Kitabı oku: «Джунгли под кроватью», sayfa 2
Джунгли третьи
Руки дрожат, пальцы печёт, и дышать становится всё труднее. Спину разрывает от напряжения, но расслабляться нельзя. Отпустить шершавую потрескавшуюся ветку означает умереть. Я с трудом разлепляю зажмуренные от ужаса глаза, оценивая обстановку. До земли метров пять. Разобьюсь или повезёт? Нога чиркает по ветке правее и ниже, но зацепиться нереально. Я ползу по ветке к стволу, но влажные ладони скользят и срываются. Мамочки!
Удар о мягкую землю выбивает из груди предсмертный хрип, а из-под спины – протяжный стон. Видимо, где-то я был неправ. Например, в тот момент, когда полез под кровать, даже не подумав, откуда мы выйдем. Или в тот момент, когда закрыл глаза, продолжая ползти вперёд.
Новая попытка взглянуть на мир удачнее предыдущей. А вот попытка повернуть голову − нет. Больно же! Вокруг моря и океаны зелёного цвета. Зелёный мир, зелёные деревья, зелёные листья, зелёный я. А, нет, я нормальный! И мы действительно в джунглях!
− Миша? – спрашиваю я дерево, с которого слетел. Мало ли, вдруг здесь всё говорящее, и оно мне расскажет, что случилось. Стоп. – Паша!
− Да здесь я, – новый стон раздаётся у самого уха.
− Где?
Неужели он стал деревом? За день потерять двух братьев?!
− Прямо под тобой, дурень. Слезай с меня! Ты весишь как скала!
− Сам ты толстый, − обиженно возмущаюсь я, отползая в сторонку. Слегка задел его, а крику-то!
Тело ноет, гудит от каждого движения. Хочется развалиться на части и впитаться в землю. Наверное, именно так себя чувствуют взрослые после работы. Всё болит, хочется лежать и не думать ни о чём. Почему-то лезут какие-то дети со своим домашним заданием, жена просит сходить в магазин, а тебя нет. Ты растворился в узорах потолка… Хорошо, что я не взрослый!
Ладно, в спортивном лагере и не такое бывало. Перевернуться ещё раз, сесть, ойкнуть и схватиться за поясницу – приятно познакомиться, я дедушка Витя.
Паша поднимается с земли и возмущённо бухтит на «некоторых остолопов», напоминая назойливую муху. Мне тоже эти деревья не нравятся, но не стоит вот так сразу ругаться. Вдруг они всё же живые?
Воздух тягучий и влажный, мне даже кажется, что я его вижу. Гул насекомых, вскрики обезьян и других неведомых существ гремят, оглушают и заставляют теряться. Мы правда попали в самые настоящие великие джунгли? Нам бы оглядеться. Обычно герои фильмов забираются как можно выше для этого. Взбираться по скользкому кишащему насекомыми стволу совсем не хочется. Да и вообще, у нас Пашка – скалолаз, а не я. Если ему надо, то пусть он и лезет.
− Может, нам взобраться на дерево? Увидим Мишку – и домой.
− Фильмов насмотрелся? В джунглях слишком густая растительность, ты ничего не увидишь. Если нечем заняться, то лезь, пока я буду Мишу искать, − Паша раздражённо дёргает плечом и отходит в сторону. Тоже мне, подумаешь, зазнайка великий!
Но Паша опять прав. Листья такие густые, что лишь редкие лучи солнца добираются до земли. Дышать становится всё неприятнее, а на языке остаётся вкус гнилой травы и тяжёлого дурмана. Лучше бы это был вкус маминого бутерброда.
− И куда нам идти?
− Не знаю, − просто пожимает плечами брат, вглядываясь в известном одному ему направлении. Иногда я совсем не знаю, о чём Паша думает. Вот мы только что торопились спасать Мишу, а теперь он говорит, что не знает, куда идти.
− Ты нигде не видишь следов? Может, мятые листья, отпечатки лап? Земля сырая, − задумчиво говорит Пашка, ковыряя носком какую-то деревяшку.
Я же не решаюсь сделать лишний шаг. Старые кроссовки ужасно жмут и рвутся от одной мысли о прогулке по джунглям. Рука сама тянется растрепать волосы на затылке, создавая видимость занятости, пока Паша рассматривает что-то на земле. Ему только лупы не хватает, честное слово.
