Kitabı oku: «Великие духи Барабинской степи», sayfa 3
Глава 6
Обеденный перерыв давно кончился, но на раскопе никто не работал. Сотрясение у Геныча, разбитая голова у Стаса, Алиска перегрелась на солнце… Ирина Алексеевна ходила от одного пострадавшего к другому, и проверяла их самочувствие. Ситуация усугублялась редкостной жарой, из—за чего сегодняшних больных некуда было даже пристроить. Кусочек тени за палаткой – это лучшее, что для них смогли придумать. «Надо натянуть тент, чтобы дети могли отдыхать от жары. И еще, напомнить им правила поведения в лагере,» – думала руководительница отряда. Ситуация вышла из-под ее контроля. Таня с Леной решили уехать домой. Они недавно вернулись из деревни. Сказали, что завтра приедут Танины родители, и заберут их обеих. Ночью Алиска с Любкой ходили на курган. Она, Ирина, могла об этом и не узнать. Просто засиделась допоздна над отчетом, и услышала их крики. Девочки всерьез напугались. А днем туда пошли сами, по такой жаре. Слава богу, Алиска грохнулась недалеко от лагеря. А что, если бы это случилось на кургане? Ирина тряхнула головой. Так, хватит думать о плохом. Сегодня найдены две ценные находки. Скоро приедет машина, и мальчишек отвезут к врачу. Она справится. Она всегда справляется.
На дороге, ведущей в деревню, появилось облако пыли, и послышался рев мотора. Обитатели лагеря выбежали посмотреть. Мимо них редко кто проезжал. Приближающаяся машина оказалась «Москвичом» начала70—х годов, но в деревне Осинцево это был уважаемый автомобиль. Он остановился, немного не доехав до столовой. За рулем сидел Сенька, на соседнем сиденье спал какой—то мужчина. Это был Папандопуло, так его звала вся деревня за стриженые усики и любовь к тельняшкам, что придавало ему сходства с персонажем из «Свадьбы в Малиновке». Человеком он в деревне был важным, председательствовал в совхозе когда—то. К археологам относился трепетно, и помогал уже не первый год.
Ирина Алексеевна ахнула.
– Сеня, почему ты за рулем? Почему не Папандопуло? Он что, пьян?!
– Ириночка Алексеевна, вы не волнуйтесь. Он не много выпил, просто его на жаре разморило. Я к нему пришел, он уже был того. Говорит, ты садись за руль, а я рядом посижу, проконтролирую… Ну, я согласился. Батя меня научил водить малехо…
Сенька был горд собой. Миссию свою выполнил, еще и доехал сам!
– Сеня, срочно надо вытащить его из машины! Еще инсульта мне не хватало…– Ирина нервничала. Ей теперь за пьяного деревенского мужика отвечать!
– А как мы обратно его посадим? Нам же ехать надо… – с сомнением в голосе спросил Ветров.
– Холодной водой обольем, протрезвеет и сам сядет!
У Ирины Алексеевны был неплохой план. Но, к сожалению, он не сработал. Сначала его не могли вытащить. Кое—как, благодаря, в основном, усилиям Костика, удалось выдернуть спящего мужчину с сиденья. Оттащить подальше его уже не смогли, и оставили лежать рядом с машиной. Поливание холодной водой ничего не дало. Папандопуло был мертвецки пьян.
Медпункт в деревне работал до пяти. Времени до закрытия оставалось не так уж много.
– Ирина Алексеевна, а пущай он поспит. Мы пока съездим. Потом вернемся, и я его отвезу. А может, он и сам в состоянии будет.
Похоже, это был единственный вариант попасть к врачу. На этом и порешили. Сенька с Генкой и Стасом сели в «Москвич» и машина, не с первого раза, но все же тронулась с места. Стасик радостно махал всем на прощание. Ирина с ними не поехала. Оставлять пьяного мужика с детьми было бы безответственно.
Папандопуло спал на обочине дороги. Ребята соорудили над ним небольшой брезентовый тент, и положили под голову свернутый марлевый полог.
