Kitabı oku: «День рождения майора Пронина. Серебристый металлик. Детективы», sayfa 2
– Это! – воскликнул Окуневский вслед исчезнувшему за ширмой Токареву, – Чему я их… за тридцать минут-то?..
Из будуара послышалось, как Пётр Петрович наливает напиток в чашку, стучит по ней ложечкой и начинает шумно прихлёбывать.
Окуневский, потоптавшись возле стола, повторно, с неудовлетворением во взгляде оценил наше с Мишей хладнокровие и махнул «на всё»… То есть поднял правую руку и резко опустил её.
– Ладно, студенты, пошли! – буркнул капитан и первым вышел из кабинета. – На чём поедем? – спросил он у меня.
– На «бригантине», – ответил я.
Электрические часы показывали: 10.09.
Быстро спускаемся по лестнице в дежурную часть.
Капитан притормаживает возле открытого окна в «аквариум» и обращается ко мне:
– Возьми папку с бланками, – Взмахом руки, всё той же, правой, прощается с майором Бабаевым и снова ко мне: – Будете записывать мои «лекции» по ходу дела.
– Уже взял! Она в «бригантине», – парирую я и добавляю для Бабаева: – Я на Прощальной улице, тринадцать…
Глава четвёртая
«Бригантина», это персональное средство передвижения, созданное немецкой компанией «БМВ». Автомобиль вручен мне руководством управления полиции как подарок в день нашего с Зарой бракосочетания девять месяцев тому назад. Думаю, что областное управление внутренних дел не стало бы разоряться на такой дорогой подарок за мои «подвиги». Вполне хватило бы внеочередного звания и ведомственной медали, которые я тоже получил. Тут вмешался адвокат, занимавшийся моим делом. Он своевременно подключил страховую компанию, которой пришлось выплачивать компенсации за вред, причинённый моему здоровью жадными до денег мошенниками, и за сожжённый ими же тридцатилетний автомобиль «Жигули» шестой модели ярко-алого цвета. На нём ещё мой отец ездил по закрытому городу Энску, будучи студентом пединститута.
Так как нашу почившую в огне «шестёрку» отец называл «бригантиной», а «дареный» УВД и страховой компанией автомобиль «БМВ» оказался аналогичного «окраса», то и ему по наследству досталось морское прозвище, благодаря гриновским алым парусам.
На Прощальной улице дома размещены только справа, в глубине покрытых опавшей листвой сквериков. Нумерация нечётная и начинается по ходу нашего продвижения по убыванию, с девяносто девятого.
Мы въезжаем на улицу с кольцевой трассы, и сразу попадаем в «золотой мир». Над усыпанной листвой дорогой мохнатыми лапами нависают ветви могутных дубов, клёнов и лип, ещё не оголённые до наготы листопадом.
Яркие солнечные лучи, едва проникающие внутрь естественного золотистого тоннеля, превращают окружающее пространство в приватный сказочный мирок.
Жилые дома, в основном одноэтажные, воспринимаются как сельское поселение, не испорченное фоном современных небоскрёбов. Город Энск из этого уголка просто не виден. Здесь тихо и покойно. На улице не видно машин. А на широком тротуаре я не приметил хотя бы одного прохожего. Взрослые селяне наводят порядок на приусадебных участках, детвора помогает. Готовятся к зиме.
Слева вдоль улицы тянется высокий металлический забор, давно не крашеный, ржавый и местами накренившийся, или упавший на разросшийся с обеих его сторон густой кустарник. За ним, среди седых стволов лесных гигантов и зелёных клоков ещё не увядшего бурьяна, видны чёрные кресты и надгробные памятники. Это – Восточное кладбище. И его наличие тоже способствует умиротворению в окружающем пространств.
К дому номер тринадцать мы подъехали, свернув на дорожку, соединяющую проезжую часть с широким тротуаром, протянувшимся вдоль невысокой витиеватой оградки, спаянной из арматуры талантливыми сварщиками для обозначения приусадебных территорий.
– Живут прямо на кладбище! – сказал Окуневский и первым вышел из салона. Он сидел рядом со мной, а стажёр сзади. – Не люблю я этот дикий угол!
– А мне здесь нравится! – воскликнул Миша и последовал за капитаном.
