Kitabı oku: «Точка невозврата», sayfa 5

Эти умные мысли пролетели за короткие секунды ожидания прилёта снаряда к цели одновременно и в лейтенантской голове Кольченко, и в голове начальника артиллерии бригады, находящегося на огневых позициях.

Все шесть снарядов разорвались в пределах цели с небольшим недолётом. Максим дал команду увеличить уровень на полделения, и следующая очередь легла идеально, надёжно закрыв для душманов путь к преследованию батальона, уходящего вниз вдоль гребня горного отрога.

– Красиво у тебя получилось закупорить это бутылочное горлышко! Басмачи, конечно, могут попытаться пройти по ущелью слева и перехватить десантуру ниже по гребню, но это уже из разряда чудес, – похвалил лейтенанта появившийся рядом с ним командир роты, – задачу по прикрытию «Валдая» мы выполнили. Под артиллерийский огонь духи, вряд ли, сунутся. Правда, теперь вся эта дикая сотня будет охотиться исключительно на нас…

Внезапно появившийся слева из распадка, лежащего метров двести ниже рубежа обороны роты, очередной десяток вооружённых головорезов, прервал монолог старшего лейтенанта Казачёнка. Короткими очередями он быстро погасил их наступательный порыв, отправив пару моджахедов на свидание с гуриями. Оставшиеся в живых с любовным рандеву, видимо, решили повременить и резво откатились обратно в распадок.

– Ещё минуты три пообороняемся и будем уносить отсюда ноги, а то, если духи сумеют обойти роту по дну ущелья, мы попадём в такую мышеловку, что из неё нас будут вытаскивать, на ночь глядя, всей бригадой, – продолжил ротный и, размахнувшись, бросил в сторону поросшего кустарником распадка лимонку. Пролетев по длинной навесной траектории, граната разорвалась в широкой скальной расщелине, разбросав по кругу веер своих смертоносных осколков.

– Ущелье, что слева от нас, находится в мёртвой зоне и для «Градов», и для гаубиц. Могу стрелять только по перевалу, через который ушёл батальон, и по вершине отрога, где находимся мы с тобой, – оценил возможности приданной артиллерии Кольченко, сверяя карту с местностью, и, подняв взгляд на Виктора, добавил, – обойти нас по дну ущелья духи могут легко, правда им ещё придётся метров пятьсот подниматься на гребень, но в новых калошах ленинградской фабрики «Скороход» для них это плёвое дело.

Советские резиновые калоши, чёрные и блестящие снаружи и ярко алые внутри, поставляемые в Афганистан, как гуманитарная помощь, были излюбленной обувью, воевавших против сороковой армии, душманов. Видимо в них действительно было удобно лазить по скалистым горам.

– Возможность обходного манёвра басмачей меня не сильно беспокоит. Я отправил взводного, трёх бойцов и пулемёт вперёд по хребту, к месту возможного подъёма из ущелья, сюда, – Казачёнок ткнул пальцем в карту, – а вот спуск по склону в долину Алингара, по которому нам предстоит отходить, прямой и ровный, как горнолыжная трасса для начинающих. На ней даже камней больших нет, чтобы можно было попытаться организовать оборону. Слева и справа – скальные обрывы, и так целых четыре километра. Затем резкий поворот налево, к садам, в зелёнку. Там уже прямая видимость из района бронегруппы, там мы под защитой танковых пушек, стволов БМП, крупнокалиберных пулемётов. Духи туда не сунутся. Прикрывать отход роты будет командир второго взвода. С ним три бойца и пара пулемётов. На этом рубеже минут десять они продержаться, вот только как сами-то будут отходить? Их-то, кто прикроет? Просил у комбрига пару вертушек, но он ответил, что весь вертолётный полк на армейской операции в Суруби, которой руководит лучший друг нашей бригады – «Гробовщик». Давай-ка ещё разок шарахни по перевалу и подтягивайся наверх.

