Kitabı oku: «Великокняжеский вояж. Том IV», sayfa 2
Глава 2
– Я так волнуюсь, – Мария откинулась на спинку сиденья кареты и посмотрела на сидящую напротив нее служанку, слабо улыбнувшись.
– А вам-то чего волноваться, ваше высочество, – Гертруда вздохнула. Пока они жили в монастыре, она приняла православие вслед за своей госпожой. Почему-то в тот момент это показалось ей правильным. – Пускай его высочество волнуется. Он вас уже несколько месяцев не видел, так что вот у кого руки должны дрожать.
– Не говори глупостей, я вообще не помню, чтобы у Петра дрожали руки когда-нибудь. Наоборот, когда он чем-то взволнован, то ведет себя скверно, очень зло и расчетливо одновременно, – Мария вздохнула и тут же поморщилась. В монастыре она привыкла носить менее вызывающие платья и сейчас вырез, который, к слову, при дворе посчитали бы вполне себе скромным, вызывал у нее легкое раздражение.
– Вы просто ослеплены, ваше высочество. Признайтесь, вам весьма симпатичен ваш жених, – Гертруда улыбнулась.
– Я этого никогда не скрывала, – Мария пожала плечами, отчего грудь слегка приподнялась и декольте как будто углубилось. – Ну почему нельзя закрыть уже грудь? – раздраженно бросила она. На что получила странный взгляд от служанки и шелковый шарф, который она тут же набросила себе на плечи. – Я обязательно что-нибудь сделаю с платьями, обязательно.
– Хотите подражать жениху, который скоро последние серебряные нити с камзола велит спороть? – проворчала Гертруда, которая никак не могла понять, почему эти двое, еще даже не поженившись, почти спелись. Во всяком случае ни цесаревича, ни принцессу явно не устраивала теперешняя мода. Ну-ну, хотят составить конкуренцию французам, которые эту самую моду задавали? Посмотрим, что у голубков получится.
– А почему бы и нет? Терпеть не могу фижмы, ощущаю себя в них неуклюжей коровой. И не могу понять, зачем столько верст ткани на одно единственное платье тратить, которое, к тому же больше пяти раз все равно никогда не оденешь. Да и неудобные они.
– Вы еще скажите, что корсет хотите выкинуть, – хмыкнула Гертруда.
– Нет, не хочу, – после небольшой паузы сказала Мария. – Но я слышала, что мадам Помпадур придумала носить кальцоне Екатерины Медичи под юбкой, чтобы не оконфузиться. Она же очень подвижная, игривая, любит различные подвижные игры в саду. Я тут подумала…
– И даже не думайте на такую срамоту, – замахала руками Гертруда. – Она может их носить как угодно, но вот то, что переняла она такую моду у куртизанок, чтобы поддерживать похоть короля, это знают даже необразованные служанки, вроде меня. Порядочная женщина никогда подобную гадость не наденет, никогда.
– И все же, если все продумать, то таким образом вполне можно убрать нижние юбки и фижмы и… – Мария приложила к горящим щекам ладони. – Господи, о чем я думаю?
– О том, чтобы стать соблазнительной для собственного жениха, о чем же еще, – Гертруда внимательно посмотрела на свою юную госпожу. – Но, ваше высочество, я видела, как он на вас сморит. Вам не нужно беспокоиться об этом, уж поверьте. Пока, во всяком случае, – прошептала она последнюю фразу, повернувшись к окну кареты. Уж она-то знала, что сильные мира сего не ограничивают себя одними женами. Да и сами жены от них не отстают.
– Я все же обдумаю этот вопрос, – закусив губу, тихо произнесла Мария. В голове промелькнула мысль, что, когда ее отношения с Петром станут максимально доверительные, можно попробовать поделиться с ним своими мыслями. Она тут же бросила быстрый взгляд на Гертруду, и закусила губу. Ни дай Бог доверенная служанка узнает, о чем она сейчас подумала, потому что она сама испугалась, что вообще рассматривает подобную идею.
Внезапно карету сильно тряхнуло. Мария вскрикнула, поняв, что начинает медленно заваливаться на бок, а Гертруда и вовсе завизжала. Снаружи послышался какой-то шум, а затем дверь кареты распахнулась, и принцесса увидела князя Лопухина, которого Петр отправил сопровождать свою невесту в Петербург.