− Я ничего не вижу. – вздыхает брат. Фух, не я один. − Давай просто пойдём туда, где самый широкий проход. Миша, скорее всего, пошёл по нему.
Паша поправляет очки и выпрямляется с умным видом. В нелепых тапочках с лягушками он выглядит не как глава штаба, а как клоун под прикрытием. Я фыркаю от смеха, получая в лоб недовольным взглядом Паши.
− Ты прав, Миша бы выбрал самый широкий. Он же жуткий трусишка!
Паша поджимает губы, недовольный взгляд становится тяжелее и будто пытается вжать меня в землю. Что ему опять не так? Не дождавшись нужной реакции, Паша тихо вздыхает и брезгливо отряхивается. Выходит плохо.
Весь измазанный грязью и что-то тихо бубнящий под нос брат решительно идёт по тропе. Я обгоняю его с огромным комом земли на плече, показывая, что грязь, как и шрамы, настоящего мужчину только красит. Я уже вижу, как он закатывает глаза, когда я надеваю рюкзак и пачкаю одну из его лямок.
− Позёр, − фыркает Паша из-за спины.
− Сам такой! – И неважно, что я не знаю, кто такой «позёр» и чем он плох.
Джунгли шумят и ведут неведомые разноголосые разговоры. Эх, вот Паша точно знает, кто здесь есть, кто как кричит и кто опасен. Я даже жалею, что не смотрел ту программу вместе с ним. Кто же знал, что это пригодится! Да и что вообще в жизни пригодится? Не могу же я смотреть все познавательные программы в мире! Так и от скуки умереть можно.
Со всех сторон доносятся пение, скрежет, громкие крики, пробирающие до костей. Здесь всё живёт своей жизнью и вряд ли нам радо. Я всматриваюсь в листву над головой, чувствуя на шее испепеляющий, неприятный взгляд. Кому нужны два подростка с банкой огурцов и тёплыми носками? Тёплые носки в джунглях! Это же надо было додуматься.
− Мне это не нравится.
− Что? − увлечённый своими мыслями, я прослушал, что говорил брат. Если он вообще говорил со мной.
− Мне не нравятся все эти обезьяны. Они следят за нами.
− Обезьяны? − с глупым видом повторяю я, ощущая тот же раздражающий взгляд уже на затылке.
− Иногда мне кажется, что подслеповат ты, а не я. Этот лес просто кишит живностью, и эта живность взволнована. Что-то здесь не так.
− Может, мы их пугаем?
− Может, мы, а может, и хищник какой. − Он останавливается, уставившись на разросшийся куст с кучей листьев, похожих на гусениц. – Это же папоротник!
− Папоротник? Это сейчас важнее, чем Миша? – раздражаюсь я. Опять его девчачьи увлечения! Разве может настоящий мужчина смотреть на цветочки и умиляться? Тем более сейчас?!
− Нет. Но я советую медленно пятиться от него спиной вперёд, не показывая страха, − вопреки совету, голос Паши дрожит.
− Иначе что? Цветочек откусит мне нос? − что-то пёстрое мелькает в кустах, заставляя напрячься от ощущения опасности.
− Нет. Это сделает леопард. Только он предпочитает голову.
Джунгли четвёртые
Голос Паши удаляется куда-то мне за спину. Две чёрные блестящие бусины сверкают среди «гусениц». Если выживу, навечно запомню этот облезлый папоротник. Два медленных шага назад. Куст вздрагивает.
− Замри! Подними рюкзак над головой и громко кричи! Не смотри ему в глаза!
Замри, кричи. Мы сдаёмся или сильнее разводим панику?! Тело движется само по себе, подчиняясь командам. Лямки зажаты в дрожащих пальцах. Рюкзак уже над головой. Я трясусь, как папоротник под звон колокольчика. Он не сломался, и я не сломаюсь! Под тихий звон я кричу изо всех сил. Надрываю горло, но не останавливаюсь. Вдруг это последнее, что я сделаю в жизни?
− Только не поворачивайся к нему спиной, − тихо просит Паша, когда я делаю очередной вдох. Да я бы и лицом к нему не поворачивался и вообще б не видел!
В ушах звенит. Мой крик остаётся единственным звуком в этой мерзкой, липкой, как жвачка, тишине. Кусты вздрагивают раз. Второй. Прыжок. Я опускаю рюкзак, инстинктивно закрывая шею.