Ротный, скользя между камнями, двинулся по цепи влево, уточняя задачу каждому бойцу. Рота готовилась к броску по каменистому плато. Кольченко вызвал огонь по узкому выходу с перевала на горный отрог, по которому ушли в долину Алингара десантники. Через минуту, почти без завывания, назначенную цель накрыл залп двух артиллерийских батарей. Снаряды прилетели практически одновременно, всколыхнув раскатами взрывов ущелье, а один из них, как на бильярде, удачно рикошетировав, изменил направление полёта и разорвался в воздухе над зелёнкой, из которой по роте стрелял духовский пулемёт. После залпа на несколько мгновений установилась тишина и, воспользовавшись временным затишьем, Максим с Галиевым и Вонсом рванули вверх по склону.

Именно в этот момент, пока они карабкались по каменным выступам, лейтенанту в голову пришла дерзкая мысль: отступая, выманить противника на плато, по которому предстояло уходить разведроте, и уничтожить его, перенеся огонь артиллерии от уже надёжно пристрелянной цели. Разведчики раскинулись цепью по самому краю, не простреливаемого снизу, противоположного склона. Короткими очередями, и одиночными выстрелами они сдерживали наступательный порыв душманов, укрывающихся от пуль за каменными выступами, расположенными в сотне метров ниже плоской вершины. Лейтенант занял своё место в цепи рядом с командиром роты, отправив Вонса присмотреть в радиусе ста метров какое-нибудь природное укрытие, способное защитить трёх человек от разлёта осколков артиллерийских снарядов.

Казачёнок был зол и хмур, на его скулах под загорелой до черноты кожей нервно перекатывались желваки. Ему предстояло отдать приказ четырём подчинённым на прикрытие отхода роты, обрекая их на верную смерть. Духам, чтобы выскочить на плато, потребуются считанные секунды, и на этом ровном склоне бойцам арьергарда при отступлении негде будет укрыться от вражеских пуль.

– Гранаты к бою! – хрипло скомандовал ротный, и его приказ тут же двинулся к флангам обороны, передаваемый по цепочке, словно эстафетная палочка.

– Вить, послушай. Давай на прикрытие отхода роты останусь я со своими бойцами. У твоего взводного сегодня первый бой, ты глянь на его ошалевшие глаза! У оставленного тобой прикрытия не будет ни малейшего шанса выйти из этого боя живыми. У меня этот шанс есть, ведь со мной двенадцать артиллерийских орудий и три установки «Град», – Максим говорил уверенным тоном, он, почему-то, был абсолютно убеждён правильности своего решения, – в нужный момент я перенесу огонь с предыдущей цели на наше плато, организую что-то вроде заградительного огня и под его защитой начну уходить. Когда преследующие нас духи поднимутся на плато, я накрою их всех залпом «Града». После этого, я уверен, преследовать нас будет больше некому.

– Нестандартное решение… И выглядит заманчиво, – в глазах командира роты вспыхнул привычный волчий блеск, – но я не могу принять его, это противоречит всем боевым уставам и наставлениям. Я бы сам остался, но обязан руководить отходом роты, а ты должен быть всегда рядом со мной. Нет. Не дело офицера-артиллериста прикрывать отход разведчиков. Кстати, а как же быть с безопасным удалением от разрывов не менее, чем четыреста метров?

– Ты здесь, безусловно, и Бог, и царь, и воинский начальник. Решение принимать тебе, но я впервые скажу, что ты не прав. Взвесь всё спокойно. На одной чаше – стопроцентная геройская гибель четырёх пацанов, на другой – большая вероятность выхода из боя без потерь и, попутно, уничтожение целой банды душманов. Решай, на то ты и командир. Только вот, времени в обрез, басмачи вот-вот обойдут нас с флангов. А безопасное удаление – это для невезучих… – лейтенант закончил свой монолог, пристегнул к автомату очередную связку магазинов и продолжил перестрелку с духами.

Вернувшийся с поисков естественного укрытия рядовой Вонс, громыхнув по камням автоматом, залег рядом со своим командиром.

– Товарищ лейтенант, там, метрах в восьмидесяти от нас, есть углубление, похожее на воронку от авиабомбы или на маленький кратер. В нём человек десять спокойно сможет укрыться.

