Kitabı oku: «Студентка, коммерсантка и просто красавица!», sayfa 2
– Я же не слепая. После школы кто тебя каждый день провожает? Кстати, почему сегодня одна?
– Так, настроения нет, – я достала тарелки и принялась раскладывать еду.
– Поня-я-я-тно, – промычала Алка, засунув в рот ложку с пюре, – точно поругались. Вот и у меня полная неопределённость, – она подпёрла щёку рукой и тоскливо взглянула в окно.
– Почему? – я не помнила, чтобы сестра откровенничала со мной.
– Что почему? Будто не знаешь. Ярик. Вот вроде нравлюсь я ему, но он не подходит. Ходит, глазами стреляет, а на танцах будто не замечает. Странные они эти мужчины.
Алла вновь принялась за еду, а я вспомнила, о ком идёт речь. Ярик учился с ней в одном институте, только на пару курсов старше. Симпатичный парнишка, с русыми, словно рваными вихрами и прозрачными голубыми очами. Странный их цвет походил на две льдинки, спрятавшиеся в его глазах, будто у сказочного Кая. Они познакомились на каком-то из субботников, но дальше дело не шло. Ярослав был неизменно вежлив, помогал, если Алла обращалась к нему, но на этом всё.
Встречаться с ним сестра так и не стала несмотря на все её старания. Потом она познакомилась с Борисом, что долго и красиво ухаживал за ней. Но их брак долго не продлился. Поженились они на четвёртом курсе, получили комнату в общаге. К такому Алка оказалась не готова. Её бесило всё: общая ванная, кухня и маленькая комнатушка, где слышимость была такая, словно живёшь вместе соседями. Через месяц она подала на развод и вернулась к родителям.
Потом было несколько мимолётных романов, из-за которых мы часто ругались, в это время Алла напрочь забыла о больной матери, и мне приходилось сбегать с пар, чтобы ухаживать за ней.
В конце концов, она вышла замуж за своего преподавателя, с которым случайно столкнулась в магазине. Тогда уже она не была его студенткой, их роману ничего не мешало. Страсть кипела бурно и вскоре сестра вышла замуж за представительного Вячеслава Тихоновича. Он был её старше, но это казалось только подчёркивало статус сестры в глазах окружающих. Ощутимым довеском к мужу стала его большая трёшка и старенький жигулёнок.
– Сегодня твоя очередь мыть посуду, – отвлекла меня Алла.
– Хорошо, – всё новые и новые воспоминания не давали покоя, они всплывали, словно из тёмного омута времени, где я старалась их похоронить навсегда.
Глава 5
Папа работал в одной остановке от дома, в проектном бюро и потому возвращался чуть раньше мамы, которой приходилось ездить на завод, где она занимала должность секретаря-машинистки.
Сидя за накрытым столом, он дожидался её, и лишь потом все приступали к ужину.
Так и в этот раз, в подъезде процокали каблучки, с неизменными железными набойками. Тихо отворилась дверь и раздался весёлый мамин голос:
– Народ, я дома! – бросив авоську с продуктами в прихожей и переобувшись в вязанные тапки, мама прошла в ванную.
– Иришка, иди помоги матери с сумками, – позвал меня папа.
Я пошлёпала в коридор, схватила тару и потащила её на кухню. Как всегда, неизменные бутылки молока и кефира с крышечкой из фольги, батон, банка тушёнки. Мама ценила быстроту в приготовлении, и всегда брала полуфабрикаты или консервы. Гастрономическими изысками она баловала нас на выходных. Пирожки с картошкой, печёночный торт или рыбный пирог, беляши или блины. Всё у неё получалось безумно вкусно. А варенье, которое хранилось на антресолях, открывали только по выходным и съедали за считаные минуты. Оно у неё получалось прозрачным, ягоды стояли словно залитые мёдом, светились на солнце и таяли во рту манящей сладостью.
Алла уже раскладывала еду по тарелкам, когда мама, переодевшись, присоединилась к нам, в своём до боли знакомом халате с весёлыми рюшечками.
– Как прошёл день? – бросил отец, не опуская газету.
– Всё хорошо, руки болят, документов сегодня было уйма. Иринка, достань из тумбочки меновазин, чувствую, так просто не пройдёт.
