Kitabı oku: «Радуга взаимности», sayfa 15

На следующий день Олеся сидела на кровати, забравшись с ногами на одеяло и слушая рассказ Павла. Они все-таки встретились, их встреча не была похожа на свидание страстных любовников, это было тихое единение двух исстрадавшихся душ.

«Олеся, увидев тебя однажды в школе, я и предположить не мог, что уже через несколько месяцев буду думать о тебе, как о девушке. Представь мое состояние: тебе 15 лет, ты несовершеннолетняя. Я – взрослый дядька, женатый, муж и отец. И тут ты – все такая легкая, воздушная и влюбленная. Конечно, я сразу увидел твою заинтересованность мной. Вначале не придал этому особого значения. Было приятно, льстило самолюбию, вносило элемент таинственности и радости в мою сложившуюся размеренную жизнь. Когда влюбляются взрослые мужчины, обычно сетуют на то, что в семье уже нет любви, страсть давно прошла, но нет. Я не могу сказать такого. У меня были хорошие отношения с женой, регулярная интимная жизнь, все как обычно. Я не думал ничего менять, ни разу не пожалел, что женился, ни одной мысли не было такой. Но когда появилась ты, и я увидел твои влюбленные глаза, во мне что-то проснулось – думаю, это была какая-то нереализованная мечта, или хотелось сказки, разнообразия – любовь как фильме: учитель и ученица – романтика. Только вот я не думал, что зайдет все так далеко. Ну влюбилась девчонка, с кем не бывает, скоро пройдет. Думал, просто наслаждаться этим твоим чувством обожания, а получилось так, что сам влюбился. Представь, каким шоком для меня это было. Ведь как говорится, ничто не предвещало. И не в коллегу влюбился, в ученицу, пятнадцатилетнюю девочку. И что мне было делать? Вокруг сплетни начались. Говорят, любовь и деньги скрыть невозможно. Истина. Как и то, что шило в мешке не утаишь. Признаюсь, мне еще пока нравилось, что о нас говорили, в этих пересудах мы с тобой были уже парой, хотя на деле ничего такого и близко не было. Сама знаешь. Мне хотелось приблизить тебя к себе, да, сейчас понимаю, это было крайне эгоистично. Нужно было отдалять, показывать холодность, отстраненность, отрешенность. Не тут-то было. Помнишь, я дал тебе послушать Никольского? Песни моей молодости. Ты, Олеся, ты возвращала мне бесшабашную юность, слушая вместе со мной «Воскресенье». Слова песни оказались пророческими: «моя любовь уже не радует меня». Помнишь те редкие моменты нашего абсолютного единения, в танце? Я был счастлив. Олесенька, мне самому это непонятно. Я ничего не мог с собой поделать, я представлял тебя своей любовницей. По телу такая страсть разливалась, что думал все, сейчас музыка закончится, и я, как подросток, останусь стоять с выпеченными брюками. Было и стыдно, и сладко одновременно. И страшно так, что хотелось провалиться. Меня несколько раз вызывал к себе директор, давая понять, что не одобряет всего этого. Говорил, если что-то случится, ни ему, ни мне не поздоровиться – достанется всем. Понятно, он за себя переживал, за школу; ни ты, ни я его не волновали. И что с нами двумя будет – все это рассматривалось только в разрезе его будущей карьеры. Однако я отвлекся. В конце десятого класса я умышленно наговорил тебе грубостей, думал ты обидишься, скажешь что-то типа «я думала Вы ас, а Вы удвас». Но нет. В сентябре я вновь встретил твои одурманенные любовью глаза. Стало опять стыдно – я причинил тебе ненужную боль. Заметил, ты стала по-другому себя вести, много времени проводила с Сашей, я его помню. Он был страстно в тебя влюблен и не скрывал это. А я ревновал. Представлял, как он тебя целует и что, возможно, уже случилось то, чего вполне может случиться между двумя влюбленными подростками. Как же мне было тяжело от этой мысли! И тогда я решил действовать. Пригласил тебя на танец на Новый год. Помнишь? Ты тогда какая-то расстроенная была, а со мной ожила, я ощущал трепетания твоего тела, руки, дотрагивающиеся до моей шеи, и понимал – вот оно – счастье. Сейчас мне непонятно такое. Как я мог так с тобой поступать? Что я мог тебе предложить? Стать моей любовницей? Сломать тебе жизнь? Я не думал бросать семью – никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах, даже если бы ты оказалась беременной. Извини за откровенность, но это так. Я поставил свои выгоды выше твоих. Да. Я обычный человек».

