Kitabı oku: «Профессия – путешественник. Приключения тревел-журналиста – от московских подземелий до индонезийских драконов», sayfa 4

АЗЛК

Мы с Рейденом вышли из метро «Волгоградский проспект». Я с трудом заставила себя приехать на встречу с ним. Снова пришлось надеть эту уродливую одежду, опять предстояло рисковать. Хотелось лежать в теплой постели и смотреть сериал, а не таскаться по заводам на последней стадии разрушения. Но была уже середина декабря, с книгой я катастрофически не успевала, поэтому интенсивность моих встреч с диггерами пришлось усилить и добавить в расписание также залазы по вечерам будних дней.

С Новоостаповской улицы мы свернули в арку и увидели охранников рядом со шлагбаумом. Рейден невозмутимо наврал, что нам надо в автомастерскую, и мы с серьезным видом прошли прямо. Скрылись из поля зрения людей в форме и дошли до кафе с оригинальным названием «Кафе». Меня развеселила эта огромная вывеска с большими красными буквами.

Тут мы свернули в арку и ступили на территорию бывшего АЗЛК. Впереди застыли краны и экскаваторы, еще днем усердно сносившие огромные здания. Цехов было уже совсем немного, а ведь когда-то в них стояли конвейеры, на которых собирали лучшие советские автомобили. Но уже через полгода тут не должно было остаться совсем ничего.

Рейден рассказал мне, что территорию расчистят для строительства гигантского комплекса с офисами, отелями и развлекательными центрами. В результате здесь разместился технополис «Москва», но тогда мы еще об этом не знали. Так или иначе, мне посчастливилось поймать уникальный момент и увидеть своими глазами то, что скоро утонет в потоках времени и будет забыто навсегда. Это осознание придало мне мотивации и исследовательского азарта.

Московский автомобильный завод имени Ленинского комсомола правильнее было бы называть ОАО «Москвич», потому что закончил он свое существование именно под этим именем. Предприятие просуществовало ровно 80 лет и за это время сменило много названий. Но в памяти нескольких поколений оно навсегда останется как АЗЛК.

Здесь создавались автомобили-трудяги, возившие почту и книги, мороженое и детское питание, служившие в такси и милиции, завоевавшие немало наград в автоспорте, помогавшие тысячам врачей неотложки добраться до миллионов пациентов, огромному количеству советских семей путешествовать по нашей большой стране, а в выходные выезжать на дачу с детишками и рассадой.

У АЗЛК интересная и грустная история. Датой рождения предприятия считается 6 ноября 1930 года. В этот день запустили главный конвейер, способный выпускать 24 тысячи автомобилей в год. Показатель на порядок превышал производительность любой другой подобной фабрики СССР того времени. Изначально завод собирал две модели автомобилей американской фирмы «Форд» – легковой и грузовой на 1,5 тонны.

В 40-х годах работы по строительству новых корпусов и монтажу оборудования велись стахановскими методами, не прерываясь даже в 40-градусные морозы. Производительность повысилась до 200 автомобилей в сутки – более 60 тысяч в год. Для советской автопромышленности это был настоящий прорыв в массовость. Справедливости ради стоит заметить, что Генри Форд еще в начале века собирал свою Железную Лиззи в два раза быстрее. Но для советских граждан московский завод был местом поклонения. Особенно когда он полностью перешел на производство малолитражных автомобилей.

Первому послевоенному автомобилю дали легендарное ныне имя «Москвич». В 50-х годах разработали для него самые разные кузова: не только седан, но и кабриолет, и первый в Союзе универсал, и даже специальную сельскую модификацию. Тогда же на базе популярного итальянского «Фиата-600» создали и запустили в производство принципиально новый микролитражный легковой автомобиль, который постепенно переродился в «горбатый» «Запорожец», предмет насмешек и анекдотов. Зато на Всемирной автомобильной выставке в Брюсселе автомобили «Москвич» отметили золотыми медалями и дипломами. Команда СССР впервые участвовала на этих машинах в международном ралли – «Тысяча озер» в Финляндии – и сразу заняла третье место.

В 60-х годах завод первым в отечественной отрасли начал регулярно проводить краш-тесты, а с конвейера сошел миллионный «Москвич». Тогда же началось возведение нового главного корпуса предприятия – его объявили ударной комсомольской стройкой. Московский завод малолитражных автомобилей переименовали в Автомобильный завод имени Ленинского комсомола (АЗЛК).