– Могла бы и не вонять этой гадостью, пока мы едим, – скривился отец.
Мама виновато взглянула и отставила пузырёк, словно в минуту съёжившись от отцовской грубости. А ведь папа стал хамить матери по любому поводу за несколько месяцев до их развода, наверное, уже тогда начался их роман с молодой стажёркой Ксюшей, которая пришла к ним в бюро для прохождения практики.
И опять прошлое нахлынуло на меня с новой силой. Отцовские пустые глаза, когда он пришёл с работы и заявил, что раз я отучилась, то теперь взрослая и в родительской опеке не нуждаюсь, как и Алла. Чемодан с оторванной ручкой, который годами пылился на антресолях и куда теперь отец швырял свои вещи. Растерянный мамин взгляд, как у обиженного ребёнка. Она или вправду не понимала, что у него кто-то есть, или не хотела этого знать. Так иногда бывает. Мы оправдываем любую подлость любимых людей, когда боимся расставания.
Хлопок дверью, навсегда разделивший нашу жизнь на "до" и "после". Скорая, остановившаяся под нашими окнами. Врачи, выносившие враз обессилевшую маму из квартиры на носилках. И страшный диагноз – инсульт. Маму удалось выходить, к счастью, её не парализовало, хотя осталась некоторая скованность движений.
Отец даже ни разу не позвонил в больницу, зная, что она может умереть по его вине. Его Ксюша была приезжей провинциальной девушкой, мечтавшей о большом городе и всех благах, что он может дать. Она очень рассчитывала на трёхкомнатную квартиру, ведь сама ютилась в общаге с ещё двумя такими же сверстницами.
Папа подал на развод, в надежде поделить квартиру. Но тогда вмешался профсоюз и его непосредственный начальник. В СССР разводы не поощрялись, а «заблудших» отцов семейств песочили все – от директоров до партийных работников. Ему пригрозили, что если он разведётся, то его уволят по статье. Так родители и остались по документам женатыми, но больше друг с другом никогда не виделись.
Ксюша узнав, что от её романа остался один пшик и квартира уплыла из-под носа, быстро остыла, напоследок наградив отца «дурной» болезнью и растворившись в недрах города, где её уже ждал очередной любовник с видом на будущее.
Так папа и остался один. Больше не женился, тихо доработал до пенсии и умер в съёмной комнатушке на окраине. Похороны пришлось устраивать Алле, которая возмущённо поведала мне об этом в письме. На тот момент мы уже уехали с Колей в деревню. Она оплатила захоронение, а поминки делать не стала, справедливо полагая, что он этого не заслужил. Поминать его тоже было особо некому. Пришли на кладбище лишь пара коллег и сестра с мужем.
Не знаю, какие чувства испытывала я, читая её письмо. Странное облегчение, смешанное с тоской. Словно навсегда порвались нити, делавшие нас одной семьёй…
После ужина вся семья устроилась у телевизора. Мама вязала, усевшись с ногами в кресле, папа в ожидании фильма «Невские мелодии» смотрел какой-то репортаж о новых комсомольских ячейках по первой программе. Алка подшивала юбку для завтрашних танцев, я же пристроилась с книгой на диване.
Чёрно-белый телевизор иногда шёл рябью, заставляя отца хмуриться и время от времени вставать, чтобы грохнуть по нему кулаком. Самый быстрый способ починки советской техники. Мягко светил торшер возле кресла, за окном зажигались огоньки окон из дома напротив. Вечерние сумерки тихо окутывали землю, приглушая звуки улиц, разгоняя последних прохожих и провожая взглядом первых звёзд запоздавшие автобусы. Тихонько пело радио на кухне, отбивая свои неизменные позывные. Оно никогда не отключалось, сколько себя помню, став с годами фоновым привычным шумом.
Я подсела к отцу, в этот момент он ещё был родным и любимым, обняла его, прижалась к груди. Он рассеянно гладил меня по макушке, расслаблено откинувшись на спинку дивана. Мама бросала на нас удивлённые взгляды. Такие нежности не были мне свойственны. А я боялась, что больше никогда не увижу этот волшебный сон и старалась вобрать в свою душу всю ту любовь и нежность, что царила в нашей семье. Отец ушёл на кухню за чаем, а я пересела на пол у маминых ног, положила ей голову на колени.