Павел замолчал и посмотрел на Олесю, ожидая ее реакции. Она беззвучно плакала. Он подошел, сел рядом на кровать, она забралась к нему на колени, оседлала, обхватила ногами его торс, руками обвила шею. Он обнимал ее и тихо гладил по спине, шепча: «Я люблю тебя, моя девочка, я до сих пор тебя люблю». И мысленно продолжил: «Только и теперь не могу тебе предложить ничего, кроме недолгих тайных встреч».

Олеся чуть подтолкнула Павла вперед, побуждая его лечь на спину. Он понял и принял ее желание, тут же перевернувшись и подмяв под себя Олесю. Она впервые почувствовала, как разгоряченное тело Павла накрывает ее своей приятной тяжестью. Оба были одеты и не спешили раздеваться. Олесю покидала тревога. Она погружалась в сладостную истому, когда назад дороги нет и все вокруг становится неважным и несущественным. Точка невозврата была пройдена.

Наконец, то, что тайно занимало их мысли и сопровождалось страхами, перемежаемое вожделением и звериным инстинктом, было удовлетворено. Они все еще обнимали друг друга, закутавшись в одеяло. Их одежда смиренно ожидала своего часа: совсем скоро ее поднимут с пола, встряхнут, разгладят руками и снова наденут.

– Паша, а потом, зачем ты слал мне эти бездушные поздравления? Я много раз просила этого не делать, но ты как будто назло все время напоминал о себе.

Павел глубоко вздохнул: «Как объяснить ей, что я оказался немного не тем, кого она нарисовала в своем воображении? Тем более сейчас объяснить, когда все между нами уже случилось… Поймет ли? Рискую заработать минимум пощечину, что ж, вполне заслужено».

– Олеся, я… я хотел держать тебя на … на всякий случай.

Олеся посмотрела на Павла без упрека, ожидая дальнейшего рассказа. И он, воодушевленный и успокоенный этим взглядом, продолжил.

– Понимаешь, я ведь уже старый. Да-да, я уже дед. Без всякой там лирики. Я забыл о тебе очень быстро после выпускного вечера. Продолжения быть не могло, меня увлекли дела, совсем скоро я стал директором школы. Жизнь вошла в свое привычное русло, сын вырос и более не нуждался в моей опеке, а я жил работой. С женой по-прежнему все было хорошо. Хорошо, как у всех, но не отлично. Я много времени проводил в школе, постоянно находя для себя все новые и новые занятия. И, заметь, не зря. У нас лучшая школа района и в рейтинге мы занимает далеко не последнее место. Да, я и думать о тебе забыл. А ты пришла ко мне на прием. Как ты думаешь, что я почувствовал?

– Ну… Ты радостно меня встретил.

– Вот. Не просто радостно, я вспомнил все, что было раньше и понял, что хочу испытать это еще раз. Я вновь увидел в твоих глазах любовь.

– Я очень старалась это скрыть… Видно, не получилось, – промолвила Олеся.

– Олесенька, не просто не получилось, твои глаза сияли и пронизывали меня насквозь, согревали, будоражили сердце и ум, – Павел повернулся и с улыбкой и нежностью посмотрел на Олесю.

– А… понятно. Сама виновата, – попыталась отшутиться она.

– Нет-нет. Я опять повел себя неправильно. Ты просила о встрече, нужно было поговорить уже тогда, в самом начале. Но я испугался тебя потерять. Я не хотел начинать интимные отношения, точнее не так. Я хотел, но очень боялся предстоящего неминуемого окончания нашей близости.

– Паш, я не спать с тобой хотела, а поговорить.

– И ты думаешь, мы бы вот так смогли поговорить как старые знакомые и разойтись? Нет, Олесь, я в это не верю. Мы бы сделали что-то большее. И если не прямо в этот день, то через некоторое время – уж точно.

