Kitabı oku: «Точка невозврата», sayfa 4
– Церенов, у тебя буксировочный трос есть? – тихим, вкрадчивым голосом спросил Казачёнок у механика-водителя, маленького флегматичного бурята, с узкими щелочками глаз, сквозь которые пронзительно сверкали агатовые бусинки цвета спелой вишни.
– Так точно, есть, – как-то враз всё поняв, и заметно побледнев, ответил солдат.
Он снял руки со штурвала и слегка откинулся на спинку сидения. Чтобы взять на буксир трофейный БМП, стоявшая справа БРМ подъехала своей кормой к его носу. Вторая БРМ встала слева, стремясь максимально прикрыть от обстрела люк над головой бедолаги, которому предстояло вылезти из-под зонтика стальной брони под свинцовый дождик, спрыгнуть на землю, снять буксировочный трос, сцепить им машины и, по возможности, целым и невредимым вернуться обратно.
– Я предупреждал, что техника должна быть исправной? – грустно спросил у бойца командир роты. – Вперёд, боец, цепляй трос к БРМ.
Секунд пять рядовой Церенов сидел неподвижно, видимо молился каким-то своим буддийским богам. Потемневшие до черноты агатовые глаза, окончательно сузились и, не мигая, смотрели через триплекс на фаркоп гусеничной машины, подъехавшей спереди к его БМП. Сделав глубокий вдох, солдат открыл крышку люка и стремглав выскочил наружу. Внутри боевой машины повисла напряжённая тишина, нарушаемая лишь цокотом пуль, бьющихся о броню. Через пару секунд он ввалился обратно, сделал глубокий выдох и, расслабленно улыбнувшись, задраил тяжёлую крышку люка.
– Нет, Церенов, так не пойдёт! Быстро вылезай и цепляй трос, никто за тебя этого делать не станет! – начал злиться Казачёнок.
– Так я всё уже зацепил, товарищ старший лейтенант! Можно ехать! – теперь и эту машину посетил приступ бурного веселья.
Как можно было произвести сцепку машин за столь короткое время, навсегда останется загадкой, и ни сам Церенов, и никто из тех, кто присутствовал при этом, так никогда и не смогут понять природу этого свершившегося на их глазах чуда. Боевые машины разведроты, под мерное постукивание пуль по броне, двинулись к выходу из безымянного ущелья.
Это боестолкновение стало первым, но далеко не последним на той лагманской операции. Главные события были ещё впереди.
Разведрота в сплошной темноте упрямо карабкалась в горы. За плечами разведчиков было немало боевых выходов. И только для двух взводных, прибывших на прошлой неделе по замене из Закавказского и Среднеазиатского военных округов, этот выход был первым. Лейтенанты производили хорошее впечатление, но были не обстрелянными. Первый бой – суровый экзамен и далеко не каждый способен выдержать его успешно. При возникновении смертельной угрозы человеческий организм мгновенно перестраивается и начинает функционировать на пределе возможностей, работа органов чувств обостряется настолько, что порой удаётся каким-то образом взглянуть на самого себя со стороны. В первом бою всё страшно и непонятно: совершенно новые звуки, непривычные ощущения. Терпкий запах реальной опасности, как отравляющее вещество, пытается парализовать твою волю и сковать твоё тело. Первый бой отдалённо напоминает первый прыжок с парашютом, только всё в сотню раз круче и жёстче, да и длится он несравнимо дольше. Бой ждёт разведчиков где-то впереди, а пока цепочка, состоящая из тридцати трёх человек, ползла вверх по скалам.
По склонам соседнего отрога выдвигался десантно-штурмовой батальон. Впереди, там, где отроги соединялись седловиной, располагался перевал через основной хребет, а за ним, в долине Салау, находился кишлак с таким же названием. В нём, по данным каскадовской агентуры, размещалась база душманов.