– Что с тобой, Иришка, двойку, что ли получила? – мягко улыбнулась мама, – откуда такие нежности?
– Нет, в школе всё хорошо, просто я поняла, как сильно вас люблю.
Алка фыркнула, обрывая зубами нитку:
– Она сегодня весь день чудит.
– Иногда нам всем не хватает времени понять, насколько важна семья, – мама тихонько гладила меня по голове, отложив вязание, – вы вырастаете и всё больше отдаляетесь от нас. Скоро выскочите замуж и будете приезжать лишь по выходным, – она грустно вздохнула, – как же быстро вы взрослеете, девочки мои!
Вернулся отец, бренча ложкой в бокале, глянул на нас поверх очков и сел перед телевизором:
– Тебе всегда кажется, что время летит быстро, – бросил он маме, – а им ведь уже не по пять лет, считай, взрослые люди. Скоро и Иришка школу закончит, поступит в институт.
Мама перевела на него взгляд:
– Да, Петенька, так и есть. Только вот учили, как ложку правильно держать и уже комсомолки, девушки на выданье.
Она замолчала, задумавшись о чём-то своём. Я так и просидела у её ног, пока не закончился фильм. Начались последние известия и нас отправили спать. Мама пошла на кухню, а отец, переодевшись в полосатую пижаму, устроился с книгой в спальне.
Жутко клонило в сон, я еле сдерживалась, чтобы не уснуть сидя. Видимо, так и заканчивается волшебство. Вспомнила тот отвратительный кекс со свечой. Наверное, кто-то услышал мои молитвы и подарил мне этот день. Безмятежный и радостный. В котором я повидала всех, кого когда-то любила.
Меня переполняло чувство благодарности. Это даже больше, о чём я могла мечтать. Снова окунуться в тепло маминых рук, увидеть родные стены, побродить по улицам, свидеться с сестрой, которая давно стала чужим человеком. Запомнить их лица.
Оле-Лукойе из книжки, что читала мама на ночь, околдовывал меня своим волшебным зонтом и сладким молоком, которым он усыплял детей в сказке. Устроившись на подушке, я разглядывала стены, стараясь запомнить все мельчайшие детали, до трещинки, до небольшого скола на стареньком трюмо. Алка уже сопела, завернувшись в одеяло по самую макушку. Комната освещалась бело-лунным светом дворового фонаря, в переплетении теней оживали всё новые образы моего прошлого. На грани яви и сна видела я лица соседей, учителей, которых не успела встретить сегодня, коллег с маминой и папиной работы. В сознании мелькали наши поездки на дачу, те клятые шесть соток, что ненавидели мы с сестрой. Купание в речке с соседскими девчонками, первый велосипед – трёхколёсный железный крепыш ярко-алого цвета, который, конечно же, перешёл мне по наследству от Аллы. Букетик гвоздик, что впервые подарил Колька. Детский лагерь с побудками в шесть утра и манной кашей на завтрак, пионерский костёр, знаменовавший окончание сезона.
Образы всплывали и блекли, сознание заволакивало мягкой пеленой тумана. Добрый чародей Оле-Лукойе неумолимо погружал меня в зыбкое марево сонных грёз, увозя на своей лодочке по млечному пути, туда где жили наши мечты.
Глава 6
Разрывая пелену сна, заверещал будильник. Я тяжело подняла веки.
Моя комната. В доме родителей. Рядом ворочается Алка…
Та-а-ак!
Вчерашний замечательный день был вовсе не сном?
Это всё по-настоящему? И моё желание было действительно услышано кем-то там на небесах?
Я соскочила с кровати и кинулась обнимать сестру – меня переполняла неописуемая, ни с чем не сравнимая радость. Сестра недовольно отпихнулась:
– Ирка, имей совесть, суббота же, дай поспать.
– А кто тогда будильник завёл?
– Почём я знаю? – буркнула сестра и, завернувшись в одеяло, как в кокон, отвернулась к стене.
Я подошла к окну и отдёрнула шторы, свет солнца стремительными золотыми потоками ворвался в комнату.
Как надолго дано мне это счастье? Да разве это важно? Пусть всё идёт своим чередом, я буду наслаждаться каждым моментом, как гурман, смаковать каждую секунду, прожитую здесь.
