Kitabı oku: «Три смерти и Даша. О том, что бывает, если тебя хочет удочерить семья смертей», sayfa 3

8

Даша положила книги в большой пакет и уже потянулась к дверному замку, как ее окликнула мать.

– Даш, ты куда?

– К Лейле.

– К Лейле? А что в пакете? Опять книг у нее набрала!? Смотри, дочитаешься – будешь как ее мамаша – шибко умная. Только куда с этим умом потом устроишься? Не нужны никому умные-то!

– С высшим везде возьмут.

– С высшим? Даже не думай! На повара пойдешь учиться! И специальность быстро получишь, и повара везде нужны. А с высшим – и учиться долго, и не устроишься потом никуда.

– Однако тетя Лиля устроилась получше тебя, – сказала Даша и захлопнула дверь.

Никто из Дашиных учителей и одноклассников и не подозревал об ее тяге к знаниям. Учителя и одноклассники считали ее двоечницей, которой ничего не надо было в жизни. Исчерпывающая характеристика, особенно, учитывая то, что мало кому из них было от жизни что-нибудь нужно и еще меньшему количеству нужно что-то действительно важное. Самое интересное, что и одноклассники, и учителя знали о ее привычке читать на уроках, последние не раз ее за это выгоняли. Но, что она читает, никому не было интересно, но все были твердо уверены, что ерунду.

Даша давно находилась в тяжелой депрессии. Безысходность существования угнетала ее. Ну, закончит девять классов; ну, пойдет учиться на повара и проработает всю жизнь в какой-нибудь столовой. И всю жизнь она проведет в этом сером смердящем городе, и всегда ее будут окружать то, что надоело с рождения. Девушка понимала, что так нельзя, что она должна быть сильной. Должна? Нет, она никому ничего не должна.

Даша часто представляла себе, как приходить ночью на единственный в городе мост, становиться на перила и падает спиной вперед, раскинув руки. Представляла, как ее принимает черная тяжелая вода, как смыкается над ней, а она погружается все глубже и глубже в замедленном падении…

Красиво. Но, Даша твердо знала, что никогда этого не сделает. Ведь, пока она жива – всегда можно что-то сделать, а после смерти делать будет уже поздно. Впрочем, Даша не считала смерть худшим исходом, но проверять свои догадки раньше времени не хотела.

Тем не менее, безысходность давила камнем на сердце, и Даше часто казалось, что она уже погружается, раскинув руки в черную тяжелую воду. Погружается уже давно. Это видение временами пугало ее, а временами – успокаивало.

Девушка медленно шла среди знакомых с детства домов. Обшарпанные, без малейшего намека на архитектурные излишества. И еще недавно ее подруга так же смотрела на эти стены, и они смотрели на нее, подавляя ее личность, уродуя душу и ломая волю…

Лейла пришла домой из школы и раздраженно бросила сумку на пол.

Дедушка что-то делал на кухне, Лейла пошла к нему.

– Привет, дедуль. Что у нас на обед?

– Да, могла бы и сама приготовить! Я не обязан!

– С тобой все ясно. Так, не готовил бы.

– Ну, как же не приготовить для внучки. Суп с фрикадельками и компот. Все как любишь.

– Спасибо. Какой смешной фартук. Откуда он у тебя?

– Это бабушкин.

– Ясно.

В дверь постучали. Лейла открыла. На пороге стоял немощного вида старик.

– Привет, дядь Вить.

– Э-э-э…

– Лейла.

– Лейла, у тебя сигарет не будет.

– Я уже говорила, что не курю, сто раз уже.

– Ну, ты же курила.

– Курила не я, а Даша, да и она уже бросила.

– А…

– Дедушка дома. Де-ед! Иди – покорми дядю Витю.

– А покурить?

– Покурите после обеда. На улице.

