Kitabı oku: «Алька», sayfa 2

– Хорошо, – радостно откликнулась девушка и пошла к воротам.

– Одевайся тепло, поедем в одно место, – уже в спину ей крикнул Леха и улыбнулся.

Алька оглянулась и помахала ему, а он все стоял и смотрел. Взрослый, сильный, добрый…

Автобус подъехал через четверть часа, девушка вошла в уютное тепло салона, села и прислонилась лбом к прохладному оконному стеклу. Неужели это произошло с ней? Что будет завтра? Что она наденет на встречу с Лешей в воскресенье? Было ли это на самом деле или ей все приснилось? Аля тихонько ущипнула себя за ладошку – стало больно. «Я не сплю!» – радостно подумала она и сердце приятно замерло в груди.

В квартире было свежо. Запах лизола почти выветрился, в распахнутые окна врывался прохладный океанский ветерок. Из комнаты матери доносился храп. Светка свернулась клубочком на своей кровати и смотрела в стену невидящим взглядом.

– Аль, это ты? – прошептала девочка, глядя в пустоту.

– Да, – шепотом ответила старшая сестра. – Есть хочешь? Смотри, что я тебе принесла.

Аля достала из пакета с учебниками хлеб с салом, три отварные картофелины и – роскошь! – свежий огурец. В этот момент девушка поняла, что тоже хочет есть.

– Давай пировать, – пригласила она сестренку.

Малышка выбралась из-под одеяла. Алька застонала от жалости: худенькие ножки, бескровное осунувшееся личико и огромные тоскливые глазенки…

– Мама просыпалась? – резко спросила она.

– Не знаю. Я очень хотела кушать, попила воды и легла. Стало холодно, я иногда спала, а иногда просыпалась, – тихо проговорила девочка. – А потом стало темнеть. И ты пришла.

Алька встала, захлопнула окна и посмотрела на часы. Почти двенадцать. Слава Богу, что мать спит – никогда не возвращалась девушка домой так поздно. Взяла одну картофелину себе, две отдала сестренке. Сало вкусное, надо было больше взять, там, на пароходе, за едой никто не следил. Светка хрустела огурцом, жмурясь от удовольствия. Вкуснятина!

– Аль, не приходи больше так поздно, ага? – наевшись, жалобно попросила Светка. – Я боюсь. Вдруг ты потом возьмешь и не вернешься. А меня в детдом. Там вши. Мне Колька сказал. Подстригут налысо.

Девочка начала всхлипывать.

– Светик, терпи, – ответила сестра. – Нам надо вырваться от матери, и я нашла верный способ. Ты ничего не бойся, я никогда тебя не оставлю. Если станет совсем страшно – беги к Галке, она тебя не выгонит.

Малышка успокоилась:

– Только не каждый день, ладно? Обещай.

Каждый день… Надо школу закончить с хорошим аттестатом, сдать экзамены, потом подать документы в техникум. Учиться необходимо, чтобы не попасть в бригаду, как предрекал тот, вахтенный с парохода.

– Я каждый день не смогу бояться, я заболею и умру, Аль, – засыпая, говорила Светка. – Но ради дела потреплю. И чтобы сапоги золотистые и белая шапочка.

Алька поцеловала сестренку и пошла в ванную. Заткнула слив, пустила воду и встала гудящими ногами в спасительное тепло. Ноги отекли и немного замерзли в Галкиных туфлях. И колготки надо сполоснуть – неудобно Надежде Алексеевне грязные возвращать. Хорошо, что не порвала. Простирнув заодно свои заштопанные «капронки» и бережно развесив их на батарее, Алька вытянулась на своей узкой кровати под одеялом, закрыла глаза и еще раз прокрутила в голове весь день с самого утра.

Память предлагала ей то отражающуюся в зеркале яркую красивую незнакомку, то восторженный взгляд бегущего по школе с классным журналом восьмиклассника, то липкий сладкий вкус «Амаретто», то добрую Лехину улыбку.

Галка куда-то испарилась из ее сознания.

