Kitabı oku: «Осязаемая реальность. Том IV», sayfa 2
Марк АВДЮГИН
Родился в июне 2003 годау, во Владивостоке. В 2 года переехал в город-курорт Анапу, где и живу до сих пор. Сейчас мне 15 лет. Я очень люблю сладкое, баскетбол и интересные истории.
ОТКРОЙ ГЛАЗА
1 место в номинации «Фентези». Городской литературный конкурс «Вдохновение»
Часто ли вы просыпаетесь ночью в холодном поту и чувствуете чужое присутствие? Взгляд в панике мечется из угла в угол, но из-за кромешной тьмы не видно ничего, кроме зловещих фигур. Всё ваше естество кричит, что здесь кто-то есть, а воображение создаёт страшные образы, пугая ещё больше. Вы забираетесь под одеяло, думая, что это защитит вас. И вслушиваетесь… Каждый шорох, каждый скрип, каждый звук воображение принимает за появление демона. Любое движение или вздох, даже самый тихий, может выдать вас, и тогда ночной гость сорвёт одеяло и тут же перережет глотку своими острыми, как лезвие ножа, когтями.
Это была обычная ночь. Я вскочил от ужаса: очередной кошмар, мешающий спать уже несколько дней. Сейчас остатки сна как рукой сняло, и я решил сходить в ванную. Есть у меня привычка – во время таких ночных походов не открывать глаза. Свет не включишь, ибо родители проснутся и дадут по голове. А в темноте ничего не видно, хоть глаз выколи. Потому и глаза закрыты. Раньше я часто ударялся головой о стены, не попадая в дверной проем, или же просто спотыкался. Теперь все движения были на уровне рефлексов, я без труда ориентировался в пространстве. Ванная находилась напротив моей комнаты, поэтому путь туда не занимал много времени. Полторы минуты спустя я отправился обратно. Но так и застыл на пороге: что-то мешало войти. Внутренний голос бил тревогу и говорил: «Что-то здесь не так! Там кто-то есть!» Я прижался к стене и вслушался, но никаких необычных звуков не заметил. По коже пробежали мурашки. Из помещения словно тянуло холодом, хотя окна я оставил закрытыми. Потоптавшись на месте, я всё-таки решился зайти. И тут же проснулся животный страх, меня накрыла волна паники. В ужасе я прыгнул на кровать и закутался в одеяло. Страх набросил свои цепи на тело, сковал движения.
Я лежал и дрожал от ужаса. А потом услышал:
– Страшно? – нечеловеческий голос, больше похожий на вой, эхом пронёсся в голове. – Открой глаза и всё пройдет.
Крик застрял в горле, я не мог произнести ни слова.
– Ну что же, будем ждать? – Оно противно захихикало.
«Что это такое?! Что мне делать?! Как спастись?» Сотни мыслей мчались в голове. Может, это сон? Да, точно! Сон! Мне всё снится! Скоро я проснусь, и всё будет по-старому. Это лишь cон, лишь сон, лишь… Холодный ветерок пробежал по шее. Кажется, Оно склонило голову и теперь дышало мне в затылок.
– Ты можешь открыть глазки для меня? – неожиданно тональность изменилась, вместо утробного рёва я услышал нежный женский голос. – Пожалуйста, открой глаза.
Моё тело била крупная дрожь, слёзы текли по лицу. Из-за них подушка сделалась неприятно мокрой.
– Открой глаза, открой глаза, открой глаза, – повторяло Оно снова и снова. С каждым новым словом голос становился всё грубее и злее, пока опять не стал прежним.
– Быстро открыл глаза, пока я их не вырвал! – одним движением Оно сорвало одеяло, оцарапало мою руку когтями. Я вскрикнул. Чудовище взревело, словно ей отрезало конечность.
– Я тебя достану, – пообещало Оно и клацнуло зубами.
***
За эту ночь я два раза едва не открыл глаза. В первый раз монстр скопировал голос моей матери.
– Милый, – сказала она, – ты не спишь?
Я вскочил с кровати:
– Мама!
– Что случилось, дорогой? Успокойся, всё будет хорошо.
