Kitabı oku: «Дневник переводчика Посольского приказа Кристофа Боуша (1654-1664). Перевод, комментарии, немецкий оригинал», sayfa 8

Дополнение к 1657 году

В этом году в Москве было совершенно тихо. Враждебные действия против Польши и Швеции вели совсем мало, не считая того, что новгородская армия, сперва под началом генерала и воеводы Матвея Васильевича Шереметева, который и сам погиб в стычке со шведами, затем под началом воеводы Хованского, и войска, которыми командовал Нащокин²²², принуждены были обороняться.

В королевстве Польском во многих местностях господствовала жесточайшая чума, в особенности в Варшаве, Вильне, по всей Жемайтии и Курляндии, так что многие тысячи отошли ко Господу. Голод же, свирепствовавший в Литве, нанес намного больший ущерб, особенно в местностях, завоеванных и разоренных московитами, как, например, в окрестностях Минска, Новогрудка, Бреста, Борисова и на Березине. Он был так ужасен, что несчастные крестьяне принуждены были, дабы утолить голод, жрать кошек и мышей, каковых тварей расплодилось неисчислимое множество в разоренных и сожженных городах и деревнях. Они, однако, столь ослабели от голода, что их самих поедали эти твари, до того голодные, что от них едва могли защититься даже люди, еще сохранившие силы, так что их обгладывали до костей. В конце концов, когда голодные люди возобладали над этими тварями, полностью сожрав и истребив их, один вынуждаемый голодом вцеплялся в глотку другому, сильнейший убивал слабейшего. Оставшиеся в живых рассказывали мне, когда я некоторое время спустя проезжал через эту местность, что родители резали и ели своих детей. Одна женщина созналась, что она с двумя детьми наполовину съела мертвого мужа. Другая – что она с мужем и старшим сыном, которые, однако, в конце концов умерли от голода, зарезала двух младших детей и тем насытилась, но после того сама едва спаслась от мужа и старшего сына. Этот сильный голод был причиной того, что несчастные, до этого скрывавшиеся от врага в лесах и на болотах, толпами бежали к границам Московии, предлагая себя в вечное рабство. С ними имели дело многие московиты, которые подъезжали к границе, переводили через нее несколько тысяч человек и продавали их по своему усмотрению, заработав на этом много денег. Они приняли столь многих из этих несчастных, что в конце концов заразились от них и перемерли. Из-за этого перекрыли все проходы и никого больше не допускали в государство через границу. В стране объявилось столь много польских рабов и рабынь, что русские не желали покупать никого больше, хотя этот народ поглощает людей с той же ненасытностью, как дьявол души.

Его Величество, король Швеции, объединился с князем Семиградья Ракоци и казаками, которые вторглись в Польское королевство и прошли все государство вплоть до Литвы, завоевав крепость Брест на Буге. В конце концов Его Величество, король Швеции, принужден был покинуть Польшу, чтобы противостоять датчанину, который поставил под ружье большое войско, открыто объявил ему войну и объединился, заключив союз против Шведской короны, со многими другими государями. Шведский король поспешил ему навстречу, оставив в Пруссии в качестве наместника и генерал-губернатора своего брата принца Адольфа с многочисленным войском. Однако, когда шведский король с войском покинул страну, венгры²²³ полностью утратили мужество и поспешили вернуться в свою землю, пройдя через Польшу. Польские и литовские войска, усилившись, последовали за теми, кто бежал от заразы, разбив их наголову, а затем предприняли вылазку в Семиградье, возместив, наконец, причиненные им потери. Благодаря помощи войск германского императора и татарской подмоге Польская корона начала восстанавливаться и завоевала в этом году Краков, Варшаву, Гнезно, Познань и всю Малую и Великую Польшу, а также Торунь в Пруссии²²⁴, так что шведы до поры удержали лишь Мариенбург и Эльбинг. Сенаторы и государственные советники, которые до того искали выгоды, присоединяясь то к той, то к другой стороне, явились все вновь к Его Королевскому Величеству Яну Казимиру, своему истинному господину, который даровал им весьма милостивое и подлинно отеческое прощение и вечное забвение всех совершенных ими ошибок. Курфюрст Бранденбурга вновь перешел на польскую сторону и оказал Его Величеству королю Датскому существенную помощь против Шведской короны. Между тем шведы обосновались в Голштинии и снабдили нищих ландскнехтов, которые прибыли из разоренной Польши совершенно голодными, всем необходимым. Они во всем подготовились и вооружились против датчан, и хотя армия тех и вторглась в Готию, но вскоре вынуждена была повернуть в Сконе и Фюн, чтобы отомстить шведам, хозяйничавшим в Голштинии.

