Kitabı oku: «В следующем году в Иерусалиме?», sayfa 2
Мы почти пробегаем по Старому городу. В еврейском квартале чисто и красиво, но безлюдно. Зато после пяти вечера (в конце шаббата) народ выйдет из домов, откроются магазины и рестораны, начнется шум и веселье.
В восточном квартале дома более обшарпанные и грязные, но с утра до вечера шумит яркий базар, и очень много мечетей.
В армянском квартале господствует тишина, а жизнь можно увидеть в художественных лавках да в семинарии (но не туристам).
О нравах прошлого и настоящего старого Иерусалима толково и с большим юмором рассказывает экскурсовод Игорь, полтора года назад уехавший из Ленинграда. Он эрудит и пользуется популярностью у гостей из России. Говорит Игорь так много, что моя головка постепенно пустеет, остаются лишь обрывки сведений.
– Александр Македонский вошел в Иерусалим без боя, хитрый, он специально дождался шаббата. И поставил условие – на центральной площади поставить себе памятник. Евреи ответили: “Нет! Ты откажешься от памятника (не сотвори себе кумира), а мы всех родившихся в этом году мальчиков назовем именем Александр”. Он выполнил их условие, с тех пор этим именем часто называют еврейских мальчиков.
– Знаете, что Александр Македонский с уважением относился к иудеям, а народ Иудеи был восхищен талантами и широтой взглядов молодого завоевателя. Расхождение между ними состояло в приоритетах. Иудеи превыше всего ставили величие и совершенство души, эллины – физическую красоту и гармонию. Когда еврейские юноши шли в синагоги постигать пути духовного совершенства, греческие юноши шли на стадионы закалять тела спортом, чтобы достичь физического совершенства.
– Кстати, в иудаизме одна из главных заповедей: Богу нужно давать, а не просить у него, как в христианстве.
– Мятежный дух иудеев достиг предела во времена прокураторов. По стране бродили проповедники и сектанты, каждый ратовал за свой путь выхода из кризиса. Одни призывали к восстанию (зелоты), другие звали смириться (фарисеи), третьи отвергали войну и ждали Мессию (ессеи), призывали к миру и добру.
– Тут сидел Понтий Пилат, а здесь в темнице держали Иешуа.
– Именно к ожиданию Мессии призывал бродячий проповедник Иоханан, вошедший в историю под именем Иоанна Крестителя. Он рассказывал о приближении этого Мессии, приводил народ к реке Иордану, окунал их или в знак очищения поливал головы водой. Среди тех, кто слушал его проповеди, был и молодой человек из Назарета по имени Иешуа.
У входа в храм Гроба Господня кончалась наша пятичасовая экскурсия. Пока я копалась в сумке в поисках денег, группа куда-то рассосалась, исчез и Игорь, а я осталась с угрызениями совести, поскольку не заплатила за интересное мероприятие.
Сегодня у Стены Плача НИКОГО (шаббат). Только солдаты с автоматами охраняют подходы.
Обратный восьмикилометровый путь до отеля, где живут сестры, я также проделываю пешком, транспорт еще не ходит. Прохожие, у кого я спрашиваю направление, удивляются: зачем столько идти, если можно проехать такое расстояние? Но ходил же две тысячи лет назад пешком Иисус по холмам Иерусалимским, я разве лучше его? Не жарко, вода в бутылочке убавляется мало, есть не хочется совершенно. Правда, когда я дошла и увидела на столе заботливо оставленную мне сестрами пищу, аппетит пробудился. Человек ест, когда есть что есть, и не ест, когда нечего есть (игра слов). После перекуса и небольшого отдыха я поехала уже на начавшем работать транспорте к Лере в Рамот.
Еще раз убедилась, что новые современные районы древнего города красивы, а главное, удобны для жизни. Шаббат закончился. На детских площадках уже бегали и катались на велосипедах детишки, две мамы ходили по дорожкам, наблюдали за ними и оживленно болтали. Что еще поразило меня, так это обилие пап с колясками. Один вел коляску и читал книгу, другой внимательно смотрел на свое дитя, навстречу шли два молодых пейсатых отца и бурно обсуждали проблему на иврите. У нас я такого внимания отцов к своим малолетним детям не припомнила…
Регина открыла дверь и сразу объявила:
– Оля, завтра едем в Яд Вашем. Это памятник погибшим людям. Там очень интересно. Только переоденься, у нас каждый день надо ходить в другом.
– Регина, что ты такое говоришь! Перестань! А мы действительно утром поедем в Яд Вашем. На тебя он произведет сильное впечатление. Встанем пораньше.
– Лера, мне про этот мемориал как раз рассказывали сестры. Они здесь в командировке снимали фильм об открытии Долины Общин, открытие на днях было. Кстати, на открытии был Рабин.
Проснулась я рано, лучи солнца били прямо в глаза, к чему я здесь уже начала привыкать, как и к сказочным видам за окнами. Через прозрачное чисто вымытое стекло четко проступали холмы Иерусалимские. В зелени высились купола соборов и стволы минаретов, со всех сторон их окружали светлые дома и домики. Восходящее солнце окрашивало их в нежно-розовые тона, воздух казался чистым и прозрачным, и все это составляло удивительный город Иерусалим. Как мне советовала Регина, я высунулась из окна и вдохнула утренний чистый воздух. К моему удивлению она не капризничала, и мы довольно быстро собрались и поехали.
Яд Вашем действительно меня потряс. Просто такого я не ожидала даже после рассказов сестер и Леры.
Он расположен в красивом хвойном лесу на горе Герцля и включает в себя несколько зданий и скульптур под открытым небом. Если лаконично, то:
В Зале имен собирается картотека погибших в годы Холокоста (1939–1945), то есть шести миллионов человек (!). На большую часть погибших заведены карточки, их заполняют родные и знакомые и присылают сюда со всех концов земли.