Надев халат, потопала на кухню. Мама уже заводила тесто для блинов, я чмокнула её в щёку:
– Доброе утро, мамулечка!
– Ты сегодня рано, – удивилась она.
– Такое прекрасное утро! Не хочется больше валяться в постели. Давай лучше помогу тебе с готовкой.
Мамина рука с венчиком замерла над кастрюлькой:
– И вправду, сама не своя… Иринка, тебя какая муха укусила? То ластишься, то сама помощь предлагаешь. Я ведь от тебя такого давно не слышала!
Может, маму сразила болезнь не от того, что ушёл отец, подумалось мне. Ведь мы с сестрой действительно сильно отдалились от неё. Не вели задушевных бесед, не секретничали, предпочитая общество подруг. А она осталась совсем одна. Уход отца стал для неё катализатором выплеска всей той боли, что копилась не один месяц. Бедная моя, как же непросто тебе было с нами!
– Мамулечка, – задрала я руку, как пионер, – клянусь, что теперь буду тебе всегда во всём помогать.
Она заливисто рассмеялась, а потом взглянула на меня, чуть прищурившись:
– И на дачу будешь ездить?
– Буду, даже полоть стану.
– Столько обещаний сразу, что невольно задумаешься, а не сожгла ли ты часом школу на химии? – смеялась мама. – Может, нам с отцом надо ждать прихода директора? Уж больно разительные перемены всего да за один день!
– Нет, школа стоит, уроки идут, с оценками всё в порядке, с поведением тоже.
– Чудеса да и только, – мама, улыбаясь, присела на табуретку и отставила кастрюльку, – Иришка, да я вас и так всех люблю.
– Знаю, мам, только как будто раньше этого не замечала. А блины скоро будут? – сменила я тему разговора, чувствуя, как у меня защипало в носу и слёзы навернулись на глаза.
– Куда нам торопиться, все ещё спят, – пожала плечами мама и вернулась к плите, где варился ароматный кисель.
На кухню, потирая сонные глаза вошёл папа, буркнул про доброе утро и пошёл умываться. Он долго и тщательно брился. Потом достал брючный костюм и стал одеваться.
– Петя, куда ты собрался? – окликнула из кухни мама.
– Аля, ты же знаешь, у нас сдача проекта, Павел Петрович не даст отдохнуть, пока мы всё не доделаем.
– Хоть позавтракай, – высунулась мама из кухни.
– Да, поем и пойду.
Отец вышел в рубашке и брюках, на ходу повязывая галстук. С годами он не растерял своего мужского шарма. Среднего роста, но хорошо сложенный, с подтянутой фигурой. Темноволосый и кареглазый, мы с Алкой пошли в него. Он уселся за стол и налил себе чаю.
– Алла ещё спит?
– Ага, дрыхнет, как сурок, – ответила я.
– Пусть, у неё нелёгкая учёба, – мама положила на тарелку первую партию горячих, душистых блинов, поставила блюдца с вареньем и сметаной.
– Конечно пусть, – отозвалась я, – мне больше достанется.
Родители улыбнулись и тоже принялись за еду.
После завтрака отец надушился одеколоном, надел пиджак и вышел в коридор начисть ботинки. Холодок пробежал у меня по спине. Я хоть и в девичьем теле, но опыт прожитой жизни никуда не делся. Где это видано, чтобы мужик так тщательно на работу собирался? Оглянулась на маму. Та, отвела внимательный и словно виноватый взгляд, вздохнула и вернулась на кухню. Папа, не прощаясь, ушёл.
Интересно, когда у него начался роман с этой Ксюшей? Ведь явно не в своё бюро направился.
С этими мыслями я вернулась на кухню, помогла с посудой и ушла в нашу с Алкой комнату. Встала перед трюмо, сняла халат, завертелась перед зеркалом, пытаясь разглядеть себя со всех сторон. Пока ещё угловатая подростковая фигурка. Но как мне нравилось моё молодое тело! Не болела спина и ноги, не мучала одышка и давление. Не висел ненавистный живот.
– Ты чего тут крутишься, – услышала я сзади Алкин голос.
Смущённо накинула халат:
– Подглядывать нехорошо.