***

Вика любила свой дом. Свою уютную спальню, несмотря на то, что жили они там вдвоем с мамой. Как-то мать предложила Вике сделать перепланировку и разъехаться – в частном доме так просто из двух комнат выкроить три. В прошлом году жилье было приватизировано – делай все, что воображение подскажет. Вика представила, как живет одна, в пустой комнате, и решительно отказалась. Ей так спокойно было засыпать рядом с мамой и просыпаться, видя, что мамина постель уже аккуратно заправлена, а на покрывале лежит ее отглаженная для работы одежда.

Быт был очень простым – придя из школы, Вика обедала, мыла посуду и пылесосила. Садилась за уроки. Если по телевизору не было ничего интересного, валялась с книжкой на диване или на своей кровати.

Все в их классе готовились к экзаменам, обсуждали, кто куда собирается поступать, ездили в город на подготовительные курсы. Алька, единственная подруга, переехала и пропала. Наверняка обзавелась новыми друзьями и забыла ее, Вику. Зимой на лыжах бегать было теперь не с кем, и девушка увлеклась комнатными цветами. Раньше думала, что только замужние дамы могут с такой страстью озеленять свое домашнее гнездышко. Но неожиданно привязалась к растениям, отщипывала отростки везде, где только можно, пока никто не видел, или, увидев у кого-то цветущий пышно подоконник, стучалась в дом к незнакомым людям и просила за монетку редкий росток. Кто-то сказал ей, что лучше всего приживаются краденые цветы или купленные за пятак.

Весной их с мамой дом стал похож на цветущий сад и радовал своих хозяек сочной живой зеленью всех оттенков. А сосед, дядя Миша, подарил ей бочонок под традесканцию.

Вот из-за этого бочонка она не сдала сочинение, а Светлана Александровна разозлилась и влепила ей «два/два». Вика пошла за бочонком, ждала, пока высохнет и выветрится лак. Потом дядя Миша долго искал мягкий целый полиэтиленовый вкладыш, чтобы вода при поливе не просачивалась в деревянные щели.

Девушка так вдохновилась пересадкой разросшейся традесканции, что совсем забыла о сочинении. Да что там сочинение – мама попросила ее начистить несколько картошин к ужину и достать из погреба банку тушенки, а Вика и этого не сделала! Пришлось им ужинать чаем с баранками, и мама немного обиделась. К ней в контору нагрянула комиссия, мать задерживалась на работе допоздна, а утром уходила раньше обычного и очень уставала.

Вика вспомнила про сочинение только утром и, естественно, не успела его написать. Можно было быстро накропать что-то, но девушка предпочитала «все или ничего»: лучше сдать позже идеальную работу, чем ставить свою фамилию под позорной отпиской. Но Светлана Александровна даже слушать ее не стала. Полкласса не сдали сочинение, она разозлилась и поставила всем «двойки». Вика понимала, что учительница права. Но у девушки никогда не было плохих отметок по литературе – это был любимый предмет. Надо завязывать с цветами, а то так и экзамены завалить недолго…

Первый раз за свои семнадцать лет Вика ощутила быстротечность времени. Школа отнимает почти весь день. Подготовка к вступительным экзаменам. А еще на прилавках новые книги появляются, как грибы. Раньше столько всего интересного было запрещено, а сейчас читай вволю! Но на чтение тоже нужно время. Фильмы интересные появились, например, «Титаник». Мать купила подержанный видеомагнитофон по объявлению, а в сигаретном ларьке возле остановки открылся прокат кассет. Так это у Вики еще и друзей нет, с которыми иногда так хотелось бы погулять, пообщаться. Но когда? Ей даже с мамой поговорить не удается!

И что, если она узнает про сочинение? Не успеет до дома с работы дойти, как ей уже скажут. Расстроится. Сядет на диван, повернется к папиной фотографии, перевязанной траурной лентой, и тихо вздохнет.

Жаль, что папы нет. Недавно звонили из его конторы, приглашали на открытие мемориальной доски погибшим морякам. И папина фамилия там есть. Но Вике от этого не легче. Им с мамой так не хватало отца, пахнущего рыбой и табаком, сильного, большого, шумного и такого родного.

