а вдали – безлесные желтые холмы, побережья. Лес и кустарник уже давно сведены, а до прихода европейцев ландшафт окрестностей Аделаиды был лесным.

Подлетаем к острову Кенгуру. Я впервые вижу его с воздуха, но там внизу столько знакомых мест – и селения, и дороги, и поля, по которым мы колесили ночами! Восточная часть острова полностью освоена. Она вся поделена на квадраты пастбищ со стадами коров и овец, с прудами для водопоя, посадками деревьев вдоль дорог и границами отдельных землевладений.

Высаживаюсь в аэропорту и направляюсь к месту выдачи багажа. Это та самая площадка, на которой мы по ночам выгружали пойманных валлаби. Тогда в темноте все вокруг казалось странным, таинственным и загадочным, а сейчас наполнено веселой суетой, гомоном, радостными восклицаниями встречающих.

В помещении аэропорта подле стойки «Прокат машин Авис» меня ожидают две девушки из фирмы мистера Диксона, с которым я говорил по телефону из Аделаиды. Они берут с меня залог в десять долларов, обязательную страховку в два доллара и вручают ключи от маленькой ярко-красной машины «датсун». Я устраиваюсь в машине, а девушки садятся в старенький синий «холден» и, помахав мне рукой, быстро уезжают. Теперь понятно, почему они явились вдвоем: чтобы не выбираться из аэропорта на автобусе. Приехали на двух машинах, а обратно возвращаются на одной.

В моем «датсуне» все такое миниатюрное: и руль малышка, и мотор, работающий с каким-то «игрушечным» урчанием. В проспекте, который я смотрел еще в отеле «Гровенор», было сказано, что эта машина имеет обогреватель и радио. Печки мне не надо – температура поднялась к полудню до двадцати восьми градусов, а вот что радио не работает – жаль. Впрочем, печка тоже не включается. Отъехав несколько километров от аэропорта, останавливаюсь на обочине, чтобы послушать птиц в окрестных посадках. Слышны голоса певчих ворон и розовых какаду, тонкое щебетание голубых славок.