Дедушка с дядей Витей гремели посудой на кухне. Лейла унесла тарелку и кружку с компотом к себе в комнату. Потом открыла доску и расставила шахматы на столе в комнате деда. После перекура старики всегда садились играть в шахматы.

Дедушке Лейлы было семьдесят четыре года. Когда-то профессор филологических наук и гроза студентов, он сильно сдал после смерти бабушки и теперь имел мягкий, неуравновешенный характер и во всем слушался Лейлу.

Девушка принимала все важные и неважные решения, вела хозяйство и семейный бюджет. А дедушка время от времени ходил на родительские собрания, где равнодушно выслушивал все, что учителя думают о его внучке, и грозно сверкал глазами на учительниц, когда-то бывших его студентками.

Учителя и большинство одноклассников считали Лейлу добродушной и туповатой. Такая всю жизнь проработает на заводе, ничего не добьется, но будет счастлива. Еще одна исчерпывающая характеристика.

Лейла действительно была добродушной. Не альтруистка, но всегда готовая помочь. А вот тупой она не была никогда. Воспитанная в интеллигентной семье и с детства привыкшая к хорошим книгам, она была начитанной и эрудированной. Здесь и крылся секрет ее безупречной грамотности. Вот, только обнаруживать свои знания в школе Лейла не спешила и правильно делала. Там ценились только подробные пересказы учебника. И, вообще, в школе девушка обычно была погружена в себя или в болтовню с Дашей, за это и прослыла тупой.

Лейла включила музыку – в шкафу на полке— от греха подальше (первый этаж все-таки, обворуют еще) был спрятан дорогой музыкальный центр – подарок матери. Там же, как когда-то у Лили, половину шкафа занимали кассеты и диски с музыкой. Мать и дочь были во многом похожи. И слушала Лейла рок, как и Лиля. Только вкусы были несколько другие. Она любила «Наутилус», «Калинов мост», «Черный кофе», «Ночных снайперов» и «Ногу свело». Даша (здесь было несколько ее дисков) слушала «Агату Кристи», «Кино», «Удо» и «Арию». Обе они любили «Рамштайн», благо немецкого они не знали и не понимали о чем песни.

Сейчас играли «Снайперы». Рок, в сознании Лейлы всегда ассоциировался со свободой, а конкретно «Снайперы» словно бы звали в путь. Лейла давно мечтала уехать куда-нибудь подальше отсюда, но перспектива переезда к матери пугала – она действительно не хотела и не могла бросить деда и Дашу.

В дверь постучали. Лейла пошла открывать. На пороге стояла Даша с большим пакетом.

– Что, уже все прочитала? Быстро ты.

– Старалась.

– Да, ладно, могла бы и не торопиться.

– А я и не торопилась. Дашь еще чего-нибудь почитать?

– Ну, нет, не дам. Бери, конечно.

– Я вижу – у вас гости.

– Да – дядя Витя. Он часто приходит, пора бы уже привыкнуть.

– Даша, у тебя сигаретки не будет? – высунулся из дедушкиной комнаты дядя Витя: Лейла сказала, что ты куришь.

– Я сказала, что она бросила. А ты, я так понимаю, еще не накурился.

– Нет.

– Вот, куряка. Кури дедушкины.

Когда девочки зашли в комнату Лейлы, Даша спросила: «Слушай, а сколько ему лет?»

– Кому? – не поняла Лейла.

– Дяде Вите.

– Не знаю.

– И я не знаю. Сколько себя помню – он был таким.

– Вот, и я о том же.

– Но, ведь стариком можно быть долго.

– Можно, но неохота. Лучше уж молодым побыть подольше.

– Да, ну. Ничем не лучше. Все учишься и учишься ничему, да тоскуешь от безысходности. А старикам не так уж плохо – они безмятежны, они уже отмучились.

– Да, ладно, все не так уж плохо. А, вообще, – у тебя все в порядке? Ничего не случилось? Что-то ты грустная сегодня.