Вика заплакала. Перед глазами все поплыло. Вот бы закрыть глаза, открыть, – а папа дома. Живой, сидит на диване и дразнит ее «Вика-чечевика». Он бы все понял, рассказал интересный случай из своей жизни: грустный или смешной. О том, как теряются друзья, нелепо появляются «двойки» в дневнике, а мама ругает за то, что не начищена картошка. Странным образом Вика повторяла все события из жизни отца, только он об этом так смешно рассказывал, что девушка даже начала сомневаться в правдивости этих историй. Но в любом случае, папа всегда ее успокаивал и придавал сил пережить любые неприятности.

«Двойка» была забыта. Вика выглянула в окно. Кусты смородины и малины уже зазеленели, розы стояли еще голые, но чувствовалось, что в них уже проснулась жизнь. «Посадить бы еще жимолость возле забора, тогда нашего крылечка с улицы будет совсем не видно», – подумала девушка. Так станет еще уютнее. А если уговорить маму смастерить скамейку и простой деревянный столик, сделать навес – получится вполне себе южная беседка. Да, в доме мужчина просто необходим. Эх, папка—папка, зачем ты тогда согласился выйти в море на списанном в утиль сейнере?

Вика поставила кастрюлю на плиту, и вскоре комната наполнилась вкусным запахом говяжьего борща. Хлопнула входная дверь, вошла улыбающаяся мать. Про сочинение не знает.

– Мам, я «двойку» получила по литературе.

Мать дернулась и перестала улыбаться. Молодая красивая женщина, только глаза потухшие какие-то. Вике стало стыдно.

– Я исправлю, мам. Светлана сегодня вспылила, наорала на всех, в журнал наверняка не выставила. У половины класса «двойки», – затараторила девушка.

Мама молча раздевалась возле вешалки.

– Мамочка, зря я тебе сказала. Просто испугалась, что от чужих узнаешь и еще больше расстроишься. Я сейчас же напишу это дурацкое сочинение и завтра сдам.

Вика подбежала к матери и взяла ее за руки. Мать сказала устало:

– Хорошо, если можно что-то исправить. А у нас недостача. Второй день ищем, где ошиблись – не найдем. Комиссия лютует. Переносили все в компьютер, всю бухгалтерию, а теперь не сходится ничего. Трудно мне с этой техникой. На калькуляторе считали – копеечка к копеечке всегда… Ну да ладно, давай ужинать.

Вика бросилась накрывать на стол: налила борщ в тарелки, поставила банку сметаны, нарезала хлеб, пару долек чеснока и достала солдатское вкусное сливочное масло в жестяной банке.

– Из папиной конторы звонили, забыла сказать. Мемориальную доску будут открывать, – сказала Вика, намазывая маслом натертый чесноком хлеб.

– Что нам эта доска, – отозвалась мама, перемешивая сметану в борще. – Пока выучишься да устроишься на работу, придется нам пояса потуже затянуть. В институт ездить – это тебе не в школу за домом, еще и с питанием после третьего урока. Придется раскошелиться, о проезде не забывай… И одеть тебя помоднее – студентка уже, взрослая девица.

Они несколько лет жили без папы, но что-то в голосе матери заставило Вику опустить ложку и всмотреться в ее лицо. Временные неприятности на работе или все гораздо серьезней? Девушка вспомнила падение Алькиной матери по наклонной плоскости после сокращения на консервном заводе и не на шутку испугалась. А сама протянула:

– Мааам, ну чего ты сгущаешь? Проездной недорого стоит, еду могу с собой брать. А одежда… Можно подумать, в пединститут все богатеи придут. Такие же, как я, в обычной одежде. И даже хуже. Стипендию заработаю. А потом найду подработку, как освоюсь.

– Почему пединститут? – удивилась мама. – Мы же в мореходку планировали на экономический. Куда ты потом со своим педобразованием? Еще немного – и школьная система совсем развалится.

– Потому что в мореходке платно, – отрезала Вика. – Не хочу, чтобы ты гробилась на работе. А попаду на иняз – найду хорошую работу.

– Ну что ж, – согласилась мать. – Пробуй. Иностранный язык сейчас любые двери открывает.

Вика снова заволновалась – подозрительно легко мать отказалась от своей мечты сделать дочь экономистом. Разве так бывает?