Басмачи, населявшие долину реки Алингар, в тактическом плане были подготовлены, пожалуй, лучше других. При приближении Советской армии они оперативно уводили женщин и детей в безопасные места и занимали заранее подготовленные оборонительные позиции. На вооружении, кроме автоматов и пулемётов, у них имелись лёгкие миномёты, и даже горные пушки, которыми они весьма грамотно пользовались. Но основной тактической изюминкой считалась их умение мгновенно сближаться с противником на минимальное расстояние, не позволявшее подразделениям бригады использовать свои главные преимущества: помощь авиации и огневую поддержку артиллерии. Дистанция, с которой духи открывали огонь, как правило, была меньше величины вероятного рассеивания снарядов, а так как в бригаде уже имелись потери от «дружественного огня», то комбриг запретил применение артиллерии и авиации в подобных ситуациях. Одно дело, когда солдат гибнет от пули противника, и совсем другое, если убит своими. Мгновенно возникает сутулая фигура военного прокурора, и начинается нудный поиск виновного с последующим наказанием, вплоть до тюремного срока, ведь прокуроры, как всегда, правы. А называть душманов духами, скорее всего, начали именно здесь, в Лагмане, за то, что они всегда появлялись внезапно, как черти из табакерки, с той стороны, откуда их не ждали, а при необходимости, так же внезапно исчезали. Видимо, у них были хорошие инструкторы.
Десантный батальон выходил к заданной точке тремя ротными колоннами: первая рота шла по левому склону отрога, вторая рота и миномётчики – по правому, по гребню хребта продвигалась третья рота во главе с управлением батальона. В каждой роте было по сотне человек. Батальон со своими пулемётными и гранатомётными взводами и миномётной батареей представлял весьма грозную и мощную боевую единицу.
Численность разведроты во время боевых выходов обычно не превышала тридцати человек, в необходимых случаях ей придавался корректировщик огня артиллерии с радиотелефонистом и артразведчиком. Автоматы и три ручных пулемёта Калашникова – вот и вся огневая мощь, но основным и самым главным «оружием» роты, безусловно, был её командир – старший лейтенант Виктор Казачёнок.
Ротным он стал недавно. Здесь, в афганских горах, у него внезапно обнаружился редкий природный дар – дар настоящего воина. Он всегда знал заранее, когда и откуда начнет стрелять противник, и успевал оповестить об этом идущих с ним бойцов, но потом не мог объяснить, откуда к нему поступило это знание. Заложенные на пути следования мины и фугасы он, видимо, чувствовал подошвами своих башмаков. Виктор предугадывал, где роту ждёт подготовленная ловушка, и по какой тропе обойти западню. За время, проведённое на этой войне, он не ошибся ни разу. Судьба берегла, постоянно рискующего жизнью ротного. Пули и осколки облетали его стороной. Казачёнка трижды представляли к званию Героя Советского Союза, и трижды в вышестоящих штабах находили причины для отказа.
С наградами в первые годы войны было совсем плохо. Великая держава оказалась крайне скупа на железные ордена и медали для своих солдат. Не дай бог, вражеская разведка заметит увеличение их производства, как тогда врать на весь мир, что мы в Афганистане не воюем? Приезжавший в бригаду представитель ЦК КПСС именно так и ответил на прямой вопрос, заданный ему офицерами. Государственные награды спускались по разнарядке микроскопическими дозами, и командирам, зачастую, приходилось решать неразрешимую задачу, как после боевой операции разделить два ордена и пять медалей среди двадцати погибших, сорока раненых и между сотней вернувшихся с гор живыми и здоровыми, но явно заслуживающих награждения. Подлое было время…
Казачёнок, как всегда, вёл свою роту по маршруту, не совпадающему с предложенным штабом. Растворившись в темноте, стометровая цепочка разведчиков шла по правому полусклону отрога, пробиралась по почти отвесным скалам, чтобы без потерь и в назначенный срок прибыть в указанную точку, но с совершенно неожиданной для противника стороны. Максим шёл сзади ротного, по привычке ступая след в след, двигаясь приставными шагами по узким карнизам козьих троп. Он не понимал, почему Виктор выбрал именно этот путь, но был уверен, что это – самый безопасный и правильный маршрут. Лейтенант полностью доверял феноменальному чутью своего товарища. Боевой работы для корректировщика огня ночью не предвиделось, ведь главное правило боя, «не вижу – не стреляю», никто не отменял. Максим старался не делать лишних движений, максимально экономя силы, а чёрная афганская ночь, словно пытаясь его подбодрить, раскачивала в зияющей вышине яркую оранжевую звезду над непутёвой лейтенантской головой.