Воздух вылетает хрипом из груди. Леопард прижимает меня к земле, не давая вдохнуть. Отвратительный затхлый запах из пёстрой пасти заставляет мечтать о скорой смерти. Треск ткани отсчитывает секунды до того, как зубы окажутся на моей коже.
Сердце одичало стучит, пытаясь заглушить рык зверя. Мерзкий хруст, и мне на лицо капает солоноватая жидкость с ароматом уксуса. Раз, два, три. Сколько ещё секунд у меня есть? Мне нельзя умирать сейчас!
С отчаянным воплем я пытаюсь двинуть зверя ногой в живот или хоть куда-то, но не могу даже пошевелиться. Лапа зверя яростно взрывает землю в миллиметрах от моей ноги, пока жаркое тошнотворное дыхание облизывает лицо.
− Витя! − Паша кричит, приближаясь к нам.
Беги, дурак, беги! На хребет леопарда обрушивается удар, и деревянная палка с надрывным хрустом ломается. Да чтоб тебя черви съели, деревяшка трухлявая!
Пятнистый хвост поднимает кусочки земли, и смертоносная челюсть обнажает клыки. Всё внутри сжимается в комок размером с горошек. Это не игра, и это совсем не смешно. Я хочу, чтобы всё закончилось и мы вернулись домой!
Плана нет. Опыта в борьбе с диким животным нет. Плевать! С диким криком я замахиваюсь, и вдруг на леопарда прыгает пятнистая молния. Второй охотник, шерсть им в зубы! Не задумываясь, хватаю Пашу за руку и тащу сквозь джунгли.
Бежим мы несколько минут или часов – не знаю. Каждая секунда превращается в вечность. Лёгкие горят от неправильного дыхания, сердце стучит прямо в горле, но мне плевать. Мы живы!
− Эта девчонка появилась вовремя. Я думал, нам крышка, − задыхаясь, кричит Паша, спотыкается и тянет меня за собой.
Земля неприятно влажно чавкает, забивается в нос и рот. Гадость! Я отплёвываюсь, с раздражением глядя на брата, когда до меня доходит смысл слов.
− Какая девчонка?
− Которая бросилась на леопарда, − брат невозмутимо пытается подняться, пока я давлюсь очередным вдохом.
− Мы бросили девчонку в беде и сбежали, как последние трусы?!
− У неё было копьё, − судя по его тону, я должен считать, что в беде леопард.
И что же нам делать? Вернуться и помочь? Оставить её? Тогда какой я защитник?
− Что будем делать? – будто читает мои мысли Паша. – Тропинку мы потеряли.
– Вернёмся и спасём её.
− Зачем? Она бросилась спасать нас с копьём в руках, значит, знает, как победить. Мы там лишние. А вот Мише наша помощь нужна прямо сейчас! − Паша говорит уверенно, убедительно, и он опять прав. Но как же девочка?
– А если она что-то знала? Вдруг мы упустили единственный шанс найти Мишу?
– Не мешай. Я пытаюсь вспомнить, как мы бежали и где я видел тропинку. Сейчас нарисую карту и пойдём, – Паша безразлично чертит палкой по рыхлой земле, не страдая муками совести. И ведь прав, но…
− Вы идиоты или только притворяетесь? − очень вкрадчивый вопрос звучит из-за спины совершенно возмущённым тоном.
− А? − я глупо смотрю на копьё, направленное мне в лицо.
− Леопард мог убежать в вашу сторону и разодрать в клочья! А они стоят болтают! − чуть пухлые щёчки пылают то ли от быстрого бега, то ли от гнева, но ей определённо это идёт.
− Я Витя, а это мой брат Паша, − брякаю я, запоздало понимая, что любому дураку понятно, что мы братья, а не случайно встретившиеся одинаковые мальчики.
− Очень хорошо, спасибо, что за бесценок продал ваши имена.
− Э? − продолжаю я блистать знанием гласных букв.
− Вы, надкроватные, такие глупые! − от недовольства она цокает языком и складывает руки на груди, зажимая древко копья в подмышке. − Никогда и никому не называйте свои настоящие имена. Отдал имя − попрощался с дорогой назад. Отдал имя − подчиняешься хозяину как марионетка.
Глядя на наши озадаченные лица, она топает ногой, отчего две тонкие растрёпанные косички забавно танцуют, едва касаясь плеч.
– Это то же самое, что продать душу!