Надо писать сочинение, а девушка не может собраться с мыслями: перед глазами стоит растерянное, уставшее мамино лицо. Сев на свою кровать, Вика услышала плеск воды и тихое бормотание телевизора. Мама моет посуду, сейчас разложит на обеденном столе свои бумаги и будет заново вглядываться в цифры, сверять счета и искать утерянные копейки. Нет уж, экономистом быть несладко. То ли дело стать переводчиком и устроиться на работу в иностранную фирму. Сделать евроремонт в доме и построить летнюю беседку…

Девушка посмотрела на буйно цветущую герань на окне, плотные блестящие оранжевые занавески и уютные пледы в тон им. А письменный стол и книжные полки папа смастерил сам, когда Вика поступила в первый класс. Столешницу красиво обтянул толстой тканью «под кожу», и такой же тканью перетянул сиденье обычного деревянного стула. Поначалу Вика протыкала шариковой ручкой бумагу, так как столешница оказалась слишком мягкой. Зато сейчас у нее самый лучший в классе почерк. Да что там в классе – во всей школе! Недаром все стенгазеты поручали выпускать им с Алькой.

Вздохнув, Вика вырвала двойной лист в линию, сверху написала дату, заголовок «Мой любимый рассказ о войне» и задумалась. Сочинение надо было написать по произведению Кондратьева «Сашка». Но Вике не нравился этот рассказ. Как он может быть ее любимым? Вот «А зори здесь тихие…» Васильева – это понятно. Весь класс тихонько глотал слезы, когда в актовом зале им включили запись этого фильма. Мальчишки – и те отворачивались, пряча глаза. Нет, Сашка в рассказе тоже молодец: и людям помогал, и Зину преданно любил, но девичий батальон как-то Вике ближе…

Девушка улыбнулась, вспомнив забавную семейную историю. Давным-давно мама принимала участие в самодеятельности. В местном клубе ставили «Зори», артисток фотографировали, и дома хранилась черно-белая карточка – веселая мама, красивая, в гимнастерке и в пилотке. После пятого класса Вику отправили на каникулы к бабушке. Бездонный кладезь занимательных историй, бабуля рассказала, как испугалась, получив эту фотокарточку. «Я боялась читать письмо, думала, кровиночку мою в армию призвали, и опять война начнется», – причитала бабушка. А Вика смеялась: «Ну какая война, нас весь мир боится, у нас же ядерная кнопка!»

Память перенесла девушку в то далекое уже лето. Бабушка работала в школе гардеробщицей и записала внучку в библиотеку. Сколько же книг Вика тогда перечитала! Влюбилась в повести Волкова про Элли, Страшилу и Железного Дровосека. А вот «Маленький принц» расстроил, встревожил – слишком глубокий смысл был заложен в эту сказку, доступный душе, но непонятный детскому разуму.

Но самое счастливое время было – вечер перед сном. Вика вдыхала аромат чистого постельного белья, зажмуривалась и слушала бесконечные удивительные истории про русалок, побег от войны огромного семейства, жизнь в собственной усадьбе, а потом в бараке возле озера Хасан. Картины сменялись одна другой и были волнующими, потому что взаправду случились с ее родной бабушкой, а значит, и немного с ней, Викой.

Сочинение никак не писалось. Девушка вспомнила, что мать еще утром вынула из бульона говяжью кость и попросила Вику отнести ее соседскому псу.

Выскользнув из дома с завернутым в бумагу лакомством, Вика остановилась в изумлении – к ее дому шагала Алька. Откуда она здесь? Они не виделись весь учебный год, даже не созвонились ни разу. Вика знала только, что подруга переехала в район переговорного пункта, а точного адреса у нее не было.

Уняв заколотившееся радостно сердце, девушка отвернулась и пошла к соседнему дому.

– Вика, стооой! – услышала она за спиной и оглянулась. Алька, улыбаясь, бежала к ней, держа в руках белый пакет.

– Я… Мне… Мама попросила дядь Мишиному Байкалу косточку отдать, – растерянно ответила Вика. – А ты чего здесь?

– Я к тебе, Вичка, соскучилась жутко, – Алька крепко свободной рукой обняла подругу. – Мать совсем с катушек съехала, я никак не могла выбраться. Телефон у нас отключен. Пригласишь в дом? Правда, я с пустыми руками.