Большая часть ребят работала на раскопе. Алиса лежала за палаткой с холодной марлевой повязкой на голове, которую приходилось менять каждые пятнадцать минут. Ирина Алексеевна сидела в столовой, откуда ей было видно спящего Папандопуло. Она разложила на столе большие листы миллиметровки – планы раскопа с обозначением слоев и находок. Сосредоточиться на работе Ирине было трудно. Она сидела, задумавшись и глядя в одну точку.
Внезапный порыв ветра подхватил планы и снес со стола. Тлеющие угли из костра разметало на несколько метров. Захлопали брезентовые тенты. Погода на глазах менялась. Ирина скомандовала прекратить работу, собирать инструмент и находки. Скоро будет ливень.
Любка стояла в своем квадрате, застыв с совочком в руке, и смотрела в сторону кургана. Прямо за ним висела огромная черная туча, которая надвигалась на лагерь. Ей почудилось, что это громадное чудовище распластало по небу свои мохнатые лапы. По телу у Любы пробежали мурашки.
***
Ливень хлынул с такой силой, как будто на землю обрушилась стена воды. Ирина сидела в предбаннике своей палатки, откуда, через затянутое сеткой окошко, просматривался весь лагерь. Она думала о том, успел ли Сенька доехать до деревни, и как он поедет обратно. И еще размышляла, что ей делать с развалившимся напротив Папандопулой, которого удалось растормошить и привести сюда. Мужчина сидел с мутными глазами и не понимал, где находится, твердя о том, что Люська его убьет. Дааа, для полной картины не хватало еще Люськи со скалкой, дубасящей Ирину на почве ревности…
Столько всего за последние сутки. Бессонная ночь и сумасшедший день. Ирина почувствовала, как сильно устала. Но, как оказалось, это было еще не все. По лагерю кто-то бежал. Это были Сенька, Геныч и Стасик. Они направлялись к Ирине Алексеевне. Та машинально открыла молнию предбанника, чтобы впустить ребят.
– Ирина… Алексеевна… – начал Сенька. Он задыхался от бега, по лицу струями стекала вода. – Мы не будем заходить… Бензин кончился… На полпути… Мы сначала решили пешком пойти до деревни, а тут дождь…
– О, господи… – простонала Ирина. – Просто проклятье какое—то!
***
Стас лежал у себя в палатке и прокручивал события сегодняшнего дня. Он поставил идола на место и попросил у него прощения. А потом, потом всё как будто изменилось. Его, Стасика, все, наконец, заметили! Ирина Алексеевна первый раз поговорила по-человечески. Остальные все спрашивали, как он. Оказывается, им не все равно. А по дороге в деревню на Стаса что-то нашло и он всю дорогу рассказывал Сеньке с Генычем разные истории про НЛО и снежного человека. А они, почему-то, смеялись. Сенька даже сказал потом: «А ты ничего, Стас!». «Да, так и сказал, – вспоминал Стасик. – Что я ничего. Надо завтра идола поблагодарить. Отдам ему свой завтрак». И он заснул с улыбкой на лице.
***
Алиска и Любка лежали на спальниках и молчали. Дождь тарабанил по крыше палатки с такой силой, что, казалось порвет ее. Шум ливня был похож на монотонный рев.
– Ты видела тучу над курганом? – спросила Любка.
– Да… Жуткое зрелище…
– Вот интересно: Свединский идола своего порубил, и тут же гроза началась – это как, совпадение?
– Ой, Любка, не знаю… Я уже, вообще, ничего не знаю, – ответила ей подруга, и залезла с головой в спальник.
Глава 7
Странные сны стали преследовать Генку каждую ночь. Они были удивительно реальными и яркими, запоминалась каждая деталь. Как будто Генка смотрел многосерийный фильм, и одновременно, играл в нем роль.
На следующую ночь Геныч увидел себя в землянке.