А вот душу как-то продавать мне не очень хочется.
− Если мы надкроватные, значит, местные – подкроватные? − уточняет Паша.
− Да. Ваши новые имена? – слово «новые» она выделяет особенной интонацией. Ох уж эти девчонки! Нельзя разговаривать нормально, что ли?
− Джеймс, − без раздумий представляюсь я. Бонд, конечно же, Джеймс Бонд.
− Томас, − коротко отвечает Паша, наверняка вспомнив одного из своих любимых учёных. Я уже говорил, что с фантазией у него туго?
− Ну и что вы тут забыли, Джеймс и Томас? Не пора ли вам вернуться в свои уютные кроватки? – ехидности новой знакомой не занимать. Кажется, мы ей не очень нравимся.
− Мы ищем брата. Он похож на нас, только младше и ниже, − Паша жестами показывает рост и примерное телосложение Мишки.
− Не видела. Его могли растерзать, похитить или забрать на рынок Талантов.
− С ним точно всё хорошо, − Паша стискивает зубы до скрипа. И не он один.
− Вы уверены, что ваш брат вообще вышел в этом мире?
− То есть? – наконец-то я смог задать более-менее разумный вопрос.
− У вас разные сны, разные кошмары. Каждый шагает под свою кровать и отправляется в свой мир ужаса, − сдвинутые в раздражении брови и поджатые в презрительном жесте полные губы немного портят её милое личико, но не слишком. Я бы назвал её красивой, если бы она не была такой противной злюкой.
− Он всегда боялся монстров, − пожимает плечами Паша. Или Томас. Наверное, надо привыкать звать брата новым именем, чтобы не продать его кому-нибудь.
− Тогда следует искать на Плато Чудовищ, а не здесь.
− Плато? Как туда попасть? – Том протягивает девчонке свою палку, предлагая нарисовать путь на земле.
− Мне вас ещё и за руку туда отвести? Как дети малые, – протянутую палку противная девчонка игнорирует.
− Да ты и сама ещё ребёнок! – не выдерживаю я.
− Я знаю, как здесь выжить, а вы?
Я открываю рот, чтобы возразить, и замираю. Мне совершенно нечего сказать! Леопарда победила она, мир тоже знает… Ни за что не признаюсь, что слабее девчонки!
− В таком случае расскажи нам всё, что знаешь об этом мире, пожалуйста.
− Бесплатно? Ещё чего. Информация – самое ценное, что у нас есть для надкроватных обезьянок.
– Даже имя не назовёшь? – продолжает строить из себя вежливость Паша.
– Кая.
− У меня есть банка огурцов, − я озвучиваю своё предложение по обмену информацией раньше, чем успеваю подумать. Кто меня за язык тянул? Впервые в жизни мне хотелось «забыть голову дома», как говорила Виктория Владимировна. Может, хоть тогда я прекратил бы нести чушь!
− Серьёзно? Ты так собираешься заплатить? Зачем они мне? – Её язвительность и чувство собственного превосходства уже раздражают. Жалко, она не мальчишка − как дали бы друг другу в ухо, и дело с концом!
− Они очень вкусные. Мои любимые, между прочим. Их мама прошлым летом закатывала, − я обиженно поджимаю губы, прежде чем добавить: − С секретным ингредиентом.
− И что же это?
Ха, вот теперь-то тебе интересно, да? Поздно одумалась! Я ничего тебе не отдам и сам найду брата!
− Мама во всё кладёт щепотку из таинственной коробки наверху. Мы хотели залезть и узнать, что там, но не получилось, − честно отвечает Пашка, пуская весь план ко дну.
− Что ж, за банку этих ваших секретных огурцов я, пожалуй, расскажу вам немного.
Как великодушно, бежим кланяться в ножки.
− Джеймс, отдай банку, − Па… Том смотрит мне прямо в глаза, понимая, что я уже не хочу расставаться со своей драгоценностью. – Пожалуйста.
Под его строгим взглядом мне остаётся только открыть разодранный рюкзак. Точнее, порвать его до конца и достать треснувшую банку, из которой медленно сочится рассол. А ведь на её месте мог быть я… Рука трясётся, расплёскивая ароматную жидкость во все стороны.
− В общем… Вот, − я быстро впихиваю в девчачью ладонь «товар» и отхожу.
Кая недоверчиво осматривает пострадавшую банку со всех сторон, крутит в своих тонких пальцах и недоумённо спрашивает:
− И что с этим делать?