– Да, просто Вальку вспомнила и подумала, что она, наверное, сошла с ума потому, что жила здесь, тут кто угодно сойдет.

– Сколько она уже в психушке?

– Уже год.

– А ты все вспоминаешь. Ты же не виновата, что с ней такое случилось.

– Вроде – нет, но я не уверена. Мне все кажется, что я могла что-то сделать. И сама понимаю, что вряд ли. Она сама придумала себе мир и ушла в него отсюда.

– Ну, и что? Многие так делают.

– Да, но не многие считают, что все в этом мире из-за них и ради них.

– Ну, конечно! И так многие думают.

– Да, но не всем мерещатся заговоры против них. И голоса не все слышат.

– Что поделаешь, такова шизофрения. И не сама она это выбрала. Насколько мне известно – болезнь врожденная.

– Да, но от этого не легче ни ей, ни окружающим ее. Я случайно проходила мимо, когда ее забирали. Она увидела меня и так зло посмотрела, что до сих пор непосебе. Я больше чем уверена, что она думает, что ее забрали из-за меня.

– Да, не переживай ты так. Она же сейчас в другом городе.

– Ну, да. Отсюда ее перевели – слишком часто сбегала. И с чего Валька вдруг мне так вспомнилась, сама не знаю. Наверное, мне просто грустно.

– Это точно.

– Надоело мне все. И впереди тоже ничего хорошего.

– Даш, но ты хоть в любовь еще веришь. Тебе есть чего ждать.

Как и все красивые девочки Лейла рано поняла, что любви нет, а если и есть, то не для нее. Кого при такой внешности заинтересует, что ты читала в переводе, а что – в оригинале.

– Уже не верю.

– Уже? Быстро ты.

– Да. Не то, чтобы очень. И смерти я давно уже не боюсь. Думаю, что это не худшее из всего, что может произойти. Иногда даже думаю – скорее бы.

– Не надо! Не говори так. А я все равно боюсь. Несмотря ни на что хочу жить.

– Счастливая…

Даша ушла поздно. Лейла с дедушкой предложили проводить ее, но она не боялась.

Лейла легла спать и заснула быстро. Спала в ту ночь она тревожно. Сквозь сон она чувствовала запах дыма. Еще ей казалось, что кто-то зовет ее, и она металась во сне. Проснулась девушка оттого, что кто-то громко и без звательной интонации произнес: «Лейла.»

Лейла открыла глаза. По стенам комнаты метались красноватые блики. Явственно чувствовался запах дыма. За окном кто-то монотонно бормотал на непонятном языке, время от времени повторяя ее имя. Девушка встала с постели и выглянула в окно.

Под окном на земле горело пять небольших костров. Если приглядеться, то можно было заметить, что они образуют перевернутую пятиконечную звезду. В центре ее на земле сидел кто-то в черном с длинными темными волосами. Голова его была склонена, и он что-то монотонно, речитативом говорил.

Лейла открыла окно и выпрыгнула во двор. Таинственный некто, видимо был так сосредоточен, что не заметил этого. Девушка подошла к нему сзади и положила руку на плечо. Он вздрогнул всем телом, замолчал и обернулся. Лейла тут же его узнала. Это был семнадцатилетний Пашка – сатанист.

Пашка был сыном живущего неподалеку священника. Всего у него было четыре сына: один – молодой батюшка, недавно закончивший семинарию, и три – сатаниста. И все четверо – по-ангельски красивые.

Впрочем, Пашка напоминал ангела скорее падшего. У него были длинные черные волосы, бледное лицо, бархатные, чуть застенчивые карие глаза и красивые тонкие губы. Взгляд у него был слегка фанатичный. Он нравился многим девушкам, но почему-то только тем, кто не задумывался о его вероисповедании.

Увидев Лейлу, Паша широко и глупо улыбнулся.

– Ты меня звал? – осведомилась она.

– Э-э-э… Нет.

