Kitabı oku: «Освобождение», sayfa 6

Нина Ивановна Каверина

Yazı tipi:

VIII Вручить решаюсь с надеждой зыбкой любимый труд

Поэзия

Наконец-то я дома!

Тихо откроется дверь. Наконец-то я дома!

Где б ни была, возвращенье домой – благодать.

Здесь я себя не делю даже с тем незнакомым

странным прохожим, кого не положено знать.

Снова едины душа и уставшее тело.

Ноги свободны, по комнатам вольно кружат.

Скоро находится нужное милое дело.

Столик рабочий – о нём стосковалась душа.

Хмурою зимней порой целый день освещает

лампа мой стол, как горбатый с фонариком гном.

Дарит он добрый уют вместе с теми вещами,

(нужными мне!), для которых столешница – дом.

Я примостилась, пишу, словно в коконе света

в комнате тёмной. Проклюнулись строчки стиха.

Мучают, грезятся. Робко зову – нет ответа.

Ладно, прощу, ведь у слов золотых нет греха.

Вы оставайтесь подольше заветным пределом,

дом мой, и стол, да и гном с его праведным делом.

Стихи как листья

Иду тропинкой за ветром в осень,

в холодный день.

Ему поминки по лету вовсе

справлять не лень.

К щеке, к ладоням сухие листья

прильнут на миг –

и вновь погоня: их ветер быстрый

сорвал, настиг.

Стихи – в полёте: затронут сердце,

пропал и след.

Их не зовёте – тихонько меркнут,

ни строчки нет.

Пройду по тропке, смету не листья –

стихи свои.

Бумаге робко доверю мысли,

любви круги.

Вручить решаюсь надеждой зыбкой

любимый труд.

Порой внимаю, с пустой улыбкой,

молчанья суд.

И всё же счастье: теснятся в книжке

ряды стихов.

Я жду участья, чуть-чуть, не слишком.

Негромких слов.

Сомнение

Мысли, чувства, как в тумане ёжик,

ищут что-то, смотрят в небеса.

Словом стать – нет ничего дороже,

обрести и плоть, и голоса.

Славная игра! Так поначалу.

Снежный ком стихов растёт, блестит.

Братья по перу к тебе причалят.

Хор друзей негромко гомонит.

Всплески ожидаемых созвучий

в чьем-то сердце, следом и в глазах.

Заприметим и смешок летучий,

тяжела молчанья полоса.

Больше радости иль тихой боли?

Почему сжимается душа,

если робко посыпают солью,

строй словесный, что-то вороша.

Не игра то, вовсе не забава.

Звон печальный раненых сердец.

Всё – на суд людской (всегда ли правый?),

сердце собственное, наконец.

Может, молча в сторону уйти,

с красным словом коль не по пути.

Но опять, как краткий летний дождь,

слов поток. Пролейся, потревожь!

О друзьях-товарищах с любовью

Поэтическая жилка –
вредный червячок.
Не гляди, что мал, в нём сила,
так-то припечёт!

Обозначит среди прочих:
– Глянь, ещё такой,
громкий, чуть смешной, короче,
странный, не простой.

Их друг к другу явно тянет
робкая мечта
красоту создать. Обманет?
Красота не та?

– А по-моему, неплохо,
правда?
– Хорошо!
И посыпался горохом
добрых слов мешок.

*
Слово русского поэта
для него кураж.
Сердце, строчкою задето,
светится. Шабаш
всем делам и всем печалям,
лишь стихи летят.
Он читает. Зазвучали.
Златозвонный ряд!

*
Дел житейских больно много.
Но бывает грех:
стих, хоть малый, по дороге
сочинит для всех.
С пылу, с жару получайте
чудо-пирожки.
Вкусно, правда? Не ругайте,
лучше – не с руки…

*
В сердце птицею запела
к людям доброта.
Слово – это лишь полдела.
Всё же неспроста
оно рвётся мир поправить,
ласкою залить.
А погибших жить заставит
в огненной пыли.