В Москве постепенно упразднили различные монеты и вместо них использовали лишь медные копейки того же вида и размера, что и бывшие до того серебряные. Их выдавали из казны ровно по той же цене, что и серебряные, и рассчитывались ими с приказными людьми. Поначалу эти медные монеты были вполне в ходу. Их принимали с той же охотой, как и серебряные. Прежние же различные монеты, как то: рейхсталеры со штемпелем или без него, четвертаки, медные алтыны и гроши – принимали обратно в казну по той же цене, что и выдавали, запретив в будущем их обращение.

Год 1658

11 января вернулся в Москву посланный в Польшу стольник Назарий Алфимов.

14 января в Москву прибыл полковник Николаус Бауман, чтобы вступить в военную службу Его Царского Величества.

15 января в Москву прибыл курляндский посланец Йозеф дер Кортер²²⁵ с письмом от Его Княжеской Милости, герцога Курляндии, который старался продлить обещанный нейтралитет и освободить в дальнейшем свое княжество от московитских набегов.

16 января посланники, вернувшиеся из различных государств, были на приеме и отчитались о своих поручениях. Стольник Афанасий Нестеров был у курфюрста Бранденбурга²²⁶, стряпчий Клементий Иевлев – у короля Польского, стрелецкий голова Абрам Лопухин – у генерала Гонсевского, дворянин Денис Астафьев – у генерала Сапеги в Литве. Предстоит соразмерить, что за удивительные вести они принесли с собой.

19 января в Москву прибыл датский посланник Ганс Ольделанд.

20 января курляндский посланец Йозеф дер Кортер отбыл из Москвы с добрыми вестями.

22 января в Москву прибыл посланник короля Венгерского²²⁷ господин Кристоф Фрагштейн и был принят с меньшим радушием, чем следовало бы, учитывая прежнее состояние дел²²⁸.

24 января в Москву прибыл бранденбургский посланник Фридрих Иоахим фон Борнтин.

25 января в Москве на приеме у Его Царского Величества был сперва датский посланник. Он удостоверил решимость своего короля и государя продолжать войну против Шведской короны и подтвердил, что союз и сотрудничество против нее устроят, ратифицируют и полностью скрепят с посланником Его Царского Величества стольником Данилой Ефимовичем Мышецким в Копенгагене.

После этого на прием пригласили посланника венгерского короля. Он удостоверил кончину блаженной памяти Фердинанда III, Римского императора, и то, что его сын Леопольд наследовал ему в правлении Венгерским и Богемским королевствами. Тот желает продолжать сношения с Его Царским Величеством в прежнем доверии, как о том радел достославной памяти его отец. Вместе с тем он настаивал на переговорах, чтобы изложить далее свое дело.

Наконец, на прием пригласили посланника бранденбургского курфюрста, который изложил свое дело и также просил о переговорах²²⁹.

26 января стольник Иван Телепнев отправился в посольство от Его Царского Величества к королю Польскому, чтобы сообщить, что Его Царское Величество, или сторона московитов, выполнил условия Виленского договора, польская же сторона нарушила, не соблюдя установленные сроки сейма. Все же Его Царское Величество, заботясь о поддержании заключенного перемирия и радея о завершении благого начинания прошедшего Виленского съезда, пожелал вновь послать своих комиссаров в Вильну и возобновить эти переговоры, так что Его Королевскому Величеству и Польской республике также надлежит отправить своих с полными полномочиями.