Она обняла меня, и сердце тут же ушло в пятки. Знакомый мне, теперь уже обжигающий холод дыхания… Дыхания чудовища…
Я отпрыгнул в сторону и больно ударился головой о полку. Не обращая внимания, залез под стол, забился в угол.
– Это не может продолжаться вечно, – страшный вой вернулся. – Рано или поздно ты откроешь глаза.
Склонив голову, я обнял колени руками и лишь сильнее сомкнул веки.
Во второй раз я услышал крик из спальни родителей. Мать кричала про пожар, а отец орал от боли. Испугавшись, я выскочил из укрытия. Тут же подбежала мама и схватила мою руку.
– Быстрее, вставай! Бежим!
В комнате стоял запах гари. Я чувствовал жар, исходящий отовсюду. Воображение рисовало страшную картину: вокруг нас пылает огонь, отрезая пути отступления, мать просит меня уйти, а я вырываюсь у неё из рук. Слёзы текли по щекам, но я стоял на месте.
Из другой комнаты отец позвал нас за собой.
– Это иллюзия, верно? – спросил я, но ответом была тишина. Через несколько мгновений мама начала истошно орать. На ватных ногах, под крики родителей я лёг на кровать. Они звали меня, молили спасти их. Но я игнорировал все просьбы. Что бы ни случилось, я не поддамся. Нужно продержаться до утра….
Следующие три иллюзии не произвели на меня большого впечатления. Сейчас мне было всё равно. Это всё ложь.
Казалось, что прошло несколько дней, так медленно тянулось время. Демон не оставил попыток убить меня. Страх прошёл, осталось только безразличие. Пока глаза закрыты, Оно не нападёт.
Как-то я спросил:
– Что будет, когда я открою глаза?
Раздался стук – Оно спрыгнуло со стола на пол.
– Поиграем, – снова противное хихиканье, – в гляделки!
– А если не открою?
– Тогда я расстроюсь. И умру от голода. Но ты же этого не хочешь, правда?
– Что случится, если придут родители? На мой крик, например?
– А ты глупее, чем кажешься, мальчишка, – Оно усмехнулось. – А раньше они почему не пришли, как считаешь? Эта комната – эдакий карман в другой реальности. Зови кого хочешь, никто не придёт… До утра. Солнечные лучи, знаешь ли, негативно отражаются на моём здоровье. Значит, теория подтвердилась. Нужно дождаться утра.
– Почему я? Из всех людей на Земле ты выбрало именно меня. Почему?
Оно задумчиво постучало когтями по подоконнику:
– Ты был ближе всех. Наверно, тебе просто не повезло.
Я отвернулся к стене, дав понять, что разговор окончен. А монстр вновь принялся устраивать ловушки, менять голоса, создавать фантомов…
***
Солнечные лучи, пробившиеся через занавеску, жгли кожу. Я потянулся, встал с кровати. И тут же лёг обратно. Едва не открыл глаза! Но сейчас светит солнце. Неужели я справился?! Или это очередной обман? Прежде Оно не создавало солнечных лучей.
Я вслушался: рёва и хихиканья чудовища не было слышно. Не ощущалось и его дыхания, пробирающего до костей. Дверь в спальню родителей открылась, и я услышал шаркающую походку отца. Шаги приближались, но шёл он не ко мне. Хлопнула дверь в ванную. Радости не было конца. Я всё-таки выжил после кошмарной ночи. Потирая глаза кулаками, я начал считать до трёх:
– Один… Два… Три!
Я открыл глаза. Комната была пуста. Только сейчас заметил, как сильно пересохло в горле. Опираясь о стену, я пошёл на кухню попить воды.
***
Мальчишка ушёл в другую комнату. Некоторое время ничего не происходило, затем раздался короткий смешок. Луна за окном осветила комнату. Тень от кровати заметно увеличилась и потянулась вслед за юношей.