Мне тоже здесь понравилось. Но я промолчал и, заглушив двигатель, последовал за коллегами.
Калитка не заперта. Капитан откинул внутреннюю защелку, и мы ступили на красивую дорожку, выложенную в ровном газоне из цветных бетонных блоков. Вокруг дома чисто. Я заметил, что летом за территорией ухаживали. Декоративный кустарник вдоль ограды подстрижен, трава скошена, на окружённых цветными кирпичами клумбах удалены засохшие стебли цветов и почва взрыхлена. Да и сейчас, в период активного листопада, на участке нет такого количества листвы, как в округе. Её убрали. Причём недавно.
Дом тоже выглядит ухоженным, построен давно, из прочного красного кирпича, с ломаной крышей, под которой, судя по большим окнам с тюлевыми занавесками, располагается благоустроенная мансарда площадью не менее чем на первом этаже. Широкая терраса, выкрашенная акватексом под цвет старого кирпича, встретила нас запертой дверью. На звонок никто не ответил и никто не вышел нас встречать.
– Видимо, нас не ждали, – пробурчал Окуневский, стукнув для верности по двери кулаком. – Супруга уехала в посёлок Сокол, дочь тоже где-то обретается. У них свои квартиры, работы. И здесь им делать нечего. А этот уютный домик Александра Сергеевна, скорее всего, выставит на продажу.
Мне ничего не оставалось, как обойти дом и осмотреться.
Миша шёл за мной и с некоторой завистью во взгляде оценивал шикарную беседку в окружении высоких грушевых деревьев, кирпичный барбекю-мангал крытый металлочерепицей, качели под навесом и окружённый плодовыми деревьями и кустами уголок, где можно отдыхать, как на даче.
Я же, ко всему прочему, осматривал сам дом, не имевший каких-либо хозяйственных пристроек, погребов и курятников. Просто дом, без архитектурных излишеств, с большими окнами, укреплёнными резными ставнями, почему-то не закрытыми на период отсутствия хозяев. Казалось, что они где-то здесь, не далеко…
– Ну что, студенты? – проворчал капитан, встретив нас после кругового обхода. – Будем думать о планировании вашей работы?
– Будем, – соглашаюсь я. – Но нужно навестить могилку майора Пронина. Это далеко?
– Пешим ходом – пять минут. Ворота напротив, – капитан взглянул в сторону кладбища. – Пошли, провожу! Мне скоро Токареву докладывать о проделанной работе.
– Что докладывать, Сергей Викторович? – спрашиваю я капитана. – Мы же ещё ничего не сделали.
– Вот об этом и доложу. – Окуневский первым выходит на улицу и с завистью смотрит на мою машину. – Доложу, что ничего не сделали, занимались осмотром места происшествия. Внутрь попасть не удалось… – Капитан на секунду задумывается, а потом добавил к сказанному: – Мне кто-то из Слободского отдела про твоих «тараканов» рассказывал. Ты, старлей, разбуди их, умненьких, и с ними посоветуйся. Может чего-нибудь, и сочинишь… для вечернего доклада шефу. А я сей момент доложу то, что есть.
– Значит, обещанные лекции читать не будет, – таинственным шёпотом оповестил меня на ухо Миша.
– Не буду я читать вам лекции, – ворчит Окуневский, услышав резюме лейтенанта. – Вы оба с высшим образованием. А у меня всего лишь средняя спецшкола. Планированием и сыском займётесь согласно статьям, прочитанным в учебниках. Да и кое-какой опыт у вас уже есть. Не зря же вам звания и медали досрочно вручают. Да ещё и машины в придачу…
Это капитан уже не о нас…
Это он обо мне. Позавидовал что ли? Образование, звание, машина. Он бы ещё маму полковника медицинской службы вспомнил и тестя генерал-майора… Но я не обидчивый! Чего на стариков обижаться!
Окуневскому пора на пенсион. Лет ему за пятьдесят и выслуга на пределе… И чего он такой сердитый?
– Ну, тогда пошли к майору Пронину, – сказал я обоим спутникам, а Мише, тоже шёпотом: – Сами разберёмся. Слышал про тараканов?
– Да! Только я ничего не понял…
– О них, потом!..