− Откручивать крышку и есть, пока банка окончательно не лопнула. Очень вкусно с картошечкой, жаренной до хрустящей корочки, и белыми грибами в сметане. Если бы была ещё пикантная, одновременно острая и чуть кислая мамина аджика с перцем чили… Остановиться невозможно.
− Разочарую вас, но у нас нет ничего из этого.
− Да как же вы тут живёте?! – Представить себе такой ужас я просто не смог. Как можно жить без картошечки жареной, картошечки, запечённой с розмарином в духовке, пюре с острыми сосисками, которые лопаются от каждого укуса, обжигая рот своим соком. Да разве же это жизнь?!
− Выживаем как-то. Здесь полно дичи и есть плоды. Чтобы не умереть с голоду, хватает, − в её голосе звучит что-то такое, отчего мне хочется ударить себя по лицу.
Она, наверное, себя чувствует, как я, когда Васька Корешков хвастается очередной новомодной игрушкой, только вышедшей в продажу. А потом ещё и удивляется, как это она есть только у него. От этого сразу чувствуешь себя каким-то неправильным и отстойным. Я бы как дал ему в ухо! А она не дала. Я бы и сам себе дал в ухо, но это будет выглядеть очень глупо…
Пока я размышлял об этом, Кая успела поиграть в гляделки с огурцом и повисшей на его боку веточкой укропа. Том активно жестикулирует, торопливо задавая вопросы:
− Ему почти семь, он очень смелый и одновременно пугливый. С ним ведь ничего не случится? Если у него украли имя, то мы сможем его вернуть?
Кая недоверчиво откусывает огурец, громко хрустящий в ответ. Молчание тянется и похрустывает, пока зловредная девчонка жуёт. Она смотрит на огурец так, будто видит впервые в жизни. А потом точно так же смотрит и на меня. Эти голубые глаза, похожие на два любимых бабушкиных блюдца, мне теперь явно будут сниться. В кошмарах или приятных снах – я ещё не определился.
− Вкусно, − выносит свой вердикт Кая, и я окончательно решаю не калечить своё ухо. Не зря я тащил эту банку и сражался за неё с леопардом! Ещё немного откусив и прожевав, Кая отвечает на вопрос Тома:
− Вам невероятно повезло встретить меня, а не охотников за Талантами или цепных псов Мадам. Вашему брату могло не повезти.
− И что же нам делать?
− Отправляться на рынок, конечно же.
− Чего?
− Рынок − это то место, где вы обмениваетесь товарами, приобретая то, что надо, и отдавая ненужное, − насмехается звонкий голосок.
Да за каких идиотов она нас держит?!
− Я знаю, что такое рынок! − с каждой минутой чувствую себя всё глупее и глупее. − Зачем нам туда?
− За информацией или братом. Только на невольничьем рынке Талантов можно найти то или другое.
− Не-невольничьем? − от возмущения Томас заикается и смотрит на Каю, как на Эйфелеву башню, выросшую посреди комнаты.
− Добро пожаловать в Подкроватию, − девчонка широко улыбается, но её приветствие всё равно не звучит хоть капельку дружелюбно.
Джунгли пятые
За спиной остаются дикие джунгли. Перед глазами – дикие джунгли до самого горизонта. Слева и справа что? Джунгли. Сверху, кстати, тоже. И если вы до сих пор не поняли, повторяю: мы окружены джунглями! Они сводят меня с ума! Кому пришло в голову, что лезть сквозь кусты, получать скользкими лианами по лицу и задыхаться от духоты − интересно и весело? О вездесущих насекомых вообще молчу.
Кая шагает спокойно, уверенно, будто здесь невидимый тротуар. Мне же наперерез постоянно кидаются растения, корни, мелкие обезьянки, деревья и даже земля. Угадайте, сколько раз я ударил в грязь лицом и провалился в ямы? Я сбился со счёта на сто тридцать восьмом. Часа два назад. Ещё и кроссовки порвались. Пришлось идти в одних носках. Шерстяных. В джунглях.
Пашка выглядит бодрым, полным сил и не отстаёт от Каи. Он даже не упал ни разу! Это магия какая-то? Паша уже должен был свалиться от усталости и молить о привале! Стоило мне подумать, и Кая остановилась. Неужели она ещё и мысли читает?!
− Вы остаётесь здесь, а я сейчас вернусь.