ОХОТНИК НА ДЕМОНОВ
На мгновение яркая вспышка ослепила меня. А потом я оказался здесь – в голове неизвестного мне толстяка. Даже забавно. Меньше всего я хотел бы оказаться в этом месте. Но такова моя участь – истреблять чужих демонов. Работа выматывающая и, бесспорно, опасная для жизни. Но чего только не сделаешь за деньги, без которых не прожить в реальном мире. Я положил руку на ятаган и неспешно пошёл вперед. Мужчина говорил, что кроме «лишних килограммов» ничем не страдает. Знаю я таких людей. На самом деле в их «шкафу» далеко не один демон. Лень, страх, обжорство, похоть… У каждого человека свои монстры. И они далеко не так безобидны, какими кажутся на первый взгляд. Словно идя через болото, я высматривал демона обжорства. Не заметить его трудно, но я должен быть осторожен, ведь он может быть не один. Каждый шаг давался с трудом, ноги будто тянуло вниз. Где-то на дне, словно торф, покоятся воспоминания толстяка. Давно забытые, утерянные вследствие болезней… Я же нахожусь на поверхности, где плавают мысли мужчины, обрывки фраз или недавно пережитые моменты. Тут нужно быть осторожным: засмотришься на какую-нибудь картину из жизни, а тебя в этот момент затянет вниз. А из «донных» воспоминаний выкарабкаться невозможно.
Вскоре под моими ногами образовалась более-менее твёрдая поверхность, ноги перестали утопать под моим весом. Почва болталась туда-сюда, словно желе или плохо натянутый канат, отчего приходилось балансировать, вскинув руки. Вдали я увидел что-то, похожее на холм. Но вскоре стало ясно, что это не холм, а большое тело.
– Вот я тебя и нашёл, – пробурчал я, с трудом переставляя ноги, – далеко же ты забрался, скотина.
Сбоку показались толстые руки с пухлыми пальцами-сосисками. Жирный живот со множеством складок блестел на свету. Ноги у существа, похожие на два брёвнышка, не могли поднять грузное тело. Но это нисколько не мешало монстру. Демоны обжорства перекатываются с места на место, отталкиваясь от земли. И очень быстро, надо заметить. Не проявив лишний раз должную сноровку, рискуешь быть расплющенным. Демона это не огорчит, и вскоре ты пополнишь его рацион. Великан был во многом похож на человека, в котором поселился. Я остановился в паре десятков метров от чудовища, которое ещё не заметило меня, и увидел, как демон запустил руку в болото с воспоминаниями и, зачерпнув своей «лопатой» воду, стал пить.
– Я стал многое забывать, хотя раньше память была отличная, – вспомнились мне слова мужчины. Демоны обжорства питаются воспоминаниями своих носителей, поэтому к лишнему весу, одышке и постоянному голоду добавляется склероз.
Я достал ятаган из ножен, наложил на себя заклинание защиты и громко свистнул. Монстр лениво перевернулся, и по моей коже пробежал озноб. Демон улыбался, из его рта текла кровь. Я молниеносно бросился на него. Демон захохотал и попытался схватить меня. Толстые пальцы едва не сомкнулись на моей шее, но я резко отпрыгнул в сторону и уколол его лезвием в бок. Из пореза полилась чёрная жижа. Монстр лишь хрюкнул и оттолкнулся руками от земли, намереваясь раздавить мое тело.
Я сделал кувырок в сторону, увеличивая расстояние между нами. Он проскочил мимо, и я ещё раз всадил клинок в чудовище, которое недовольно замычало. Чёрные капли брызнули во все стороны, заляпав мой плащ. Демон, недоумевая, остановился, повернулся и снова попытался схватить меня, за что тут же лишился трех пальцев. Рассвирепев, он обрушил на меня тяжёлый удар, мгновенно выбивший весь воздух из моих лёгких. В глазах потемнело, а моё тело, болтаясь как тряпичная кукла, отлетело назад. Я пытался вдохнуть, беззвучно открывая рот, словно рыба, выброшенная на сушу. Краем глаза я увидел, что монстр приготовился к прыжку.
Неужели это конец?
Екатерина ГОДОВЫХ
Разгильдяйски веду себя в жёстко регламентированной системе, трудности с ориентацией с таких условиях. Со всем теплом, что живёт во мне обращаюсь к семье и друзьям, ими судьба одарила меня более чем щедро. К искусству же считаю нужно подходить с самоотдачей, если не готов своё эго подвинуть, что бы научиться, нечего и начинать.
