Kitabı oku: «Туркестанский крест», sayfa 2
Максим ринулся обратно к рынку. Оцепенение прошло. Он ощутил жгучую потребность вернуться к Эсмеральде. В его голове роились сотни вопросов, которые требовали незамедлительных ответов. Предлог для возобновления диалога был придуман на бегу: он нашёл завалявшийся в кармане рубль и решил отдать его гадалке. Не найдя её на прежнем месте, Максим уверенным шагом направился к толпе цыган, продолжавших галдеть под навесом торгового ряда, невзирая на то, что дождь уже закончился. Эсмеральды среди них не было. Когда Кольченко приблизился к ним, они смолкли и разом повернули головы в его сторону.
– Здравствуйте, – обратился Максим ко всем сразу, глядя при этом на пожилую цыганку лет пятидесяти, которая почему-то показалась ему главной, – минуты три назад, здесь, под аркой входных ворот, мне гадала молодая цыганка. Я деньги, вот, принёс. Хочу расплатиться.
Он достал из кармана блестящий юбилейный рубль с профилем Ильича. Цыгане недоумённо переглянулись.
– Как зовут её? – спросил колоритный цыган лет сорока.
– Не знаю. Она не представилась.
– Во что хоть была одета? Платок у неё какой был? Высокая? – посыпался на мальчишку град вопросов.
Максим быстро, но довольно подробно, обрисовал встреченную им цыганку, скромно опустив описание её мерцающих глаз. Цыгане молча переглянулись; каждый будто бы пытался найти ту самую девушку среди стоящих рядом соплеменников.
– У нас, парень, отродясь таких не было, – подвела итог разговора старшая по возрасту цыганка, – спутал ты что-то. Если хочешь, Даша может тебе рассказать всё, что было, и всё, что будет.
Из толпы вышла коренастая цыганка, лет тридцати, в цветастом платке, в чёрной бархатной душегрейке и широко улыбнулась своим наполовину золотым ртом. На её руках красовались перстни и кольца, то ли из золота, то ли из надраенной до блеска латуни.
– Спасибо… – пробормотал Максим, – я уже и так всё знаю.
Кольченко отошёл от цыган в полной растерянности, с зажатым рублём в кулаке. Он стоял посреди базарной площади, а его глаза продолжали шарить по толпе идущих людей в поисках Эсмеральды. Не могла же она далеко уйти за три минуты?! Со стороны, наверное, он выглядел довольно глупо. Цыгане продолжили свою беспечную болтовню. Внезапно все они замолчали, а старшая цыганка, вразвалочку, направилась в сторону Максима. Приобняв его правой рукой за плечо, она попросила показать то место, где ему гадала молодая цыганка, и он уверенно повёл её в сторону ворот.
– Вот тут, под аркой, она меня остановила, а гадала – здесь, у ограды, – Максим указал рукой на место, где недавно стоял со своей Эсмеральдой.
Женщина что-то крикнула на своём гортанном наречии, и мгновенно стайка цыганят, пускавших по ручью кораблики, собралась у подола её широкой юбки. Задав детям пару вопросов и получив быстрые и дружные ответы, она потрепала их по кучерявым головёнкам и властным жестом опустила обратно к своим играм. Цыганка глянула на Максима с явным сочувствием и неуловимым материнским движением приложила ладонь к его лбу.
– Ты уж, парень, не обессудь… Это на всякий случай, разгорячённый ты какой-то… Дети тебя видели. Ты остановился под аркой, потом отошёл к ограде парка, постоял там немного и ушёл в сторону школы. Никакой цыганки с тобой не было, не видели они её. Ты расскажи-ка мне всё поподробнее, может, чем и смогу тебе помочь. Я давно на свете живу, много чего знаю.… А деньги-то, ребятишкам отдай, на конфеты. Для тебя так лучше будет… – она всматривалась в лицо Максима, явно пытаясь понять, чем он так взволнован и что творится у него на душе.
Самый младший цыганёнок словно в ожидании чего-то, всё еще вертелся у бабкиной юбки, и юбилейный рубль, лихо закрутившись в воздухе от щелчка пальцев Максима, был пойман в полёте его чумазой ручонкой. Шумная ватага, как по команде, сорвалась с места и устремилась в сторону магазина.