– Но ты повторял мое имя. Насколько я знаю – после смерти бабушки я тут единственная Лейла.

– Ну, да. Так надо.

– Надо? Это уже интересно. Зачем?

– Это приворотный ритуал. Я проведу его, и ты будешь меня любить.

– Правда?! – Лейла просияла так неподдельно, что Паша смутился, – Ты можешь сделать так, чтобы я полюбила?

– Могу, – неуверенно ответил он.

– Правда, можешь?! А-то я не верю в любовь.

– Ты? – удивился Пашка.

– Да, уже давно. А ведь я так хочу любить. И не могу. Это в моем-то возрасте! Но, ты же мне поможешь? Да? – Лейла откровенно издевалась над ним, но в каждой шутке только доля шутки.

– Паш, а что это за странный язык? – спросила Лейла.

– Это православные молитвы, прочитанные наоборот.

– Почему именно православные?

– Я их очень много знаю.

– А-а-а, понятно.

– Ой, Лейла, на тебя, наверное, православные молитвы не подействуют! Ты же мусульманка.

– Я атеистка.

– Да, а почему тогда – Лейла?

– Наверное, потому, что Фаритовна, не иначе. А вообще, это дедушка настоял, чтобы меня назвали в честь бабушки. Они так любили друг друга.

– Наверное, всю жизнь прожили вместе?

– Нет, познакомились на свадьбе у моих родителей. Дедушка – мамин отец и бабушка – папина мама. Они десять лет прожили вместе, пока она не умерла. Дедушка ей стихи читал почти каждый день.

– Ну, вот видишь – любовь есть.

– Конечно – есть, только не для меня.

– А твои родители – атеисты?

– Нет, они в свое время не поделили мое вероисповедание. Долго спорили из-за него.

– Неужели дали тебе возможность выбрать? – с недоверием спросил Пашка.

– Нет, просто спор выиграл дедушка. Ну, так, что? Ты сделаешь так, чтобы я полюбила?

– Конечно. Все во власти…

– И не говори. Вообще-то я замерзла. Все-таки не май месяц, а только начало апреля. Пойдем?

– Куда?

– Ко мне в гости.

– П-пойдем.

Лейла с легкостью запрыгнула на подоконник и скрылась в темной комнате. Паша, немного помедлив, последовал за ней. Он влез в комнату и не увидел там девушки.

– Лейла? – негромко позвал он.

– Я здесь, – ответила она откуда-то из коридора. В следующую секунду ее силуэт показался в светлеющем дверном проеме. Паша зачарованно смотрел, как она плавно, по-кошачьи двигается. Ему было не по себе, руки его дрожали. Колени подгибались. Лейла вошла в комнату и притворила за собой дверь.

– Паш, закрой окно. Дует и воняет костром…

Рано утром в предрассветной мгле Паша вылез из окна, и Лейла закрыла его. На земле дымились остатки пяти костров. Парень шел на автопилоте, не обращая внимания на дорогу. Глаза его горели. На лице было удивленно-просветленное выражение, в уме он прикидывал, чем дома можно отравиться…

9

В последнее время я стала часто бывать в этом районе. Время от времени я заглядываю в больницу – забираю тех, кто меня ждет, а иногда и тех, кто не ждет. Я часто навещала одного парня – мотоциклиста. Он слишком долго был на грани между жизнью и мной, но, побывав у него в последний раз, я поняла, что мы еще долго не увидимся. Так лучше. Не люблю забирать молодых – человеческая жизнь и так слишком коротка. Пусть лучше дружит с девушкой, которая часто навещает его.

После больницы решила навестить ту девочку – мою старую знакомую. Вчера она сказала что-то такое, что, я думаю, поможет нашему разговору.

Она шла по безлюдному переулку. Обычно, Он бывает в таких местах гораздо чаще, чем я. Я стала видимой для нее. Сама она меня не увидела бы. Меня видят только люди с нарушенной психикой и некоторые убийцы. Я подошла к ней: «Здравствуй, Даша».

