Kitabı oku: «Во сне и наяву», sayfa 3

Крутя баранку на воле, новоиспеченный автокурьер по заведенной в колонии традиции то и дело мысленно воссоздавал события прошедшей ночи, сбегая из ненавистной реальности в роскошные залы своего дворцового комплекса, где решал государственные вопросы, проникался искусством и наслаждался обществом четырех жен. Со временем он наткнулся в интернете на диковинное слово «эскапизм», точнее всего характеризующее его каждодневные побеги и обозначавшее уход из постылой действительности в сконструированную силой воображения иллюзию. Вот только Федор специально не создавал свои яркие сновидения, которые, как он считал, являлись манифестацией скрытых желаний, реализовавшихся в его второй сущности. Но как Федя ни старался свести до минимума свое соприкосновение с реальностью, она продолжала отравлять ему жизнь.

По окончании второй рабочей недели ему захотелось посидеть в баре, выпить и расслабиться, нарушив тем самым длившийся более пяти с половиной лет сухой закон. Выбор пал на расположенное напротив дома питейное заведение под вывеской «Мейстер», которое до его ареста вряд ли существовало даже в проекте. Расположившись за пустующим столиком у самого входа, он опрокинул одну за другой две стопки водки и, потягивая из высокого бокала темное пиво, уткнулся в недавно купленный китайский смартфон. Тем временем празднующих долгожданный пятничный вечер в небольшом помещении бара становилось все больше, и вскоре у Федора появился сосед – крупногабаритный тип средних лет с собранными в конский хвост волосами и чуть тронутой сединой короткой бородой.

– Можно здесь приземлиться? – спросил он, усаживаясь напротив.

– Конечно, – буркнул Федя, не отрываясь от смартфона.

Пока амбал заказывал себе большую кружку светлого пива с солеными фисташками, Федор своим обостренным чутьем уловил в его голосе и выражении лица уже позабытое человеческое добродушие. Взыгравший в крови после долгого воздержания алкоголь будто растопил сковавший сердце лед, отчего когда-то свалившегося со студенческой скамьи прямо на нары Крапивина подмывало раскрыть душу, исповедоваться, поплакаться в жилетку. И такая возможность вскоре появилась.

– Наконец-то до пивка дорвался! – радостно сообщил бугай, промокнув губы салфеткой после жадного глотка. – Представляете, целый месяц без любимого напитка! Совсем закружился, то одно, то другое! – покачал головой он.

– Представляю, – внутренне закипая, отозвался Федя. – Первые месяцы самые тяжелые. Если их выдержишь, то и в оставшиеся годы перенесешь все лишения! Никуда не денешься!

Почувствовав горький сарказм в словах сидящего напротив молодого человека, добродушный амбал в предельно тактичных выражениях попытался выяснить причину такого тона. Только и ждавшего подобной реакции захмелевшего Федора тут же прорвало, и он вывалил на голову соседа по столику краткое содержание обрушившихся на него мытарств, мельком упомянув о своих фантастических сновидениях.

– Теперь мне всюду одиноко, хоть и общаться по необходимости приходится с разными людьми. Лишь уверенность в том, что после засыпания я вернусь туда, где чувствую себя на своем подлинном месте, смягчает душу и не дает скатиться в мизантропию, – завершил он, подзывая рукой официанта.

– Да, пришлось хлебнуть тебе лиха… – перешел на «ты» бугай, которого, как выяснилось, звали Глеб. – Но с другой стороны таких счастливчиков надо еще поискать. Да, да, я не оговорился. Сам посуди: ты проживаешь сразу две интереснейшие, насыщенные жизни, в отличие от тех, чьи сновидения отрывочные, спорадические, без последовательно развивающейся от ночи к ночи сюжетной линии. Познавать себя и мир на контрасте, с разных колоколен, несомненно, особая привилегия избранных. Люди готовы платить миллионы, отдать последнее, лишь бы протянуть еще годик-другой, а тебе посчастливилось проживать две параллельные жизни и на законных основаниях иметь четырех жен. Аж зависть берет! – он весело подмигнул, припадая к своей литровой кружке.

Федор ожидал от амбала всего, чего угодно – слов поддержки, жалости или полного молчания, но никак не подобной трактовки.

– Может, так оно и есть, – озадаченно промолвил он, собираясь с мыслями. – Однако мои сновидения не в силах уничтожить причиняемые реальным миром страдания. Да и к чему мне две жизни, если я счастлив лишь в одной, а из другой стараюсь убежать?

– Тогда поменяй приоритеты: принимай привычную за сон, а ту, которой отдаешь предпочтение, за реальность. Поначалу придется постоянно самому себе напоминать это новое правило, но со временем оно укоренится и станет непреложной истиной. Поверь мне – одно только осознание нереальности происходящего снизит остроту восприятия, отчего разнообразные невзгоды будут ранить значительно меньше, пока не начнут веселить, – со знанием дела посоветовал Глеб, отодвигая от себя ребром ладони фисташковую скорлупу. – Думаю, в твоем случае процесс пойдет как по маслу, ведь сердцем ты давно пребываешь только в одной реальности, где получаешь яркие незабываемые впечатления, что само по себе делает ее единственно подлинной для тебя.

– Звучит красиво, но сработает ли на практике? – усомнился Федор.

– Обязательно сработает, если отбросить колебания, – утвердительно покачал головой амбал. – Тем более, что так называемое состояние бодрствования итак ежесекундно превращается в мираж, существующий только в памяти, которая в свою очередь полностью во власти воображения. Если попытаешься освежить события и чувства прошлого, то поймешь, насколько они похожи на сон.