Девушки кинули кость через соседский забор, вошли в свой двор и уселись на крыльце. Алька осмотрелась:

– Красота тут у вас, запах настоящий, живой. Мы в квартире пыль глотаем и дышим газами с дороги.

В распахнутое окно на звук голоса выглянула мать и воскликнула:

– Алечка! Дорогая моя пропажа!

Посмотрела на напряженное лицо дочери и добавила:

– Вика, я чайник ставлю, приглашай гостью в дом.

Девушка оглядела модную одежду Альки: высокие белые кроссовки, плотные черные лосины и просторная толстовка с карманом на животе и капюшоном. Подумала: «Приоделась. Нашла работу? Пакет из супермаркета… Какая же она красивая стала. Волосы, как шелк».

Разговор не клеился, пока Алька не заметила, что у подруги много цветов. Она ходила по дому, рассматривала каждое растение, восхищалась:

– Вика, супер. Как красиво! А у нас дома – сарай. Может, дашь мне отростков? Только мне сажать их некуда, если только в консервные банки… Ты где землю брала, в огороде? Украшу нашу со Светкой спальню. У нас ведь ничего нет, только две кровати, мать все деньги пропила. А кухня до того прокурена, что все живое там сразу зачахнет.

Вика решилась спросить:

– Аля, а такие вещи дорогие у тебя откуда? И где ты их хранишь, если даже шкафа нет? Пакет интересный…

Алька уселась на Викин изрядно потертый стул:

– В пакете у меня учебники, берегу его, потому что прочный. Одежду мне отдает богатая одноклассница. У нее отец кэпом ходит в загранку. Там семья очень жалостливая – они и продукты мне подкидывают. Светке недавно одежду и обувь отдали после близняшек. А храню я вещи – не поверишь! – в коробке под кроватью. Коробку в магазине взяла. Каждый раз иду домой и трясусь – вдруг мать пропила наше богатство.

Девушка посмотрела на лист с темой сочинения.

– О! Тоже война? Я уже отмучилась, хочешь, помогу написать? – предложила она Вике. – Но я только «Сашку» Кондратьева читала, другое не вспомню так сразу.

Лед был окончательно растоплен. Дружба разгорелась с новой силой. И вот уже Алька, высунув язык, пишет черновик сочинения о войне, а Вика сосредоточенно осматривает растения в поисках молодых побегов, которые наверняка укоренятся и украсят Алькину комнату.

– Слушай, пишу и думаю – хоть бы моя мать уже упилась чем-то, проще похоронить, – сказала вдруг Аля. – Думаю так, и страшно становится. А с другой стороны, лучше никакой матери, чем такая.

Вика растерялась. Похороны отца стали самым страшным потрясением в ее жизни. Но он не пил… Был самым лучшим папой в мире. Что она может ответить подруге?.. Так вот почему Алька не приезжала! Ее мать допилась до ручки, раз ей такие мысли в голову полезли. Подняв голову, Алька пояснила:

– Понимаешь… Недержание, а почки сгнили… Устала я проветривать и мыть. Светку в детдом заберут сразу. Не знаю я, Вик, не знаю…

Алька пришла сегодня из школы и увидела, что мать сидит на кухне и курит.

– Окно бы открыла, – попросила дочь. – И так дышать нечем.

– Сестру покорми, – не поворачивая головы, процедила мать. – Где шляешься, времени уже три часа?

– Последний звонок репетировали, – сказала Алька. – А ты что, своего ребенка сама накормить не можешь?

Мать медленно развернулась на табуретке и уставилась на дочку:

– В детдом пора сдать эту глисту. Кормить ее еще. И нечего меня винить! Не доросла еще!

Алька вздохнула, ничего не ответила. Она проголодалась и хотела пройти к плите, чтобы поставить чайник. Мать вдруг больно схватила ее за руку и закричала, брызгая слюной:

– Заткнись, сволочь! Всю жизнь мне испохабили, выродки! Где была вчера ночью? Шлялась? Выросла, гляньте-ка на нее! Подстилка пароходская! Смотри, на своего папашу не наткнись там, когда ноги раздвигать будешь, а то в подоле принесешь зверушку какую!