И мы пошли за обиженным на жизнь капитаном.
Ощущение, которое я испытываю, ступив на территорию кладбища, можно сравнить с перемещением из пространства, в котором живут, в мир невидимых призраков. Я, конечно, их не вижу, но они существуют. Возможно, что только в моём воображении, ибо тут обитают души погребённых людей, проявляющиеся в сумерках и пугающие впечатлительных посетителей. И те не любят бывать в этих местах просто так, прогуливаясь. Не смотря на то, что здесь – тишина и покой. В городских парках этакой «благодати» нет.
О душах умерших, мне рассказывала бабушка. Она была верующей и занятной фантазёркой, последнее передалось мне по наследству.
Бабушка умерла давно и похоронена на старом военном кладбище. Я и родители навещаем её могилку в дни поминовения усопших. А один я к ней не приходил. Считая себя нормальным человеком и понимая, что всё это – выдумка, входя в мир усопших, всегда ощущал присутствие кого-то рядом…
Чугунные ворота открыты. В сторожке пусто. И, похоже, давно. Она покосилась, окон и дверей нет.
Кладбище для официальных захоронений закрыто. Хоронить разрешается только на участки к родственникам. Об этом гласит объявление на проржавевшем металлическом листе, прикрученном проволокой к ограде.
Значит, у Пронина здесь похоронен кто-то из родственников.
Пройдя метров сто по центральной асфальтированной аллее, сворачиваем вправо, на грунтовую тропинку, поросшую низкорослой зелёной травой, прикрытой ковром из опавшей листвы.
– Ну вот, – говорит Окуневский и показывает вглубь кладбища. – Метров двести пройдёте и увидите. Она справа. А я в отдел. Между домами есть проход. Через пятнадцать минут буду на месте. Если что, звоните!
И он быстрыми шажками засеменил к выходу.
– Вообще-то я мог бы подвезти! – говорю я вслед коллеге.
– Да ладно, старлей, – не оборачиваясь, говорит капитан, – не беспокойся!
И всё. Теперь мы с Мишей получили полную независимость в действиях и суждениях.
Могилка приметная. Потому что вокруг разбросана свежевскопанная земля, венки над рыхлым холмиком, деревянный отлакированный крест в ногах с прислонённым к нему чёрно-белым портретом красивого мужчины.
Рядом старое захоронение. Надгробный памятник из серого гранита с хорошо выполненным абрисом женского лица.
«Градова Маргарита Семёновна». И даты: рождения и кончины.
Умерла девять лет тому назад в возрасте пятидесяти двух лет.
Девушка лет двадцати, в траурной косынке, сидящая на лавочке в стороне от могил, обратила внимание на нас, подошла, ответила на приветствие, поправила ленточку на одном из венков, взяла за могилой дерматиновую сумку, из которой выглядывала ощетиненная кошачья морда, и не торопясь пошла к выходу.
Я прочитал надпись на ленте.
«От дочери».
Там ещё были венки: от родных, от друзей, от коллег.
Возле креста, перед портретом, вазочка с цветами. И фарфоровая тарелка с наполненным гранёным стаканчиком. Наверное, с водкой. Родные поминали. Крошки хлеба и фантики от конфет разбросаны вокруг стопки. Птички угостились поминальными подарками.
Обращаю внимание, что и перед памятником Маргарите Семёновне стоит ваза с цветами. Букеты свежи, возложены сегодня. Наверное, этой девушкой… «дочерью».
Кто эта Маргарита Семёновна? Кем она доводилась Пронину?
– Ну что, лейтенант, начинаем следственные мероприятия?
– Начинаем, Максим Викторович.
Миша извлёк из нагрудного кармана телефон, настроил в нём фото функцию и несколько раз снял венки на могиле Пронина. Поправил ленту с надписью «от дочери» и запечатлел её. Потом, мельком взглянул на меня, сфотографировал и памятник на могиле Градовой.
– А теперь общий вид, – вмешался я, – с обеими могилами.
– Угу! – сказал Миша и, отойдя несколько шагов назад, щёлкнул последний кадр.
– Есть какие-нибудь соображения?
– Максим Викторович, нам бы эту девушки догнать!
– Догоним… Полагаю, она ожидает нас возле дома.
– Это – дочь?