Услышать её звонкий голос приятнее, чем долгое время не слышать ничего, кроме дикого шума. Эти животные вообще умеют молчать?
− Привал? Почему? − задыхается Пашка.
Ответ на этот вопрос меня не особо волнует. Отдых! Теперь, когда я подошёл поближе, вижу, что Паша всё-таки едва стоит на ногах. По его лицу стекают дорожки пота, промокшая футболка обтягивает худощавое тело как вторая кожа. Да, он совсем не готов к таким путешествиям, не то что я.
− Вам нужна одежда и еда. Некоторым из вас я бы порекомендовала хорошо помыться, но увы, − она сканирует меня презрительным взглядом и исчезает в густых зарослях. Только след от древка копья на земле подтверждает, что Кая не призрак.
− Чем плоха наша? – возмущаюсь я с большим опозданием и как-то вяло. Присесть и расслабить мышцы – лучшее ощущение за последние полдня. Или полночи?
− Я не уверен, но… Мы же идём на рынок, верно? Может, там особая одежда по статусу положена? – Паша устало падает на землю рядом со мной. Когда вернёмся, обязательно нужно будет тренировать выносливость.
− Может.
− Обычно на рынок надевают самое лучшее. Если Кая носит шкуры… − брат замолкает, думая о чём-то своём. Или нашем. Кто его знает. Иногда он просто слишком много думает. Всё же мы слишком разные, хоть и очень похожие. Лучше один раз сделать, чем сотню раз подумать!
− Думаешь, Миш… наш брат где-то здесь?
− Где бы ни был Михаэль, мы обязательно его найдём и вернём. Сколько бы времени и сил на это ни потребовалось, − уверенно кивает Паша и замирает. − Время! Джеймс, мы здесь уже часов шесть или восемь. Родители наверняка уже проснулись…
Губы Пашки приоткрыты, глаза выпучены и панически бегают взглядом по деревьям. Такой же первобытный ужас вгрызается и в меня.
− Не сидите с такими похоронными лицами, словно я вас бросила в клетку бешеного еллуки, − ехидное замечание Каи возвращает возможность дышать.
− Ек… кого? Неважно! Нам нужно торопиться, родители сейчас проснутся, а нас нет и…
− Еллуки – это монстр, похожий на огромный зелёный куст. Только куст с тремя зубастыми пастями. Когда встретите – узнаете, их здесь довольно много, – Кая усмехается, будто специально растягивая слова. Продолжая самодовольно ухмыляться, девчонка бросает каждому по мешку. – Сутки здесь – час наверху. У вас достаточно времени.
Фух. Здесь время идёт по-другому. Родители ещё спят. Пальцы на автомате растирают жёсткую ткань, колючую, неприятную. Я кручу в руках свой мешок, разглядываю со всех сторон, когда до меня доходит:
− Слушай, если ты в нём несла одежду, то всё вывалилось. Он дырявый, − я высовываю руку из самой большой дырки, показывая настырной девчонке, что не такая уж она и умная.
− Это и есть одежда, балда.
Надеть на себя мешок? Класс, всю жизнь мечтал об этом. Модник номер один в мире.
− Я в своей лучше останусь.
− Тогда никто не продаст тебе Талант, даже Благородный сэр Вартек.
− Не знаю, кто такой твой сэр и что в нём благородного, если он торгует детьми!
− А я думала, ты собирался брата спасать. Такой низенький, лет семи, похож на вас, помнишь? − она передразнивает наши попытки описать ей Мишку. Вот обязательно быть такой противной?
− Я и спасу его!
− Вот и натягивай одежду надзорного молча, как Том!
За всеми спорами я не заметил самого важного. Брат уже стоит в мешке поверх своей одежды и пытается повязать угольно-чёрный пояс. Я поджимаю губы, демонстрируя своё отношение к этому наряду, и ныряю в мешок, зачем-то задерживая дыхание.
− Сколько человек в нём до этого ходило?
− Если что-то не нравится, то снимай и проваливай в свою мягкую кроватку к мамочке, − она злится так, будто я украл её любимую собачку.
Да что я ей сделал?! Мою немую мольбу о спасении Паша игнорирует. И почему Кая меня так невзлюбила? Что с неё взять, девчонка. Они вечно злятся и дуются по пустякам!
− Вроде выглядит неплохо. Надеюсь, мы найдём Михаэля и вернёмся домой раньше, чем нашу пропажу обнаружат. Я очень благодарен тебе, Кая.