– Ваше высочество, случилась дикая неприятность. Ось вашей кареты лопнула. Нужно будет остановиться. Я уже послал гонца, который предупредит его высочество, что вы, скорее всего сегодня не приедете. К счастью, здесь неподалеку Екатерининский дворец, в котором можно удобно расположиться на все время, пока чинят карету. Разрешите вам помочь выйти, – и Иван протянул ей руку, матеря про себя того криворукого болвана, который делал эту злополучную карету. Ему совершенно не хотелось оправдываться перед Петром Федоровичем, потому что тот так мог на него посмотреть, что самого Ваньку будет еще долго преследовать виденье, будто это он эту чертову ось сломал. Всю ночь пилил сидел не иначе.
– А мы не причиним неудобств хозяевам? – спросила Мария, опираясь на сильную руку князя, когда вылезала из завалившейся на один бок кареты. Сказала, и тут же прикусила язык. Какое ей должно быть дело до комфорта хозяев, если она в скором времени станет Великой княгиней, будущей императрицей? Они рады должны быть, что она решила у них погостить. Вот только привыкнуть к подобному положению дел было все же сложновато. Ее ведь не готовили быть императрицей, да даже королевой не готовили. Она всю жизнь знала, что когда-нибудь выйдет замуж за одного из герцогов или курфюрстов и это был максимум, выше которого ей никогда не подняться.
А потом она встретила Петра. Нет, Мария ни на что не рассчитывала, но он был забавен и умел рассмешить ее. А когда они встретились снова, уже немного повзрослевшие, то она с ужасом поняла, что он ей нравится именно как представитель противоположного пола. И, тем не менее, ехать в Петербург и рвать душу ей не хотелось, и она в тайне надеялась, что отец на даст разрешение и ответит на письмо Елизаветы вежливым отказом, тем более, что ей уже нашли жениха. Но отец не посмел возражать, и она поехала, опять же ни на что не надеясь.
Вначале казалось, что ее опасения оправдывались, а потом он ее поцеловал, и все встало с ног на голову, а в она позволила себе, наконец-то, на что-то надеяться. Правда, после помолвки сразу же сбежала, якобы для того, чтобы понять православие, нет, для этого тоже, но, самое главное, ей нужно было хорошо подумать в тишине выделенной ей кельи.
Подумала. И пришла к неутешительным выводам, что попала в тот малый процент женщин, которые зачем-то влюблены в собственных мужей. Ни к чему хорошему это обычно не приводило, Мария не в сказке жила, и прекрасно видела всю развращенность современных европейских дворов, но поделать она с собой тоже ничего не могла. И сейчас она была даже рада, что эта проклятая карета сломалась, потому что она так чуть дольше его не увидит, и не наделает чуть больше глупостей, которые вполне может сотворить.
– Нет, ваше высочество, никто возражать не будет, – Лопухин ответил только после того, как подхватил тоненькую, как статуэтка, девушку и вытащил ее из кареты, поставив на землю. – Это императорская резиденция. Да, даже, если бы это было не так, кто посмел бы возражать? – добавил он немного удивленно. После этого Ванька повернулся и протянул руку Гертруде, помогая ей спуститься. Служанка посмотрела на него с удивлением, но ничего не сказала, принимая помощь. Лопухин же, отпустил руку, даже не глядя на женщину, словно помог ей автоматически, снова обратился к Марии. – Ваше высочество, нам следует поторопиться. Что-то мне погода не слишком нравится, как бы дождь не хлынул. Вы не будете возражать, если я вас к себе в седло возьму? Здесь недалеко, а нам надо поспешить. – Отчитываться еще и за то, что принцесса может промокнуть и простудиться, Лопухин точно не желал. Потому что в этом случае ему придется отчитываться не только перед Петром, но и перед государыней, для которой здоровье невесты племянника было самым важным на сегодняшний день. А в этом случае с него точно шкуру снимут, а он ею все-таки дорожил.
Мария закусила губу и напряженно кивнула, потому что с одной стороны ей совершенно не хотелось находиться так близко к другому мужчине, не к Петру, а с другой стороны, это была уникальная возможность провести своеобразный эксперимент. Ведь вполне может оказаться, что она придумала себе свою глупую влюбленность. Просто Петр был единственным мужчиной, который ее вообще обнимал и поцеловал, так может быть она поэтому столько себе навоображала?
Эксперимент оказался удачным, мрачно размышляла она, когда ее Лопухин осторожно вынимал из седла. У нее затекла шея, болела поясница, к тому же, как оказалось, соседство Лопухина только дико раздражало, а не вызывало непонятное томление, как было тогда в ледяной крепости. Так что эксперимент явно удался. Она поздравила себя с тем, что ей удалось правильно понять свое отношение к жениху, и, вскинув голову, пошла к входу в небольшой двухэтажный дом, который-то и дворцом можно было назвать с большим трудом. Когда она уже подходила к двери, та распахнулась, и Мария практически столкнулась нос к носу с Луизой-Ульрикой, герцогиней Гольштейн-Готторпской.