Ленточка джелалабадской разведроты змейкой скользила по скалистому склону горного отрога, забираясь всё выше и выше. Каждый новый шаг давался тяжелее предыдущего. Едкий пот струйками стекал со лба, заливал глаза, сокращал и без того ничтожную видимость. От недостатка кислорода дыхание становилось всё более затруднённым, ведь воздух на высоте трёх тысяч метров был весьма разрежённым. А ещё Максима мучала жажда, но у разведчиков считалось дурным тоном пить, не закончив подъём, и он терпел. Новенькая фляжка, с горько-солёным на вкус отваром верблюжьей колючки, похлопывала по бедру, как бы напоминая, что она цела и невредима. Мол, цените нас, пока мы живы… Вспомнились события недельной давности, связанные и с самой целебной жидкостью, и с баклажкой, висящей на его солдатском ремне. Лейтенант улыбнулся.
Магическое Семиречье прокручивало на чёрном экране неба звёздную феерию немыслимой красоты, которую не увидишь на равнине. Вокруг всё было чужим и враждебным, но звёзды, висевшие над головой, были свои, до боли родные. Голубовато-белый Регул, золотисто-жёлтый Поларис, светло-изумрудный Мицар, оранжевый Арктур. Все четыре его звездочки, по две на погон.
Шёл восьмой месяц второй войны лейтенанта Кольченко. Крупные операции чередовались с непродолжительными рейдами. Тура-Бура, Сурхруд и Спингар сменялись Асмаром и Бар-Кандаем. Суруби, Мехтарлам и Улусвали-Алингар – Камой и Адой. Три мятежные провинции: Нангархар, Лагман, Кунар. Бригада металась по замкнутому кругу, как белка в колесе. Бесконечный спектакль в театре военных действий. В коротких промежутках между боевыми выходами, как в самом обычном театре, изредка случались антракты. Чаще всего – малые, но иногда, как и предсказывала Максиму его очаровательная волшебница, могли объявляться и большие антракты, в виде отпуска или командировки в Союз. На войне вся жизнь, от антракта до антракта…
Глава третья
К рассвету разведрота вышла на седловину, связывающую отрог с основным хребтом, и рассредоточилась на ней по фронту. Когда ночной мрак окончательно рассеялся, разведчики уже успели раствориться в расщелинах ближайших скал и выемках небольших уступов и приступили к наблюдению за раскинувшимся на дне широкого ущелья кишлаком Салау.
Тем временем две десантно-штурмовые роты начали спускаться по пологому склону в долину, а третья рота ушла вправо по гребню хребта, подковой окружающего долину. Левую оконечность этой каменной подковы контролировала разведрота, а для охраны перевала, через который прошли десантники, командиром батальона был оставлен гранатомётный взвод. Подразделения действовали чётко и слаженно: не доходя до населённого пункта метров триста, роты, разделившись на два потока, приступили к окружению Салау. Замкнув круг оцепления, живое кольцо начало сжиматься.
– Красиво идут, – тихо произнёс Максим и обернувшись к лежавшему за соседним камнем Виктору, спросил, – как думаешь, пустят в кишлак без боя?
– Похоже, что в Салау действительно никого нет, но бой обязательно будет. Никак только не могу понять, откуда начнут стрелять, – ответил ротный, не отрывая глаз от окуляров бинокля, – ты, на всякий случай, подготовь данные вон по тому узкому дефиле, ведущему в соседнюю долину.