ПРИКОСНОВЕНИЕ
2 место в номинации «Малая проза». Всероссийский литературный фестиваль конкурс «Поэзия русского слова»
В этот високосный год у Иванны всё было не слава Богу: мать умерла, муж ушел к лучшей подруге. И только растущий живот не давал будущей маме совсем упасть духом. Ближе к вечеру тринадцатого числа она разрешилась мальчиком. Спустя 6 часов после родов Иванна стояла у окна и вглядывалась в холод и ночь улицы. Тусклый жёлтый фонарь освещал огромный плакат Богоматери с младенцем. Щека к щеке прижимает мать родное дитя, а оно тянет к ней маленькие ручки. Недоступное после стольких мук счастье.
В палате мирно посапывали матушки с младенцами, около кровати Иванны бювета не было.
Раз за разом, прокручивая в голове моменты родов, силилась вспомнить каждую деталь, но мысли путались. Вот падает и разбивается аппарат КТГ в предродовой. Как они буду слушать сердечко? Малыш заплакал сразу, врачи сказали, что здоров, но куда-то понесли.
– Куда вы его относите? Куда вы его понесли? – всё переспрашивала.
– Да кровь сдавать! Три раза уже сказали. Глухая, что ли? – переходя на крик, раздражался персонал.
И Иванна перестала спрашивать, она всегда прекращала и отступалась, когда на неё кричали. Кто-то подсовывает ей бумагу на подпись – оказалось, согласие на прививки. «Зачем сейчас?» – только и успела она подумать, с трудом разжимая ладонь и отрывая её от поручней. Глаза всё ещё бегали, и Иванна отметила, что почему-то по часовой стрелке.
Из соседнего зала послышался рык, а за ним детский плач – Юля отрожалась. Понятно теперь, почему окситоцин поставили всем в одно время. Ещё удивлялась, как это утром девочки одна за другой за двадцать минут.
Спустя два часа две роженицы и один бювет поднимались на этаж выше. Акушерка объясняет:
– Он слаб, сосательный рефлекс слабый, а ты отдохни, выспись, силы ещё понадобятся.
Надо поспать, акушерка сказала, надо поспать! Иванна пошла в свою палату. Сетка на кровати скрипнула и провалилась чуть не до земли, простыня съехала, обнажив холодный дерматиновый матрац. Прижав голову к крашенной эмалевой краской стене, она боялась закрывать глаза. Сон не шёл.
– Не хочу видеть темень и пустоту, мне нужен хотя бы какой-то источник света.
Душ, надо сходить в душ, обязательно полегчает. С лестничных пролётов адски сквозило, подошвы, казалось, примёрзнут к стальным поддонам душевой, горячие струи из куцей пластиковой лейки не согревали, швы сковывали движения, и тело плохо слушалось.
Вернувшись в палату, Иванна опять скрипнула кроватью, колючее больничное одеяло никак не хотело греть. Уставившись на полосу света в коридоре, уговаривала себя: «Ну и что, я тоже маленькая родилась». «Господи, такой курёнок была!» – сокрушалась когда-то её мать.
Опять смотрела на мобильник: сколько ещё осталось до утра? Часы показывали только час ночи.
Мигрень усиливалась, невыкричанными стонами застряла в горле, распирала голову, выдавливая глаза. Сил находиться в таком состоянии не было, и Иванна решилась дойти до детского отделения.
– Ну чо ты пришла опять? Спит он, завтра принесут, – недовольно шипела разбуженная дежурная.
– Во сколько?
– В обход и принесут.
В обход, поставила себе цель Иванна, надо обхода дождаться.
Почему они все спят? Ей казалось, что все в больнице должны сейчас замереть в позе Богоматери с огромной иконы. А во сколько обход? Сколько ждать? Иванна поняла, что не спросила. Идти будить её снова? Замерла у окна. Опять будут ругаться. Встречая рассвет, подумала: «Ну, вот и сутки прошли, как я начала рожать».
Когда просветлело и деревья из тёмных очертаний прояснились красками, стало понятно, что магнолии, на которые так любовалась вчерашним утром в перерывах между схватками, почернели от мороза.
С наступлением утра Ивана закрыла глаза.
– Так, встали! Подъём, четырнадцатая! Обход!
Господи, как проспала? Уснула, ну ничего, сейчас я отдохнула, мне же сейчас силы понадобятся, да? Побитой собакой смотрела девушка на вошедший медперсонал.
– Откинули одеяла! – скомандовала бойкая женщина в белом.