– Тогда топай в ванну, а здесь и моя комната тоже.
Хорошего настроения с утра у Аллы не было никогда. Вот и сейчас, свесив ноги с кровати, она хмуро сидела и зевала, пытаясь проснуться.
– Так и спала бы себе дальше, – одёрнула я сестру.
– Ага, мы же с ребятами идём в новом сквере деревья садить. Поспишь тут, – нехотя выбравшись из кровати, сестра поплелась в ванную.
– А ты чего не собираешься, – бросила она на ходу, – вместе же идти хотели, странно, как твоя Светка ещё здесь не вертится.
Будто в ответ на её слова раздался стук в дверь.
– Открыто, – крикнула мама.
Через минуту, в комнате появилась моя подруга, принеся с собой терпкий мартовский аромат.
– Ты ещё не одета? – Светка плюхнулась на кровать, – давай быстрее, все уже собираются во дворе.
За давностью лет я уже и забыла, про все наши комсомольские мероприятия: шефство над двоечниками, общественные работы и тому подобное.
– Сейчас, – открыв шкаф, бросила я Светке. Да, а тут не густо. Я к роскоши не особо привыкла, негде было, но тут всё на один фасон и цвет. Ладно, выбрать легче будет. Отыскав вроде свои брюки и свитер, практичного серого цвета, быстро натянула на себя одежду.
Кинула взгляд на подругу, точно, красную косынку надо повязать! Она нашлась на спинке стула.
– Я готова, осталось дождаться Алку.
– Ну, вот, – Светка сразу поскучнела, – она у тебя копуша невозможная.
– Иду уже, – без приветствия буркнула сестра, возвращаясь из ванной. Она влезла в приталенное синее шерстяное платье, повязала косынку, – всё, готова.
– Алла, – заглянула мама в комнату, – не завтракала же. Иди, хоть блинчик один съешь, – она утянула сестру за собой.
– Пошли, подождём её во дворе, – предложила Света.
На улице уже собралось много девушек и парней. Кто из старших классов школы, кто на первых курсах института или училища. Но все были с одного района. Девчонки заняли все качели и лавки, и мы со Светкой отошли к нашим одноклассникам, которые примостились на бортиках песочницы.
Тут уже сидел Юрка, нахохлившись, как воробей. Рядом с ним примостилась Люда, необщительная девчонка из соседского подъезда. Рядом стоял Коля с Васькой Петровым, которого я помнила достаточно смутно.
Увидев нас мальчишки прекратили разговор и подошли поздороваться, Светка увела Ваську для якобы неотложной беседы, оставив нас с Колей одних.
– Ты вчера не была на последнем уроке, – чёлка опять упала ему на лицо, прикрыв левый глаз.
– Голова разболелась, – растерялась я. Общаться не хотелось, начать разговор об этом прямо сейчас не было сил.
– Я бы тебя проводил, почему ты ничего мне не сказала? – Коля подошёл ближе, наши взгляды встретились, но внутри остался тот же холод, который поселился во мне после потери ребёнка. Даже его юный образ не мог перебить послевкусия нашей супружеской жизни.
– Не подумала, хотелось быстрее домой.
К моему счастью из подъезда вышла Алка:
– Извини, мне кое-что надо сказать сестре, – поспешила ретироваться. Почти бегом уходя с детской площадки.
– Тебе чего здесь? – протянула сестра, увидев меня. – Все ваши на площадке.
– Можно, я с вами постою?
– Разговоры наши слушать? Вот уж дудки! Марш к своим. Скоро отправляемся, только ещё пару ребят дождёмся, – Алка развернула меня и подтолкнула в спину в направлении моих одноклассников. Она чрезвычайно гордилась тем, что стала взрослой и считала, что общение со мной – это детские забавы. Мимо прошёл Ярик, здороваясь со всеми. Сестра и вовсе забыла про меня, оправила платье и ринулась на абордаж неприступной крепости.
Вздохнув, я повернула к своим. Коля обескураженно наблюдал за мной, Светка уже болтала с Юркой, смешно жестикулируя. Не иначе опять спорят.
– Эй, выходим! Все в сборе! – крикнул Ярик и мы направились к скверу.