Сон Геныча
Это был его дом. Примерно на метр стены жилища уходили в землю. Большая круглая яма, основание которой служило полом, изнутри была выложена бревнами. Из них же состояла крыша, замазанная глиной и присыпанная землей. Сейчас по ней глухо стучал дождь.
В центре находился очаг, огонь горел и сейчас, хотя пора была летняя. Огонь горел всегда. Он освещал, на нем готовили пищу и обжигали глиняную посуду. Гена видел себя сидящим у очага. Он обдирал кору с тонких ивовых веток, затем, с одной стороны, расщеплял конец остро заточенным ножом, и вставлял в прорезь отлитый из бронзы наконечник. Затем тонкой полоской кожи обматывал расщепленную ветку, так чтобы наконечник держался крепко. Он делал стрелы. Пока земля не укуталась белым одеялом, надо охотиться.
Молодая женщина сидела рядом. Каменным пестиком она растирала в горшке зерно, чтобы, добавив воды, замесить крутое тесто и сделать лепешки. Она разомнет их руками, выложит на дно большого круглого, с низкими стенками, сосуда, и испечет на огне.
И тут к Генке, а точнее, к мужчине, которым он себя видел, подошла маленькая девочка. Она была загорелой, с растрепанными волосами, закутанная в кусок холщовой материи, перехваченной кожаным пояском. Девчушке было лет пять, на шее у нее красовались бусы, сделанные мамой из малюсеньких глиняных шариков. Малышка протянула к нему руку. На раскрытой ладони лежала фигурка человека из глины, с обломанными ручками. Девочка была расстроена, она нахмурила бровки, и нижняя ее губа выдвинулась вперед.
Мужчина потрепал дочку по голове, успокаивая. Вышел на улицу, зачерпнул из вырытой небольшой ямки немного глины, которая хранилась здесь, залитая сверху водой. И вернулся в дом. Он сделает дочке новую куколку, еще лучше прежней.
***
Геныч проснулся, и не сразу понял, где он. Брезентовые своды палатки, посапывание спящего рядом Костяна, вернули его в реальность, археологическую экспедицию и 1989 год. Гена посмотрел на свои руки. Обычные руки пятнадцатилетнего парнишки, а не огрубевшие мозолистые ручищи взрослого мужчины, главы семейства. Тем не менее, ощущение от сна было настолько реальным, что Генычу хотелось стряхнуть его с себя, как наваждение. Он оделся и вышел на улицу. Как будто хотел убедиться, что снаружи стоит их лагерь, с палатками и тентами, а чуть дальше находится раскоп, размеченный на квадраты.
Июньское утро в степи прекрасно. Прохладный воздух, напитанный ароматами разнотравья, солнышко еще греет ласково, птички огалтело чирикают в кустах, и как будто вся природа радуется пробуждению после темной короткой ночи.
Дежурные уже суетились возле костра. Они удивлением посмотрели на Геныча, направляющегося к реке, и помахали ему. Паренек поднял руку в ответ. И от того, что он увидел сверстников, ему сразу полегчало. Он пошел к темной и тихой Омке. Эта узенькая извилистая речка всегда действовала на него успокаивающе. На мостках Гена сел на колени, клонился над водой и умылся. Прохладная мягкая вода смыла с него сонливость и освежила. Он увидел свое отражение и окончательно убедился, что он Гена Мухин, ученик, теперь уже девятого, класса.
***
Ирина решила сделать сегодня выходной. Раскоп размыло, в ямках стояли лужи, работать так нельзя. Утро было свежим и ясным. И вчерашний день, со всеми его происшествиями, казался страшным сном. Ливень вчера кончился уже около десяти. После этого дежурные разогрели остатки обеда и накормили отряд. Папандопуло, протрезвев и извинившись раз сто, ушел домой. Образ гневной Люськи не давал ему покоя. Сказал: «Москвич» пусть стоит. Завтра приду с канистрой бензина, заправлю, и заеду за вашим хлопцем». Генка стал отнекиваться, мол, он себя хорошо чувствует, не поедет к доктору. Ирина оборвала его на полуслове и сказала:
– Не поедешь – тогда пойдешь пешком. – видно было, что терпение ее иссякло. Гена промолчал и отвернулся.