На 70-е годы приходится пик экспорта «Москвичей», достигавшего свыше двух третей от общего объема выпуска. Эти советские машины поставляли более чем в 70 стран мира, включая развитые капиталистические. Люди старшего поколения прекрасно помнят бои за право обладанием «Москвичами» 407 или 412, которые считались символами удавшейся жизни.

В 80-е завод достиг максимальной выработки за все время своего существования – 188 тысяч автомобилей за год, то есть в четыре раза меньше, чем «Форд» тридцатью годами ранее. После этого качество машин, выпускаемых АЗЛК, заметно снизилось и ажиотаж поутих. Мечты советского покупателя переключились с кургузых «Москвичей» на комфортабельные «Жигули».

Тем не менее завод продолжал разрабатывать и собирать новые модели автомобилей, обычно устаревшие изначально. До тех пор, пока не прекратилось его государственное финансирование из-за распада Советского Союза. В 1996 году конвейер впервые остановился из-за проблем со сбытом: ни столица, ни провинция больше не хотели покупать «Москвичи». Дефолт 1998 года добил завод: качество сборки упало да такого уровня, что новые автомобили покупателям приходилось доделывать самостоятельно.

Тогда территория АЗЛК делилась на две территории Третьим транспортным кольцом. Ту ее часть, которая ближе к области, передали компании «Автофрамос», и до 2022 года она выпускала автомобили Renault и Nissan. В мае 2022 года активы «Рено Россия» перешли в собственность правительства Москвы, и завод начал снова выпускать автомобили под брендом «Москвич», представляющие собой перелицованную версию китайского кроссовера.

На другой части предприятия – той, что была внутри «трешки», – в 2001 году Мосэнерго из-за большого долга отключило электричество, газ и воду. В 2010 году окончательно завершилась процедура банкротства. Завод полностью погасил долги по зарплатам, а также выплатил компенсации за вред здоровью и возмещение морального ущерба работникам. Но кредиторы получили 18 % от вложенных в производство средств.

К концу 2010 года завод находился на последней стадии разрушения и как магнит притягивал к себе самых разных сталкеров – от любителей заброшенного техногена до постапокалиптических фотографов. Мы с Рейденом стали одними из этих искателей приключений – пришли туда как раз в декабре.

Мой проводник рассказал, что обычно, когда завод не имеет больше средств к существованию, он проходит четыре стадии разрушения. Сначала глава предприятия устраивает аукцион по продаже нормального оборудования. На втором этапе бомжи выносят с почти не охраняемой территории цветные металлы: проводку, катушки, старые трансформаторы – все, что содержит медь или алюминий.

На третьей стадии на завод приезжают так называемые металлисты на «ГАЗелях». Они разбирают крышу, трубопроводы, несущие железные балки. Стараются делать это грамотно, чтобы здание сложилось лишь в последний момент, когда все ценные черные металлы уже вывезены. На четвертом этапе, когда завод уже почти превратился в руины и там не осталось ничего, что можно продать, дачники воруют кирпич. Но в связи с тем, что АЗЛК разместился не так далеко от центра Москвы, где садовых участков поблизости, разумеется, не было, он оказался лишен четвертой стадии.

Однако нахождение на территории завода было очень опасно, поскольку несущие конструкции могли обвалиться когда угодно. Мы шли внутри держащегося на честном слове здания и внимательно смотрели себе под ноги. Пол полуразрушенного цеха бывшего главного автомобильного завода страны был усеян мусором, арматурой, бетонными обломками. Мне стало жарко – вот это адреналин!

Рейден предупредил: если я не буду предельно внимательна, могу запросто угодить в какую-нибудь трещину – не только застрять в ней, но даже провалиться. Я в беспокойстве смотрела то под ноги, то наверх. Ведь металлисты не побрезговали вынести и несущие опоры, поэтому крыша могла обрушиться в любой момент – от приземления стаи птиц или даже от громкого звука.

Однако нахождение на территории завода было очень опасно, поскольку несущие конструкции могли в любой момент обвалиться. Мы шли внутри держащегося на честном слове здания и внимательно смотрели себе под ноги.