– Я ещё вчера по карте подготовил данные для стрельбы по вероятным целям, это цель сто седьмая, – ответил ему лейтенант и, немного помолчав, добавил, – думаю, стрельбы не будет. Духи же не самоубийцы, понимают, что если мы оцепим ущелье, то деваться им будет некуда. Они, наверно, ещё с вечера ушли со всем своим барахлом и живностью.
– Не было ещё такого, чтобы они в Лагмане живое селение без боя сдали, – пробормотал себе под нос Казачёнок, и, словно в подтверждении его слов, из кишлака донеслись звуки завязавшейся перестрелки.
Сверху было трудно разобрать, где именно вспыхнул бой, так как десантники уже углубились внутрь населённого пункта, но ощущение было такое, что стрельба велась по всему периметру сжимавшегося кольца оцепления. Из наушников стоящей рядом с офицерами радиостанции, настроенной на частоту ДШБ, доносились переговоры десантников. Со слов командиров рот, численность душманов не превышала двух-трёх десятков, и солдаты уверенно теснили их к центральной части кишлака, но, к сожалению, появились первые раненые и два «двухсотых». Несмотря на завязавшийся бой, прочёсывание кишлака шло вполне успешно. Об этом свидетельствовали характерные звуки: длинная очередь из автомата, прошивающая по диагонали входную дверь, и секунд через пять глухой хлопок гранаты, разрывающейся внутри дома. Более деликатно и интеллигентно заходить в жилище пуштунов не позволял имеющийся с предыдущих операций горький опыт безвозвратных потерь.
Через десять минут перестрелка смолкла, и десантники, додавив сопротивляющегося противника, вышли в центр селения. Командир батальона доложил в штаб о результатах проведённой зачистки: ни оружия, ни боеприпасов в кишлаке не обнаружено, а оборонявшиеся душманы бесследно исчезли, словно сквозь землю провалились. Точнее, ушли под землю, в кяриз. Из штаба бригады поступило распоряжение – входы в кяриз найти и взорвать, раненых и убитых сосредоточить на северной окраине населённого пункта для дальнейшей эвакуации по воздуху. В пару МИ-8, готовящихся к вылету в Салау, загрузились сапёры с несколькими ящиками тротила.
Обманчивая тишина длилась не более десяти минут. Перестрелка возобновилась сразу в нескольких местах. Она была яростна и скоротечна, и через пару минут стрельба смолкла. Духи вновь нырнули в кяризы. Стало ясно, что десантники нарвались на банду так называемых «подземных партизан». Это было довольно неожиданно, так как в провинциях Лагман и Кунар кяризы встречались редко. Здесь, для нужд земледелия, хватало воды, бегущей с гор в виде рек и ручейков, а на засушливых участках сеяли мак, который практически не нуждался в орошении. Зато на юге провинции Нангархар, в Чёрных горах, в Сурхруде и в предгорьях Спингара подземных катакомбов было вполне достаточно, и бригаде уже доводилось иметь дело с духами из подземелья.
Поговаривали, что подземные водоводы, кяризы, афганцы начали рыть ещё со времён Александра Македонского. В степных и пустынных районах этой высушенной солнцем страны выжить можно только за счёт грунтовых вод. Из поколения в поколение крестьяне копали колодцы, порой глубиной до пятидесяти метров, соединяя их между собою подземными ходами. По ним сочилась живительная влага, сливаясь в тонкие ручейки, которые, выходя на поверхность, давали жизнь садам и виноградникам. Сами кяриз обычно невелики, но объединённые в систему, представляли из себя внушительные сооружения. В военных целях духи использовали это «метро» весьма умело. Они внезапно появлялись, наносили удар и вновь исчезали под землёй, чтобы выйти на поверхность в безопасном месте.
Халес и Нери наблюдали за происходящим в долине со своего наблюдательного пункта, расположенного с противоположной стороны от позиций разведчиков. Чуть ниже них, в зарослях колючего кустарника, находился один из входов в разветвлённую систему кяризов. Отсюда просматривался и кишлак, и отрог хребта, на котором закрепились разведчики, и дефиле перевала, занятое гранатомётным взводом. У ног Антонио стояла радиостанция, настроенная на бригадную частоту. Сквозь шипение и потрескивание эфира из наушников отчётливо доносилась русская речь.