– Ты, наверное, прав, Максим. Твоя задумка – это шанс всем остаться в живых, – откликнулся ротный, услышав доклад Вонса, —чем я могу тебя усилить?

– Ну чем ты можешь усилить залп «Града»?» – усмехнулся лейтенант. – Просто побыстрей отходите, чтобы можно было начинать работать артиллерией.

– Нет, так не пойдёт! Я тебе оставлю пару пулемётчиков, они будут прикрывать с флангов твой отход. Расположу их метрах в двухстах от воронки, найденной Вонсом. Одного слева, другого справа. Они ребята тёртые, сам знаешь, – улыбнулся Виктор, – я их прямо сейчас и отправлю выбирать позицию, а ты забирай своих бойцов и ступай в «кратер», налаживай взаимодействие с огневыми, минут через пять начнём отход. Удачи вам!

– Удачи нам всем! – ответил Максим и вместе с Галиевым и Вонсом двинулся к воронке.

Разместившись в укрытие, они быстро оборудовали места для стрельбы, аккуратно разложив на импровизированном бруствере снаряжённые магазины и гранаты. Лейтенант одел наушники и лично вышел на связь с дивизионом.

– «Амур», я «Туман», приготовиться к работе, приём.

– «Туман», я «Амур». К работе готов. Приём, – лаконично отозвалась рация начальника штаба дивизиона.

– Мой наблюдательный пункт – высшая точка отрога, на карте обозначена как высота 2911. Квадрат 46-33-6. Огонь будем переносить от цели 152, как от пристрелянного репера. Цель 153. Семьдесят метров строго на север от наблюдательного пункта. Высота – 2900. Веер 0-01. Всеми стволами. Навести. Готовность доложить! Я «Туман», приём, – Максим заметно волновался, последняя фраза утонула в грохоте разрывов гранат, одновременно брошенных разведчиками по приказу Казачёнка.

– Ты там что, окончательно перегрелся? – ворвался в эфир начальник артиллерии бригады. – Что там у вас происходит! Я «пятисотый», приём!

– Будем прикрывать отход роты огнём артиллерии. Стволы стреляют на удивление кучно. Я нахожусь в укрытии, в восьмидесяти метрах от края плато, где сейчас обороняются разведчики. Через двадцать секунд после их отхода я подам команду «Огонь». Полётное – около сорока секунд. За это время разведрота успеет отбежать метров на двести, а мы заляжем в укрытии, но если вы опять увеличите своим приказом дальность стрельбы, то снова будет перелёт, и снаряды улетят в долину, а мне с Галиевым и Вонсом духи отрежут головы. Нас всего трое, а их больше сотни. Если всё получится, как я рассчитываю, то после первого залпа сразу же начну отходить, передвигая вал артиллерийского огня за собой. Я «Туман», приём! – выдохнул в гарнитуру лейтенант, отрешённо глядя, на уходящую роту, каждый солдат которой, помимо боевой экипировки, нес камень для оборудования позиций пулемётчиков.

– Ты сошёл с ума! Эллипс рассеивания снарядов – двести метров, ты, практически вызываешь огонь на себя! Мы же стопроцентно тебя накроем! Отходи вместе с разведкой, а мы минуты через две ударим из всех стволов! Отходи, я приказываю! – полковник сорвался на крик, он очень хорошо относился к Максиму, говорил, что тот чем-то похож на его сына.

– «Пятисотый», я «Туман». Здесь командует командир роты, разведчики уже начали отход, духи сидят у них на хвосте. У нас всё получится, по теории вероятностей около нас произойдёт не более восемнадцати процентов разрывов, и уж совсем не обязательно снаряд прилетит именно в нашу воронку. Всё будет хорошо, – ответил ему Кольченко на удивление спокойным голосом.

– Максим, я тебя понял. Постарайтесь понадёжнее укрыться. Всех имеющихся на позициях офицеров я отослал к прицельным приспособлениям орудий, командовать на огневой буду лично. За невыполнение приказа будешь строго наказан! Я «пятисотый», «Амур» к работе готов!