– Хорошего нагадала али плохого? – вкрадчивым голосом начала свой расспрос цыганка.
– Да вроде бы ничего плохого, жить буду, – пожал плечами Кольченко.
– В карты глядя, али по руке?
– Мельком глянула на ладонь, а так всё больше в глаза смотрела. А ещё сказала, что она не цыганка, а сербиянка, и видит мою судьбу только на одну шестую часть века. Сказала, что судьбе не платят, что судьба денег не берёт.
Цыганка украдкой перекрестилась.
– Ты где живёшь? – спросила она после небольшой паузы.
Максим указал рукой на дом, стоящий через дорогу.
– Пойдём-ка, сынок, прогуляюсь с тобой маленько, а по дороге постараюсь объяснить тебе, что я обо всём этом думаю, – в голосе старой цыганки зазвучали участливые нотки, так, обычно, разговаривают с больными людьми или с неразумными, в силу малого возраста, детьми.
– Не знаю вот только, поверишь ли ты мне, поди ведь, комсомолец? – усмехнулась она.
Утвердительно кивнув, Максим весь превратился в слух.
– На сколько лет, говоришь, она судьбу-то твою предсказала? – обходя очередную лужу, спросила цыганка.
– На одну шестую часть века. Так она сказала.
Снова возникла пауза. Женщина, видимо, делила в уме сто на шесть. Кольченко тоже занялся устным счётом. Подойдя к дому, они остановились.
– Вот, парень, что я обо всём этом думаю. Цыганки, ведь, людям их судьбы не предсказывают. Они лишь пересказывают то, что карты говорят. Или линии на ладони. Не цыганка это была, точно не цыганка, – она вновь перекрестилась, – белая ведьма к тебе пожаловала. Да не пугайся, не сама ведьма. Скорее всего, морок её. И уж раз она тебе ничего плохого не сделала, жить будешь долго.
В Молдавии живёт одна такая, совсем уже старая. Очень сильная колдунья, на год вперёд всё видит. Мы, цыгане, её боимся. Страшно, ведь, в будущее-то заглядывать. Не зная своей судьбы проще жить. Про одну шестую… Я даже представить не могу, какую магическую силу надо иметь, чтобы в такую бездну заглядывать. Это же больше шестнадцати лет! Шестнадцать лет и ещё месяцев восемь. Сейчас апрель семьдесят пятого, значит, знаешь ты свою судьбу в аккурат до самого конца девяносто первого года. Сто на шесть-то поделил уже? – Неожиданно спросила цыганка, прищурив глаза.
– Да, шестнадцать целых и шесть десятых, получается, – уверенно ответил Максим.
– А вот и нет. Не шестнадцать и шесть.… Шестнадцать и бесконечные шестёрки. Это же сколько раз по 666? Бесчисленное множество раз? Говорят, что три шестёрки – число Сатаны, но, с другой стороны, эти же цифры служат заслоном от любого зла. Не знаю, есть ли на свете сила, способная эти шестёрки перебить… Шестнадцать с лишним лет – это очень много, целая жизнь, поверь… – она о чём-то задумалась, глядя куда-то вдаль, а потом, как бы размышляя, продолжила, – говоришь, ничего плохого не предсказала… Значит, сынок, всё хорошо у тебя по жизни будет, и самое главное, изменить теперь твою судьбу на этот срок уже вряд ли что сможет. А уж зачем и почему она пришла к тебе, думаю, ты со временем поймёшь. А с той девушкой, в образе которой к тебе приходил ведьмин морок, ты, может быть, ещё повстречаешься, так иногда бывает. Не пугайся её, желала бы тебе колдунья зла, не разговаривали бы мы сейчас тут с тобой. Красивая, говоришь? Видно, нужен ты ей зачем-то… Красота – это, ведь, как сигнал. «Судьба денег не берёт». Нет, не цыганка. Ты успокойся, о дурном не думай. Чему быть суждено, того не миновать! Живи, как живётся. Ступай с Богом!
Старая цыганка перекрестила его, по-доброму улыбнулась и, не оглядываясь, пошла в сторону рынка.