– В результате мы на самом деле стали любовниками, только я потеряла изрядное количество нервов от этой твоей нерешительности и неопределенности. И нервов, и денег, кстати тоже.

– Эх… – глубоко вздохнул Павел и дотронулся до плеча Олеси, как бы в утешение, желая ее приголубить.

– Прав оказался мой психотерапевт, он тогда сказал, что ты испугался. Да, я ходила к психотерапевту, – ответила Олеся на удивленный взгляд Павла.

– Тебе было так плохо?

– Очень… очень плохо… – Олеся вспоминала свое состояние тогда, и безмерная жалость вновь больно резанула ее сердце. По щеке покатилась слеза.

– Олеся, Олеся, ну что ты… – Павел не знал, что делать.

Встал, включил чайник, а пока он греется, налил ей минералку в стакан. Олеся выпила, успокоилась.

– Извини. Видно, сильны еще воспоминания. Я тебя не виню, намечтала себе слишком много, вот теперь разгребаю. Продолжай.

– А что тут продолжать… Я сослался на занятость и решил выбросить весь этот любовный бред из головы. Но он почему-то не уходил. И засыпая, я думал о тебе. Прошло еще, наверное, полгода. Мы не общались. А я уже жалел о неиспользованной возможности стать молодым. Мне нужна была энергетическая подпитка твоей любовью. И тогда я решил отправить тебе смс-ку на Новый Год. Потом на 8-е марта, и дальше. Ты не отвечала. Тогда я решился на отчаянный шаг – попросил прощения в Прощеное воскресенье. Подумал, что ты не сможешь не ответить. Так и вышло.

– Как же я предсказуема в своих действиях… А ты умело все просчитал.

– Да. Ты ответила. Написала, что прощаешь. Я обрадовался и стал ждать тебя в гости. Каждый понедельник, в часы приема, думал: вот сейчас откроется дверь и следующим посетителем будешь ты. Но ты не приходила. Зато отвечала на все мои послания. Почему ты не приходила?

– Мне было сложно тебя простить, я боялась наступить на те же грабли. И потом, что могло быть между нами? Пришла бы, поговорили бы, как обычно. А дальше что?

– В этом ты права. Я не думал об этом. Просто хотел тебя увидеть.

– Вот я и не приходила. И считаю, правильно, что не приходила.

– Я только одного не могу понять. Почему эти послания были такие безликие? Почему ты ко мне по имени не обращался?

– Дурак был. Что тут скажешь. Боялся. Хотел, чтобы инициатива шла от тебя.

– Паш… Ты меня пугаешь…

– Говорю, как есть. Если бы я начал бурно выказывать свое расположение к тебе, а ты бы меня отвергла, мне было бы очень больно.

– Здорово… Пусть лучше больно будет мне. Олеся отвернулась и села на кровати, свесив ноги.

– Я не идеальный. И признаю это, – несколько жестко ответил Павел, подошел к Олесе, взял ее руки в свои, – прости меня.

– Вроде бы и простила, а вспоминать все равно неприятно. Давай чай попьем.

Она оделась, заварила чай из имеющихся в номере пакетиков, и подала Павлу чашку. Несколько минут прошли в молчании.

– Я изменился Олеся, ты меня изменила. Теперь я по-другому смотрю на все, что было и могло бы быть между нами. И я могу с уверенность сказать, что я тебя люблю. Это странное чувство, оно совсем не отменяет чувств к жене. Ее я тоже люблю, по-своему. Мы прошли с ней долгий жизненный путь и надеюсь, закончим его тоже вместе.

– В этом я тебя понимаю. Я тоже люблю своего мужа. Очень люблю. И тебя люблю. Парадокс, конечно. Везде пишут, что нельзя любить двух людей одновременно, оказывается, можно. Просто любовь разная.

– Олеся, теперь я не хочу тебя отпускать. Я хочу быть рядом, если понадоблюсь, я хочу просто интересоваться твоей жизнью, встречаться как добрые друзья, или не друзья – как ты захочешь.

– Как друзья, Паша. Только так. Двойная жизнь не для меня.

– Согласен.