27 января был на переговорах бранденбургский посланник господин Борнтин и сообщил, что Его Светлость курфюрст в соответствии с желанием Его Царского Величества скрепил и утвердил статьи о нейтралитете, заключенные под Ригой, в присутствии посланника Его Царского Величества Афанасия Нестерова²³⁰, рассчитывая, что Его Царское Величество соизволит равным образом утвердить их, скрепив своим решением. По желанию и настоянию Его Царского Величества, переданному упомянутым посланником, курфюрст, Его Светлость, также отступился от шведской стороны и ныне, удовлетворившись в своих запросах к Польской короне, вновь совершенно соединился с Польской республикой, так что и Его Царскому Величеству теперь удобно устроить дружбу c Польской короной против короля [шведского] в соответствии со своим решением, оставаясь при своем намерении. Его Светлость же, курфюрст, намерен приложить все усилия к тому, чтобы соглашение, начатое в Вильне, исполнилось и достигло своей цели и чтобы ни один другой государь, помимо Его Царского Величества, не преуспел в наследовании Польской короны. Посланник весьма настаивал при том, чтобы Его Царское Величество действовал рука об руку с Его Светлостью, курфюрстом, дабы в нынешнем польском нестроении и тяжелой войне не допустить никого из Австрийского дома²³¹ к вмешательству в наследование Польской короны. Русские, однако, наотрез отказались заверить нейтралитет, полагая, что прежде это не было в обычае у великих государей, царей и великих князей Московских.

28 января бранденбургский посланник был на ужине у канцлера Алмаза Ивановича и гофмаршала московитов Федора Михайловича Ртищева. С ним обходились великолепно лишь ради того, чтобы он, напившись, о чем-нибудь проговорился и более склонялся к поспешным поступкам. Он, однако, весело ел и пил, не желая в этот вечер вступать в какие-либо разговоры о своем деле.

29 января пригласили на переговоры венгерских королевских послов²³². Они объявили от имени своего всемилостивейшего короля и государя, Его Величества короля Богемии и Венгрии, что он желает продолжать начатое при его достославной памяти отце посредничество между Его Царским Величеством и Его Величеством королем Польши от имени Его Величества короля Богемии и Венгрии, устранив все распри и несогласия между обоими государствами и установив благородный мир и согласие. Их посредничество, однако, отклонили коротко и решительно.

Затем на переговорах был посланник датского короля. Он по-прежнему настаивал на испытании союза против шведа, но потерпел совершенную неудачу, поскольку наши ныне склонялись к заключению мира со Шведской короной.

30 января в Москву прибыли персидские послы числом более двухсот человек. Их встретили с большой пышностью.

7 февраля по всему государству провозгласили сбор на службу против Польской короны. Запорожским казакам отправили приказ быть в готовности и напасть на поляков, как только последует распоряжение.

9 февраля персидский посол был на приеме и представил много роскошных подарков от своего короля: турецких лошадей, изящные золотые украшения, необработанный шелк и селитру.

10 февраля выехал стольник Иван Телепнев, вынужденный до того дня медлить, с тем же решением, которое описано под 26 января.

17 февраля на переговорах снова был венгерский посол. Его упрекали в том, что он неподобающим образом использует титул Его Царского Величества, исказив его. Его желание касательно договора с поляками совершенно отбросили в сторону, поскольку мы вознамерились вновь взять поляков за горло.

20 февраля перед Его Царским Величеством предстали один за другим послы венгерского короля и бранденбургского курфюрста, получив отпуск с совершенным недовольством. Посол венгерского короля снова не пожелал произносить «величество» при упоминании царского имени, а говорил лишь о «царском вельможестве». Данное же ему письмо от Его Царского Величества к Его Величеству королю Венгрии и Богемии, в котором того написали не «вельможнейшим», а лишь в положительной степени – «вельможным»²³³, он оставил лежать на столе у себя на дворе и уехал прочь.

Бранденбургский посланник также уехал с большой неохотой, поскольку ему не только не подтвердили нейтралитет, заключенный под Ригой, но и объявили, что Его Светлости курфюрсту следует отказаться от союза с Польской короной, хотя он, прибывая сюда, определенно был уверен в гораздо лучшем исходе.

18 марта мы получили известие о заключении между Швецией и Данией мира в Фридрихсштадте²³⁴, условия которого шведы предписали датчанам по своему усмотрению.

19 марта в Москву прибыл польский гонец Голецкий.

23 марта он был на приеме и принес известие о том, что Его Королевское Величество назначил сейм своим сословиям в последний день мая.

26 марта стольника Афанасия Нестерова вновь отправили к курфюрсту Бранденбурга, чтобы Его Светлость курфюрст не вступал в совершенно доверительный союз с Польской короной, если же уже вступил в него, то немедленно бы вышел, и чтобы соглашение с Его Царским Величеством о нейтралитете, заключенное под Ригой, оставалось в полной силе, а Его Светлость курфюрст не подавал никакой помощи Польской короне против Москвы ни советом, ни делом. Если возможно, надлежало приложить усилия к возобновлению и восстановлению прошлого единства со Шведской короной.