Глава 2
Лейтенант открыл глаза. Уазик выехал из ворот воинской части и остановился вблизи стеклянной кафешки.
– Костя, оставайся в машине и без нужды из-за руля не выходи. Монтировку спрячь, до мордобоя, думаю, не дойдёт, глянь-ка на этих гвардейцев со штык-ножами, – сказал Максим, указывая глазами на демонстративно выстроившихся неподалёку от «стекляшки» солдат из состава наряда по КПП, и уже выходя из уазика, подмигнул водителю, —ну а если что, действуй по обстановке.
От КПП до кафешки было не более двадцати метров. У её двери, переминаясь с ноги на ногу, стоял Бешим, приветливый молодой туркмен. В этом заведении он был и уборщицей, и барменом, и директором одновременно. Это был его бизнес, не взирая на то, что общепитовская точка принадлежала государству. Бешим регулярно отстёгивал оговоренную сумму нужному человеку, но зато ощущал себя хоть и временным, но хозяином этого маленького кафе. Такой вот социализм с азиатским лицом. Красная «шестёрка» с номером 16 66 АША была припаркована впритирку к тротуару, рядом с ней стоял джигит лет тридцати.
«Интересно с вами спать» – пролетела в голове Максима любимая присказка его командира батареи. – «Надо же, какие знакомые цифры».
– Салам, Бешим! – поприветствовал Кольченко главного и единственного сотрудника «стекляшки».
– Здравствуйте, товарищ лейтенант, —отводя глаза в сторону, отозвался тот.
Офицер шагнул внутрь кафешки. Бешим зашёл следом и запер входную дверь. За одним из столиков, небрежно развалившись, сидели двое мужчин лет тридцати. Один из них, скорее всего, был армянин, а у второго было типично славянское лицо. Внешний вид и татуировки на руках не оставляли сомнений в их принадлежности к воровскому миру. В тесном пространстве кафе витал запах лазарета, напрочь перебивая аромат свежего хлеба и недавно приготовленного люля-кебаба. На пустом столе валялась вскрытая упаковка бинта, а на полу подсыхали капельки крови и лужица пролитого йода. У славянина, не очень умело, была забинтована ладонь и указательный палец на правой руке.
– Присаживайся, офицер, побазарим – вместо приветствия произнёс армянин с колоритным кавказским акцентом, указывая рукой на свободный стул.
– И вам – здравствуйте, – неспешно присев, отозвался Кольченко, на всякий случай отодвигаясь вместе со стулом подальше от стола, – слушаю вас внимательно.
– Лейтенант, отдай девку. Она нам денег должна, – низким, прокуренным голосом вступил в разговор укушенный, – тебе от неё геморрой один.
– Много ли должна? Может, я за неё расплачусь? – Максим проявил живой интерес к финансовой теме, проигнорировав информацию о вероятности приобретения малоприятного заболевания.
– У тебя столько денег за всю жизнь не будет, – вмешался в разговор кавказец, и сплюнув на пол, добавил, – проститутка она, понял? Перед олимпиадой их всех из Москвы в Каракумы сослали. Слыхал, наверно?
– Слыхал. Обворовала вас, что ли? – поинтересовался лейтенант и, глянув на перевязанную бинтом руку, добавил, – Москвички – они такие, им палец в рот не клади.
Кольченко куражился над незадачливыми похитителями. Конечно же, ни за какие деньги он не отдаст им девчонку и никакие угрозы на него не подействуют. Максим подсознательно чувствовал, что Злата, наверняка, и есть, та самая красавица, с глазами, как у «сербиянки», и он уже начал её спасать. И обязательно спасёт. А она, непременно, полюбит его, полюбит больше жизни. Никуда не денется! Ведь до этого все пророчества Эсмеральды сбывались.
– Обворовала, сука! – прохрипел славянин. – Да ещё и укусила, падла!
– В порыве страсти? Я и говорю, палец в рот не клади… А сами-то с ней за услуги расплатились? Может, она с вас своё взяла, честно заработанное? —лейтенант говорил с серьёзным выражением лица, стремясь ускорить развязку.
– Ты, наверно, не усёк, она нам очень много денег должна. Давай разбежимся по-хорошему, пока добром просим, – с угрозой в голосе произнёс армянин, – ты же видишь, люди мы серьёзные.