– Пошли, спросим…
Глава пятая
Девушка сидит на ступеньке крыльца, уже без траурной косынки, и наблюдает, как кот, тот, что сидел в сумке, ест из старой алюминиевой миски. Ест с аппетитом. Видимо очень проголодался.
На нас никакого внимания. Но она ожидает гостей. Ведь не зря же моя «бригантина» стоит напротив её калитки.
– Вот и хозяйка дома, – констатирую я. – Или нет? – уже сомневаясь.
– Спросим, – говорит Миша вполне уверенным голосом.
Обходим стоящую на пути «бригантину» и останавливаемся перед девушкой.
Она улыбается нам с нескрываемой грустью в серых глазах.
– Евгения, – представляется девушка.
– Миша, – представляется стажёр.
– А я – старший лейтенант полиции Рощин Максим Викторович, оперуполномоченный из Энского управления.
– Лейтенант полиции Скворцов. – Коллега изображает мину виноватого мальчишки и добавляет: – Михаил Иванович…
– Евгения, – подходя ближе к девушке, говорю я: – познакомимся более обстоятельно. Вы были у могилы Григория Васильевича. В каком родстве вы с ним находитесь?
– Там покоятся мои родители, мама и папа. – Девушка встаёт со ступеньки. – Я – Градова Евгения Григорьевна, их единственная дочь. А это мой дом.
– Вот это да! – восклицает Миша. – А мы думали, что…
Кот слизнул из чашки последнюю съедобную крошку, сел возле девушки, обернулся пушистым хвостом и принялся рассматривать стажёра. Мне показалось, что с уважением, которое отразилось в его зелёных глазах.
– Вам вероятно известно, что у моего папы есть жена и другая дочь? Так это правда. Но они зарегистрированы по другому адресу и здесь не проживают… А вы, собственно, по какому поводу навестили могилы моих родителей, а теперь и ко мне пришли?
Голос у девушки звучит уверенно. По спокойному тону вижу, что она не собирается возражать нашему пришествию в неурочное время. Но и удовлетворения от этого не испытывает. Стоит на страже дома надёжным цербером и терпит наше присутствие.
«А мы здесь, что бы добыть как можно больше информации по делу», – подумал я, но вслух это не произнёс. Не решился что ли?
Капитан Окуневский, словно сговорившись с полковником Токаревым, предоставил неоперившимся полицейским возможность начать расследование с нуля. И в данный момент мы кое-что узнали, что неведомо им.
В материале на Пронина есть упоминание о дочери, мама которой жива. И ни слова об этой симпатичной девушке, у которой мама умерла, а папой был всё тот же майор Пронин.
Вполне возможно, что это очередной «финт» моего учителя. Пётр Петрович знает о погибшем майоре намного больше, чем Окуневский, и способен на «лукавые» поступки по отношению к подчинённым.
«К звёздам, юноша, нужно идти тернистым путём! – сказал полковник как-то, будучи не в духе. – А у тебя всё гладко и с горочки – толкать не нужно – сам катишься!»
Я понимаю шефа и на него не обижаюсь. Наоборот, стараюсь оправдать награды, внеочередное звание и немецкую «бригантину», выданную взамен сгоревшей отечественной «шестёрки»…
А в данном случае, по его «глубокому умозаключению», это – учёба… Или наказание?
Разберусь – опять премия; нет, – огребу по полной программе. И то и другое полезно для меня и стажёра.
Может быть, шеф просто инициирует моих, ещё спящих «тараканов», которые пришлись ко двору в прошлом году?
А сейчас настало время превращаться из штабного писаря в оперативного сотрудника, разыскивающего убийцу…
Я старший в группе, пора начинать работать.
– Евгения Григорьевна, Энское управление полиции проводит расследование по факту смерти гражданина Пронина Григория Васильевича. Нужно кое-что уточнить. Если вы не возражаете, мы зададим вам несколько вопросов, осмотрим место происшествия, начертим план дома. Это нужно для розыскного дела…
Спохватившись, достаю из кармана служебное удостоверение и показываю Евгении. Девушка внимательно изучает документ и удостоверяется в подлинности моей личности. На «ксиву» стажёра лишь бросает взгляд.