– А когда мне принесут ребёнка?
– Не знаю, я за детьми не смотрю.
– Но мне обещали.
– Кто обещал, у тех и спрашивай, на обработку швов придёшь.
И опять одна. В палате начали ворчать и просыпаться. Иванна только озиралась. В детское отделение идти было страшно, а вдруг его уже там нет? А вдруг они мне ничего не говорят не просто так? Иванна, как могла, откладывала вынесение приговора. От своих волнений она была выдернута сумасшедшими криками из коридора.
– Мама! Мама! Мамочка! Забери меня отсюда! Он не ест, он всё время спит! Я не могу его разбудить! Я не знаю, что мне делать! Мамочка, забери! Они ничего мне не говорят! Мама, забери! – металась вдоль стены ещё одна неприкаянная душа.
И тут Иванна не выдержала и расплакалась, не из-за себя, конечно, из-за девушки, её жалко. А она-то сильная, она, конечно, так бы не плакала, ей же уже не двадцать.
Топот нескольких пар ног застучал по коридору. Через 10 минут ребёнок был разбужен и накормлен.
– А звонить никому не надо! Смотри-ка, сразу звонить! – всё так же бойко говорила женщина в белом.
Мимоходом заглянув в 14-ую, выкрикнула:
– Так, коханки помыли и ко мне!
– Какая она прикольная, – умилялась соседка Иванны по палате.
Пришёл детский обход.
– А мой где, когда забрать? – засуетилась в надежде молодая мать.
– Как врач скажет.
– А она когда будет?
– Как сможет, так придёт!
Пока малышам проводили осмотр, Иванна поплелась на обработку, где бойкая медсестра заключила:
– Будешь сношаться, будешь квакать!
Ковыляя обратно, Иванна с трудом держала свинцовые веки открытыми, немилосердно жгло в паху, затылок гнулся к земле, словно под тяжестью гири. Коридор кишел такими же хромыми-косыми, держащимися одной рукой за живот, другой за стену, роженицами. Навстречу шустро ковыляла Юля.
– Ты чо такая?
Иванна смотрела на неё и не могла произнести ни звука. При таком количестве людей рядом не оказалось ни одного близкого человека, ей некого было звать на помощь.
– У тебя что, послеродовая? Не спала, что ли? А у меня, представляешь, восемь внутренних. Ты в детское? – указывая в сторону отделения, Иванна кивнула и решилась идти к заветной двери.
Глубокий вдох, задержка дыхания, как учила вчера акушерка.
– Я пришла за сыном! – выпалила молодая мать.
От группы чаёвничающих оторвалась одна из работниц и вышла, остальные вперились взглядами в Иванну: мол, чего смотришь?
Из двери выкатили бювет, где мирно спал запелёнатый малыш.
– Он иногда срыгивает, но, я думаю, вас это не испугает.
Везя сыночка в палату, она смогла поднять распухшее лицо и видела уже не натруженные скрюченные тела, а улыбающиеся светлые лица.
Присаживаясь на скрипучую кровать, Иванна подумала, что родила она только что, и прижала руку сына к своей щеке.
– Теперь, малыш, мне ничего не страшно.
Рисунки Екатерины Годовых
Павел ДЕВОЛЬД
Родился в 2001 году в Костроме. Прожил там недолго, но успел запомнить, что такое настоящие холода и сугробы. С детства любил не столько литературу, сколько истории: сначала это были русские народные сказки, затем мифы и легенды разных народов, больше всего греков и скандинавов, а после – более или менее серьёзная литература. Сколько себя помню, любил фантазировать, был любознательным и задавал много вопросов, даже очень, из-за чего получил от папы не одну энциклопедию и еще больше интересных историй. Стать писателем хотел давно и всегда восхищался этими полумифическими людьми. Подтолкнул же меня в мир собственных идей и историй замечательный автор Рик Риордан со своим «Перси Джексоном», а вдохновение черпаю у непревзойдённого мастера Дж. Р. Р. Толкиена. Серьёзно писать стал не так давно, в одно время с приходом в «Авангард» – пожалуй, один из лучших моментов в моей жизни. Умею ещё не так много, но стремлюсь к совершенству. Верю в то, что писатель способен изменить мир к лучшему, и хотел бы этого.