Разведчики, дав последний залп в сторону духов, катнули вниз по склону гранаты и стремительно двинулись в сторону долины реки Алингар, на берегу которой располагалась бронегруппа бригады. Привычные звуки боя сменились гнетущей тишиной.

– «Амур», через двадцать секунд залп по цели 153, первой и третьей батареей. После залпа – беглый огонь до моей команды. «Граду» приготовиться по цели 153 и 152 по одной боевой машине. Я «Туман», приём, – лейтенант замолчал и, не снимая наушников, взял в руки автомат и лёг спиной на бруствер воронки.

В небе, прямо над ними, проплывал белый парусник неизвестно откуда появившегося облака.

Уходящие по отрогу бойцы, уже укладывали принесённые камни вокруг пулемётчиков, залегших в паре сотен метров позади воронки, когда в наушниках прозвучало слово «Залп».

– «Туман», храни тебя Господь! Полётное сорок! Я «пятисотый», удачи вам!

Лежавшие рядом с Максимом Галиев и Вонс, сжав побелевшими от напряжения пальцами автоматы, провожали взглядами уплывающее облако. Лейтенанту подумалось, что сейчас самое подходящее время, на всякий случай, вспомнить лучшие моменты прожитой жизни. Таких моментов оказалось много, и он никак не мог выбрать самый-самый и, не мудрствуя лукаво, назначил наилучшим – рождение дочери, но закутаться в лёгкий флёр воспоминаний не удалось – тишину разорвали пулемёты разведчиков.

Расчеты Кольченко оказались ошибочны, духи появились на плато раньше, чем он рассчитывал. Залегшая в «кратере» троица открыла автоматный огонь по вылезавшим на плато душманам. На головах басмачей красовались серые и белые чалмы, чёрные блестящие калоши на удивление гармонично сочетались с их широкими штанами и синими, серыми и чёрными рубахами. Они держали в руках наши автоматы и английские винтовки. У многих за поясами были небольшие топоры. Духов оказалось гораздо больше, чем ожидал Кольченко. Они поначалу залегли, опешив от огня внезапно появившихся перед их носом автоматчиков, но через несколько секунд, придя в себя, бросились в атаку. Аллах Акбар! Были отчётливо видны их, перекошенные ненавистью, бородатые лица.

Время прилёта снарядов неумолимо приближалось, и Максим громко скомандовал:

– Ложись!

Он упал на самое дно воронки, закрыв собой радиостанцию. Сверху, прикрывая телами своего командира, залегли его солдаты. На этот раз никакого воя снарядов они не услышали. Раздался адский грохот разрывов, рвущих барабанные перепонки, в нос ударил знакомый запах смерти: взорвавшийся тротил, раскалённый металл и разорванные в клочья человеческие внутренности. Дождём осыпались, взметённые взрывами, камни. Всё получилось, как и задумывал лейтенант: снаряды накрыли цель.

– «Амур» стой! – прохрипел в рацию Максим.

– Стой! – откликнулся с далёкой огневой позиции севший голос полковника Мартынова. – Залп ушёл, пять снарядов в полёте. Приём.

Это были самые страшные секунды боя. Казалось, что после успешного залпа прошла целая вечность, а пять снарядов из серии беглого огня всё никак не прилетали. На самом деле прошло не более десяти секунд. Первые два взрыва прозвучали слева, следующие два практически слились в один и громыхнули справа, и сразу же вслед за ними произошёл пятый разрыв, совсем близко от их воронки. Вновь посыпавшиеся с неба камни несли распластавшимся на дне «кратера» телам благую весть – живы! Кольченко высунул голову из-за бруствера. По всей поверхности плато валялись разорванные осколками снарядов тела душманов, а из-за ступенчатого уступа склона раздавались душераздирающие вопли раненых. Так кричали наши солдаты, потеряв при подрыве ноги.

Надо было отходить, пока духи не пришли в себя. У Галиева из носа шла кровь, у Вонса кровавый ручеёк вытекал из левого уха. Лейтенант тоже был слегка контужен. Они устремились вслед ушедшей роте, надеясь на защиту умолкших на время пулемётов.