27 марта стольника Якова Лихарева и дьяка Ивана Пескова отправили в Австрию к королю Венгрии с жалобой на господина Фрагштейна из-за неуважения, которое тот оказал, оставив после себя царское письмо и употребляя необычный титул.

28 марта прибыл из Украины в столичный город Москву окольничий Богдан Матвеевич Хитрово, передав власть над запорожскими казаками Ивану Выговскому и произведя его в генералы на место умершего Хмельницкого.

2 апреля отправили польского гонца Голецкого с тем же посланием, которое доверили стольнику Ивану Телепневу.

7 апреля, однако, послали универсал на Украину генералу Выговскому и всем полковникам, чтобы все они были готовы, ожидая лишь приказа напасть на поляков.

12 апреля шведским послам, сидящим под стражей, пожаловали в качестве особой милости стол от Его Царского Величества.

16 апреля дворянин Конрад фон Бернер, отправленный господами шведскими послами к королю Швеции, вернулся в Москву с известием о том, что его король и государь, Его Величество король Швеции, склонен к тому, чтобы заключить мир с Москвой. Он также привез господину послу приказ и распоряжение заключить в Москве предварительное соглашение о съезде.

19 апреля по приказу Его Царского Величества канцлер или думный дьяк Алмаз Иванов был послан осведомиться, каким образом можно устранить противоречие и возвратить потерянный мир²³⁵.

В тот же день в Москву прибыл полковник Григорчинский²³⁶ с посольством от казацкого генерала Выговского.

20 апреля канцлер Алмаз по приказу Его Царского Величества вновь был у господина шведского посла и уговорился с ним, что тот, если ему объявят приказ Его Царского Величества, явится на переговоры с назначенными для этого боярами и советниками для заключения предварительного соглашения о съезде.

22 апреля на приеме у Его Царского Величества был полковник Лесницкий, посланный казацким генералом Выговским. Он побуждал смягчить или вовсе устранить несправедливости, совершенные на Украине московитскими губернаторами и воеводами, и не давать веры непокорному Барабашенко и его обретающимся здесь посланникам в их лживых жалобах.

27 апреля вечером около восьми часов Его Царское Величество тайно принял датского посланника Ганса Ольделанда и попрощался с ним. Его Царское Величество ныне совершенно уверился в том, что Его Величество король Дании вынужден был заключить мир сo Шведской короной без ведома и согласия своих союзников в противоречии с заключенным союзом. Его Царское Величество весьма оплакивал эту неудачу своего доброго друга и соседа, не желая, однако, чтобы она заставила его прекратить или хоть в малейшей степени уменьшить добрую ссылку и доверие, которые он имел с Его Величеством королем Дании, и заверяя Его Королевское Величество в своем намерении сохранять их впредь по-прежнему.

30 апреля шведский посол Густав Бьельке со своими товарищами был на переговорах с назначенными боярами и советниками, а именно с ближним боярином и наместником астраханским Никитой Ивановичем Одоевским, боярином и наместником смоленским Петром Васильевичем Шереметевым и т. д. Обе стороны договорились о заключении общего перемирия на условии прекращения боевых действий с 21 мая, так что войска прекратят свое продвижение и крепости, занятые до того, будут неприкосновенны. Комиссарам же с обеих сторон надлежит явиться 12 июня к устью Плюссы на место, отведенное для переговоров, чтобы установить мир по приказу и велению обоих государей, споспешествуя ему во имя Божье. Если же переговоры останутся бесплодными и господа комиссары принуждены будут разойтись, не исполнив своего дела, следует соблюдать нерушимым перемирие, заключенное в Москве, в течение целого месяца после их отъезда с места переговоров, не предпринимая в это время враждебных действий с обеих сторон.

7 мая русские комиссары²³⁷, ближний боярин и наместник астраханский князь Никита Иванович Одоевский, боярин и наместник смоленский Петр Васильевич Шереметев и боярин и наместник муромский Федор Федорович Волконский, думный дьяк Алмаз Иванов и дьяк Иван Патрикеев, равным образом и назначенные комиссарами на переговоры со шведами, были у руки Его Царского Величества в соборе Богоматери в замке²³⁸. Русские комиссары, назначенные на переговоры с поляками, отбыли в Вильну, другие же – на переговоры со шведами в Ливонию²³⁹.