– «Валдай», я «Заря». Загнал духов в кяризы. Обнаружил три входа. Забросал гранатами…. Я «Затвор», у меня – два входа… Я «Урал», сапёры заканчивают погрузку тротила. Вылет – минут через десять. Двухсотых и трёхсотых сосредоточьте на наименее опасной окраине. Температура воздуха перевалила за пятьдесят, вертушки уходят на базу.
– Господин Халес, через десять минут в воздухе появится пара МИ-8, их надо достойно встретить. Пора выносить пулемёты на поверхность, – Нери старался говорить очень разборчиво, но полевой командир, прекрасно знавший английский язык, без труда понимал его, – вертолёты доставят сапёров и тротил. Будут взрывать входные колодцы. Отправляйте своих людей к заранее оговоренным выходам, а внизу пусть остаются только дежурные расчёты.
Юнус посмотрел на почтительно согнувшегося перед ним моджахеда, держащего в руке трубку полевого телефона.
– Исмаил, ты всё понял? – спросил он, и душман утвердительно кивнул ему в ответ. – Передавай приказ, и с этого момента ты, со всеми своими людьми, поступаешь в полное распоряжение Ариана. Он старший.
Моджахед отошёл в сторонку и отдал все необходимые распоряжения по проложенной в подземелье проводной связи.
– Пока всё идёт по плану, – повернувшись к Халесу, сказал Антонио, – кстати, удача нам благоволит: вертолётов не будет до позднего вечера.
– Сэр Антонио, вы прекрасно владеете русским языком, – полевой командир, сделав комплимент американцу, достал из кармана своих широченных штанов чётки, с которыми никогда не расставался.
– Знать язык вероятного противника – моя обязанность, – ответил Нери, наблюдая, как моджахеды один за другим исчезают в тёмном провале кяриза.
Появившаяся в воздухе пара МИ-8 сразу же была обстреляна из стрелкового оружия. Огонь вёлся из нескольких мест, расположенных у самой подошвы горных хребтов, видимо и там были выходы из подземных коммуникаций. Один вертолёт вступил в перестрелку с душманскими пулемётчиками, а другой в это время пошёл на посадку. Высадив сапёров, забрав раненых и убитых, вертушки дали прощальный залп по стреляющим зелёным предгорьям и улетели в сторону Джелалабада.
Халес, проводив взглядом улетающие вертолёты, молча протянул руку назад. Телохранитель подал ему трубку и крутнул ручку телефона.
– Передайте на все выходы: стрельбу прекратить, выполнять все приказы и распоряжения Аббаса и Ариана. Оставшимся внизу – закрыться в Искандеровой пещере, шайтаны уже опускают вниз свои заряды, – и, помолчав пару секунд, добавил, – да пребудет с вами Аллах!
Стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась, и над долиной повисла напряжённая тишина. Десантники разыскивали входы в кяризную систему и готовились к её подрыву. Уничтожить эти катакомбы было, конечно, невозможно, но обрушить и завалить некоторые колодцы, особенно на путях своего отхода, дело вполне реальное. Взрывы в обнаруженных кяризах были произведены одновременно, чтобы хоть как-то усилить воздействие взрывной волны на укрывшихся под землёй духов, но они располагали достаточным запасом времени, чтобы уйти подальше от минируемых кяризов, и вряд ли им что-то угрожало.