– Пройдёмте в дом и побеседуем, как вы говорите, «более обстоятельно», за чашкой чаю. Там вы осмотритесь и начертите необходимый для дела план.
– С вашего позволения мы ещё и сфотографируем отдельные детали.
Миша показал Евгении мобильник.
– Пожалуйста, пожалуйста!
Девушка вошла первой. Кот юркнул за ней. Миша пропустил меня вперёд и аккуратно прикрыл за собой дверь.
В доме уютно. Пахнет по-домашнему. Здесь недавно что-то жарили или варили. И ещё здесь витал аромат лежалых яблок.
– Беседовать будем на кухне, – заявляет Евгения.
Из просторной прихожей мы попадаем в ещё более просторное помещение с кухонными атрибутами. Газовая плита, посудомоечная машина, огромный холодильник из нержавейки. Посреди кухни красивый стол из толстого закалённого стекла. Над ним люстра. Тоже красивая и необычная. Штучное произведение искусства.
– Покажите нам место, где было обнаружено тело… Григория Васильевича.
Евгения оборачивается ко мне.
– Я не знаю… – В глазах испуг. – Я не знаю!
– То есть, как не знаете?
– Я только вчера узнала о смерти папы. Александра Сергеевна позвонила поздно вечером и сказала, что она похоронила отца, и я могу вступать в наследство домом, участком и всем имуществом. Кажется, она звонила из Сокола, где проживает с дочерью Валентиной… Валентина её дочь от первого брака.
– Значит, на похоронах вы не были?
– Нет, не была.
– Вы что, не контактируете с ними?
– С отцом я поддерживала связь: созванивались, встречались на стороне. С Александрой Сергеевной и Валентиной – нет.
– А теперь, чай, – напомнил я. – И ответы на следующие вопросы.
– Располагайтесь. – Девушка указала на стулья возле стеклянного стола. – Я включу чайник и отлучусь на минуту. Принесу документы, удостоверяющие мою личность и дающие мне право вступить в наследство через определённое законом время.
Евгения вышла из кухни.
– Максим Викторович, – зашептал Миша, – расследование может оказаться запутанным, но занятным! Интересно, кто убил майора?!
Кот под столом принялся тереться об наши ноги и громко мурлыкать. Сквозь прозрачную столешницу видно, как он стреляет зелёными глазками и вымаливает ласку. Миша хлопает себя по коленке, и скотинка тут же водружается на предложенное место.
– Это Василий, – представляет кота вошедшая Евгения. – Папа говорил, что Васька его единственный друг. Он от него не отходил. Остальные, это относилось к особам рода человеческого, числились у него в товарищах или в знакомых. Представляете, Васька после похорон папы, всё время пропадал на кладбище. Весь пропах местными мышами. Вечером буду его купать… Я обнаружила его под венками. Александра с Валентиной после похорон уехали. А Ваську оставили. Он старый. Замёрз бы с наступлением холодов. А я вот нашла его. Теперь будем жить вдвоём… Будем скучать без нашего папы.
Я посмотрел на девушку. Она стояла в дверях, прижав к груди полиэтиленовый файл с бумагами. По её раскрасневшимся щекам скатывались слезинки. Признаюсь, я подумал, что родная дочь Пронина относится к смерти отца уж очень спокойно. Словно его похоронили давно, а не неделю тому назад. Ан, нет…
– Извините! Вот документы…
Евгения кладёт файл на стол. Рядом с ним о стекло разбивается капля…
– Я сейчас!..
И она выбегает из кухни…
Потом мы слышим, как дочь майора Пронина Евгения надрывно рыдает где-то далеко-далеко, за стеной, в одной из комнат большого дома.
Васька перестаёт ласкаться и мурлыкать. Порванные соседскими котами ушки напрягаются, и он принимается сканировать ими пространство. Источник звука определён. Васька, взглянув на Мишу, басовито мяукает и спрыгивает на пол. Потом снова прислушивается и выбегает из кухни.
Файл с документами мы не трогаем. Как-то неудобно копаться в личных бумагах в отсутствии их хозяйки.
Вода в чайнике закипела. Слабый щелчок и медленное пришествие тишины.