– Братан! Отдай бесовку. Мы с ней всё по понятиям порешаем. К чему тебе проблемы из-за какой-то шалавы? У неё своя жизнь, а у тебя – своя! – славянин пытался уладить вопрос мирным путём, он, в отличие от кавказца, не замечал нотки сарказма в голосе офицера.
– То, что вы люди серьёзные – видно сразу. Только вот не понятно, как таких серьёзных людей могла обворовать молоденькая проститутка… Пусть Бешим позвонит в милицию, она же, наверняка, у них на спецучёте. Подъедут менты, разберутся и все ваши деньги вернут, – Максим надеялся, что после этой фразы затянувшийся базар точно прекратится, и он не ошибся.
– По-хорошему, значит, не желаешь? Что ж, мало тебе не покажется, но запомни – свою судьбу ты выбрал сам, – произнёс укушенный, – лично привезёшь её нам, да в придачу, за борзость свою ответишь сполна.
– Зря ты так, зря… Большие проблемы у тебя сейчас походу нарисовались, – добавил армянин, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
Металлические ножки стульев заскрежетали по каменному полу, и все трое одновременно поднялись из-за стола. Теперь лейтенант смог разглядеть их в полный рост. В рукопашном бою он, наверняка, справится с обоими. Ствол, судя по всему, у славянина, но, слава Богу и острым зубам Златы, воспользоваться им с забинтованной правой ладонью он вряд ли сможет.
– От мертвого осла уши я вам привезу, а не девчонку! – перешёл в словесную атаку офицер.
Всё шло к мордобою, но драки не случилось. За запертой стеклянной дверью кафе появился старший прапорщик Язвицкий, за ним толпился наряд по КПП, а Козловский уазиком аккуратно прижал к бордюру красные «Жигули».
– Бешим! Открывай дверь – кина не будет, – скомандовал бармену Максим, – если есть желание помахаться, можем пройти на полянку за кафешку. Ствол только в машине оставьте, от греха подальше. Бешим! Я сказал – дверь!!!
– Сейчас, командир, сейчас… – засуетился Бешим, открывая дверь.
Прапорщик, шумно дыша, вломился в «стекляшку».
– Чуть не опоздал, – выпалил он.
Гвардейцев со штык-ножами Кольченко остановил в дверях жестом ладони и, махнув рукой в сторону КПП, отправил к месту несения службы.
– К чему этот кипеш? Девка, и в правду, денег стоит. Она Ашоту должна, а значит, заплатит сполна. И за тобой теперь должок будет – процедил сквозь зубы армянин, сузив глаза.
– Какому ещё Ашоту? Может, она всему Ашхабаду успела задолжать? – снова взвился Максим.
– Ашоту Ашхабадскому, слыхал про такого? – с нескрываемой угрозой в голосе спросил кавказец у офицера.
– Не слыхал. Если ему есть что предъявить – пусть приезжает сам. А то какой-то пустой базар получается, – на блатной манер ответил ему лейтенант, продвигаясь к выходу из кафе.
– Он-то приедет обязательно, – с недоброй улыбкой произнёс укушенный, – а тебя-то, вот, как найти?
– Вы же нашли? Так же и он найдёт. Дежурный по КПП всегда знает, где я. Меня зовут Максим. Как пулемёт. Запомните? Всё, расходимся! – громко сказал офицер, выходя на свежий воздух из душного помещения.
– Григорий Семёнович, – Кольченко по-дружески приобнял Язвицкого, – вы, как всегда, вовремя. Как там Злата?
– Всё в порядке. Она мне всё рассказала, переживает за тебя. Я её отвёл в наше логово и бегом к тебе.
«Как бы опять бесследно не исчезла. Ей не впервой», – подумал лейтенант, а вслух произнёс – Григорий Семёнович, предлагаю отметить удачное завершение этого приключения парой бутылок доброго холодного бургундского!
– Само собой… Сейчас возьму у Бешима чего-нибудь… – засуетился прапорщик, хлопая руками по карманам в поисках денег.