Выполнив поставленные перед ними задачи, две роты десантников, выстроившись в колонну по одному, двинулись обратно в сторону горного перевала. Третья рота, с дальнего хребта, длинной цепочкой потянулась в том же направлении. Успешно миновав зелёнку, десант приступил к подъёму в горы. В это время в воздухе прошелестел 122 миллиметровый снаряд гаубицы Д-30. Он разорвался на дальней окраине кишлака, разметав одну из жилых построек. Огонь артиллерии запросил командир ДШБ, видимо, решив отомстить за своих убитых солдат разрушением непокорного кишлака. Командир батареи, оценив отклонение разрыва от центра селения, передал на огневые позиции дивизиона корректуры и вызвал беглый огонь. Снаряды начали рваться в западной части населённого пункта, но часть из них зацепилась за вершины хребта, метрах в четырехстах от гранатомётного взвода. Во избежание гибели личного состава от дружественного огня комбриг запретил использование артиллерии до ухода подразделений с господствующих высот, а духи, рассерженные обстрелом кишлака, из зелёнки затеяли стрельбу по уходящим в сторону перевала ротам. Гранатомётный взвод ответным огнём накрыл предгорье, долина утонула в грохоте разрывов, и в это же время с вершин дальнего хребта, с которого только что ушла десантно-штурмовая рота по гранатомётчикам ударили крупнокалиберные пулемёты. В батальоне появились новые убитые и раненые. Всё, медленно и до боли привычно, начинало катиться в ад.
– «Каскадёры» оказались правы, где-то здесь – крупная база духов, вон как десантуру прижали. Странно, что у нас тишина, – пробормотал себе под нос Казачёнок, осматривая соседние склоны, – знать бы, откуда они ещё вынырнут.
– Товарищ старший лейтенант! «Урал» на связи, – Беридзе снял со своей головы наушники и протянул их ротному.
– «Урал, я «Маска», приём, – нажав тангенту гарнитуры, ответил комбригу Виктор.
– «Маска», доложи обстановку. Я «Урал», приём.
– «Полосатые» уйдут нормально, духи не успеют выскочить на их отрог. У меня пока тихо. Я «Маска», приём.
– «Маска», прикроешь отход «Валдая» и сразу же уходи сам. Уходи по своему склону, по широкому. Твои «коробочки» выдвину тебе навстречу максимально. Будь внимателен, чёрт его знает, где у них ещё выходы из кяризов. Я «Урал», приём.
– «Урал», прошу разрешения на применение артиллерии. Я «Маска», приём.
– Разрешаю, но только после ухода «Валдая» с гребня. Я «Урал», приём.
– «Урал», вас понял. Я «Маска».
– Удачи вам всем! Я «Урал», до встречи, конец связи.
– Пообщались и ладненько… Макс, мы с тобой, как ангелы-хранители у десантуры, кто бы ещё и наш отход прикрыл. Подготовь данные для стрельбы по той паре ДШК, которых никак гранатомётчики не загасят. Как только батальон уйдёт с гребня, накроем их «Градом». На огневую передай, пусть готовятся к активной работе. Пройдусь по цепи, сектора обстрела уточню. И ещё… если что, командование ротой бери на себя. У моих взводных сегодня первый бой.
– Брось, не из таких передряг выходили и сейчас прорвёмся! – прокричал Максим вслед Казачёнку, змеёй скользнувшему меж камней к нижнему ярусу обороны роты. – Галиев, не спи! Связь с огневой! Быстро.
Командир роты отправил один взвод к вершине и, уточнив сектора обстрела, отдал команду на открытие огня по севшим на хвост батальону духам. Бой постепенно набирал обороты. На огневых позициях в это время вовсю готовились к огневой работе: выкладывали на грунт снаряды, комплектовали нужные заряды, уточняли метеопоправки. Стволы батарей и пакеты «Градов» были наведены в плановые цели.
Батальонные гранатомётчики, выдав прощальный залп в сторону противника, подхватили своё грозное оружие и, перевалив через гребень хребта, скрылись за большими серыми валунами. Заметив их отход, душманы, обстреливавшие до этого десантников с правого полусклона подковообразного отрога, вышли из своих укрытий и полезли на опустевший перевал. По ним тут же дружно заработали все три пулемёта разведроты, заставив их снова залечь, и в этот момент прозвучали первые выстрелы слева. По всей видимости, одна из конечных станций духовской подземки была расположена где-то совсем неподалёку от седловины перевала. С правого полусклона яркими вспышками сварочных аппаратов сверкнули ДШК, и через три секунды оттуда же донёсся характерный пулемётный треск. Если принять скорость звука в воздухе равной триста тридцать метров в секунду, то расстояние до них – около тысячи метров. Неприцельный огонь – не так страшен, гораздо хуже то, что духов, атакующих слева, на глазах становилось всё больше и больше, а до них, в общем-то, было рукой подать. Ад нарастал. Казачёнок глянул на лейтенанта и дал отмашку:
– Артиллерия, огонь!