Алиска тоже пришла в себя. Сидела за ужином бледная, но хотя бы поела.
Сегодня за завтраком отряд собрался в полном составе. Дежурили Лёха, Кирилл и Брёма. Алексей преобразился – сделал себе повязку на лоб, и все время махал палкой, раздавая указания. Кирилл с Брёмой дежурили первый раз. И, судя по всему, вообще готовили еду впервые в жизни. Не удивительно, что гречка оказалась сырой и подгорела, а от крепкости чая глаза лезли на лоб.
Тем не менее, даже такой завтрак не испортил настроения ребятам. Жара спала, выходной! Можно отоспаться и накупаться вдоволь!
Геныч со Стасом с Ириной Алексеевной пошли к доктору. «Москвича» на дороге не было. Папандопуло, со слов местных жителей, отогнал машину в деревню, и находился под домашним арестом у Люськи.
Врач измерил у ребят давление, температуру, проверил у глазное дно, ухо, горло и нос. Выяснилось, что у Геныча рана на затылке несерьезная, поцарапана кожа. У Стасика, возможно, легкое сотрясение, поэтому предписан спокойный режим и обильное питьё.
– А вы археологи, да? – Спросил на прощанье доктор.
– Да, – ответила Ирина.
Доктор как-то странно посмотрел на неё, как будто прикидывая в уме, а не обратиться ли ему куда следует.
– Вы знаете, что – лучше лопаты им больше не давайте. А то мало ли…
***
Танька с Ленкой собирали вещи. Они были неразлучными подругами с первого класса и жили в одном подъезде. Для тех, кто их знал, они были одним целым. Поэтому, если Таня решила уехать, то Лена вместе с ней. Ирина Алексеевна отнеслась к этому, как к само собой разумеющемуся
Родители приехали в обед. Они вышли из Уазика и загадочно сообщили: «А мы приехали не одни!». Танин папа помог пассажирке выбраться с заднего сиденья, и тут все увидели пожилую полную женщину с ярко—красными волосами, собранными в «шишку». В руках она держала клетку с черной птицей. Приторным голосом дама протянула: «Здрааавствуйте, дети!», от чего те испуганно попятились назад.
– Танюха, это что, твоя бабушка? – спросила Анька.
– Ты с ума сошла! Я понятия не имею, кто это! – ответила та, и побежала к родителям.
Гостья обратилась к Ирине Алексеевне, смотревшей на нее в полном недоумении:
– Вы, наверное, Ирина? Здравствуйте! Я – Октябрина Осиповна, директор Барабинского Краеведческого Музея. Я прочитала в местной газете заметку про ваши раскопки и решила приехать в гости. Так сказать, увидеть воочию, – сказала она, и глаза ее при этом сверкнули.
– Ааа…Здравствуйте, Октябрина… простите, ах да, Осиповна! Как неожиданно… А как же вы, с Таниными родителями… – Ирина была в растерянности.
– О, это большая удача! – перебила ее пожилая дама, размахивая клеткой. Птица при этом вскидывала крылья и крякала. – Я доехала до Осинцево на рейсовом автобусе. А дальше он меня не повез. Он, видите ли, на раскопки не возит! Я еще жалобу на него напишу! Да здесь надо сделать остановку общественного транспорта, чтобы все желающие могли утолить жажду познания истории! Вы согласны, Ирина? – спросила Октябрина Осиповна таким тоном, что Ирина поняла – выбора у нее нет.
– В общем, да… Интерес к истории… Это хорошо, конечно…
– Вот! – Октябрина вскинула указательный палец. – И тогда я пошла пешком. А эти милейшие люди остановились, и спросили меня, где тут археологи. И я им ответила: «Там!». Они любезно согласились меня подвезти. А то, знаете ли, идти четыре километра с моими сумками и Кирюшей… Кстати, познакомьтесь, Кирюша – это мой грач.