Девушка вздрогнула, услышав мой голос. Увидев меня, она в бессильном ужасе вжалась в стену ближайшего дома, глаза ее расширились от страха. Но ни уйти, ни убежать она естественно не могла.

– В чем дело? Ты же не боишься меня? Ты еще вчера говорила…

– …

– А вообще – глупости все это – меня все боятся, независимо от того, кто и что говорит. Но ты не бойся. Я пришла не за тобой. За тобой придет Он, а не я.

– А зачем тогда?

Даше стало немного легче. Как и полагается, она с первой же секунды поняла, кто перед ней. Вот, только, почему лицо кажется таким знакомым?

– Поговорить.

– Поговорить???

– Да, понимаешь, (я даже не знаю, с чего начать) я не хочу, чтобы ты умирала.

– Мы все умрем.

– Конечно, и даже я, но послушай меня. Нашей семье нужна девочка.

– Семье?

– Да, у меня прекрасная семья: я, Он и Оно. И мы не можем родить девочку. А детей должно быть трое.

– Оно? Это как? А причем здесь я?

– Мы хотим тебя удочерить.

– Спасибо, у меня есть родители. А я всегда думала, что ты похожа на скелет.

– Я еще молодая. А скелетом стану лишь в глубокой старости.

– И косы у тебя нет.

– Да, просто мне с распущенными волосами больше нравится.

– Я не это имела в виду.

– А, это. Глупости какие. Зачем? Она мне не нужна. Ну, так, что? Ты не ответила на мой вопрос.

– Я ответила – нет.

– Может, подумаешь?

– Я уже подумала.

– Но, ты же умрешь!

– Все мы умрем.

– Но ты умрешь скоро. Очень скоро, – я не хотела ей этого говорить, не хотела расстраивать, но вырвалось.

– Туда мне и дорога. До свидания.

– До встречи.

Я снова стала невидимой для живых и отправилась дальше по своим делам. Я задумалась: как же ее уговорить? Или, может – взять другую? Но, я уже привыкла к ней, да и жить ей осталось совсем недолго.

Я глубоко задумалась, запнулась обо что-то и растянулась на земле. Что ни говори, но смотреть под ноги, хотя бы время от времени нужно даже мне.

– Девушка, вы не ушиблись?

– Нет.

Молодой человек, смуглый, с карими глазами и русыми волосами помог мне подняться и участливо улыбнулся.

– Будьте аккуратнее.

– Спасибо, буду обязательно.

– Антон, ты идешь? – светловолосая девушка с большими, словно испуганными глазами ревниво посмотрела на меня.

– Иду.

Когда он подошел к ней, девушка шепотом сказала ему: «Ну и плащ у нее. Просто балахон какой-то». «Да, ладно тебе, о вкусах не спорят», – отозвался он.

Я запаниковала. Неужели я забыла стать невидимой? Вроде – нет. Странно… Наверное, сегодня – не мой день. Потому, что для полного счастья мне сегодня не хватало только встречи с чудовищем. А навстречу мне, улыбаясь, двигался дядя Витя.

– Ой, доченька, часто тебя вижу, но постоянно забываю, как зовут. У тебя сигаретки не будет?

– Куренье – медленная смерть, а я и так с трудом справляюсь.

– А вот я никуда не тороплюсь. Я бы покурил.

– Извини.

10

Шел урок математики. Александра Сергеевна одного за другим вызывала учеников 9 «в» к доске, в тщетной надежде, что хоть кто-то что-то помнит. Но никто ничего не помнил. Последней вызвали Шеметову, так та даже выходить к доске отказалась, сказала, что бесполезно, она все равно ничего не знает. Совсем обнаглела. Александра Сергеевна поняла, что у нее только одни выход: «Лётова. К доске».