Мы ожидаем возвращения девушки, смотрим в окно, на приусадебный участок, на ворон, летающих над парковым массивом за пределами жилого квартала, на белёсое небо без солнца. Светило сейчас ярится на восточной стороне и в поле нашего зрения не попадает.
Траурная тишина не предполагает обсуждение полученной информации. Она располагает к умиротворению и безмятежному осмыслению оной…
А она, вышеуказанная «инфа», ещё ни о чём конкретном нас не оповещает.
– Извините. – Евгения вошла и сразу открыла сервант, достала три чашки с блюдцами и расставила их на столе. – Может быть кофе?.. Мне так лучше кофе. Успокаивает.
– Тогда и нам, – сказал я.
– Растворимый? Или сварить?
– Растворимый. И, Евгения, пожалуйста, не суетимтесь. Мы вам соболезнуем. Ну что теперь поделаешь! Крепитесь!..
Я пододвинул файл с бумагами к себе.
Дарственная на землю… Дарственная на дом… Указаны размеры в сотках и квадратных метрах и место нахождения: Прощальная улица дом 13. Документы выписаны на Градову Евгению Григорьевну. К дарственным прилагаются свидетельство о рождении и совершенно бесполезные справки, подтверждающие родство. В домовой книге значатся как постоянно прописанные или зарегистрированные пять человек. Среди них граждане: Пронин Г. В., Градова М. С., Градова Е. Г. Напротив Пронина Г. В. и Градовой М. С. есть отметки отдела миграционной службы об окончании регистрации в связи со смертью.
Видимо Григория Васильевича снимала с регистрации сама Александра Сергеевна.
Далее в книге значатся: Пронина А. С. и Пронина В. И. Обе сняты с регистрации в связи с убытием по адресу: посёлок Сокол, улица Школьная дом 4. Дата выписки трёхлетней давности.
Я вернулся к дате прописки супруги Александры Сергеевны и её дочери Валентины по этому дому. Получалось, что они были зарегистрированы через год после смерти Градовой Маргариты Семёновны.
– Евгения, ваша мама и отец были зарегистрированы в ЗАГСе как муж и жена?
– Да, конечно. А фамилию мама решила не менять. У неё было много документов, выписанных на неё. Дипломы, аттестаты, финансовые бумаги на службе. Их замена и перерегистрация требовала времени. А меня записали на мамину фамилию, потому что она нравилась папе.
– Понятно. Так вы, Евгения Григорьевна, зарегистрированы по этому адресу?
– Убедитесь Максим Викторович, паспорт перед вами. Да и по домовой книге числюсь только я.
Действительно, что за глупый вопрос?
И в паспорте всё в порядке. Дочь майора Пронина зарегистрирована по данному адресу с момента своего рождения.
– Да вы и так полноценная хозяйка. Потребуется лишь согласовать некоторые вопросы в дирекции домоуправления и заняться переоформлением наследства на своё имя.
– С понедельника займусь.
Евгения налила в чашки с растворимым кофе кипяток.
– Сахар по вкусу. – Поставила перед нами вазочку с рафинадом. – Печенья и бутербродов в доме нет. Уж извините!
– Обойдёмся, – говорит Миша.
Я размешал кофе без сахара и прихлебнул чуть-чуть. Это не элитная «Чёрная карта», которой соблазняется уважаемый шеф. Это просто «Арабика». Хотя в кофейные мельницы с указанными сортами могли фасовать семена из одного «мешка». Тут весь секрет в приготовлении конечного продукта.
Евгения садится напротив меня.