Костя, услышав имя птицы, гоготнул. Кирилл Елисеев заморгал чаще обычного. Обитатели лагеря с любопытством наблюдали за происходящим. Некоторые все же подумали, что эта гостья – Танина бабушка. Другие поняли, что она из какого—то музея. Никто не ожидал, что она у них останется.
– Я всего на денек. Ириночка, вы ведь не возражаете? – Октябрина тащила свою громадную сумку.
Ирина Алексеевна очень уважительно относилась к людям. А к старшим – тем более. Эта женщина, конечно, странновата. Но она директор Краеведческого музея! Ирина ведь тоже заведовала, пусть небольшим, школьным, но тоже музеем. Они, получается, были коллегами. К тому же палатка Тани и Лены освободилась, а значит, есть куда ее поселить.
– На денек? Нет, не возражаю.
– О, спасибо! – Октябрина махнула клеткой. Грач шмякнулся о прутья.
– Чтобы все тут посмотреть, много времени не нужно. Вы нам не помешаете.
На этот счет, как выяснилось, Ирина ошибалась.
***
Люба и Алиса, лежали недалеко от лагеря, под марлевым пологом. Это гениальное изобретение защищало от комаров и прочего гнуса, крепилось на четыре штыковые лопаты по углам, а края его заправлялись под спальник.
Девчонки читали журналы. Это были свежие брошюрки, приложение к журналу «Наука и жизнь», которые Алиса взяла с собой из дома.
Тут они увидели, что к ним идёт Анька.
– Эй, хватит филонить. Ирина Алексеевна зовет, – сказала она.
Алиска с Любкой молчали. Они продолжали лежать, и не повернулись в Анькину сторону. Еще не хватало, чтобы эта рыжая нахалка думала, что они ее сразу послушаются. Но Сажина не уходила.
– Читаете? Что читаете? – спросила она с ехидцей.
– Чё надо, – буркнула Любка. – Ты это, давай, иди уже. Скажи Ирине, что мы идем… Что это за звук? Кто жужжит?
Действительно, рядом с пологом слышалось какое—то странное жужжание. И исходило оно, странным образом от Аньки. Та просияла:
– Это я бусики сделала! Из оводов, – Сажина улыбалась. Точнее, это была не улыбка, а кровожадный оскал. – Из живых! Хотите посмотреть, а?
Оводы были нанизаны на тонкую нить. Они барахтались и махали крылышками, упираясь друг в друга, от чего бусы на шее Аньки казались живыми.
– Фууу, какая гадость! Ты садистка! – закричала Любка. – Иди отсюда!
Сажина была в экстазе. Она знала, что эти две подружки ее терпеть не могут, и наслаждалась произведенным эффектом еще минуту. Потом развернулась и с гордо поднятой головой ушла.
Любка не могла успокоиться. Она очень любила живую природу по всех ее проявлениях – растения, насекомых, животных. Ее сердце разрывало от боли, когда она видела бездомных кошек и собак. Но родители согласились завести лишь хомячка. Это было еще в пятом классе. Питомец прожил у них два месяца, пока по неосторожности, папа не придавил его дверью. Люба рыдала без остановки несколько дней, даже в школу не ходила. И до сих пор, при воспоминании о хомячке, она шептала: «Кузю жалко…», и начинала плакать. Надругательство Сажиной над оводами вызвало у нее бурю негодования:
– Как так можно? Она что, вообще, безмозглая? Они же живые! Им больно!
– Люб, да ладно тебе! – Алиса пыталась, как могла, успокоить подругу. Она боялась, что скоро дело дойдет и до воспоминаний про Кузю. – Они же кусаются, еще как, и нам тоже больно… Идем, Ирина Алексеевна ждет.
Девочки вылезли из-под полога и пошли в лагерь.