21 мая король и Польская республика уведомили Его Царское Величество через своего посланника Григория Беницкого²⁴⁰ о том, что они устроили сейм, от которого намереваются, в соответствии с желанием Его Царского Величества, отправить своих комиссаров, снабженных добрыми полномочиями, в Вильну для переговоров. Равным образом они желали, чтобы и русская сторона наделила комиссаров достаточными полномочиями.

29 мая в Смоленск прибыл боярин и наместник севский князь Юрий Алексеевич Долгоруков, которому надлежало двинуться под Вильну с войском в сорок тысяч человек и ожидать исхода съезда.

10 июня в Борисов из Москвы от Его Царского Величества прибыл дворянин Андрей Самарин. Он привез комиссарам их полномочия и наказ, гласивший, что русским комиссарам надлежит ожидать польских на съезд в Вильне до 5 августа. Если же те не явятся в этот срок, следует вернуться обратно в Москву, генералу Долгорукому же надлежит, соединившись с Волынским и Сукиным в Жемайтии, выступить, с тем чтобы привести оставшуюся часть Великого княжества Литовского под власть Его Царского Величества, сбив с поляков их спесь, дабы они чем скорее, тем лучше, когда все Великое княжество Литовское будет завоевано, отдали корону Его Царскому Величеству.

2 июля Никон, патриарх Московский, отказался от своего епископского сана, поскольку царь не выказывал ему послушания в некоторых вещах, и, покинув патриарший престол, удалился для уединенной жизни в свой новопостроенный монастырь на Истре, называемый Воскресенским²⁴¹.

6 июля хорунжий ковенский Николай Скорульский²⁴² прибыл от генерала Гонсевского посланником к русским комиссарам в Вильну, чтобы узнать, намереваются ли они заключить мир или вести войну и для чего предназначено их сильное войско. Ему ответили, что Вильна принадлежит Его Царскому Величеству и тот может держать на своей земле и почве столько войск, сколько захочет.

11 июля дворянин Денис Астафьев, посланный к великому генералу Сапеге, чтобы побудить его перейти под покровительство Его Царского Величества, прибыл в Вильну, совершенно не преуспев в этом деле, с холодным ответом.

19 июля к русским комиссарам прибыл хорунжий смоленский Парчевский с посольством от генерала Гонсевского и предложением встретиться с генералом Гонсевским для продолжения мирных переговоров, поскольку тот обладает теми же полномочиями и является уполномоченным комиссаром в той же степени, что и прочие, которые до сих пор пребывают в Варшаве до завершения своего сейма и собрания.

22 июля в Вильну прибыл из Варшавы посланец польских комиссаров Иоганн Шембель²⁴³ с известием, что польские комиссары скоро прибудут и уже готовы к выезду из Варшавы.

28 июля в Вильну прибыл из Варшавы посланный из Москвы гонец Ларион Иванов с сообщением, что сейм распущен из-за начавшейся в Варшаве вспышки чумы.

4 августа в Вильну прибыл польский поручик Игнатович, называвшийся также Любаньским, с посольством от генерала Гонсевского. Его не приняли из-за известия о свирепствовавшей в Варшаве чуме.

5 августа комиссары держали совет с генералом Долгоруковым и его товарищами, представив свое предписание, которое явно требовало ожидать польских комиссаров в Вильне до 9 августа. Если же те не появятся до этого срока, комиссарам надлежало возвратиться в Москву, а генералу Долгорукову выступить с войском в Жемайтию. Поскольку, однако, комиссары, послав в Москву многих гонцов, не получили от Его Царского Величества иного приказа, кроме того, что им настойчиво велели не начинать съезд с польскими комиссарами после 5 августа, даже если те прибудут, то было решено известить Его Царское Величество и выступить из Вильны на следующий день. Хотя они уже знали и получили известие о том, что польские комиссары прибыли на расстояние лишь пяти миль, но не могли действовать наперекор предписанию и начать съезд.

6 августа русские комиссары со свитой отбыли из Вильны в Москву, оставив генералу Долгорукову из числа своих сопровождающих полк конницы под началом полковника Штробеля. Долгоруков же в тот же день выступил из своего лагеря под Вильной и направился со всеми своими силами на Ковно, чтобы вторгнуться оттуда в Жемайтию.

19 августа русские комиссары, находясь на Бобре²⁴⁴, получили посреди ночи приказ из Москвы от Его Царского Величества возвращаться в Вильну и вести переговоры с польскими комиссарами согласно предыдущему наказу. Тот же гонец немедля поскакал в Жемайтию, чтобы отозвать генерала Долгорукова с войском.