Утешало хотя бы то, что обычных людей – охранников, рабочих, занимающихся сносом, или сотрудников автомастерских, которые здесь развелись в большом количестве, – пугаться не стоило. Охранникам можно было наплести, что заблудились и как раз ищем выход, а на остальных вообще не стоило обращатьТем не менее при переходе из одного цеха в другой Рейден периодически забегал немного вперед. Прижавшись к стене и выключив фонарь, он тихо смотрел, все ли дальше благополучно. Едкий запах подсказывал, что за стеной вполне могли притаиться бомжи или бездомные собаки. И те и другие сами боялись всего на свете, поэтому, услышав звук чужих шагов, могли нафантазировать все что угодно и самоотверженно броситься защищать свою жизнь до последней капли крови. Мне было не по себе от этих шпионских игр. Но нам повезло – мы никого не встретили.

Наконец мы вышли к главной достопримечательности сегодняшнего путешествия – зеленой советской машинке «Москвич». Именно к ней совершали паломничества сталкеры – индустриальные туристы, исследующие таинственные объекты, построенные человеком, и познающие мир через их призму. Но автомобиль был старый и загаженный – он меня разочаровал. Стоило ради него жертвовать теплой кроваткой и сериалом?

Однако, когда мы отправились назад, настроение мое улучшилось. Мы пошли не сквозь опасные цеха, а через огромный пустырь, который надо было пересечь по диагонали. На заброшенной территории старого автомобильного завода было тихо и хорошо. Снег уже припорошил все неровности, шероховатости, острые углы и продолжал красиво падать. Я поймала острую и холодную снежинку языком. Где-то далеко гудели Третье кольцо и Волгоградский проспект, только это было совсем не заметно.

Будто не в шумной и яркой Москве мы находились, а где-то вне времени и пространства, в тихом и спокойном оазисе. Крыши огромных цехов, кое-где обвалившиеся, выглядели сюрреалистично благодаря укрывшему их снегу. Сами строения были такими гигантскими, что на их фоне я казалась себе крохотной песчинкой. Момент этого осознания стал самым ценным в моем путешествии по АЗЛК, и он, пожалуй, стоил скучного вечера дома перед экраном.

Наконец мы нырнули в арку и вышли на освещенную уютными фонарями дорожку. Выбрасываться предстояло через тот же шлагбаум с охранниками. Я уже знала, что это безопасно – всего-то нужно было поиграть в «каменные лица». Но на подходе к посту я все равно заволновалась. Хотя и понимала, что толстым мужикам в форме по большому счету нет до нас никакого дела. Даже если они и спросят, что мы тут делаем в столь поздний час, можно сказать, что были в автомастерской у друзей, выпили немножко, задержались. Все логично, отговорка есть, всем на все наплевать, никто не станет выяснять правду.

Охранники даже не посмотрели на нас. Мы прошелестели мимо шлагбаума, нырнули в очередную арку между домами и вышли на Новоостаповскую улицу. И тут меня накрыло то самое сталкерское счастье. «Ура! Это было так круто!» – запрыгала я. В голове промелькнула мысль: может, мне даже стоит оставить себе диггерское хобби и после завершения книги?

Розовое бомбоубежище

Морозным солнечным днем я вышла из метро «Таганская» и слилась с веселой толпой отряда «Синяя буря» во главе с рыжеволосой предводительницей Вороной. Спустившись по улице, мы нырнули во внутренний двор и прошли несколько метров к добротным зеленым советским гаражам.

Ворона распорядилась приготовить налобные фонари, но пока не надевать, чтобы не привлекать внимания. Все-таки Таганка – почти центр и довольно людное место. Над гаражами возвышалось что-то вроде печной трубы. Нашей задачей было максимально незаметно в нее забраться. Из окон окружающих домов мы были видны как на ладони, а кроме того, прямо во дворе находилось отделение милиции.

Вороне кое-как удалось утихомирить «Синюю бурю», когда назрела новая проблема – труба была слишком высоко. Парни еще дотягивались кончиками пальцев до крыши гаража, а девчонки – нет, даже в прыжке. Кроме того, скакать рыжеволосая лидер диггеров из-за поврежденного колена не могла.