За окном, на небе появились первые звезды. Сумерки в декабре наступают особенно рано. По-зимнему красиво искрился чистый снег, переливаясь в лучах уличного фонаря. Легкий мороз освежал, душа Олеси пела и впервые за долгое время ощущала истинный покой и умиротворение.

Она никогда не забудет этот день и 19 числа, на Николу зимнего, будет ставить в храме свечки за здоровье любимого учителя. Не сказать, что она была сильно воцерковленной, она верила в Бога, но не в религию. Верила, что мы приходим на Землю с особым заданием, которое выбрали себе сами еще Там, в другом измерении, для роста и совершенствования души. Многие события нашей жизни предрешены и запланированы нами, однако не все. Выбор есть всегда и от того, как мы его сделаем, зависит будущее нашего Высшего Я. Из пункта А в пункт В мы обязательно придем, но логистика пути – за нами. Душа должна эволюционировать, чувствовать, приобретать новый опыт. Через боль и страдания такие уроки усваиваются быстрее и качественнее. В радости мы мало думаем и рассуждаем, в тоже время без нее нам не к чему было бы стремиться. Олеся старалась выбирать срединный путь, возможно поэтому из известных ей религий все больше склонялась к буддизму. Не важно, как и во что человек верит, главное, идти по жизни с верой. «Этика важнее религии» – это слова Далай-Ламы XIV. Религия разъединяет людей и только альтруизм, помощь ближнему, недопущение насилия и нравственность являются врожденными качествами души, которые нужно постараться сохранить и пронести через всю жизнь.

Сегодня Олеся приняла себя такой, какая есть, перестала сопротивляться, отключила страх будущего и доверилась жизни, Судьбе. Боль, преследовавшая ее на протяжении двадцати лет, отпустила. В их отношениях с Павлом появилось долгожданное тепло, гармония и радость двух старых друзей. Не было больше неразгаданных тайн, недосказанных речей, томления, ожидания чего-то невозможного, угрызений совести за неподходящие мысли – да и мыслей таких уже не было. Все, что могло между ними случиться, уже случилось. Они прошли этот путь до конца, попробовали мечту на вкус. Осталось тепло родственных душ и вера, что все только начинается: настоящая безусловная дружба двух искренних и надежных партнеров. Цветом ее последней любви к Павлу стала сторге.

Послав страдания на голову мою,

Послав отчаянье душе моей правдивой,

Пошли мне веру, я о ней спою,

И дай мне силы, чтобы стать счастливым.

Эпилог

Прошло пять лет. Олеся работала в школе учителем химии. Для этого ей пришлось получить второе высшее образование по сокращенной программе переподготовки.

Жизнь порой преподносит нам приятные и чрезвычайно неожиданные подарки. Стоило Олесе лишь заикнуться о работе вместе с Павлом, как он предложил ей стать учителем химии в старших классах.

– Паш, я хоть и химик по «корочкам», но у меня нет педагогического образования. Сейчас без этого нельзя, ты же знаешь, – возразила Олеся, – и возраст уже не совсем молодой. Это я так сказала, чисто гипотетически. Было бы здорово работать вместе. Наверное, я была бы счастлива.

– Нет ничего невозможного в жизни. Это я теперь точно знаю. Так что давай узнавай, как быстро пройти переподготовку. У тебя же «диплом с отличием» химического ВУЗа. С детьми ты поладишь, я в этом уверен.

– Звучит заманчиво. А нам с тобой это не навредит? – вкрадчиво спросила Олеся.

– Боишься? – после некоторой паузы тихо спросил Павел и дотронулся до руки Олеси.

Давно они не возвращались к этой щекотливой теме. Общались легко и ровно. Сейчас, сидя на лавочке в парке, Олеся впервые за долгие-долгие месяцы рискнула напомнить об их чувстве. Снова был месяц май, снова цвели яблони в старом колхозном саду, сорок лет назад превращенному в парк, снова на клумбах красовались разноцветный тюльпаны и повсеместно развевались георгиевские ленточки.

– Боюсь, Паш. Боюсь волны воспоминаний, вдруг она снова меня накроет? Я не хочу захлебнуться.