– Григорий Семёнович… Не надо «чего-нибудь»! Здесь у него лишь «плодово-выгодные» напитки. «Чемен» да «Чашма». Как говорят в Туркмении, кто не пьёт вино «Чемен», тот совсем не джентльмен! Ну какие из нас, к чёрту, джентльмены? Бургундского не обещаю, сам не пробовал, а вот хорошего грузинского из личных запасов Бешима мы сегодня обязательно выпьем. Бешим, всё так?! – Максим бросил взгляд на бармена и положил на прилавок две трёшки.
– Конечно, командир! Сделаю всё в лучшем виде! Надо только до «Айны» дойти, всё там, в холодильнике, – расплылся в улыбке туркмен.
– Сгоняйте с Костей, а я пройдусь до бунгало пешочком, – кивнул в сторону уазика Кольченко.
Поблагодарив наряд по КПП, лейтенант побрёл по тенистой аллейке в направлении своего пристанища. Хоть он уже свыкся с тем, что пророчества «сербиянки» неумолимо сбываются, но в данный момент никак не мог решить очередную головоломку, подкинутую жизнью. Сознание Максима, безусловно доверяя основным органам чувств, было уверено, что Эсмеральда и Злата – одно и тоже лицо, а подсознание, со своим единственным органом – интуицией, было с ним не согласно. Мнения разделились поровну, и головоломка не решалась. Утомлённый от бесплодного напряжения мозг незаметно погрузился в воспоминания. Услужливая память, с захватывающей дух скоростью, прокручивала в голове лейтенанта документальные кадры последних пяти лет его жизни.
В армию его той весной так и не забрали. На сборном пункте всех призывников распределили по командам, а Кольченко пригласили в кабинет военкома. Полковник сказал, что видел в личном деле его школьный аттестат, в котором пятёрки составляли большинство, и предложил Максиму поступать этим летом в одно из военных училищ, а тот решил чуть-чуть схитрить, сказав, что ему необходимо какое-то время на обдумывание этого неожиданного предложения. Срок обдумывания затянулся до завершения весеннего призыва, и первого июля Кольченко прибыл в Москву, для повторной сдачи вступительных экзаменов в свой замечательный институт стран Азии и Африки. И вновь его постигла неудача. На этот раз поступлению помешала цепь довольно-таки странных событий. Это – длинная история, заслуживающая отдельного рассказа. Приехавший на выручку отец ничем помочь не смог. По дороге домой они заехали к старинному отцовскому другу в подмосковную Коломну. В старом городе, неподалёку от храма, где когда-то венчался Дмитрий Донской, их угораздило встретиться с курсантами-десантниками из местного военного училища. Гренадёрского роста, весело смеющиеся, сильные и красивые, с мушкетёрскими усами, в сверкающих на солнце хромовых сапогах… Они синхронно прогремели победитовыми подковками по булыжной мостовой, отдавая честь полковнику Кольченко, и продолжили путь в своё военное будущее. Это были выпускники на, так называемой, «золотой неделе», когда приказ о присвоении офицерских званий министром обороны уже подписан, но в училище из Москвы ещё не доставлен. Под голубыми курсантскими погонами, наспех прихваченными нитками к гимнастёрке, накрепко были пришиты лейтенантские. Именно в тот момент в голове Максима что-то перещёлкнуло, и вечером того же дня он попросил отца помочь ему с поступлением в это училище.
Отец помог, и абитуриент Кольченко приступил к сдаче экзаменов, а спустя неделю уже пришивал голубые курсантские погоны на свою гимнастёрку. Так, неожиданно для себя самого, он стал курсантом. На четвёртом курсе Максим женился на синеокой красавице Светлане, родившейся в том же родильном доме, где и он сам когда-то появился на свет. Кольченко к ней давно был неравнодушен. Овладеть неприступной крепостью с наскока ему не удалось, и он перешёл к её осаде. Чуть позже, в результате успешного штурма, крепость была им взята. Взята замуж. Светлана, видимо, и на самом деле полюбила его больше жизни, раз практически сбежала из-под венца, который гарантировал ей спокойную и благоустроенную жизнь в столице, без лишних раздумий променяв брусчатку Красной площади на жаркие барханы угрюмых Каракумов. Их служба в войсках Туркестанского военного округа началась в тех самых песках, по которым когда-то красноармеец Фёдор Сухов водил гарем юзбаши Абдуллы, под безжалостным белым солнцем пустыни. Зачем Бог придумал ад, когда есть Кизыл-Арват? Эта присказка про тот самый гарнизон, куда Кольченко и привёз свою синеглазку.