Однако ее бойфренд быстро нашел решение – на близлежащей помойке он заметил старый засаленный диван. Парни дружно подтащили его. Все легко забрались на чуть покатую зеленую крышу. «А ведь у гаража, по которому мы грохочем, есть хозяин. Возможно, внутри стоит машина или, по крайней мере, хранится какое-нибудь барахло. Знает ли этот человек, сколько сталкеров прошлось по крыше его собственности?» – сказала мне Ворона, перед тем как нырнуть в трубу. Она была в тот день настроена философски.

Я последовала за ней. Внутри была такая же металлическая лесенка, как и в кабельном коллекторе. Весь отряд «Синяя буря» спустился под землю. Лезли мы недолго и неглубоко. Внизу валялся стандартный мусор – пустые пивные бутылки, пакетики от чипсов, бычки.

Я встала на четвереньки и вслед за остальными поползла горизонтальным коридором несколько метров по шуршащему под моими коленями песку и грязи. Наконец мы добрались до помещения, где была навалена куча самых разных досок: обломков стульев, просто брусков, даже каких-то носилок. Эту комнату все прошли, особенно не оглядываясь, лишь стараясь не переломать ноги в бедламе.

Миновав пару комнат, мы обнаружили самую настоящую гермодверь, чем-то напоминающую ту, что запирала барокамеру. Я шагнула внутрь вслед за Вороной и попала в самую сердцевину того объекта, ради которого меня привели сюда диггеры, – в розовое бомбоубежище.

Это место было похоже на какое-то давно опустевшее государственное учреждение поздней советской постройки: выкрашенные грязно-розовой краской стены, дрянные двери с не самыми удобными ручками. Оно находилось под детским садом и сообщалось с другим бомбоубежищем, которое когда-то сгорело и по этой причине не очень интересовало сталкеров.

На Таганке было и третье бомбоубежище – оно сегодня рассекречено, переделано в музей «Бункер-42» и открыто для всех желающих. Его отличают огромные подземные площади, необычная архитектура и полная оснащенность всем необходимым на случай ядерного удара. Запасы продуктов, топлива, системы регенерации и очистки воздуха, подачи питьевой воды могли обеспечить боевое дежурство личного состава на протяжении нескольких месяцев.

Розовое бомбоубежище, в которое мы залезли, всегда оставалось более скромным его собратом – выглядело не так солидно, да и рассчитывалось на куда меньшее количество человек. Теперь же оно было заброшено, почти никому не известно и находилось в плачевном состоянии. В отличие от «Бункера-42», здесь не было красивых освещенных пространств, только мрачный индустриальный стиль. Тут не проводили экскурсий, банкетов и презентаций с дегустациями дорогого виски, зато пили пиво диггеры.

Я побродила по коридорам и комнатам со стеллажами наподобие нар, приспособленных для сна потенциальных укрывающихся. Еще здесь были стулья, правда в основном сломанные, куча каких-то досок всевозможного вида: носилки, разбитые столы. Разнообразные комнаты, в том числе уборные с удивительно целыми, нерасколотыми унитазами, из которых, впрочем, пахло мочой. Но главное: куча «наскальной» живописи от современных московских диггеров.

Я подумала, что сходить в бункер-музей, особенно с экскурсией, было бы, возможно, куда приятнее, чем опять смотреть на всю эту грязь. Как же я соскучилась по цивилизованному времяпровождению: походам в театры, встречам с моими настоящими друзьями. Но об этом не могло быть и речи – дедлайн поджимал, в тексте книги еще конь не валялся, да и материал я собрала далеко не весь.

К счастью, дело было сделано, бомбоубежище осмотрено, и мы отправились на выход. Мне стало неспокойно. Я вспомнила про отделение милиции во дворе. Что, если его сотрудники выйдут покурить и спалят нас прямо во время выброса? Тогда далеко ходить не надо будет. Вдруг они позвонят на мою новую работу на телеканале? Меня тогда уволят?

Однако, когда я высунулась из трубы, люди в форме нас не ждали. В отличие от помоечного дивана. Я спрыгнула на мягкое в ботинках прямо как королева, поблагодарила Ворону и отправилась домой мучиться с книгой. Я уже отчетливо понимала, что не успеваю написать ее вовремя, а просроченный текст издательство вполне может не принять. Риск того, что я проходила все эти диггерские испытания зря, с каждым днем увеличивался.