Я раскрываю папку с бумагами и начинаю записывать в опросный бланк ответы девушки:
« – Моего папу, Пронина Григория Васильевича, обнаружила мёртвым в доме по адресу: Прощальный переулок, 13 его супруга Пронина Александра Сергеевна. В прошлую субботу. Приехала проведать его из посёлка Сокол… Вызвала скорую…
– Врач скорой помощи выписал справку для получения свидетельства о смерти, проистекшей от скоротечного приступа инсульта… Истинная же причина кончины установлена позже, в понедельник, патологоанатомом…
– Об этом мне рассказала по телефону сама Александра Сергеевна. Вчера…
– Меня не оповестили о смерти папы, скорее всего, случайно…
– Александра Сергеевна – истеричка. Я могу вообразить атмосферу в доме в эти дни. Здесь было настоящее смятение. Сначала естественная смерть, потом насильственная. Полиция, суета, горе… и они забыли о моём существовании…
– Меня ведь и в самом деле не было в их семье… Я им чужая… Или они просто не хотели видеть меня на похоронах отца. Не позвали… А ведь я находилась рядом…
– Я проживаю в Энске, на улице Ефремова дом 10. В квартире тёти Али, Алевтины Васильевны… Это папина старшая сестра. У неё не было своих детей, и я для тёти Али была как дочь… Муж у неё офицер Советской армии. Погиб в Афганистане… Давно это было. Она больше замуж не выходила…
– Александра Сергеевна даже не извинилась…
– У меня с ней никаких конфликтов не происходило…
– Я её видела последний раз, когда мне было десять лет. Красивая женщина пришла в наш дом со своей дочерью Валей. Валя старше меня на два года. Я из-за неё убежала к тёте. Мне показалось, что папа любит Вальку больше, чем меня… Тогда я была очень ревнивой… Папка уговаривал меня возвратиться домой. Но вскоре согласился с Алевтиной Васильевной оставить меня у неё. И с тех пор я встречалась с отцом всё реже и реже. Окончила школу, поступила в институт…
– Меня воспитала тётя, тратила на меня свои деньги, личное время, здоровье. Папа, правда, помогал. А Александра Сергеевна терпела «непредвиденные» траты на моё воспитание. Папа на неё не жаловался, он её любил… Кажется, это было обоюдным…
– Тётя Аля умерла в мае этого года. Завещала мне однокомнатную квартиру. А от папы вот – дом, так что жильём обеспечена…
– А мама умерла давно… На заводе, где она работала, произошла авария. Она была инженером-радиологом. Облучение, и, как следствие, белокровие, лейкемия. По достижению совершеннолетия мне выплачивали небольшую пенсию от её предприятия… Теперь буду жить на стипендию и на тёткины сбережения. Или, скорее всего, придётся переводиться на заочное отделение и устраиваться на работу.
– Учусь на четвёртом курсе Политехнического института. Экономико-статистический факультет…
– В прошлую субботу в первой половине дня я была на лекциях и семинарских занятиях. После обеда сдавала зачёт и присутствовала на консультации по финансовому праву. Алиби могут подтвердить преподаватели и сокурсники.
С моих слов записано правильно и мной прочитано».
Евгения расписалась под объяснением. Потом достала из сумочки зачётную книжку студента Политехнического института, и мы удостоверились в наличии алиби. Дата, оценка и подпись преподавателя.
Миша, внимательно слушал рассказ девушки и впитывал полученную информацию. А ещё он рассматривал её и украдкой чему-то улыбался. Но Евгения заметила его взгляды и улыбки.
– Вы мне тоже нравитесь, товарищ лейтенант, – сказала она приятным и серьёзным голосом. – И, к вашему сведению, я не замужем, кавалером ещё не обзавелась. Поклонники есть, но только для посещения с ними кафе и кино. Тётя Аля воспитала меня в строгости… Об устройстве моей личной жизни сейчас говорить не время. Разве что дней через сорок… А сейчас приступайте к картографии, планиметрии и фотографии. У меня есть план дома, который я должна предоставить в жилищную контору. Снимите копию и расставьте на нём предметы мебели. Когда уточните место обнаружения тела папы, то отметите его на плане.
Юный коллега покраснел и кивком согласился с предложением хозяйки дома.
Евгения вздохнула. Если бы не траурность момента, то от «кафе» и «кино» девушка бы не отказалась. Кажется, мой стажёр застолбил её внимание.
«Прелестно! – подумал я. – Пока стажёр будет чертить план и опрашивать соседей, я навещу забывчивую вдову, теперь проживающую в посёлке Сокол».
Сообщил о своём решении Мише и укатил из Энска.
До посёлка от города около десяти километров. Если застану Александру Сергеевну дома, то, переговорив с ней, к обеду вернусь. То есть часам к двум дня. Сейчас на дисплее мобильника 11.20.
На мой звонок Пётр Петрович ответил коротко:
– Макс, я занят, созвонимся вечером.
Номера мобильника Окуневского у меня не оказалось.
Значит, будем работать без контроля сверху…