Максим отложил в сторону раскалившийся от стрельбы автомат и, одев наушники, вышел на связь с огневой позицией.
– «Амур, Я «Туман», реактивной, цель 151, основной, один снаряд, огонь! – лейтенант ткнулся лицом в каменную щель, инстинктивно укрываясь от прожужжавших над его головой пуль.
– «Туман», я «пятисотый», доложите, прошёл ли «Валдай» гребень. Приём, – это был голос начальника артиллерии бригады полковника Мартынова.
– «Пятисотый», «Валдай» ушёл десять минут назад. Прошу разрешения на открытие огня, а то здесь становится слишком жарко. Я «Туман», приём, – вновь поднимая голову, прокричал в телефонную гарнитуру Максим.
– «Туман», не суетись. Один снаряд, пуск! Полётное 45. Лови! Я «пятисотый».
– Ловлю… – пробормотал про себя лейтенант, вглядываясь в район цели.
Реактивный снаряд с рёвом пролетел над его головой и через три секунды рванул в «зелёнке» полусклона. Нет, не зря он тренировал огневиков, не зря заставлял учитывать все метео и баллистические поправки!
– Дальше сто, правее ноль ноль два. Тридцать пять снарядов. Залп!
– Я «Амур», Залп. Полётное сорок пять, – раздался в наушниках спокойный голос начальника штаба дивизиона.
Теперь рёв длился в тридцать пять раз дольше и смешался с гулом разрывов реактивных снарядов. Удар пришёлся прямо по цели, и если даже духи успели укрыться и остались живы, то, как минимум, ощущали себя изрядно оглушёнными. Обстрел, по крайней мере, на какое-то время стих. С расстояния в один километр залп «Града» выглядел устрашающе, и не приведи Господь увидеть его с расстояния в несколько метров. Казачёнок, воспользовавшись замешательством в рядах душманов, дал команду оставшейся части роты на подъём к перевалу. Разведчики, вскарабкавшись к самому высокому ярусу отрога, открыли огонь по духам, не позволяя им преследовать уходящий по склону батальон.
– Максим, пристреляй пятачок, где сидели гранатомётчики. Другой тропы, ведущей из седловины к перевалу, через который ушла десантура, нет. Духи обязательно туда ломанутся, а мы их тут и накроем! – ротный отдал распоряжение Кольченко и короткими перебежками двинулся на правый фланг обороны – там становилось совсем горячо.
Начальник артиллерии поначалу не хотел давать разрешения на пристрелку цели, находящейся в непосредственной близости и от разведроты, и от ещё не успевших далеко уйти десантников. Максиму пришлось его убеждать, что ДШБ уже прошёл не менее полкилометра, а от позиций, занимаемых разведчиками, до цели никак не меньше четырёхсот метров, хотя реально до неё было метров триста.
– Ты думаешь, что у меня под рукой нет карты, и я не вижу, на какой вершине вы сидите? Разрешаю открытие огня только в случае самой крайней необходимости и исключительно ствольной артиллерией. У твоего «Града» рассеивание шесть гектаров, не забыл? – Мартынов пытался шутить, но внутреннее напряжение чувствовалось в каждом его слове. – Уточни свои координаты, и начинай пристрелку цели первой батареей.
– «Пятисотый», всё будет хорошо. Цель 152. Первой, основным орудием, один снаряд, огонь! – в ожидании выстрела с огневой позиции Максим взял в руки отложенный автомат, перевёл предохранитель в положение для стрельбы одиночными, и прицельно выстрелил по прячущемуся за камнем духу.