ПЕШКИ
3 место в номинации «Малая проза» Краевой литературный конкурс «Кубани слово золотое»
Поднималось алое солнце, освещая своим ликом поле. Поле, полное печали и страданья, место, полное оборвавшихся судеб и надежд. Целых четыре дня длилось здесь сражение, жестокое и кровопролитное. Всё вокруг усеяно мёртвыми телами и залито кровью, усыпано искорёженным оружием и обломками доспехов. Словом, картина походила на рабочий стол мясника.
И среди этой кучи трупов в предсмертных муках и грязи лежали два измождённых битвой воина, истекающие кровью, и было лишь вопросом времени, когда последние крупицы их жизненных сил выпадут из песочных часов без дна – песочных часов судьбы.
Доблестные рыцари знакомы друг с другом не были, так как сражались по разные стороны конфликта и в бою волей случая не встречались. Одного из них звали Ричардом по прозвищу Дубовал, а второго Герольдом – увы, прозвища своего он не успел заслужить. Первый был знатного рода и потому зачислен в рыцари своего герцогства. Доспехи его прочные, но тяжёлые (что и послужило причиной его поражения), на груди красовался герб, говорящий о принадлежности воина ко двору Вильяма, названного «Волчьим клыком». На гербе, как нетрудно догадаться, изображался волк, воющий на луну. Щит, который лежал рядом с беднягой, увенчивал тот же герб, но расколотый надвое, как и сам щит.
Во втором же юноше не было ничего примечательного: он служил обыкновенным солдатом в обычной броне, поверх которой надевалась льняная ткань с гербом его господина – герцога Роберта. В качестве герба – нарисован коронованный лев, стоящий на задних лапах. Оружие Герольда потерялось в пылу битвы, а шлема он не имел, так что можно было увидеть его юное лицо, выражающее страшные муки. Парню не исполнилось и шестнадцати.
В мгновения, когда конец был так близко, они думали о том, как прожили годы, отведённые им этим миром. Ричард вспоминал жену свою Элизу и троих детей. Пред ликом смерти сожалел он, что не посадит меньшого сына на коня, не научит старшего искусству держать оружие, а единственная его дочь пойдёт под венец без его благословения.
С неимоверным усилием рыцарь стянул с себя шлем. Стало возможным увидеть лицо человека в возрасте. Шел его тридцатый год от роду, хотя ему можно было дать и лишний десяток, глядя в лицо, полное печали. В лице выражалась такая душевная боль, что сама смерть отступила, дав ему лишние полчаса времени. И, хотя мысли его наполнены грустью, Дубовал считал, что пал не зря, ведь отстаивал он честь герцога своего, оскорблённого подлым Робертом. Рыцарь надеялся, что жертва его помогла свершиться правосудию и мерзавца уже обезглавили, – так сильна была верность Ричарда своему господину.
Герольд же не думал о прекрасной жене или прелестных детях, так как ни то, ни другое не успело прийти в его жизнь. Он думал о прекрасной Марии, бывшей его дамой сердца. Ему стало горько, что он больше никогда не прикоснется к её прекрасным огненным волосам, не услышит звонкого, как ручеёк, голоса и не заглянет в необъятные, как все видимые и невидимые просторы, глаза. Бедная девушка не переживет смерти юноши, пускай он и не знал этого.
А ещё парень вспомнил о родителях, и сердце его сжалось до размера горошины. Кто теперь вспашет им поле и поможет собрать урожай? Кто будет ухаживать за стариками? Ведь он являлся единственным сыном в небогатой фермерской семье, едва справлявшейся в эти тяжёлые времена. Но вера в то, что Вильям ответил за свои грубые слова в адрес его светлого господина Роберта «Львиное сердце», давала юноше гордую мысль, что жертва его не напрасна.
А что же случилось с господами доблестных воинов, спросите вы. После столь длительной, жестокой и кровопролитной битвы старые друзья порешили, что погорячились, выпив на балу слишком много вина и объявив друг другу войну из-за пьяных оскорблений. После чего пожали один другому руку, смахнув «пешек» со стола.