Их любовь была похожа на красивую полноводную реку, зародившуюся от пары чистых, прозрачных ручейков, становящуюся на своём долгом пути к океану всё шире, всё глубже. Наверное, бывают и более сильные чувства, схожие, например, с нескончаемым Нилом или с безбрежной Амазонкой. Максиму же казалось, что их со Светланой любовь больше напоминает стремительный Дунай. Он, в отличие от Амазонки и Нила, бежит не через однообразно-унылые малярийные джунгли, не по африканским саваннам и пескам, а струится по приветливой «старушке» Европе, среди ярких лоскутных полей, среди цветущих садов и высоких гор. На его пути – разные страны, вдоль крутых берегов – развалины замков, окутанные романтическим флёром старинных легенд, а на прибрежных равнинах – города с тысячелетней историей. И пусть эта река порой причудливо извилиста, а скорость её течения переменчива, от этого она ни на мгновение не перестаёт быть одной из величайших рек мира.
В конце 1979-го года, когда Максим со Светланой уже начали потихоньку обживаться в кизыл-арватском «аду», судьба нежданно-негаданно предоставила им невероятный по местным меркам шанс выбраться из этого гиблого места. По крайней мере, им тогда так казалось. Выяснилось, что в управлении кадров округа не забыли о десантной подготовке Кольченко, и он был откомандирован для дальнейшего прохождения службы в Чирчик, в 154-й отдельный отряд специального назначения ГРУ ГШ, который все называли мусульманским батальоном. Укомплектован он был выходцами из среднеазиатских республик, говорящих на языках Востока и знающих традиции и обычаи ислама. В ту пору в южном подбрюшье СССР бурлил Иран, поэтому создание отряда в мае 1979-го не вызывало особых вопросов. Кадровики не смогли найти всего трех специалистов азиатского происхождения: зенитчика – на взвод «Шилок», и двух артиллеристов: миномётчика – на взвод «Васильков» и противотанкиста – на взвод ПТУР. В конце концов, на эти должности были назначены офицеры славянской внешности, до черноты загоревшие под солнцем Туркестана. В последний день ноября, отправив Светлану к родителям, Максим прибыл в Чирчик. И всё закрутилось с немыслимой скоростью.
К четырнадцатому декабря отряд перелетел в афганский Баграм, а к семнадцатому числу своим ходом перебрался в Кабул. «Мусбат» встал лагерем неподалёку от Тадж-Бека, резиденции президента Афганистана Хафизуллы Амина, пригласившего в свою страну Советскую армию. Двадцать пятого декабря в Кабул прилетела витебская дивизия ВДВ и остатки 345-го парашютно-десантного полка. Колонны кушкинской и термезских мотострелковых дивизий пересекли границу Советского Союза в тот же день. Всё пока ещё было тихо и спокойно.
Советско-афганская война началась двадцать седьмого декабря в девятнадцать тридцать по кабульскому времени, или в шесть часов вечера по Москве. Именно в это время прогремел взрыв мощной мины, заложенный диверсантами КГБ в люк распределительного узла подземных коммуникаций, оставивший Кабул без телефонной связи. Так началась секретная операция «Шторм 333». На штурм президентского дворца в первом эшелоне шли группы спецназа КГБ «Гром» и «Зенит», во втором эшелоне выдвигались подразделения «мусбата» и девятая рота триста сорок пятого полка. Тот первый бой длился не долго. Дворец был взят, президент убит, но, к сожалению, это не смогло остановить гражданскую войну, шедшую в этой стране уже почти два года, а лишь увеличило её масштаб и ожесточённость. Счёт боевых потерь был открыт. За неполную неделю до наступления олимпийского, тысяча девятьсот восьмидесятого года, погибло восемьдесят шесть человек. Потери афганцев считать было как-то не принято… Сбылось очередное предсказание Эсмеральды: лейтенант Кольченко попал на войну, а уже в начале лета, из ташкентского госпиталя, был откомандирован обратно в Кизыл-Арват. Так замкнулся круг его первой войны…
Злата выпорхнула из домика навстречу лейтенанту. На её лице читались и тревога, и смущение, а Максим всё пытался понять – это живая девушка или зачем-то появившийся на неопределённое время морок Эсмеральды?