Алька задохнулась, вырвалась, выскочила на улицу и что есть сил припустила в сторону остановки. Сев в первый же проезжающий автобус, не сразу поняла, что едет в Копай.

Как смела мать бросать ей в лицо такие грязные обвинения? Алька их ни чуточки не заслужила. Почему сказала про пароход? Что-то знает? Или судит по себе? А отец… Может, он жив-здоров, ходит в рейсы, просто не ведает о своих родных дочках? Интересно, как они расстались?.. Мать часто повторяла, что самое страшное в жизни – это бабье одиночество, что какой-никакой, а мужик должен быть. Наверное, поэтому мужчины менялись в их семье с бешеной скоростью. И чем ниже на дно опускалась мать в своей пьянке, тем более жуткого вида существа оставались ночевать у нее в спальне. Да, без матери жилось бы намного лучше…

Алька тяжело вздохнула.

Вика поняла, что жизнь подруги из кошмара превратилась в настоящий ад и сказала:

– Не теряйся, Аль. Нам тоже с мамой тяжело. Сейчас поступлю, придется пояса сильно затянуть. Но все наладится, надо только верить. Ты знаешь, что… Почаще приезжай к нам. И Светку привози. Мама видишь, обрадовалась тебе. У нее сейчас неприятности на работе, она вообще не улыбается…

Подруги попрощались, и Алька ушла. А Вика села за стол и начала переписывать сочинение на чистый лист своим каллиграфическим почерком. Мать подошла и обняла ее за плечи.

– Сочинение? Последнее в твоей школьной жизни.

– Мам, а Альку с сестрой в общагу не пустят? Совсем у них все плохо стало.

Женщина задумалась.

– Если только на работу ее устроить туда, где общежитие есть. А учиться пойдет на заочное. Работу надо искать приличную. Алька девочка красивая, выйдет на рыбзавод – подружки быстро ее с пути собьют. А спрошу-ка я у Филиппыча, его друг искал симпатичную помощницу в приемную

Вика с укором посмотрела на маму:

– А если он приставать будет?

– Доченька, – вздохнула мать. – Может, для Альки в ее положении это лучший выход. Мое дело похлопотать, а решение останется в любом случае за ней.

Женщина вышла, оставив дверь в спальню приоткрытой. Вика видела ее тоненькую фигурку. Вот она достала свежее полотенце из шкафа, что-то уронила, наклонилась. Стройная, молодая, с густыми прямыми русыми волосами. Может, маме самой устроиться помощницей к какому-нибудь большому начальнику? Но, вспомнив об отце, девушка отогнала от себя эту мысль и дописала сочинение.

Вике снилась худенькая Алька, под руку со старым, обрюзгшим начальником, сытым и самодовольным. Потом Алька повернулась, и оказалось, что это Викина мама. Папа сидел на диване и качал головой, узнав о «двойке» за сочинение. Все переместились в зал суда. Кто-то рыдал. Судья звонила в колокольчик – долго, нудно, противно. Вика заплакала и открыла глаза. Надрывался будильник. Мамина отглаженная одежда лежала на кровати. Из кухни пахло оладьями.

***

В воскресенье Алька проснулась поздно. Подошла на цыпочках к комнате матери – тихо. Толкнула дверь. Матери дома не было. Не ночевала. Они так и не разговаривали с того дня, как пьяная женщина изрыгала оскорбления. Алька со Светкой каждый вечер допоздна сидели у Галки, а один раз даже остались ночевать.

Девушка выдвинула коробку с вещами из-под своей кровати, Леха сказал тепло одеться. Толстовка и джинсы подойдут? Хорошо, что Аля не стала их стирать – отопление отключили, на улице моросило, единственный подходящий наряд висел бы сейчас сырой на холодной батарее.

Согрев воду в кастрюле на плите, девушка кое-как намылилась, стоя в ледяной ванне – с отоплением исчезла и горячая вода. Дрожа от холода, полила на себя из треснувшего пластикового ковшика и быстро растерлась жестким полотенцем.