***
Ирина Алексеевна любила порядок. И поэтому выходной, который обычно делался раз в неделю, был не совсем для отдыха. Послеобеденный перерыв, конечно, дело святое. А остальное время было для стирки, уборки территории и палаток, чистки посуды. Алиске с Любкой достались в этот раз железные кружки. Когда они пришли в лагерь, Ирина сказала:
– Берете золу от костра, тряпочки в хозпалатке. И не забывайте хорошенько полоскать, – сказала Ирина Алексеевна. Сегодня она была строже обычного.
Девчонки сняли все кружки с гвоздиков, вбитых в подпорку тента над столовой. Любка взяла ведро и пошла к реке. Навстречу ей шел Геныч:
– Ты куда?
– За водой…
– Тебе помочь?
– Ну, помоги, – Люба посмотрела на Гену с восхищением и благодарностью.
Они вместе спустились к речке.
Люба шла позади Геныча, притихшая и молчаливая, что было ей совсем не свойственно.
– Тебе полное набрать? – спросил Гена, загребая ведром воду.
– А? Да. Нет. Половину, – ответила Любка.
Ей хотелось, чтобы этот момент никогда не кончался. Чтобы она так и стояла тут, на ступеньках, вечно. А Геныч, такой хороший, отзывчивый, спрашивал бы ее: «Тебе помочь? Тебе помочь? Тебе помочь?». Никто раньше не предлагал ей помощь. Из мальчиков. Одноклассники делились на отморозков и ботаников. Даже вспоминать о них противно. А Геныч… Он другой.
Гена набрал воды, и обернулся. Он увидел, как Люба на него смотрит, и смутился. Его румяные от природы щеки, казалось, порозовели еще больше.
– Пошли, что ли, – буркнул он, глядя в сторону.
Любка вздохнула. Счастливый момент кончился. Они вернулись в лагерь.
Геныч поставил ведро рядом с костровищем и ушел, не взглянув на девчонок, и не ответив на их «спасибо». Любка молчала и была погружена в свои мысли.
– Что у вас там произошло? – спросила Алиса. Ей казалось странным поведение подруги, всегда без умолку болтающей.
– Ничего. С чего ты решила?
– Да ты странная какая—то. И Генка убежал… Поссорились, что ли? Ну скажи, – не успокаивалась Алиса.
– Мы просто сходили за водой. Он предложил помочь. А почему тебе так интересно? Ты что, на Геныча глаз положила? – спросила Люба с раздражением.
– Я? На Геныча? Меня он, вообще, не интересует, – ответила ей подруга. Это было правдой. Ей нравился другой.
***
Девочки управились с кружками, когда дело шло к вечеру. Они пошли за лагерь, чтобы забрать свои вещи. Еще издали они заметили, что под пологом кто—то есть. Там лежали Костя с Лёшей. Точнее, лежал, развалившись Костян. А его друг сидел, скрючившись в уголке.
– Гоп—стоп, мы подошли из—за угла, – затянул Костя, когда девчонки подошли к пологу. – Здорово, красавицы! Это ваши книжечки?
Лёшка хмыкнул.
– Уходите отсюда! Это наш полог! – сквозь зубы сказала Люба.
Алиса молча стала отвязывать завязки от черенков лопат, марля упала на парней.
– Вы чё делаете? – Взревел Костя. Он пытался стянуть с себя тряпку, но это не удавалось, так как края полога были заправлены под спальник. А на спальнике лежала его собственная, Костина, громадная туша.
Лёша же выскочил быстро и заверещал:
– Полог, между прочим, общественный! И мы тоже можем под ним лежать, сколько захотим!
– Вот берите, натягивайте сами и лежите сколько хотите! А этот – наш! И наши вещи нечего трогать! – Любка разошлась. Они с Алиской вытянули полог из-под Костяна. Взяли журналы. Оставалось забрать спальник.
Костя, по—прежнему, на нем лежал. Теперь уже из принципа. Скрестив на груди руки, он насвистывал мелодию «Гоп—стопа». Лёша ухмылялся.