Я плохо помнила, где он находился, наш городок был не в пример многим очень зелёным, тут и там попадались то скверы, то широкие тенистые аллеи, то небольшие парки. Какой из них нам выпал в этот раз? На месте разберёмся.
Шумной ватагой прошагали несколько кварталов и вышли к пустырю, где шла разметка будущих асфальтированных дорожек. Нас уже ждали пару учителей из школы и несколько незнакомых мужчин.
– А, вот и ребята, – улыбаясь, помахала нам рукой Ольга Владимировна, преподаватель химии, – подходите, разбирайте саженцы и инструменты, сейчас вам покажут, где сажать деревья.
Нас распределили по территории будущего сквера, отвели для каждой группы свой участок. Признаюсь, даже ковыряться в земле вместе с одноклассниками было весело. Как всегда балагурил Юрка, по учёбе звёзд он не хватал, но был тот ещё затейник и активист. Всегда учувствовал во всех школьных подготовках к праздникам, распределял шефство над двоечниками, сам же виртуозно от этого шефства уклоняясь. Высокий, но очень худой, с вечной улыбкой на лице и хитрыми глазами. Ему бы оценки приличней, стал бы комсоргом класса, но, кажется, он и сам к этому не стремился.
– Девчонки, вы что ковыряетесь возле этой лунки? Решили все саженцы разом туда запихнуть? – Юрка подошёл к нам, критически разглядывая наши потуги: – Шагай вперёд, комсомольское племя! – потешно продекламировал он, – ждут нас ещё деревья, – и ткнул пальцем в охапку кленовых саженцев.
– Сам иди сажай, – надулась Светка, – ходишь, только указываешь.
– Э, нет, уговор был, что мы лунки копаем, вы садите, – повернулся к ней Юрка, – так что, не ленись, Зорина, а то ночью будете здесь досаживать. Ольга Владимировна сказала, пока последнее деревце не займёт своё место, никто никуда не расходится.
Тряхнув локонами, Светка пошла за новыми саженцами, бурча что-то нелестное про активистов.
Я огляделась вокруг, времени работа займёт немного. С удовольствием вдохнула аромат исходящий от перекопанной земли, лёгкий ветерок кружил по скверу, поднимая мелкий мусор и ероша нам волосы.
– Иванова, – Юрка, совсем по-птичьи наклонив голову набок следил за мной, – саженцы там, как и твоя подруга.
– Да иду я, иду, сорока-ворона, – вспомнила я школьную кличку Юрки.
Он незлобиво ухмыльнулся:
– Там вон, тебя возле лунок уже ждут.
Я оглянулась. Переминаясь с ноги на ногу, опёршись на лопату, чуть в стороне стоял Коля. Настроение сразу упало. Надо поговорить. Я понимала всю ирреальность происходящего, не знаю за что высшие силы подарили мне такое счастье. Но даже если я проведу в прошлом всего несколько дней, тратить время на Николая нет совершенно никакого желания. Хотя может сейчас и есть тот самый подходящий момент для разговора.
Подхватив несколько тоненьких деревцев, направилась к Коле. Он с улыбкой наблюдал за мной:
– Вы долго возитесь со Светкой, давай я помогу, – он протянул руку за саженцами. Вместе мы стали аккуратно опускать их в лунки.
– Послушай, Коля, – набравшись храбрости начала я, – не надо больше провожать меня со школы.
Замерев над очередной лункой, Николай перевёл взгляд на меня, потом медленно опустил лопату и выпрямился:
– Почему? – он ждал ответа, а я не знала, что сказать.
– Просто – это моё решение, – пролепетала, опустив глаза, всё же разговор давался тяжело.
– Объясни, – коротко бросил он.
– Тут нечего объяснять, просто не надо и всё, – со злостью воткнула саженец в очередную лунку.
Коля зло отбросил лопату и зашагал прочь. За нами с немым изумлением наблюдали Юрка и Светка.
– Ты чего? – подошла подруга.
– Ничего, не хочу больше, чтобы он провожал меня.
– Сама же мне все уши о нём прожужжала, какая муха тебя укусила? – Светка стояла, наматывая локон на палец.
– Давай работать, или ты в самом деле хочешь тут до ночи в грязи ковыряться? – зло бросила подруге и подняла лопату, принявшись закапывать посаженное деревце.