Пропажу обнаружат, очень благодарен… Нельзя по-человечески говорить, что ли? «Спасибо» – вполне себе нормальное слово.
− Я бы содрала с вас плату за аренду одежды, но один из вас очень вежлив, поэтому можете считать это моей добротой. Однако за всё остальное придётся платить.
Перед нами выставили две пары… э-э-э-э… обуви? Если кусок дерева, приклеенный к кусочкам шерсти, можно назвать обувью. Но выбора нет. Прежде чем обуться, я с удовольствием стаскиваю носки. Да и «сапог», к моему удивлению, оказывается очень мягким и удобным.
− И какова цена?
− Всё, что вы сможете предложить, − она улыбается, как гиена из «Короля Льва». Жуть какая! − Раз вы готовы, то вперёд.
Мы устали, проголодались, мой пояс всё ещё лежит на земле. Конечно же, мы готовы. Упасть замертво.
− Я могу предложить привал, − Томас справляется с одеждой и падает на землю.
Ура, привал! Ещё бы не забывать Пашку новым именем звать.
− Что, устали? – Ей никто не говорил, что можно быть милой и доброй, как девочки в моём классе?
− Мы больше хотим есть, − влезаю я, решив, что хуже уже не будет.
− И что вы можете мне предложить за еду?
− Я бы хотел научиться её сам добывать, но в этот раз у меня нет сил даже встать. − Том сидит на земле, несмотря на свою брезгливость и чистоплотность. Сидит и выглядит так, словно не встанет ещё неделю.
− Могу за еду предложить тёплые носки. Они очень мягкие и удобные. − Понятия не имею, зачем они Кае в джунглях.
− Я надеюсь, ты не про те, которые снял минуту назад. Не прихватил с собой ничего ценного?
− Знаете ли, Ваше Величество, у нас не было времени искать старые мешки и мамины сапоги, − огрызаюсь я.
У меня просто больше ничего нет!
− Бес-по-лез-ны-е, − Кая чеканит это слово так, словно имеет в виду не только носки. − Что-то ещё? Кстати, твою сумку тоже надо сменить.
− У меня есть конфеты. Это такие… − голос Томаса едва слышен, будто он резко заболел ангиной.
− Я знаю, что это. Какие?
Кажется, я слышу неподдельный интерес.
− С хрустящей потрясающей вафлей, шоколадные с нежным малиновым суфле, карамельки всех возможных вкусов, каждой из которых можно наесться и напиться одновременно, нежнейшая шоколадка с лесным орехом, тающая во рту…
Даже у меня потекли слюнки, хотя я могу есть конфеты каждый день. А Паша всё продолжает. Кая замирает на месте. В её голубых глазах горит огонёк жадности и желания, пока она медленно облизывает губы. Чувствую, девчонка захочет выторговать у нас весь пакет.
− Я сейчас вернусь. − Она снова скрывается в кустах, лишь сверкнув своими косичками.
− Видимо, конфеты здесь в большой цене.
− Сдаётся мне, нам очень повезло, что я взял целый пакет. Можно считать, что мы богаты.
− Тогда быстро выкупим Мишку и уберёмся отсюда.
− Михаэля. Говори правильно, чтобы потом не продать нашего брата кому-нибудь.
Я прикусываю язык, понимая, что Па… Томас прав. В детстве мы часто устраивали игры, где притворялись героями из фильмов и называли друг друга чужими именами. Там можно было ошибаться и кричать «Мишка, лови!». И все довольны, все знают свои роли. Только здесь мы не играем. Любая ошибка может стоить мне брата.
− У нас есть неделя, чтобы вернуться домой, – Пашка всё-таки ложится на землю, вытягиваясь во весь рост. − Поедим и сразу в путь.
− Энергия и силы нам пригодятся, − соглашаюсь я, разрываясь между желанием спасать Мишу прямо сейчас и никогда не вставать с мягкой, тёплой земли.
– Том, а как нам вернуться? – я смотрю вверх, пытаясь разглядеть хоть кусочек неба. Будет глупо спасти Мишу и не знать, как сбежать.
– Так же, как и пришли.
– В смысле залезть под кровать?
– В смысле залезть на то самое дерево, с которого мы свалились, – огрызается Пашка, а я внутренне замираю.