ПЯТНИЦА ЧЕТЫРНАДЦАТОГО
3 место в номинации «Малая проза. Открытие» Всероссийский литературный фестиваль-конкурс «Поэзия русского слова»
– Молодой человек, не подскажете, какое сейчас число и день? – спросила милая старушка в красном платке, когда я проходил мимо.
– Да, конечно, сейчас, – я заглянул в телефон, чтобы сказать точно. – Сегодня понедельник, шестое число.
– Спасибо большое! – искренне поблагодарила она.
– Не за что, – ответил я и пошёл дальше домой, неся на спине школьный портфель.
От небольшого доброго поступка было бы куда приятнее, если бы я не знал, что, как только мимо будет проходить другой человек, Серафима Петровна непременно задаст ему тот же вопрос.
«Интересно, почему она каждый день вот так сидит рядом со своей калиткой и спрашивает про число и день? И почему она спрашивает это у всех? Может, у неё очень плохая память или она просто слегка спятила на старости лет? Не думаю, что когда-нибудь узнаю об этом».
Прошла ещё одна неделя в школе: скучные уроки один за другим, полное непонимание тригонометрии и тот бред, который нам зачем-то рассказывал учитель по обществу, помогли стать и без того скучным дням ещё унылее.
Наконец пятница. Немного постояв на остановке, я дождался автобуса и в терпимой тесноте доехал до своего посёлка. Уже подходя к дому, увидел на обыкновенном месте возле калитки Серафиму Петровну.
– Молодой человек, не подскажете, какое сейчас число и день? – спросила она тем же добрым, слегка дрожащим голосом, что и всегда.
– Сегодня пятница… – начал я уверенно, но число вспомнить никак не мог и полез за телефоном. Пока я доставал его, увидел, что лицо Серафимы Петровны странно изменилось и она смотрела на меня с… надеждой?
– Сегодня пятница, десятое, – уже уверенно сказал я.
– Спасибо большое! – искренне сказала бабушка, но надежда, с которой она на меня смотрела, как-то поблекла.
Это заставило меня задуматься. «Почему она так обрадовалась, услышав, что сегодня пятница? Может, она ждёт какую-нибудь особую пятницу? Например, пятницу тринадцатое», – неумело пошутил я у себя в голове, но получилось совсем не смешно.
Назавтра я об этом и думать забыл, предаваясь обыкновенному безделью, как и каждые выходные.
***
Всю следующую неделю я не видел Серафимы Петровны. Но сегодня, несмотря на сильный ветер, она вновь сидела у своей маленькой калитки на лавочке.
– Молодой человек, вы не подскажете, какое сейчас число и день? – как всегда спросила она, но теперь вид у неё стал нездоровый, да и голос отдавал хрипотой, будто она болела.
– Сегодня пятница, седьмое, – ответил я и добавил. – С вами всё хорошо?
– Да-да, всё хорошо, – безучастно ответила Серафима Петровна.
– Точно? – спросил я, но она уже высматривала следующего прохожего, не обращая на меня внимания. Пожав плечами, я пошёл домой, слыша, как Серафима Петровна расспрашивает кого-то за моей спиной.
Затем последовала такая же обычная неделя, как и все, и её скрашивали только музыка да фильмы, которых в Интернете, к счастью, предостаточно.
В следующую пятницу я увидел карету скорой помощи у калитки Серафимы Петровны, но не придал этому значения. Мне даже в голову не пришло, что это приехали к ней.
В эту же ночь мне приснился необычный сон:
Солнечным утром я сидел на облупившейся голубой лавочке, вокруг всё зеленело и цвело, а на орешнике рядом распевали птицы во главе с соловьем, в воздухе витал приятный цветочный аромат – словом, эталон хорошей погоды.
И вот посреди этой весенней красоты мой взгляд устремился через дорогу, где на своём обыкновенном месте сидела Серафима Петровна, только моложе лет на двадцать и улыбающаяся. Видно было, что ждёт кого-то.
Вдруг в границах сна появилась девочка с длиной косой, подвязанной большим белым бантом, она весело бежала вприпрыжку.
– Нурочка, – обратилась к ней женщина, отойдя от мечтательного оцепенения, – не подскажешь, какое сегодня число и день?
– Конечно, тётя Серафима! – задорно отозвалась та. – Сегодня пятница, четырнадцатое сентября!