– Знаешь, если тебе никто в друзья не годится, копайся здесь сама! – вспылила Светка и пошла прочь.
Ну, вот, ругаться с ней в мои планы не входило. На душе стало тоскливо, как-то не так начинаю я новую жизнь. Подошёл Юрка, молча взял у меня лопату и принялся помогать. Потом поднял глаза, подмигнул:
– Не переживай, Иванова, всё будет хорошо, топай ещё за саженцами.
Так мы с ним и посадили оставшиеся деревца. Когда вернулись к выходу из сквера, почти все уже собрались. В толпе прохаживалась Ольга Владимировна, проверяя, чтобы все сдали лопаты. Коля, увидев меня, демонстративно отвернулся и ушёл на другой конец нашего сборища. Как и Светка. Странно, откуда у подруги такая реакция? Ничего ведь обидного в моих словах не было.
Пожав плечами, я отошла к Юрке, с ним мы и дошли до дома.
Войдя в квартиру, увидела мечущуюся из ванны в комнату Алку. Когда она успела вернуться?
– А что у нас происходит? – спросила я у мамы, которая крутилась на кухне с обедом.
– Будто не знаешь. Танцы, – махнув рукой ответила она.
– Тебе помочь? – обняла я её.
– Нет, Иришка, иди отдыхай. Всё почти готово.
Урвав с тарелки блинчик, я пошла к себе.
Сестра вступила в неравную борьбу с чёлкой, на трюмо стоял стакан с крутой заваркой, служившей нам тогда заменителем лака для волос.
– Во сколько начинаются танцы? – спросила сестру.
– В семь, как обычно, – не поворачиваясь, бросила Алка.
Я подошла к трюмо. Мама дорогая! Сестра напоминала дурного клоуна из знаменитого ужастика: ядовито-синие тени, размазанные толстым слоем до самых бровей, подводка толстая и кривая, тушь, от обилия слоёв, комками повисшая на ресницах. На губах ярко-оранжевая помада. От неожиданности я икнула.
Глава 7
– Ты чего? – обернулась Алка, в её глазах отразилось искреннее недоумение моим возгласом.
– Тебя мама видела? – только и выдавила из себя.
– Отстань, сейчас все так ходят, – сестра насупилась, резко отвернулась, и с удвоенной энергией принялась терзать свою чёлку.
– Алла, ты только не обижайся, – робко начала я, – но ты же на буфетчицу в годах похожа, а не на молодую красивую девушку.
Сестра повернулась, отставив плойку в сторону. Потом снова глянула на себя в зеркало.
– Ты правда так считаешь? – неожиданно присмирев, спросила она.
– Хочешь, помогу тебе накраситься?
– Тебе-то откуда знать, как надо? Ты и туши в руки не брала никогда, – Алка, расстроенная, села на кровать.
– Если у меня не получится, то буду целую неделю убирать за тебя в квартире.
– Идёт, – оживилась сестра и побежала в ванную, умываться.
Я разложила всю её косметику. М-да, огрызки маминых карандашей, помады с воткнутыми в них спичками и ленинградская тушь, не густо. Отыскала небольшую коробочку с тенями, где на донышке виднелись их остатки.
Вернулась сестра, уселась на стул перед трюмо:
– Ну, не тяни время.
– В чём ты собираешься идти?
Хотелось подобрать что-то соответствующее наряду. Пусть и в прошлой жизни хорошей косметикой я была не избалована, но краситься не хуже девушек в журналах умела.
– Вон всё, – кивнула Алка в сторону шкафа.
Я обернулась, на вешалке висела шёлковая мамина блуза глубокого изумрудного цвета и юбка оттенка горького шоколада. Сочетание было удачным. Осталось лицо привести в порядок.
Повернула сестру к себе и принялась за дело.
Немного карандаша нанесла на брови, чуть изменила их форму, нанесла под брови и на внутренний уголок века светло-персиковые тени. Кое-как, слюнявя высохший грифель и матерясь про себя, нарисовала стрелки, выведя их чуть выше линии верхнего века, так глаза сестры стали гораздо глубже и выразительнее. Распределила на подвижных веках тени цвета кофейной гущи, хорошенько растушевала. Далее в ход пошла тушь.