Девчонки попытались столкнуть громилу со спальника, но это было им не под силу. Они решили позвать кого—нибудь на помощь и побежали в лагерь. Из старших ребят у костра был Серега. Он разводил костер. Рядом сидел Рома, и обдирал кору с березового полена. Эти ничем не помогут. Только посмеются. Удав, скорее всего, заступится, но Костя его не послушает. Повлиять на него смогут только Ирина, Ветров и Геныч. Ирину Алексеевну впутывать не хотелось, но пришлось, так как Генка с Сеней ушли в деревню.
И вот они, уже втроем, вернулись на место, так сказать, происшествия. Костян лежал, положив руки под голову, Лёша сидел на краешке спальника. Увидев Ирину, оба вскочили.
– Ребят, разве можно так с девчонками? – спросила их Ирина Алексеевна. – Не можно. Завтра дежурите. Вдвоём.
Лёша с ужасом посмотрел на Костю и издал тихий стон. Костян разбушевался:
– Ирина Алексеевна! За что? Почему вдвоем? Все по трое дежурят!
Та вздохнула. Она уже пожалела, что согласилась взять Костю в экспедицию. Рассчитывала, что такой здоровяк будет им полезен. А он и в кружок—то толком не ходил. А теперь вот отсиживается, ни черта не делая. Еще и девчонок вздумал обижать.
– Костя. Это не обсуждается. Не нравятся наши порядки – могу отправить тебя домой. Хоть завтра.
– Да ладно, чего вы сразу… Подежурим. Лёшка вот готовит хорошо, правда же? – сказал Костик, обращаясь к приятелю. Тот поежился и пролепетал что—то нечленораздельное. У него было тяжелое предчувствие.
Ирина ушла. Алиска свернула свой спальник. И девочки пошли в палатку с торжествующим видом.
***
За несколько часов, что прошли до ужина, Октябрина Осиповна успела посмотреть не только лагерь и раскоп. Она сходила на курган, побывала в хозпалатке и даже в погребе. Камералка, где мылись, шифровались и хранились находки, вызвала у нее особый интерес. Особенно ценные находки, найденные вчера. Ирина Алексеевна показала обе, сопроводив небольшим рассказом о культуре и быте позднеирменцев. Директор Барабинского Музея чуть не плакала, когда взяла реликвии в руки.
– Подумать только… Им почти три тысячи лет! Это зеркало, оно изумительно! Ведь вы передадите его в Эрмитаж, Ириночка?
– Ну… Я не уверена, что прямо в Эрмитаж. – ответила Ирина.
– Если в Эрмитаж не возьмут, имейте в виду – Барабинский Краеведческий Музей будет счастлив такому экспонату. Вы понимаете, у нас никакого финансирования, коллекции давно не пополнялись… – и они перешли к общей для них, злободневной теме содержания музея.
За ужином Ирина Алексеевна постаралась сесть от Октябрины подальше.
Когда дежурные закончили раздачу, и все сидели с тарелками тушеной картошки, Ирина встала и объявила:
– Ребята, вчера был особенный день! Благодаря вашей добросовестной работе, у нас есть две очень ценные находки. А, как вы знаете, за это полагается награда! Костя и Лёша – вот ваша сгущенка!
Все зааплодировали. Костя взял банку и приложил ее к груди.
– Вторая банка осталась ничья, так как Таня с Леной уехали. А вчера за ужином, как вы помните, было не до этого…, и я решила, что отдам ее тому… – над столом повисла тишина. – Кто завтра раньше всех встанет!
– О, нам опять повезло, что ли? – закричал Костя. – Мы же завтра дежурим!
– Кроме дежурных, – уточнила Ирина. – Вы уже получили свой приз.
– Так нечестно! А если бы я завтра я не дежурил, я бы мог еще одну банку заработать! – расстроился Костян.
– Кто? Ты? Рассказывай! – ребята покатились со смеху.