– Ваше высочество, – проворковала Луиза, когда они синхронно сделали весьма неглубокий реверанс и так же синхронно выпрямились. – Какая чудесная неожиданность. Пройдемте в дом, а то, что-то мне погода не нравится, вот-вот дождь начнется. А там и ваш жених составит вам компанию. Уж ему-то я буду так рада, что просто словами не передать, – и она так улыбнулась, что Мария невольно вздрогнула, посмотрев на сестру короля Фридриха, которая по праву считалась красивейшей женщиной Европы с удивлением. Не успели они войти в дом, как послышались первые раскаты грома, а Лопухин перевел дух. Ну, они хотя бы сейчас не промокнут. Развернувшись, Иван пошел отдавать приказы и обустраивать своих людей, потому что, что-то ему подсказывало, что они здесь немного задержатся.
***
– Как это не приедут? – я оторвался от письма, которое составлял в Киль, требуя предоставить мне всесторонний отчет. Письмо адресовалось Наумову. Кроме него я никому не доверял полностью в том гадюшнике.
– У кареты лопнула ось, если я правильно понял, – невозмутимо ответил Олсуфьев. – Не известно, сколько будут делать карету, да и погода оставляет желать лучшего, поэтому Лопухин принял вполне разумное решение переждать в Екатерининском дворце.
Я посмотрел на него в упор и несколько раз моргнул.
– Что? Где они будут кузнеца ждать? – почему-то перед моими глазами как наяву встала Луиза, которая как в известном фильме пытает кузнеца, намекая ему, что карету лучше делать как можно дольше.
– В Екатерининском дворце, – недоуменно посмотрел на меня Олсуфьев. Ах, ну да, он не понимает, и дай Бог, никогда не поймет. О нашем небольшом междоусобчике между мною и одной весьма горячей красоткой знаем только мы с ней. И я просто уверен, что она не сможет удержаться и не отыграется, выставив меня в не лучшем свете перед невинной девочкой. Нет, самой Марии она никакого вреда не причинит, я в этом могу поклясться, но вот накидать намеков, чтобы моя принцесса начала сомневаться, вот тут даже к бабке ходить не нужно будет. А, если учитывать то, что рассказать этой стерве есть что… Я даже зарычал, представив перспективу, чем заслужил еще один странный взгляд от Олсуфьева.
– Понятно, – я постарался успокоиться. Вдох-выдох, ты все равно ничего уже изменить не сможешь, так что лучше не позориться. – Прикажи заложить карету и отправь ее уж за моей невестой. Здесь не так уж далеко, чтобы прерывать путешествие из-за сломанной оси.
– Хорошо, ваше высочество, я все сделаю, – Олсуфьев поклонился и вышел из кабинета, чтобы отдать распоряжения. Я же схватил стоящий на столе бокал и швырнул его в стену, глядя, как он разлетается тысячами стеклянных брызг.
– Я надеюсь, что вам полегчало, – такой знакомый, но уже начинающийся забываться голос заставил меня резко развернуться. Я смотрел, как Турок входит в кабинет, и не мог не признать, что рад его видеть. – Так красивый бокал. Жаль его.
– Да, мне действительно полегчало, – я кивнул. – Что ты здесь делаешь, и кто тебя впустил?
– Надо сказать, что сейчас пройти к вам незамеченным гораздо сложнее, нежели раньше, все-таки Наумов сумел здесь все наладить. А впустил меня Криббе. А раз уж сам Криббе разрешил мне пройти, то никто из гвардейцев и не подумал возражать. Потому что даже я уверен в том, что, если Гюнтер Криббе вас предаст – то это будет ознаменовать начало Апокалипсиса, и нам всем уже будет на все плевать.
– Ты не ответил, что здесь делаешь, – я продолжал его разглядывать. Выглядел Турок хорошо. Он повзрослел что ли, превратился в статного красивого дворянина среднего достатка. Наверное, мы все повзрослели, да и в этом времени дети взрослеют гораздо быстрее, чем там, откуда я пришел.
– Вы не поверите, Петр Федорович, но я соскучился. Настолько, что однажды встал, посмотрел на книги, большинство из которых уже прочитал, и тут на меня такая тоска навалилась, что я бросился собираться в дорогу, – Турок себе не изменял. Он нагло улыбнулся и, протерев лицо руками, сел на диванчик. – Устал, как собака, практически не останавливаясь ехал. – Он оторвал руки от лица и ухмыльнулся. – И, нет, я ни от кого не убегаю, ни от кого не прячусь. Я никого не убил и не обесчестил, мне действительно до смерти надоел Киль.