Марина не слушала ответы одноклассников. Тему она знала, как всегда, отлично. Ее вызывали редко. Сейчас она обхватила руками голову и думала о Леше (так звали мотоциклиста): как он там, полегчало ли ему, пришел ли в сознание (до сих пор не приходил). Сегодня она пойдет навещать его и все узнает.

– Лётова, ты меня слышишь.

– Что?

– К доске! Ты, в последнее время, стала какая-то рассеянная. Смотри, если дальше так пойдет – могут пострадать твои оценки.

Марина ничего не ответила. Она спокойно вышла к доске («Маринина юбка развевается как Ее балахон», – подумала Даша) и сделала то, что никому до нее не удавалось; рассказала, наконец, заданную тему. Пока рассказывала – смотрела на класс. Большинство скучали, на последней парте играли в карты. Вдруг Маринин взгляд буквально запнулся о Дашин. Шеметова смотрела прямо перед собой стеклянными от страха глазами. Арсланова ничего не замечала – она явно была на что-то или кого-то зла.

«У нее, наверное, что-то случилось, – подумала Марина, – надо будет подойти спросить, не нужно ли ей помочь. Может быть, ей что-нибудь объяснить». До сегодняшнего дня Марина интересовалась исключительно своими делами и учебой.

Рассказав теорему, она обернулась к доске и начала записывать по ней задачу.

После урока подошла к Даше.

– У тебя, наверное, что-то случилось?

– Не твое дело, – механически отозвалась Даша, – Марина? Откуда такая участливость? Ты не заболела?

– Нет. Может тебе чем-нибудь помочь? Объяснить что-нибудь?

– Не надо. Мне проще у Сани списать. Но, все равно спасибо.

– Лётова, зачем ты отбиваешь у меня клиентов? – вмешался Саня Васин.

– Клиентов? Они, что, платят тебе?

– Вы сами то поняли, что сказали? Отличники, блин, – вступила в разговор Лейла.

– Не нужно понимать все так буквально, – умиротворяющее улыбнулся Саня.

После уроков Марина направилась в районную больницу. К Леше. По дороге купила апельсинов – вдруг он уже очнулся или очнется сегодня.

Возле больницы встретила немощного вида старика.

– Дочка, у тебя курить есть?

– Я не курю.

– А спички?

– Нет.

– Ой, как жалко.

– Возьмите апельсин. Курить вредно.

– Вот, спасибочки.

Марина вошла в сырой больничный подвал, где была раздевалка. Она переобулась и подошла сдать вещи.

– Вы к нему? – спросила гардеробщица. Марина ответила.

– К нему уже пришли. Я не могу выдать халат. Для посетителей к одному больному выдается только один.

– Я подожду.

В подвал спустилась женщина в халате. На лице ее сияла улыбка.

– Очнулся мой Лешенька! Наконец-то, очнулся! – сказала она гардеробщице.

– Можете взять халат, – сказал гардеробщица Марине, – А почему ты не здороваешься? Это мама твоего парня, между прочим.

– Так ты Лешина девушка?

– Э-э-э… Да.

– Ой, какая ты аккуратная! Сразу видно, что девушка хорошая. Может, хоть ты уговоришь его бросить все эти мотоциклы? Он ведь убьется когда-нибудь!

– Я постараюсь.

Марина накинула халат и влетела на четвертый этаж. Она быстро нашла палату, робко приоткрыла дверь, вошла и резко остановилась на пороге, вдруг подумав, нужна ли она здесь.

Леша действительно очнулся и не спал. Только сейчас Марина поняла, что он симпатичный, несмотря на то, что ей такие не нравятся. У него – длинные светлые кудри, добрые голубые глаза с пушистыми ресницами и добрая улыбка. Про улыбку девушка поняла только сейчас – Леша улыбался ей: «Хорошо, что ты пришла. А то я уже испугался, что ты мне приснилась».