– Они уехали? – тихо спросила она.
– Уехали, но, к сожалению, обещали вернуться. Основные события впереди. Кстати, они сказали, что ты украла у них деньги. Это правда? – в свою очередь задал вопрос лейтенант, заглядывая в её глаза, чёрные как угольки.
Это были те самые бездонные глаза, в которых он, чуть было, не утонул пять лет назад. И даже запах её волос был таким же, как в тот далёкий день.
– Ты им поверил? – угольки вспыхнули снопами жёлто-золотистых искорок, словно затухающий костёр от внезапного порыва ветра. – Это они забрали мою сумочку с деньгами и документами.
Максим расстегнул портупею, бросил её на кровать, аккуратно повесил снятую гимнастёрку на спинку стула, подошёл к открытому окну и неторопливо закурил. Порывы знойного ветра трепали гривы старых акаций.
– Зря ты про сумочку раньше не сказала! Денег-то там много было?
– Много. Восемьдесят рублей с копейками. Как-то не вспомнилось в суматохе. Теперь я без денег, без документов, а ещё там ключи от съёмной квартиры лежали, —растерянно проговорила Злата и печально вздохнула.
– Вернём сумочку, не расстраивайся. Ключи, пока, всё равно не нужны, нельзя тебе домой, они знают твой адрес. С голоду не умрёшь – я буду делить с тобой свою скромную трапезу, – затушив догорающую сигарету, лейтенант отошёл от окна, – а ещё они сказали, что ты – проститутка, высланная из Москвы. Я не поверил.
– И на том, спасибо, – фыркнула девушка, глядя в открытое окно, —это тоже ложь.
– Да знаю я, что ложь. Извини за бестактный вопрос: сколько тебе лет?
– Скоро двадцать.
– А сестра у тебя есть?
– Нет, – Злата удивлённо глянула на Максима.
– Когда ты в последний раз была в Урюпинске? – внезапно спросил лейтенант, внимательно глядя в глаза девушки и наблюдая за её реакцией на неожиданный вопрос.
– Что за глупый допрос?! Ни в каком Урюпинске я не была! Если ты мне не веришь, то спасибо за помощь, проводи меня до выхода в город, и я уйду! – взорвалась Злата.
– Извини. Но я должен был задать тебе этот вопрос, —примирительно-извиняющимся тоном проговорил офицер, – верю я тебе, верю.
Послышался шум мотора, и у дверей домика остановился уазик. Григорий Семёнович ввалился в помещение, держа в каждой руке по запотевшей бутылке «Саперави», следом за ним зашёл водитель с большим бумажным пакетом яблок.
– Костя, яблоки помой, парочку возьми себе и езжай в автопарк. Передай нашим – построение в 18-20, напротив бокса. Заправить баки и быть в готовности к выезду. За мной подъедешь сюда в 18-10, – скомандовал Кольченко.
– Куда едем? – вскользь поинтересовался Козловский.
– Скажу перед выездом. Иди уже! – доставая из шкафа гранёные стаканы и тарелку под фрукты, раздражённо ответил лейтенант.
Язвицкий ополоснул стаканы и теперь лихорадочно искал штопор. Злата отрешённо смотрела на стену. Максим, нарезая яблоки на дольки, решил немного разрядить гнетущую напряжённость.
– Злата, а ты знаешь, куда сейчас твои похитители поехали? – лейтенант задал этот вопрос так, будто его, действительно интересовал её ответ.
– Не знаю. А куда? – настороженно, вопросом на вопрос ответила девушка, не замечая подвоха.
– В больницу, – с совершенно серьёзным выражением лица сказал Кольченко, сосредоточенно разглядывая этикетку на бутылке с вином.
– Господи… В больницу-то зачем? – изумилась Злата.
– Укушенному вору прививку от бешенства делать! – шутка получилась, не ахти какая, но все улыбнулись и чуть-чуть расслабились.