– Я тебе верю, Андрей, – тихо ответил я, с чувством глубокого удовлетворения глядя, как Турок свалился с дивана, когда услышал, как я его по имени назвал. – Ну, и чего ты там разлегся? Вставай, и раз приехал без моего на то дозволения, рассказывай, что там в Гольштинии творится.
Как оказалось, рассказывать ему было особо нечего. Те реформы, что я велел произвести, постепенно осуществлялись, но тут все понятно, немцы – это особая нация, они сильно не возражают на нововведения, даже, если эти нововведения будут касаться их жизни. Дядюшка же правил весьма разумно и довольно осторожно, не лез на рожон, и, прежде чем принять какое-то важное решение долго обдумывал все возможные последствия. Но, тем не менее, дело сдвинулось с мертвой точки, во всяком случае, керамическое производство было вновь запущено, благо глины вокруг Киля было навалом.
Пока мы с Турком беседовали, к нам успели присоединиться Криббе и Румянцев, которых я позвал на эти посиделки. Черт возьми, я действительно рад видеть этого ворюгу, вот бы никогда не подумал. Прервал нас Олсуфьев, заглянувший в кабинет.
– Ее высочество Мария Алексеевна прибыла, – и тут же вышел. Я постарался взять себя в руки, уверяя, что ничего сильно катастрофического не произошло. Ну, подумаешь, на девчонку вывалили ведро помоев. Я все равно не ждал от этого брака ничего слишком романтичного. Да кого я обманываю, может, я и не ждал романтики, это было бы для меня слишком, но на какие-то человеческие отношения все же рассчитывал. Чтобы не получить на выходе Орлова с шелковым шарфиком и табакеркой в сильной руке.
Когда я дошел до холла, чтобы встретить Марию, то почти успокоился.
– Ваше высочество, – она присела, в реверансе, а когда поднялась, то я подхватил тонкую холодную руку и поднес к губам, даже не целуя, а согревая дыханием ледяные пальцы. – Я не буду спрашивать, как вы доехали, потому что знаю, что приключения не обошли вас стороной. Вы решили взять имя Мария Алексеевна?
– Да, ваше высочество, Петр Федорович, это показалось мне уместным, – она уже очень хорошо говорила по-русски. Вообще, как ни странно, монастырь пошел ей на пользу. Она повзрослела и теперь была еще привлекательней.
– Я не хочу вмешиваться, ваше высочество, – я закрыл глаза, потом открыл и улыбнулся, поворачиваясь на печально знакомый женский голос, – но ее высочеству сейчас меньше всего хочется стоять здесь в этом холле. У нее позади довольно неприятная дорога, и она хочет немного отдохнуть и освежиться.
– Вы правы, Луиза, – я намеренно опустил ее титулярные обращения. Но Луиза даже бровью не повела. – Думаю, что пока ее высочество отдыхает, вы поведаете мне, как здесь оказались, в то время, как должны были все время находиться рядом с супругом.
– Не беспокойтесь, ваше высочество, уже завтра я паду в объятья своего Георга, а пока решила немного развеяться и проводить принцессу Марию к ее жениху. Вы не проводите меня в мою комнату, и по дороге я вам расскажу все, что вы хотите от меня услышать. – А вот Луиза даже не старалась выучить русский. Разговаривали мы с ней всегда исключительно на немецком языке, отчего казалось, что, даже когда мы говорили спокойно, то все равно ругаемся. К счастью Марии в холле уже не было, а рядом со мной стояли ухмыляющийся Турок и Криббе.
Я согнул локоть, на которые легли тонкие пальцы Луизы. Все-таки она очень красивая. Стерва.
– Я думала, вы примчитесь, особенно, когда услышите, что ваша невеста была вынуждена остановиться в моем временном доме, – наконец, она нарушила порядком затянувшееся молчание.
– Вы меня плохо знаете, Луиза, – ответил я, стараясь на нее не смотреть.
– Я могу сказать так про всех, никто не знает вас достаточно хорошо, чтобы попытаться спрогнозировать ваши действия. Мой брат уже ошибся однажды, приняв тоску сироты за восторг юноши. Все мы порой ошибаемся.
– Туше, – тихо произнес я.
– Вы не спросите, что я рассказала вашей милой невесте про вас? – я резко остановился и посмотрел на нее, чувствуя, как дернулись на лице желваки. – А ведь одна история с Мартой Олаф стоит написания трагедии. О, не сам факт того, что вы с ней спали, ну спали и спали, с кем не бывает, а в том, что вы ее убили.