***
В эту ночь, засыпая, Геныч уже знал, что снова увидит тот странный сон. Ему казалось, что, стоит ему закрыть глаза, он неведомым образом перенесется в другую реальность и в другое тело. Но, в то же время, в этой новой, параллельной жизни, было как будто что—то знакомое. И оно манило, и пугало одновременно.
Еще один Сон Геныча
Теперь он уходил на охоту. За спиной у него был лук, кожаный мешочек со стрелами висел на поясе. В руке мужчина держал копье, с острым бронзовым наконечником. Девчушка, для которой он лепил куколок, подбежала и обняла его за ногу. Женщина подошла и что—то сказала на своем языке. Голос ее был ласковым. На руках у нее сидел годовалый малыш, и теребил мамины волосы.
Генычу показалось, мужчина, в теле которого он себя ощущал, сказал: «Мне пора», и вышел из дома. Снаружи уже собрались другие охотники. Они стояли кругом, но на расстоянии метра друг от друга. И тут, к ним подошла старая седая женщина, на голове которой была повязка с нарисованным охрой узором. В левой руке женщина держала глиняный сосуд. В него она окунала указательный и средний пальцы правой руки, и чертила на лбу каждого охотника какой—то символ. При этом она что—то тихонько приговаривала.
Получив благословение старой женщины, охотники двинулись в путь. Они шли довольно долго, пока не достигли леса. В степи нет дремучих лесов, чаще это березовые колки, да заросли кустов. Здесь охотники рассчитывали подстрелить куропатку, зайца или лису. А опасность встретить крупное хищное животного, была невелика. Мужчины бесшумно разошлись в разные стороны, так, чтобы видеть друг друга.
Геныч заметил на дереве птицу. Он сунул копье за спину, за пояс, осторожно взял в руки лук и стрелу, прицелился. Птица вспорхнула и перелетела на другое дерево. Мужчина сделал несколько шагов в ту сторону. Он натянул тетиву и хотел уже выпустить стрелу, как вдруг птица вспорхнула и улетела.
Плохой знак. Уходи отсюда, говорило ему предчувствие. И охотник хотел его послушаться, вернуться назад, найти соплеменников. Но куропатка вдруг села на дерево в пяти метрах впереди него. Охотник двинулся туда, и через несколько шагов его правая нога куда—то провалилась. С виду это было похоже на кучу сухого хвороста, засыпанного листьями и землей. Но охотник сразу понял – это волчья берлога. Мужчина вытащил ногу, и достал из-за спины копье. Он бывалый охотник и знает, что сейчас будет. Он ждал.
Но, разъяренное животное выскочило из своего жилища столь стремительно, что охотник не успел среагировать. Волк бросился на него, и впился острыми клыками в ногу. Мужчина упал. Но он был силен. Точным молниеносным ударом он вонзил копье в шею животного. Волк издал последний свой грозный рык, и рухнул на землю.
Охотник позвал на помощь. Из раны текла кровь.
***
Гена проснулся, тяжело дыша, лицо его было покрытой испариной. Правая нога ныла от боли. Неужели это было наяву, и он сейчас увидит рваную рану и кровь? Он вылез из спальника. Ничего не было. Ни царапины. Но боль была реальной.
Геныч сидел в растерянности. Он понимал, что видит не простые сны. Никогда раньше с ним такого не было. Он стал вспоминать, когда это началось. Сначала упал и ударился головой. После этого заснул в хозпалатке. А последние две ночи он видит эти сны. Две ночи… И тут его осенило. Две ночи у него под спальником лежит золотая штуковина, которую он подобрал в яме! Неужели, она так на него действует?
Геныч решил проверить свою гипотезу. Самым простым и очевидным решением было – подложить золото под подушку Косте. Гена так и сделал. Для начала он хотел убедиться, что именно находка, лежащая под головой, вызывает эти сны. А значит, этой ночью он должен спать спокойно. Это главное. Возвращаться в ТУ реальность, ему больше не хотелось.
А расскажет ли свой сон Костян, даже если запомнит, – это уже вопрос второстепенный.