*
Посмотри на Николая:
шустрый, как волчок.
Ненавидит – то до края,
Любит – горячо.
Весь вулкан страстей он вложит
в длинные стихи.
Распечатает, размножит –
вовсе не плохи.
Разрешат прочесть – прочтёт.
Знает их наперечёт.

Наш народец очень славный.
Хлебом не корми,
лишь позволь стишок забавный
крикнуть, не томи,
бурным чувствам дай прорваться.

Кой о ком сказала… вкратце.

Словарь

Твёрдый, строгий переплёт

цвета школьной формы.

Обносился, наотлёт

корешок узорный.

Клеила – опять отстал.

Не стоит на месте

мой СЛОВАРЬ, хотя не мал

его вес (вы взвесьте!)

Возраст – пять десятков лет,

как седой профессор.

Очень знающий субъект,

с ним общаюсь тесно.

Друг мой, Ожегов-словарь,

страж российской речи,

ты как драгоценный ларь

с нашим златом.

Вечным!

Лист белой бумаги

«Так исповедь льётся немая,

Беседы блаженнейший зной»

/Анна Ахматова/

Лист белой бумаги, смотри, оживает,

вот буквы пошли. Кто со мной говорит?

Он, друг мой. И комната кажется раем,

и время вдвоём незаметно летит.

Вздохнув, принимает мои откровенья.

А брызнули чувства – подставит ладонь.

Готова и виза для всякого мненья –

лети, как летит необузданный конь.

И кто, кроме друга, увидит ошибку,

споткнувшись на общей усталой тропе?

Нескладное слово – кривится улыбка,

и это противно ему и тебе.

Над белым листом, как ветла над водой,

склонясь, разговор веду молча с собой.

Млечный Путь

Ко Дню поэзии

Звёзд бессчётно в небе зимнем.
Приглядись:
не покажется ли дивным
эта высь
поселеньем. Кто давненько
на Земле
провожал последний день свой
на заре,
а теперь глядит безмолвно
издали,
огоньком мигает, словно
говорит.

Серебрится пояс Млечный,
век такой
поспешил к нему на встречу,
на покой –
век серебряных поэтов,
чьих имён
двадцать первый мощным светом
ослеплен.
В тесном дружеском круженье
сотни звёзд,
в поэтическом боренье
всяк не прост.

Знаем, смолоду сходились
не без ссор.
Башня в Питере ломилась
с неких пор.
Блок читал в ней «Незнакомку»
в поздний час.
Ему хором, ему громко:
– Ещё раз!
Спор в салоне Мережковских.
Под Москвой
в тёплых залах поляковских
в стужу, в зной.
Там поэзии, искусства
горний край,
музыка живого чувства –
в ней сгорай!

* * *
В небе столько одиноких
огоньков,
затерялись в тьме глубокой,

в сне веков.

IX Мой привет японскому поэту Мацуо Басё.

Стихи-эхо.

Гриб

Гриб-боровик.
С незнакомого дерева листья
Облепили шляпку.
/Хокку Басё/

Заманила утром ранним
ельника полоска.
Тонут в солнечном тумане
ёлки и берёзки.
Схоронились где-то рядом
тайники грибные.
Хорошо, когда парадом
высыпят иные.
Пробралась сквозь ворох тесный
веточек колючих.
Предо мною (Царь небесный!)
боровик. Из лучших!
Шляпка что пирог румяный
с капелькой-росинкой.
Ножка – столб, он без изъяна.
Где моя корзинка?

Тут по сердцу полоснуло:
ты в чужом угодье!
Ветки полог свой сомкнули –
это крыша вроде.
Трав душистые извивы
гриб тот пеленали.
Золотые рыбки ивы,
по краям пристали.
Натрусили ели хвою –
мягкий трон высокий.
Не порушу, не раскрою
даже ненароком.