– Это была самооборона, – процедил я.
– Да какая разница? – промурлыкала Луиза. – Никто не будет вдаваться в такие подробности. Никто. Для все будет существовать лишь несчастная женщина, которую вы использовали, а когда насытились, то казнили и ее мужа-рогоносца и ее саму.
– М-да, вот так и рождаются легенды о Синей бороде, – я возобновил движение. – И как, вы рассказали столь вопиющую историю Марии?
– Нет, – она передернула плечами. – Пускай это остается нашей маленькой тайной.
– О, дожился. Теперь у меня с вами есть маленькие грязные тайны.
– Почему вы не приехали? – теперь остановилась Луиза.
– Потому что вы ждали от меня именно этого, – спокойно ответил я.
– Я такая предсказуемая? – она немного наклонила голову, привлекая мой взгляд к изгибу шеи и ниже, ниже, туда, где в глубоком декольте вздымалась прекрасная грудь. Надо запретить эти декольте к чертовой матери, промелькнувшая мысль быстро ретировалась под насмешкой, мелькнувшей в глазах Луизы.
– Просто я вас лучше знаю, чем вы меня.
– И это пугает, если честно, – Луиза пошла по коридору, и я вынужден был двинуться следом. – Но ждала вас не для того, чтобы позлорадствовать, не только для этого, – тут же поправилась она, заметив мою усмешку. – Я получила письмо от Софии Каролины Бранденбург-Кульмбахской. Мы давно знакомы, а Софии так одиноко… Я дала ей понять, что роль дружеского плеча мне вполне удается, – если бы я сейчас что-то ел или пил, то точно бы подавился. Ну да ладно, если кто-то воспринимает ее за белую зайку, то это исключительно их сексуальные трудности. – Она рассказывала про свою жизнь при датском дворе, где она гостит у своей сестры.
– Вы не удивитесь, если я скажу, что читал копию этого письма, – она улыбнулась на этот раз искренне.
– Я догадывалась, и, знаете, совершенно не разочарована. Но, вряд ли вы узнали из светских сплетен то, что сумела найти я, – я приподнял бровь в немом вопросе. – Казна Копенгагена пуста, как грудь старухи. Король Кристиан отчаянно нуждается в деньгах, но его супруга, которую он обожает, не слишком это понимает.
– И? Зачем мне знать о бедственном положении датского двора? – я недоуменно посмотрел на нее.
– Петр, я скоро стану королевой Швеции, и сильная Дании мне не нужна, – она остановилась и придвинулась ко мне просто неприлично близко. Криббе кашлянул и встал перед нами, приняв весьма вольную позу, скрыв от посторонних глаз, но я отметил это только как факт, потому что в этот момент был поглощен тем, что говорит эта белокурая бестия, которая похоже совершенно отбросила всякие церемонии. – Казна Дании настолько пуста, что отсюда можно услышать ее стоны. К тому же то, что позволяется королеве, запрещено кронпринцу. А он такой горячий мальчик, ему так трудно с таким отцом, как Кристиан, который даже театр закрыл, как обитель всех пороков, – она провела ладонью по моей груди.
– Луиза, держи себя в руках, я понимаю, что неотразим, но оставь свой пыл для Георга, – перехватив тонкое запястье, я отвел ее руку от своей груди. – Зачем ты мне все это рассказываешь?
– А ты как думаешь? – она жестко усмехнулась. – Фредерик развратник и пьяница, Кристиан – ханжа, а София Магдалина просто дура. Я предлагаю тебе небольшой временный союз. Давай отбросим былые обиды, ты не меньше насолил мне, чем я тебе. Мы всего лишь наследники, но и у тебя, и у меня есть преданные нам люди. Сейчас идеальные условия, чтобы попытаться очень-очень сильно ослабить Данию, сделав это изнутри. А нам понадобится всего лишь еще больше вогнать в долги Кристиана, еще больше развратить Фредерика и подкинуть денег его мамаше на очередной дворец. Неужели ты не думал никогда о том, чтобы попытаться вернуть Шлезвиг? Это ведь можно делать и не объявляя войны.
– Ты страшная женщина, – совершенно искренне сказал я, снова начиная движение по коридору.
– Я знаю, – она казалась польщенной. Я же думал о том, что я действительно готов попробовать. Начать с разведки, а там… Я покосился на Луизу, слышала бы нас Елизавета, которая до сих пор думает, что Машка мне не походит, сейчас, мигом бы пересмотрела свои взгляды на мою женитьбу.