– «Амур», я «Туман». Оценка отлично. Мы живы и невредимы. Отходим. По цели 153 беглый огонь! Я «Туман», приём, – севшим голосом вышел в эфир Максим.

– «Туман», я «Амур». Выстрел, – отозвалась огневая позиция.

Дойдя до линии, на которой разместились пулемёты, Максим жестом приказал пулемётчикам подняться. Они так и шли: Галиев, Кольченко и Вонс, пошатываясь и поддерживая друг друга, а по бокам, лицом к противнику, с ручными пулемётами наперевес, отступали бойцы из разведроты. Когда снаряды из первой очереди беглого огня стали рваться на самом крае плато, все пятеро уже находились на безопасном удалении. Один из разведчиков стволом пулемёта указал лейтенанту на группу душманов, устремившихся через перевал на соседний отрог. Это был район цели номер 152, и туда был наведён один из «Градов», оставалось лишь дать команду на открытие огня.

– Снова ушёл! – глядя на то, что творилось на противоположном склоне долины, Юнус Халес пришёл в бешенство. – Шайтан! Настоящий шайтан.

Антонио Нери лихорадочно крутил ручку настройки частоты стоящей рядом с ним радиостанции. Он слишком поздно понял, что надо было прослушивать не канал комбрига, а линию связи корректировщика артиллерийского огня с огневыми позициями. Ему повезло, он нашёл её буквально через пару минут.

– «Амур», переносите огонь гаубицами по гребню хребта на себя, скачок 400. Мы уже достаточно далеко отошли от края, я «Туман», приём, – прошипели лежащие на рации наушники.

– «Туман», принято скачок 400, я «Амур», приём, – ответила корректировщику огневая.

«Браво!» – мысленно поаплодировал Нери неизвестному ему офицеру. – «Маленький огневой вал, только в обратном направлении. Неплохо придумано и отлично исполнено».

Разрывы артиллерийских снарядов отодвинулись от начала гребня на довольно-таки приличное состояние.

Халес вопросительно посмотрел на Антонио.

– Они уходят под прикрытием огня артиллерии, и мы бессильны что-либо предпринять, – пояснил тот и без того понятную ситуацию.

– «Амур», я «Туман». Скачок 400, – продолжился диалог артиллеристов в эфире.

– Принято 400.

Фонтаны разрывов вновь поползли по гребню вслед уходящим разведчикам.

– Максим! Не пижонь! Сматывайся оттуда поскорее! Я «Пятисотый! Приём.

– «Пятисотый», всё под контролем, я уже вижу огневую позицию. Скоро будем. Я «Туман», приём.

– На этот раз шурави переиграли нас вчистую. Я не сумел предугадать, что прикрывать отход разведроты останется артиллерист, – обескураженно развёл руками американец, – теперь и у меня, и у всего «Чохатлора» есть свой шайтан. Его имя – Максим, позывной – «Туман». Господин Халес, дайте команду прекратить преследование. В данной ситуации это бессмысленно и смертельно опасно.

– Что-то со связью, – недовольно сморщился полевой командир, —будем надеяться, что командиры сами догадаются.

Он поднял к глазам бинокль и внимательно осмотрел склон, по которому только что прекратила работать артиллерия. Довольно большое число моджахедов в чёрных одеждах, вскарабкавшись по склону, заполнили пространство небольшого плато.

– В живых осталось гораздо больше, чем я думал, – обрадовано произнёс Юнус.

Именно в этот момент монотонное шипение в наушниках вновь было нарушено русской речью.

– «Амур»! Реактивной. Цель 152 и 153. Огонь! Я «Туман», приём.

– «Туман», я «Амур». Пуск. Полётное – сорок две, – ответ огневой позиции прозвучал без малейшей задержки.

– Нет! Господи, нет… – Нери закрыл глаза рукой.

Удивлённый столь неожиданной реакцией, Халес вопросительно глянул на американца. В ответ тот лишь молча указал рукой в направлении толпящихся на плато моджахедов.