– Как мы поймём, что это то самое дерево? Нам же не придётся облазить все деревья в джунглях?! – Я жду, что Пашка меня успокоит, скажет, что оставил метку, что он уже всё продумал и…
Брат плотно сжимает губы, рассматривая землю. Резкий кивок бьёт не хуже кулака в нос. Мы действительно не знаем, как вернуться?! Не знаем, как вернуться… А Кая? Она тоже здесь застряла, потому что не нашла свой выход?
− Вы чего опять такие угрюмые?
Она точно читает мысли. Вот же коварная девчонка!
– Мы не знаем, с какого дерева свалились, – угрюмо отвечаю я.
– Вот оно что. Я думала, ты всегда такой пришибленный, а это всё дерево виновато.
– Он имеет в виду, что мы не знаем, где вышли в этом мире.
– Зато я знаю. Примерно. Видела вас и приглядывала, чтобы глупостей не наделали.
– Ты за нами следила? – я щурюсь, чувствуя что-то неладное. Всё в моём теле вопит: «Беги от неё как можно дальше».
– Было бы на что смотреть, – фыркает девчонка, кривя губы.
Я хочу задать ещё сотню вопросов, но лишь неотрывно слежу, как из шкурной сумки появляется что-то очень похожее на еду. Куски мяса странного фиолетового цвета, что-то похожее на лепёшку, которую на месяц забыли в хлебнице, а также два каких-то больших плода. Один зелёный, полупрозрачный с торчащими во все стороны колючками, второй же ярко-красный, круглый. Он так и просит, чтобы его съели.
− Ты будешь разглядывать еду, пока она не решит съесть тебя? – в очередной раз язвит Кая, сводя меня с ума. Ну почему я? К Пашке вон не докапывается!
С тихим вздохом я кусаю мясо неизвестного животного. Оно оказывается нежным, мягким, практически тает во рту. Если сравнить с чем-то надкроватным, то больше всего напоминает бабушкину индейку, тушённую с помидорами, чесноком и базиликом. Вряд ли здесь водятся индейки, но знать, чьё это мясо, не очень хочется. Мало ли какой елкопуки тут ещё водится.
Загадочные плоды или лепёшка? Ни то, ни другое аппетита не вызывает. Ладно. Кто не рискует, тот остаётся голодным. Укус и тихий хруст. Лепёшка похожа на корочку вчерашнего хлеба, поджаренную в тостере. Неплохо. Красный фруктовощ становится следующей жертвой. Смачный «крак», и на ладони оказывается густой бордовый сок. Сладкий привкус болгарского перца, хруст огурца, сочность помидора и послевкусие пряных трав. Как будто одним укусом запихиваешь в рот ложку овощного салата. Пашка, наверное, в полном восторге и мечтает есть такое каждый день.
Мясо, лепёшка и салатный овощ исчезают так же быстро, как и надежды выспаться за ночь. Всё хорошее почему-то заканчивается очень быстро. Хотя не всё, осталась зелёная колючка. Только как её есть?
Я украдкой кидаю взгляд на Каю, начавшую с середины плода, и на брата, который откусывает иголки с верхушки. М-да, помогли. Внимательно обнюхиваю колючку, ковыряю ногтем, но не чувствую ничего, кроме запаха травы. Пожимаю плечами и откусываю одну из «иголок». Во рту сразу становится очень сладко и вязко. Я теряюсь в разнообразии вкусов, жую и пытаюсь поверить, что такое существует. Лесные ягоды, груша, дыня, арбуз, яблоко, киви, кумкват и ещё десятки знакомых и не очень мне фруктов сочетаются в одном, сменяя друг друга. Как будто фрукт подстраивается под мои желания! Я кусаю ещё и ещё, заставляя колючку создавать для меня определённые вкусы. Ел бы так до конца жизни!
− Что это?
− Клуторус. У вас там такое не растёт? − говоря «там», Кая кивает наверх.
− Впервые слышу, − отвечает ей Паша. А если уж он чего-то не знает, значит, и не было такого.
− Как же вы там вообще живёте? − она явно передразнивает меня и мои рассказы о картошке, недоумённо покачивая головой. С удовольствием закидывает последний кусочек клуторуса в рот и всем видом показывает, что такая жизнь не жизнь. Я фыркаю и пожимаю плечами. Сравнивать нам нечего. Для меня этот мир по-прежнему остаётся лишь сном, а дом – настоящим.