«1996-го года» – про себя почему-то добавил я. Тётя Серафима, улыбаясь ещё ярче, кивнула, будто получила подтверждение, что день, который она считает хорошим, действительно очень хорош. Девочка поскакала дальше, пока не исчезла из виду, а мы с Серафимой Петровной остались на своих местах.
Сидели долго. Уже и солнце приближалось к полудню.
Погода начала портиться. Тучи медленно ползли по небосводу и окружали ещё яркое и дарящее тепло солнце. Заморосил дождик, но Серафима Петровна осталась сидеть, я тоже никуда не спешил, а прохожие, казалось, даже не замечали непогоды.
Тут мне в глаза бросился почтальон. Он единственный из окружающих, кто не разделял общее праздничное настроение, а, завидев женщину на скамейке, вдруг нахмурился. Ударил гром. Мужчина подошел к Серафиме Петровне, вздрогнул и, приняв сочувствующий вид, что-то тихо ей сказал. Потом протянул конверт. Хлынул ливень. Почтальон ещё секунду колебался и что-то хотел сказать, но потом просто поспешно удалился, теребя пальцами усы. Лицо его сделалось мокрым не то от дождя, не то от слёз. Серафима Петровна осталась сидеть. Лицо её побледнело. Нерешительно, дрожащими руками она развернула конверт. Поднесла поближе к близоруким глазам. И застыла. Внезапный порыв вырвал листок из рук. Серафима Петровна ахнула, упала, распластавшись на скамейке.
Опять возникла девочка с белым бантом. Казалось, дождь совсем не мешал её веселью. Увидев бедную женщину, она с испуганными глазами подбежала к ней.
– Тётя Серафима, вам плохо?! – не дожидаясь ответа, Нура стала осматриваться по сторонам, но все люди как назло пропали с улицы. – Тётя Серафима, я сейчас! Подождите немного! Я сбегаю за мамой в поликлинику, она вам поможет!
И девочка со всех ног понеслась в сторону местной поликлиники, а Серафима Петровна осталась лежать, тяжело дыша. Я уже не мог просто наблюдать за происходящим, но, едва попытался встать, почувствовал, будто приклеен к скамейке. Оставалось смотреть дальше.
Я и не заметил, как Нура вернулась, да не одна, а с машиной скорой помощи. Она закрыла от меня Серафиму Петровну. Вышли женщина-врач и два санитара с носилками и скрылись за машиной. Послышался торопливый говор врача и ответы Нуры, из которых я не мог разобрать ни слова. Спустя минуту санитары погрузили женщину в машину, следом в неё запрыгнула мама Нуры, и они все торопливо уехали. Осталась только испуганная девочка.
Тут сон поплыл, и картина изменилась.
Гроза прошла, но и от весенней благодати не осталось следа, теперь над головой повисла серая осень со своими тучами.
Ранним утром, когда дети ещё не торопились в школу, Серафима Петровна решила выйти на улицу подышать свежим воздухом. Вид у неё был слегка болезненный для Серафимы Петровны из начала сна, но абсолютно нормальный для хорошо знакомой мне старушки.
Опять появилась Нура, но на этот раз она торопилась, неся портфель на спине. На её голове болтался завязанный на скорую руку бант.
– Нурочка, – обратилась к ней женщина хорошо знакомой мне интонацией. – Не подскажешь, какое сейчас число и день?
– Сейчас, тётя Серафима, сегодня пятница… – девочка поморщилась, копаясь в памяти, а в глазах женщины что-то вспыхнуло, лицо переменилось. – Семнадцатое октября! – выпалила Нура.
– Спасибо большое! – поблагодарила старушка девочку, которая уже убежала.
Теперь я видел напротив себя ту самую, хорошо знакомую мне Серафиму Петровну. Тот самый пронзающий насквозь взгляд и то самое немного потерянное выражение лица. Единственное, что её отличало от настоящей, возраст.
Только я об этом подумал, как солнце будто сошло с ума и понеслось, как бешеная карусель. Но… только на моей стороне, а Серафима Петровна всё продолжала спрашивать у внезапно появляющихся людей, среди которых спустя время возник и я, какое сейчас число и день. Хмурая осень уступала место весне, но почти сразу все краски смывались тяжёлым дождем, топя мир в сером цвете.