– Вы называете это «шайтан-арба».

Юнус недоумённо пожал плечами, и в тоже мгновенье плато с находящимися на нём людьми покрылось вспышками разрывов. Лицо полевого командира окаменело, побелевший от страшного напряжения кулак, разжался и на серые камни грота слезинками брызнули агатовые бусинки разорвавшихся чёток.

Восемнадцать секунд подряд седловина перевала и плато вздыбливались причудливыми фонтанами разрывов. Кольченко и его бойцы всё дальше и дальше уходили вниз по плоскому и широкому, как Невский проспект, гребню горного отрога. Заградительный огонь гаубиц следовал за ними, защищая с тыла.

«Это вам, «мужики в широких штанах», за Хару и Шигал от меня лично», – подумал про себя лейтенант. – «Месть свершилась».

Они уже шли небольшой шеренгой, положив стволы пулемётов и автоматов на плечи, а позади них грозно вздымалась огневая завеса огня артиллерии. Бог войны сегодня явно был в ударе.

Ставший совсем пологим, отрог повернул налево, и перед идущими раскинулась во всей своей красе жёлто-зелёная долина реки Алингар, спешащей навстречу с первой рекой ведического Семиречья – с Кабулом. Запылённая боевая техника бронегруппы встречала их, грозно ощетинившись стволами «Шилок», танков и БМП, суля надёжную защиту. Дивизион прекратил постановку заградительного огня. У самой подошвы горного отрога, перед входом в коварную зелёнку, обозначив себя отброшенной в сторону шашкой оранжевого дыма, их ожидала разведрота.

Пришедший в себя Галиев забрал у лейтенанта радиостанцию, а запасливый украинец Вонс, достав из кармашка вещевого мешка жестяную коробочку из-под конфет «Монпансье», вынул из неё пачку строго запрещённых при выходе в горы сигарет. Все пятеро с явным удовольствием затянулись щекочущим пересохшее горло табачным дымом и, перестроившись из шеренги в колонну, продолжили своё победное шествие. Зависший над их головами очумелый жаворонок пел яростный гимн продолжающейся жизни и перемещался вместе с ними в пространстве и времени в сторону струящейся внизу реки. Жаркий солнечный день клонился к вечеру, ад войны остался где-то далеко, на горном перевале, а они спускались в долину, где их ждал покой, вода, тенистая прохлада. Почти что, Рай. Не хватало лишь гурий, но выжившим они и не полагались…

Несколько минут спустя, их маленькая колонна пристроилась в хвост неторопливо движущейся цепочке разведроты, и вскоре, без приключений миновав зелёнку, они вышли в район огневых позиций артиллерии. Дивизион приветствовал разведчиков, возвратившихся с гор без потерь, залпом всех своих орудий и реактивных установок по цели 151, кишлаку Салау, в котором понёс потери десантно-штурмовой батальон и куда, по логике простых вещей, к этому моменту должны были вернуться недобитые в сегодняшнем бою духи.

Казачёнок развернул змейку ротной колонны на сто восемьдесят градусов и направил её голову навстречу идущим в хвосте лейтенанту и его подчинённым. Со стороны это напоминало послематчевое приветствие хоккейных команд, катящихся навстречу друг другу, пожимая руки и изредка обнимаясь. После этой короткой церемонии скупой мужской благодарности разведрота ушла направо, в сторону своей бронегруппы, а Вонс, Галиев и Кольченко побрели на огневые позиции дивизиона.

Огневики, завершив прощальный артналёт на Салау, самостоятельно, без всякой команды, начали выстраиваться в колонну по одному. Обмениваясь рукопожатиями, лейтенант шёл вдоль бесконечно длинной цепочки людей, от точности и скорости действий которых совсем недавно полностью зависела его жизнь, и благодарил каждого из них. Ближе к концу эта живая лента, состоящая из солдат и офицеров, неожиданно скомкалась, десятки рук оторвали лейтенанта от земли и под громкие возгласы «Ура!!!» стали подкидывать вверх. Рядом взлетали к небу и приземлялись в надёжные руки друзей Галиев с Вонсом.