29 августа комиссары вновь прибыли в Вильну и нашли это место в крайнем запустении.

31 августа от польских комиссаров прибыли в Вильну Комар, Пузына и Раковский, чтобы условиться с русскими комиссарами о месте и сроке переговоров и заключить предварительное соглашение.

6 сентября польские посланники вновь прибыли в Вильну и заключили предварительное соглашение.

7 сентября дворянин Иван Афанасьев сын Желябовский и писарь Иван Микулин с русской стороны и Ян Пузына и Раковский с польской стороны поклялись о соблюдении предварительного соглашения и пунктов о безопасности.

9 сентября генерал Волынский, 10-го – Долгоруков, 11-го – Сукин вернулись со своими войсками в Вильну из Жемайтии, где они продвинулись до Кейдан, и расположились в своем прежнем лагере под Лукишками.

13 сентября от поляков прибыли каноник Котовский и Матеуш Закревский с вопросом о квартирах²⁴⁵. Наши, как прежде, указали им черные избы в Немеже, в двух милях от Вильны.

16 сентября была первая встреча в шатрах, на том же месте, что и два года назад. Стороны, однако, держались с большой неприязнью по отношению друг к другу, в особенности поляки, весьма уязвленные вторжением в Жемайтию несмотря на обещанное перемирие, о котором им сообщил посланный стольник Иван Телепнев. Они весьма порицали вероломство русских, которые якобы под предлогом переговоров вторглись с войском в их земли и нарушили перемирие, а сами, зная об их приезде, отбыли отсюда. В этот раз поляки не желали ни обещать, ни предпринимать ничего важного.

18 сентября следующая встреча равным образом принесла с собой столь много жалоб и возражений, что никак не могли договориться о том, чтобы начать и перейти к настоящему делу. Вместо этого обе стороны расстались неудовлетворенными и намеревались дать знать друг другу о дальнейших встречах.

19 сентября прибыл агент генерала Гонсевского Самуил Венцлавский, прося русских комиссаров о том, чтобы они соизволили встретиться с генералом отдельно. Те вначале решительно отказались, поскольку поляки ни в коем случае не позволили бы этого, и ответили Гонсевскому, чтобы тот явился на переговоры вместе со своими товарищами, другими комиссарами, и помог им установить мир. Наша сторона, однако, сам не знаю почему, возлагала большие надежды на то, что генерал Гонсевский особенно поспособствует передаче Великого княжества Литовского, ради чего и к генералу Сапеге послали из Москвы дворянина Дениса Астафьева, и, вероятно, поскольку Гонсевский изъявил желание вести переговоры отдельно, перейдет на сторону Его Царского Величества с княжеством Жемайтия. В конце концов с его агентом Венцлавским условились о личной безопасности его и прибывших с ним войск и заключили, что генерал прибудет под Вильну с тремястами всадниками и явится для переговоров к каменному мосту на ту сторону реки Вилия.

20 сентября об условиях безопасности между русскими и генералом Гонсевским поклялись дворянин Иван Сильверстов и писарь Василий Мыконкин с русской стороны и два гусарских товарища, Понятовский и Гурский, со стороны генерала.

23 сентября была встреча с польскими комиссарами, которые весьма жаловались на то, что русские желали вступить в отдельные переговоры с генералом Гонсевским, что пришлось им весьма не по нраву.

27 сентября была четвертая встреча с польскими комиссарами, которые в конце концов, после долгих споров, согласились на отдельные переговоры русских с генералом Гонсевским на тех условиях, что прежде двое из их числа переговорят и уладят это с генералом. Обе стороны согласились с этим решением.

28 сентября генерал Гонсевский прибыл под Верки, в миле от Вильны, с отрядом в тысячу всадников. Генерал Долгоруков весьма возражал против этого, жалуясь русским комиссарам, что генералу Гонсевскому позволили расположиться там без ведома и желания его и его товарищей.

29 сентября в ночи поднялась тревога, будто бы генерал Сапега прибыл со своим войском и уже напал на Долгорукова²⁴⁶.