Вино показалось им изумительным. Терпким и, самое главное, холодным, что особенно ценно жарким ашхабадским летом. Оно кроваво-красным рубином играло в сверкающих гранях стаканов, обманчиво обещая утоление жажды. Сдвинутые за удачу бокалы были выпиты до дна и незамедлительно наполнены снова. Больше не чокались, пили не спеша. Мужчины с наслаждением дымили сигаретами, откинувшись на спинки стульев, а лопасти вентилятора старательно выдували наружу клубы сизого табачного дыма через распахнутое окно.
– Ребятки, а ведь вы попали в серьёзный переплёт, – неожиданно произнёс Григорий Семёнович, облокотившись на стол, – в очень серьёзный.
– Да ладно, два мелких бандита конца двадцатого века… Делов-то! – хмыкнул Максим.
– Слушайте меня внимательно, —начал свой монолог старший прапорщик, – Бешим мне по дороге рассказал, что эти, как ты изволил выразиться, два мелких бандита – Ухват и Волчок – особо приближённые вора в законе Ашота Ашхабадского, смотрящего по Ашхабаду и всей Туркмении. Из обрывков их разговора он понял, что Злату, то ли в карты проиграли, то ли заказали наложницей в гарем какого-то местного бая. Воры даже слегка подискутировали на эту тему, но в любом случае за неё в общак обещаны немалые деньги, и поэтому вполне вероятно, что в дело впряжётся сам Ашот.
Сидевшая напротив прапорщика девушка сжалась, как воробушек. Она переводила испуганный взгляд с лица прапорщика на лицо лейтенанта, словно ища у них защиту от всех этих внезапно свалившихся на неё напастей.
– Воры не вхожи на территорию штаба корпуса! Средневековье какое-то… Наложницей в гарем! Мрак! – Максима явно прорвало. – Не бойся, Злата, здесь ты в безопасности. Правда, долго держать тебя тут у нас вряд ли получится, но мы тебя не отдадим никакому баю!
Девушка благодарно взглянула на офицера и неожиданно улыбнулась ему точно такой же улыбкой, какой когда-то на прощание одарила его Эсмеральда. От столь мистического совпадения, несмотря на пятидесятиградусную жару, по спине лейтенанта легкой волной пробежал холодок озноба.
– Воры от денег не откажутся. Уверен, что в самое ближайшее время они поставят своих людей у всех выходов с территории части, – как ни в чём не бывало, продолжил монолог Язвицкий, – есть у меня парочка мыслей, как распутать этот узел, но первое, что необходимо сделать, – надёжно спрятать Злату.
– Некогда распутывать, рубить надо! – продолжал горячиться Максим.
– Искандер Двурогий был, безусловно, великим полководцем.… Но здесь, уж не знаю, к счастью или к сожалению, не Афган, поэтому, придётся распутывать, – деликатно возразил ему прапорщик, – я попросил солдатиков с КПП отслеживать все легковушки, остановившиеся вблизи от выезда из военного городка. Времени у нас в обрез. Принимай решение, командир!
– Решение, говорите… – лейтенант задумался, – слушайте моё решение. Злату спрячем на погранзаставе «Фирюза». Сегодня в доме офицеров я случайно встретил своего давнего друга Дениса Шевченко, мы с ним в прошлом году вместе лежали в госпитале с гепатитом. Выяснилось, что он сейчас служит на этой заставе. Начальник на учёбе, и Денис пока за главного. Я обещал приехать в Фирюзу сегодня вечером, вот все вместе и поедем. Там у нас будет предостаточно времени, чтобы всё обсудить. Сейчас – 18-00, выезд из парка в 18-40, за полчаса доберёмся до заставы. На территории погранзоны Злата будет недосягаема для блатного мира.
В распахнутое окно заглянул боец из наряда по КПП. Он доложил Язвицкому о двух подозрительных машинах. Два «Москвича-412», белый и зелёный, прибыли в район КПП одновременно, пять минут назад. Один из них встал неподалёку от ресторана «Айна» в направлении посёлка Бикрова, другой – возле кинотеатра «Космос», на проспекте Свободы в сторону центра.