Это был апофеоз триумфа. Неожиданно, во время своего очередного взлёта, офицер отчётливо увидел на опустевшей огневой позиции красивую молодую женщину в длинном ярко-алом платье, которая всегда появлялась перед глазами лейтенанта в роковые моменты его не слишком долгой жизни. Она, как всегда, была ослепительно красива. Максим, почему-то, так и продолжал считать её своей смертью. Он даже успел к ней как-то привыкнуть и, честно говоря, был очень удивлён, что она не явилась ему, когда он, не шевелясь и крепко зажмурившись, лежал под артобстрелом на дне воронки. И всё-таки она пришла!

Красавица сидела на снарядных ящиках, устало ссутулившись, положив локти на слегка расставленные колени, расслабленно свесив к земле кисти рук. Рядом возвышалась гора шёлковых мешочков зарядного пороха, оставшаяся в процессе подготовки нужных для стрельбы зарядов, а слева и справа от неё были хаотично разбросаны закопченные стрелянные латунные гильзы, отсвечивая на солнце тусклым блеском самоварного золота. Можно было подумать, что эта хрупкая девушка весь день подносила тяжёлые боеприпасы к беспрерывно стреляющему орудию и с усилием досылала их в канал ствола. Едва приподняв голову, она смотрела на взлетавшего над толпой Максима. Улыбка восторга, придающая человеческому лицу довольно-таки глупый вид, мгновенно сползла с губ лейтенанта. Видение было настолько пугающе реалистичным, что он, в очередной раз падая вниз, плотно прикрыл глаза ладонями, а когда руки солдат вновь подбросили его высоко вверх, на огневой позиции уже никого не было – красавица в красном платье в очередной раз бесследно исчезла.

«Врёшь, не возьмёшь!» – подумал про себя офицер, а откуда-то из глубин памяти в его контуженой голове горным эхом разнеслись слова Эсмеральды: – «У третьей будут карие глаза, и она спасёт тебе жизнь». Да кто же она, чёрт возьми?!!»

Вечером, в штабной палатке командование бригады проводило разбор полётов с Казачёнком и Кольченко. Комбриг, не повышая голоса, перечислял нарушенные ими приказы и распоряжения, допущенные неточности в выполнении положений боевых уставов и бесчисленных инструкций и директив. Сидевший рядом с ним начальник политотдела несколько раз визгливо вклинивался в его размеренную речь, угрожая взысканием по партийной линии. Полковник Мартынов с начальником штаба бригады молча стояли в дальнем углу просторного шатра, переминаясь с ноги на ногу.

– Начальник артиллерии мне доложил, что снаряды пролетали в пятидесяти метрах над головами десантников! Вы же могли половину батальона угробить, это-то хоть до вас доходит? – задал вопрос раздражённый командир бригады, глядя на безразлично отстранённые лица понуро стоящих офицеров.

– Срединное отклонение по высоте, соответствующее дальности стрельбы, не превышало семи метров, поэтому снаряды никак не могли попасть в гребень отрога, по которому спускался ДШБ, – пробубнил себе под нос Максим, он хотел ещё что-то добавить, но его перебил вмешавшийся в разговор полковник Мартынов.

– Не умничай! Срединное отклонение рушится одной ошибкой наводчика! Ты же вызывал огонь точно на себя и свою группу! Хорошо, что я, на всякий случай, дал команду увеличить уровень на одно деление, а то некому было бы сейчас дерзить своим командирам, – начальник артиллерии сделал при этом ужасно страшное лицо.

На самом деле, он лишь пытался вывести своего подчинённого из-под жёсткого прессинга командования бригады.

– И ты тоже хорош, – переключился комбриг на Казачёнка, – тебе-то, с твоим опытом, непростительно. В каком таком талмуде написано, что отход роты должен прикрывать артиллерийский офицер со своими солдатами? Доложи-ка мне, малограмотному.

– Товарищ подполковник! В сложившихся условиях это было единственно верное решение, позволившее роте выйти из боя без потерь. Огнём артиллерии было уничтожено несколько десятков духов… – начал было отвечать ротный, но его перебил начальника политотдела.