День-озорник

Светлый день. Но вдруг –
Маленькая тучка, и
Дождь заморосил.
/Хокку Басё/

Что за день затеялся с утра!
Тайный озорник вдруг объявился?
Я зашёл в сарай свой по дрова,
два полена на полу – свалился.

Шёл, смеясь, мотая головой –
ветка шапку с головы стянула,
покачала ею надо мной.
Доставать не стал, побрёл понуро.

Приоделся, ждал соседку я,
распахнул торжественно калитку.
Ма-а-аленькая тучка лишь меня
окатила дождичком. До нитки!

Дятел

Стучит и стучит
У домика лесного
Дятел-трудяга.
/Хокку Басё/

Перед домом липа – великан.
В пышной кроне стук всё лето слышу.
На стволе прореха, как карман.
Дятел выдолбил для толстых шишек?

Елей рядом нет, за огород
надо полететь, там ёлки-колки.
Неужели в клюве приволок?
Вставит шишку, треплет не без толку.

По весне мы видим: потрошил
шишки стылые. Под липою их столько!
Издали нёс, не жалея сил,
пировал до хмурой зимней зорьки.

Колокол смолк вдалеке

Колокол смолк вдалеке,
Но ароматом вечерних цветов
Отзвук его плывёт.
/Хокку Басё/

Разгулялось озеро широко.
Там вдали, на бережку, белый храм.
Поднимает высоко острый кров
колокольня, звон летит по лугам.

Вечереет. Звук притих и умолк.
Мне же чудится, чуть слышно поёт:
аромат цветов и трав пряный шёлк
звона смолкшего доносит полёт.

* * *
На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер.
/Хокку Басё/

Мокрые ступеньки. Тишь и темнота.

Перед сном дорожки потопчу.

Затаилась рядом яблонь нагота.

Подниму фонарика свечу.

Что-то там чернеет на суку сосны.

Свет зажму ладонью поскорей.

Ворон, дремлет ворон средь кромешной тьмы,

всё приемля в участи своей.

* * *
Как нежны молодые листья.
Даже здесь, на сорной траве
У забытого дома.
/Хокку Басё/

Деревенька наша – шесть домов.

А когда-то… Бродим не спеша

нижней улицей. Наш путь не нов

по весне – уж больно хороша!

Ветер нам черёмухи привет

вдруг принёс. Да где же, где она?

Куча кирпича – от дома след,

сорный сад вокруг как память сна.

Кто-то бережно сажал сирень,

чтоб смотрела в окна майским днём.

Под листвою кружевная тень.

Голоса звучали здесь. В былом.

Ветер со склонов Фудзи

Протянул ирис
Листья к брату своему.
Зеркало реки.
/Хокку Басё/

Утро. Наливается небо тихим светом.

В золотистых росах травы у пруда

тянутся, склоняясь с ласковым приветом,

к братьям своим сонным, что хранит вода.

Капли росяные

замутили гладь.

Скрылись водяные

братья. Не видать.

* * *
Ветер со склонов
Фудзи в город забрать бы,
Как бесценный дар.
/Хокку Басё/

Дом наш деревенский спрятался средь яблонь,

в плен попал берёзок и душистых трав.

Утром ветер майский к нам сюда заглянет

запахи распутать – нет иных забав.

Выйду и застыну, опьянённый ветром.

Ишь, качает дерзкий вербную лозу.

– Лезь в котомку, завтра я тебя с рассветом

в город как подарок щедрый отвезу.

* * *
Над вишней в цвету
Спряталась за облака
Скромница луна.
/Хокку Басё/

Показался на небе
серп луны.
Как подросток-девица,
хороша.
Скоро полнолуние,
ей даны
все права блистать в ту ночь –
ждёт душа!
Час заветный наступил.
Лунный шар
весь в фате серебряной
проплывал.
Что за чудо: по земле
бел-пожар
тихим пламенем идёт.
Праздник? Бал?
Вишня, вишня зацвела
по садам,
в кружеве серебряном
белый свет.
– Не до неба – на земле
красота.
Тучка рядом, а меня
уже нет.