– Мы же сейчас общаемся и нам хорошо вместе, ведь так?

– Именно. Я боюсь разрушить это равновесие.

– Нет, Олеся, мы крепко друг к другу прикипели. Никто из нас больше не сделает больно другому. Мы свое уже выстрадали. Подумай над моими предложением. Мы будет заняты одним на двоих, нашим общим любимым делом, будем каждый день встречаться. Я вижу, как ты переживаешь за школу, приходи ко мне работать, а? У меня не так много времени осталось до пенсии… Порадуй меня своим присутствием.

– Ты не старый, нет! Какая пенсия? – Олеся возмутилась, а посчитав, годы, погрустнела. Павел был прав.

– Я подумаю. Мне так хорошо и тепло сейчас с тобой, с Сашей, с детьми. Я боюсь что-то менять. Но в тоже время очень хочу быть учителем. Только поздно это все, поздно.

– Тебе еще не поздно. Попробуй, – скорее просил, чем настаивал Павел.

Дома Олеся озвучила мужу свое желание стать учителем и неожиданно для себя получила абсолютную поддержку и понимание.

– Тебе изначально нужно было поступать в педагогический или выбирать какую-нибудь другую социально-значимую профессию. Ты стремишься помогать людям, без этого твоя жизнь теряет звуки и краски, – прокомментировал Саша, – только школа, как ты понимаешь, не сплошной праздник, коллектив там женский, и наверняка, склочный. С твоим мягким характером тебя там съедят с потрохами.

– Дрязги и склоки бывают в любом коллективе, – возразила Олеся.

– Это да. Но в школе есть еще и взрослые детки, личности и индивидуалы с сильно завышенной самооценкой. Ты справишься с ними? Ты не думай, что я тебя отговариваю, я, напротив, даже рад, и все же подумай.

– Если не попробую, так и не буду знать справлюсь или нет.

На этом и решили. Олеся подала документы в педагогический университет и уже в октябре приступила к занятиям. Обучение внесло разнообразие в ее жизнь, она увлеклась процессом и получала от этого безграничное удовольствие. Через три года, благополучно защитив диплом, Олеся приобрела законное право работать в школе. С того времени, не всегда осознавая такое внезапно свалившееся на нее счастье, она стала учителем, каждый день шла на работу с радостью и улыбкой на лице. Не имея педагогического стажа, зарплата Олеси был чрезвычайно мала, однако сей факт ее не сильно смущал.

Она снова была рядом с Павлом Ивановичем. Это, поистине, было пределом ее мечтаний. Не вместе, а рядом, параллельным курсом шли их жизни, порой сближаясь, порой отдаляясь. Параллельные прямые не пересекаются, однако же рельсы иногда сходятся, стоит лишь грамотно спроектировать стрелки. Они никогда больше не возвращались к страсти, никогда не целовались и не желали этого. Судьба была к ним благосклонна, а Амуры не проверяли на прочность их характер, выносливость и самоотверженность.

В жизни Марины произошли разительные перемены: она стала женой Саши Смирнова. Того самого школьного товарища и однокурсника по «Вышке». На Встрече выпускников они нежданно-негаданно увидели друг в друге мужчину и женщину. Их роман развивался стремительно, и уже через три месяца они стояла в ЗАГСе, регистрируя брак. На тот момент Марина была беременна и по-женски счастлива. Их свадьба была скромной и тихой. Присутствовали только родители молодоженов, коллега Саши и Матвеевы полным составом. Через восемь месяцев у них родился сын. Олесе сложно было поверить, что неугомонная Марина наконец-то остепенилась и стала заботливой мамой. Но именно это она видела, приходя в гости к Смирновым, и была искренне рада за двух любимых друзей юности.

– Знаешь, Олесь, я теперь тоже понимаю, что такое любовь. Чувство к Саше не имеет ничего общего с тем, что было раньше, с другими. Получается, что Сашка – моя первая любовь. В тридцать с лишним лет! А познакомились мы с ним в пятнадцать! – Марина хотела пошутить, но получилось как-то неестественно, с оттенком легкой грусти, – тогда он был мне совершенно безразличен… Впрочем, как и я ему. Забавно жизнь устроена. У каждой любви своя история.