– Ты на пару с Кольченко убитых душманов считал? Или вам сам Халес о своих потерях доложил? – ехидно уточнил он. – У страха глаза велики. Десятки духов… Не знаю. А вот десяток наших десантников запросто могли положить!

– Ну, вот опять за рыбу деньги, – хмыкнул себе под нос лейтенант, с ухмылкой глянул на командира разведроты и начал перемножать в уме двузначные цифры.

– Идите, отдыхайте и считайте, что вам очень повезло, что на огневых позициях сработали без ошибок, – тяжко вздохнув, подвёл итог разбора комбриг, – и не считайте меня занудой. Знаю я, что победителей не судят, только вот победа любой ценой меня не устраивает. Она, зачастую, оказывается Пирровой.

Молодые офицеры, приложив руки к панамам, развернулись через левое плечо и вышли из штабной палатки под успевшее почернеть бездонное афганское небо.

– Плюнь ты на эту выволочку! Не бери дурного в голову, а тяжёлого в руки! Главное, что все живы. Благодаря тебе и артдивизиону четыре матери не будут пока хоронить сыновей, а одна лейтенантская жена сегодня весьма счастливо избежала участи стать молодой вдовой, – Казачёнок по-дружески хлопнул Кольченко по плечу.

– Забавная штука жизнь… Как говорится, «уснуть под звёздами – проснуться под картечью», – грустно отозвался Максим.

– Красиво излагаешь! – Виктор задрал голову, всматриваясь в ночное небо.

– Это – Гюго. «Девяносто третий год». Роман, – Кольченко тоже устремил взгляд на небеса.

– Пуштуны, между прочим, считают, что звезды – это души погибших воинов, – поделился непонятно откуда ему известной информацией разведчик.

– А что, вполне может быть. Мы ведь все состоим из звёздной пыли. Из древних, погибших в страшных катаклизмах первых двух звёздных поколений… В каждом из нас 65% кислорода, 18% углерода, 10% водорода, 3% азота и 2% кальция. Всё это богатство нам досталось от Большого Взрыва, случившегося четырнадцать миллиардов лет назад, – тоже решил блеснуть знаниями Максим.

Казачёнок сморщил лоб. Он явно складывал озвученные артиллеристом проценты.

– Восемьдесят восемь плюс десять… Девяносто восемь. А что в оставшихся двух? – пытливый мозг разведчика угнетала любая, не до конца понятая им, информация.

– А это у всех по-разному. Вот у нас с тобой – золото. У комбрига – ядовитый мышьяк, а у некоторых, типа начальника политотдела, вообще – дерьмо, – с серьёзным выражением лица пояснил лейтенант, продолжая разглядывать яркие гроздья южных звёзд.

– Да ну, тебя! Пойдём отсыпаться… Завтра – домой, под джелалабадские пальмы!

Офицеры пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны.

На другое утро, выстроившись в колонны, запылённые батальоны с приданными им подразделениями двинулись в сторону Джелалабада. Долгая лагманская операция завершилась, а впереди был месяц май. Вращались колёса автомобилей, хищно лязгали гусеницы танков и боевых машин десанта и пехоты. Домой… Как бы странно это не звучало, но бригада шла в пункт своей постоянной дислокации, как-то незаметно ставший для неё домом. Где-то, в середине длинной колонны, весело посвистывая двигателем, катилась трофейная МТЛБ лейтенанта Кольченко.

Он лежал на плетеной кровати под распахнутым настежь квадратным люком десантного отсека и безмятежно спал. Судьба, пока, была добра к нему, и до очередного отпуска оставался всего лишь один месяц. Предвидение Златы о ташкентской встрече в первые дни мая, однозначно не сбывалось, хотя Максим сделал всё от него зависящее, чтобы очередной отпуск начался именно в эти дни. Человек предполагает, а Бог располагает. По мнению командования отпуск Кольченко был положен лишь в июне, но калейдоскоп событий раскручивался всё быстрее и быстрее…