1 октября боярин князь Федор Федорович Волконский и посольский думный дьяк Алмаз Иванович со стороны русских комиссаров встретились с генералом Гонсевским в шатре на той стороне Вилии у каменного моста²⁴⁷. Их спрашивали, какие привилегии и свободы ждут Великое княжество Литовское, если оно, совершенно порвав с Польской короной, отдастся под покровительство Его Царского Величества? Русская же сторона отвечала на это лишь, что Великое княжество Литовское уже полностью завоевано Его Царским Величеством и русским народом мужественным и счастливым образом и должно вечно оставаться в русском государстве в соответствии с его правами и свободами, генералу же надлежит уговорить на это свою армию и перейти с ней под высокую руку Его Царского Величества, за что их ждет великая награда от его щедрот. После этого переговоры завершились ничем. Ни одна из сторон не желала более встречаться подобным образом, расставшись без дальнейших договоренностей.

4 октября состоялась встреча с польскими комиссарами, которая после многих споров, жалоб и возражений также окончилась ничем.

6 октября вновь условились о встрече, но поляки не явились, так что русские комиссары прождали в шатре до вечера и уже собирались отбыть в город, когда от поляков прибыл дворянин по имени Протасевич. Он сообщил от их имени, что они не решаются более явиться для съезда на это место из-за некоторых причин, а именно из-за того, что русские войска стоят слишком близко и генерал Долгоруков ежедневно угрожает польским послам. Поэтому они намеревались перенести шатры на иное, безопасное для них место, попрощаться через своих дворян и затем явиться для дальнейших переговоров, так что русским пришлось вновь отправиться в город, не добившись своего.

8 октября по желанию польских комиссаров шатры были перенесены на другое место, а именно на проселочную дорогу в сторону Лиды, в полумиле от города, в местности, которую занял со своими войсками генерал Сапега, о чем русские комиссары не знали. Комиссары с обеих сторон встретились там в самом ожесточенном настроении, так что все войско Сапеги тотчас же предстало в полном боевом порядке на ровном поле, где прежде стояли шатры. Комиссары мало говорили о мире, но лишь об открытой войне и мести и разошлись в несогласии.

9 октября устроили седьмую встречу, чтобы изыскать, осталось ли еще довольно средств, чтобы добиться чего-либо путного и удержать в этот раз войска друг против друга без пролития крови. Поскольку, однако, после кратких переговоров казалось, что надежды нет, и русские войска и армия Сапеги выступили в поле и построились по обе стороны от шатра в боевом порядке. На этом съезд был распущен, не принеся плодов. Шатры свернули в величайшей спешке, и комиссары расстались в великом страхе, не попрощавшись друг с другом. Войска же после отъезда комиссаров несколько часов показывали себя в поле друг против друга, но никто не хотел начинать битву первым. В конце концов они вынуждены были в этот раз отступить в лагерь, не дав волю своей вражде.

В тот же вечер генерал Гонсевский отправил к русским комиссарам посланника Лоховского, чтобы узнать, не решились ли они еще раз явиться для съезда с ним. Генералу Гонсевскому не только отказали в этом, но и недвусмысленно передали, что данное ему обещание безопасности более не имеет силы, поскольку польская сторона во всем действовала наперекор, так что ему следует убираться отсюда чем скорее, тем лучше, ибо генерал Долгоруков ни в коем случае не потерпит дольше его присутствия. С этим Лоховский ускакал к генералу Гонсевскому, наши же перепугались настолько, что намеревались требовать охрану у генерала Сапеги и вымаливать у поляков свободный выезд в соответствии с клятвами о безопасности. Однако воевода Долгоруков не дал им знать о своих намерениях.

В ночь с 10 на 11 октября генерал Долгоруков двинулся на лагерь генерала Гонсевского и, хотя поляки мужественно защищались, преуспел после короткой стычки, к полудню взяв в плен генерала Гонсевского, заняв его лагерь и разгромив все сопровождавшие его войска численностью в полторы тысячи всадников. Около шестисот человек остались мертвыми на поле боя, около семидесяти знатных офицеров и товарищей²⁴⁸ были взяты в плен вместе с генералом.

19 октября, после того как генерал Сапега со своим войском также отступил от Виленских полей и укрылся в укрепленных местах, русские комиссары, а с ними и генерал Долгоруков со своей соединенной армией отошли от Вильны, опасаясь нападения сапежинцев, и, пока те медлили у Ошмян, направились через Сморгонь, Радошковичи и Логойск к Борисову. Во время похода, пока не прибыли в Борисов, постоянно были в непрерывной тревоге, поскольку войска Сапеги теснили наших со всех сторон и многие столь устали, что отставали, а также погибали от рук неприятеля в разъездах за пропитанием.