– «Туман», первая основным – выстрел! Полётное – сорок. Я «Амур», приём, – огневая, как всегда, была спокойна и лаконична.
Сорок секунд прошло, а разрыва всё не было. Рядовой Вонс дотронулся рукой до плеча лейтенанта и указал на долину; там, неподалёку от кишлака, рассеивался дым от взрыва артиллерийского снаряда. Кольченко в сердцах чертыхнулся. Он сразу понял, что начальник артиллерии перестраховался и, на всякий случай дал команду увеличить дальность стрельбы.
– «Амур», я «Туман». Мы так не договаривались. Работайте по указанным мной координатам или не стреляйте вообще. У меня нет времени убеждать вас в правильности принимаемых мной решений. Уточняю своё место положение: по иксам – 46, по игрекам – 33. По улитке – 6, и внутри ещё раз – 6. Высота 2870. Повторите один снаряд по цели на реальных установках для стрельбы. Пожалуйста, – Максим с трудом сдерживал свои эмоции, – я «Туман», приём.
– «Выстрел, полётное – сорок – флегматично отозвалась огневая.
На этот раз снаряд упал в том районе, где и ожидал его разрыва лейтенант. Даже одиночный разрыв заметно поубавил энтузиазма в рядах карабкающихся по склонам духов. Максим передал корректуры на батарею и дал команду на открытие огня. Второй снаряд прилетел туда, куда надо, на тот самый пятачок, где полчаса назад занимал оборону гранатомётный взвод со своими АГС-17.
– «Амур», уровень меньше ноль ноль один. Батарее, веер сосредоточенный. Один снаряд, десять секунд выстрел, Огонь! Я «Туман», приём, – спокойствие и уверенность постепенно возвращались к лейтенанту, и он передал наушники Галиеву.
– Первое – выстрел, – доложил радиотелефонист, – очередь, расход – шесть.
Снаряды прилетели с интервалом в десять секунд, чтобы можно было отследить все шесть разрывов и при необходимости скорректировать стрельбу каждого орудия. При сосредоточенном веере все снаряды должны были бы разорваться в одной точке, но баллистика вещь серьёзная. Говорят, что два снаряда никогда не падают в одну воронку и это имеет математическое обоснование. При стрельбе из одного и того же орудия невозможно обеспечить абсолютно одинаковые условия стрельбы. Всегда присутствуют небольшие отклонения в весе и составе заряда, форме и весе снаряда, метеоусловий, незначительное подпрыгивание орудия в процессе выстрела и тому подобное. В силу этих причин и происходит рассеивание разрывов. Все факторы, вызывающие рассеивание, носят совершенно случайный характер и взаимно независимы. Результат их воздействия подчиняется закону нормального распределения случайных величин в соответствии с центральной предельной теоремой теории вероятностей. Исключить влияние этих факторов невозможно, однако неизбежное рассеивание снарядов хорошо изучено и математически описано. В артиллерии это называется эллипсом рассеивания.
Каждый снаряд, выпущенный в приблизительно равных условиях, летит по своей траектории, составляя при серии выстрелов так называемый «сноп траекторий». Точки падения в таком «снопе» определённым образом распределяются вокруг некого центра рассеивания снарядов: рассеивание не беспредельно, оно имеет свои границы, оно симметрично, но неравномерно – вблизи центра плотность разрывов выше, чем на границах. Мерой рассеивания снарядов является срединное отклонение.
Если попытаться объяснить по-простому, то половина всех разрывов произойдёт в непосредственной близости от центра эллипса рассеивания, ещё тридцать два процента – чуть дальше, а вот оставшиеся восемнадцать процентов равномерно распределятся по краям этой вытянутой геометрической фигуры. Осколки разорвавшегося снаряда разлетаются почти на двести метров, хотя зона сплошного поражения в кратность меньше, а сам разлёт осколков зависит от направления стрельбы и выбранной траектории. Управление огнём артиллерии – наука точная, в ней всё подчиняется неумолимым законам математики.