Кастрюля снова оказалась на плите – Алька собиралась сварить последнюю пачку макарон для сестренки. Светка спала, вздрагивая, хмуря брови и всхлипывая. Аля наклонилась поправить одеяло, что-то упало на пол. Заколка. Галкина. Неужели малышка стащила яркую вещицу у людей, которые сделали им столько добра?

Сестренка зашевелилась и открыла глаза.

– Аля, ты пришла, – улыбнулась девочка и тут же заволновалась. – А мама где? Она вчера за тобой убежала, прощения просить хотела.

– Я ее не видела, – ответила сестра. – Ездила к Вике в Копай. Отростки привезла, хочешь посмотреть? На кухне, в банке с водой. Цветы посадим, Светка, уют создадим.

Малышка что-то вспомнила и стала шарить руками по кровати.

– Это ищешь? – спросила Алька и достала из кармана заколку.

– Да, – засияла Света. – Мне Галя подарила. Сказала, что в воскресенье идет к парикмахеру, будет делать стрижку «каскад». Ей мама разрешила. И заколка ей больше не понадобится.

Аля облегченно вздохнула – и от того, что Светка ничего не воровала, и от того, что Галка сегодня занята. Теперь Але не нужно будет придумывать отговорки, почему не пригласила подругу на прогулку с Лешей.

– Светик, я сейчас уеду, может быть, до позднего вечера, – радостно улыбаясь, сказала девушка. – Тебе оставлю макароны с фаршем, а вечером привезу вкусного. Помнишь, о чем мы договаривались?

Малышка кивнула.

– Вот и умница, – потрепала ее по макушке Аля. – Если мамка придет пьяная и начнет буянить – беги к Галке. Близнецы простыли, кто-то обязательно будет с ними дома.

Денег на автобус не было, и Алька бежала к условленному месту, что есть мочи. Хорошо, что ее дом стоял на сопке, а магазин «Дары природы» – в низине, в самом центре города. Девушке стало жарко, щеки разрумянились, сердце стучало в горле, сырой воздух разрывал легкие. С моря дул прохладный ветер, который приятно остужал горячий мокрый лоб.

Леши еще не было. Аля зашла в магазин – пусть парень не думает, что она его ждала. Смотрела на улицу через большую стеклянную дверь.

Алексей подъехал вовремя. Остановился, покрутил головой. Альку он видеть не мог. Вышел из машины и направился в сторону магазина. Девушка отпрыгнула к витрине и стала разглядывать пачки с кашами-пятиминутками.

– Как жизнь? – услышала она Лехин голос, и сердце предательски замерло.

Алька глупо хихикнула:

– Бьет ключом.

– Главное, чтобы не по голове, – парировал парень и посмотрел ей в глаза. Аля съежилась – сейчас заметит, что белая толстовка с пятнышком и рукава на швах грязные. Но Леха не обращал внимания на одежду – рассматривал лицо девушки так, что ей стало тепло и радостно.

– Поехали? – спросил он. – Или ты что-то купить хотела?

– Да нет, просто смотрела… Никогда не пробовала хлопья «5 злаков», мама обычно разные крупы берет и варит целиком. Вкусно, – соврала Алька. – А куда мы поедем?

– На океан, – взяв ее за руку, пошел к выходу Леха.

Аля так ждала этой встречи, представляла что-то необыкновенное. А они едут на океан… В сторону Копая, только дальше. И чего она там не видела? Хотя…

В машине пахло цитрусовой отдушкой. Парень поставил кассету с записями Джо Дассена и отъехал от тротуара. Дорога прошла в молчании – каждый думал о своем и наслаждался голосом знаменитого француза.

У океана было холодно. Небо стало мрачным. Ветер гнал черные волны на темно-серый берег. Леха осмотрелся в поисках закутка, где было бы потеплее и не летел в лицо песок.

– Пойдем за этот бархан, – предложил он. Алька, дрожа, плелась за ним. Парень принес из машины плед, усадил ее, укутал и пошел за сухими ветками и чурочками, валявшимися на берегу.

В этот момент выглянуло солнце и стало немного теплее.

– Сейчас костер разведу, чаю горячего попьем, – весело сказал Алексей. – У меня пирожки с собой, мать нажарила. С картошкой, с печенью и сладкие с чем-то.