– Плюй сама, – протянула её Алке. Та, вздохнув, принялась рьяно возить пластмассовой щёткой по коробочке.
Аккуратно, стараясь не слепить ресницы, прокрасила их по всей длине, дала высохнуть, и нанесла ещё один слой, отчего каждая ресничка стала объёмнее и длиннее. Если научиться пользоваться «самоплюйкой», можно получить невероятно красивые «опахала». Одно но, попадёт вода – пиши пропало, глаза выедало, словно туда плеснули кислоты. Критически оглядела результат своих трудов. Выбрала помаду, приятного пудрово-розового цвета. Нанесла капельку вместо румян, ею же подкрасила и губы. Алла была красивее меня, тонкие, как у мамы, черты лица, вкупе с большими тёмно-карими глазами. Много косметики такая внешность не требовала, лишь подчеркнуть природную привлекательность.
– Смотри, – отошла я в сторону.
Сестра развернулась к зеркалу, придвинулась ближе. На её лице отразилось неверие вперемешку с удивлением, а после карие очи полыхнули радостью.
– Ирка, это же просто невероятно. Я такая красивая! – любуясь она поворачивала голову из стороны в сторону, то приближаясь, то отдаляясь от зеркала.
– Давай с причёской тоже помогу, – взглянула на вздыбленную чёлку Алки.
– Давай, – она повернулась ко мне гораздо более охотно и распустила волосы.
Я принялась распутывать её начёсы, приводя всё в порядок. Наши волосы были густыми и уложить их было трудно. Собрав высокий пучок, я аккуратно завернула его в классическую «ракушку». Выпустив несколько локонов подкрутила их плойкой. Чёлку же аккуратно уложила на лбу, убрав набок, как у Одри Хепберн. Теперь на меня смотрела не матрёшка расписная, а элегантная девушка, которую впору хоть на бал вести.
– Любуйся! – кивнула в сторону зеркала.
Сестра повернулась и замерла, поводя головой из стороны в сторону:
– Ирка, да ты же талантище! – она обняла меня, поцеловав в щёку.
– Помаду береги, – рассмеялась я.
– Ой, точно! – Алка повернулась, проверить не всё ли стёрлось с губ. – Ну, теперь можно одеваться.
Она надела юбку и блузку, натянула чулки и обула мамины лаковые туфли.
– Пошли, маме покажем, – подмигнула мне сестра.
Мы вместе прошли в зал, где мама отдыхала после кухонных дел.
– Аллочка, – увидев её в изумлении протянула мама, – ты просто красавица! Кто так тебя научил краситься?
– Не поверишь, мамуль, Ирка, – смеясь она ткнула пальцем в мою сторону.
– Вот это да! Я всегда тебе говорила, что макияж должен быть аккуратным, посмотри, какое чудо! – мама обошла Алку кругом, любуясь дочерью.
– Ну, всё, – неожиданно смутилась сестра, – я пошла, а то вы меня совсем захвалите.
– Беги, родная. Домой?
– Не позже десяти, я помню, мам, – Алка махнула рукой, подхватила весенний плащ и упорхнула.
– Каждый день я замечаю в тебе новые таланты, – мама ласково потрепала меня по макушке.
– Просто смотрю по сторонам и вижу, как можно красиво краситься. Она же на клоуна была похожа с этими синими тенями.
– Я говорила ей это десятки раз, да кто бы меня слушал, – матушка снова опустилась в кресло, где лежал уже почти готовый пуловер для папы.
В глаза мне бросилось, как нервно мама поглядывает на настенные часы, монотонно бубнящие стрелками. А ведь папы до сих пор нет. При всей строгости его начальника, Павла Петровича, он никогда не задерживал их в выходной после обеда. У самого семья дома ждала. Отец уж слишком откровенно врёт.
Я включила телевизор и присела у маминых ног, как и в прошлый вечер. Её близость умиротворяла.
Через минут сорок возвратился отец, хмурый и недовольный.
– Что случилось, Петенька? – тревожно взглянула на него мама.
– Аля, – раздражённо бросил он, – сама не видишь. Весь день проторчал в бюро. Что ещё могло случиться.
Я подошла к нему и уловила едва заметный аромат чужих духов, приторно сладких.
– Папа, переоденься, отнесу вещи в стирку.