Он протянул Альке белую пластиковую сумку-корзинку. С такими тетки ходят на рынок за продуктами.

– Проверь, что там есть, я пока огонь буду добывать.

Девушка смотрела, как Леша сооружает шалашик для костра, поджигает внутри скомканную газету и раздувает огонек. По телу вдруг разлилось тепло – какой же он взрослый и… красивый. А еще заботится о ней так, как никто в жизни не заботился!

Алька начала организовывать «стол» на маленьком кусочке клеенки, который нашелся в корзинке. Пирожки, нарезанная вареная колбаса, хлеб, зеленый горошек в стеклянной банке, две пачки корейской лапши «кукси». И бутылка «амаретто».

– А зачем? Это обязательно… выпивать? – изумилась девушка.

Леха поднял глаза от костра. Он расстегнулся и ветерок трепал полы его куртки.

– Ты не хочешь? – спросил он. – Я думал, ты любишь этот ликер. В любом случае выпьешь и согреешься. И вообще – «… только дружба начинается с бутылки,» – пропел молодой человек тоненьким голоском переделанную песенку.

– А чай есть? – спросила девушка.

– Да, котелок в багажнике, сейчас принесу, – Алексей поднялся от разгорающегося костра и пошел к машине. Достал закопчённую посудину с самодельной ручкой из толстой проволоки, канистру с водой и пачку чая.

Сели есть. От спиртного Алька отказалась.

– Да ладно тебе. Все пьют, – сказал парень. – Ничего такого в этом нет.

Девушка окаменела. Вспомнила мать, ее дружков. Что он может знать о том, как все пьют на самом деле? Ладно, когда для согревания, – в школе им рассказывали, что на фронте солдатам специально спирт выдавали, чтобы они не мерзли.

Кружка была одна на двоих, они по очереди обжигались чаем, заваренным в диковинных бумажных пакетиках с пристегнутой ниткой, чтобы вытаскивать их из чашки. Леха травил анекдоты, заботливо кормил Альку пирожками, бутербродами, пока распаривалась лапша в пачках.

Посмотрел на нее несколько раз так, как будто что-то хотел сказать. Но промолчал.

Девушка согрелась. Скинула с себя плед, встала во весь рост. Ветер почти стих, и она подошла к воде. Постояла немного и побрела по отливу вдоль берега. Воздух был таким свежим, что кружилась голова. Или это от того, что Леша догнал ее и взял за руку? Они остановились и смотрели на волны. Далеко качался пароходик, справа в дымке виднелся город. Небо казалось огромным, а солнце, коснувшись своими лучами сопок, сделало их какими-то выпуклыми и очень яркими. Еще дальше дремали могучие вулканы, окутанные снегом. Такие грозные и непостижимые…

Алька перестала дышать от восторга: в какой красоте она живет. Какое счастье родиться в таком великолепии! Почему она раньше этого не замечала? В груди разливалась неподдельная радость и любовь ко всему вокруг.

Любимый город… Гудки пароходов в тумане. Бухта в самом центре. Как может мать жить и не видеть того, что ее окружает? Да, сейчас не лучшие времена, но ведь не все люди так опустились! Алька никогда не станет такой, это преступление уничтожать себя, когда вокруг красота, что глаз не отведешь. Она пойдет учиться на инструктора по туризму, и обойдет всю область с рюкзаком за плечами. Попадет туда, куда не ступала нога человека!

– Супер, правда? – спросил Леха, как будто прочитал ее мысли.

Девушка промолчала. Она не знала, что ответить. Парень встал сзади и прижал ее к себе, укутал руками. Очарованная открывшейся ей красотой, девушка не заметила, как снова начала дрожать от холода. И теперь дернулась, пытаясь высвободиться, потом согрелась и обмякла.

Леха прошептал ей в ухо:

– Как веточка, хрупкая, тоненькая…

Алька подумала, что с этого момента ее жизнь никогда не будет прежней. Она будет жить, захлебываясь от удовольствия. И все самое хорошее, что с ней произойдет, будет связано с Лешей. От волнения сел голос, и она прошептала:

– Пойдем к костру, я замерзла.