В Зале памяти со скульптурными символами, стелами и фотодокументами запечатлены ужасающие картины зверств фашистов в лагерях смерти и на территории многочисленных гетто, а также эпизоды борьбы и сопротивления еврейского народа (таких эпизодов было предостаточно!).
В Зале искусств развешаны картины художников из гетто. Особенно потрясают сделанные в гетто детские рисунки, они все пронизаны светом и солнцем. Солнце с лучами в каждой третьей картине. Невероятно! И ведь почти все эти маленькие художники погибли!
Самый сильный зал – Зал памяти детей. Держась за перила, идущие друг за другом по узкому проходу посетители в темноте входят в круглый зал со сферическим потолком. На сфере, как на ночном небосводе, рассыпаны мириады звезд. Их ровно столько, сколько погибло за годы Холокоста еврейских детей, то есть больше миллиона. Их имена, возраст и страну медленно и скорбно произносят по очереди женский и мужской голоса и так в течение целого дня. А народ движется в этом космическом пространстве среди душ погибших, но вечно живых детей. Потрясающе!
В открытой только что Долине Общин, вернее уничтоженных Общин – на 26 высоких каменных столбах – свечах по бортам довольно узкой долины выбиты названия стран, в которых было уничтожено еврейское население: стран было двадцать шесть (!). Долину закрыли на доделку на неопределенное время.
Я долго стояла перед памятником партизанам в виде дерева из металла, где раскидистые во все стороны ветви представляли собой человеческие фигуры в разных позах. Мне казалось, что этих людей на дереве повесили. А может быть их, обнаженных, извлекли из общих могил в Прибалтике, куда расстреливали и бросали тысячами. Ужас!
«Поразит Всевышний врагов твоих, восставших против тебя. Одной дорогой будут наступать они на тебя, а побегут назад семью дорогами».
У выхода из мемориала нас встречали мои «старые знакомые», которые по предварительной договоренности ожидали в машине. Я с трудом узнала в пожилой полной даме хохотушку, с которой мы сорок лет назад отдыхали в Евпатории. Собственно, я бы ее вообще не узнала, но сестра перед отъездом просила обязательно встретиться с ее подругой юности, которая несколько лет назад с семьей уехала из Кишинева в Израиль.
– Олечка, ты помнишь мою подругу, с которой мы познакомились в Крыму, когда отдыхали после окончания тобой школы?
– Господи, конечно, не помню. Это была твоя подружка, у меня были другие друзья – помоложе.
– Да, но я с ней дружила много лет и ездила к ней в Кишинев. Мы все время переписываемся, очень прошу тебя, встреться с ней и ее мужем. Они милые люди, тебе покажут что-нибудь, у них машина. Расскажешь о нашей ленинградской жизни.
Вот так мы и встретились с совершенно чужими мне людьми, хоть и милыми. Они тут же предложили:
– Здесь недалеко на горе есть симпатичная деревушка Эйн Керем, где вы получите положительные эмоции. Едем туда!
Действительно, деревушку мы увидели на соседнем холме или как они сказали «на горе».
В путеводителе я потом прочитала, что в этой Израильской Швейцарии есть пять церквей – монастырей различных конфессий. Мы не считали их, но те храмы, к которым подходили или подъезжали, были закрыты. А местечко, и правда, было очаровательное. Еще больше очарования придала ему кавалькада людей в белых одеждах с лиловыми лентами через плечо и веночками на головах. Они поднимались по тропе из русского монастыря во францисканский, между собой говорили по – английски и были американскими миссионерами.
На следующий день был большой праздник Симхат Тора (радость торы).
«Тора – самое драгоценное, чем мы владеем. Отмечая праздник Симхат Тора, мы благодарим Бога за бесценный дар, за возможность постигать Его мудрость, изучать Его слово. Мы, умножая нашу радость, укрепляем наш союз с Творцом».
Тора включает в себя книг, отсюда русское название – Пятикнижие Моисея. 1. Начало – книга бытия, 2. имена, 3. Левит, 4. в пустыне, 5. второзаконие. Тора сопровождает еврея всю жизнь, рассказывает о Боге, о назначении быть народом Божьим, об истории, не похожей на историю ни одного другого народа. Она учит, как жить и к чему стремиться. Многие знают Тору наизусть, но изучить ее невозможно, как невозможно до конца познать человеческую мудрость.
Тора делится на 52 главы, по числу недель в году. Каждую субботу в синагогах читают одну главу, закрепленную за этой неделей, и повторяют в понедельник и четверг, «чтобы не прошли три дня без Торы». День, в который читается последняя глава, и является праздником Симхат Тора. Читает последнюю главу «жених Торы».
Праздник, как и все еврейские праздники, начался накануне после захода солнца. В три часа дня все закрылось, в четыре остановился транспорт, только неверующие автомобилисты-частники колесили по пустынным дорогам. Начались веселые службы в синагогах. Мы с московскими сестрами, выяснив накануне, что самая главная служба будет происходить в иерусалимской Большой Синагоге (Great Sinagoge), направились туда. Шли уже известным путем по широким улицам мимо парков и богатых особняков. К 10.30 подошли ко входу и дружно вспомнили премьеру балета в Большом театре. И действительно, внутри синагога напоминает Большой театр белым мрамором фойе, алым плюшем ярусов, декорированных золотом. Это величественное здание построено не так давно, в середине 20 века на деньги зажиточных американских евреев. Спонсоры и их потомки приезжают сюда регулярно помолиться, а заодно и себя показать.
Шикарная публика чинно заполняла партер и ярусы, при этом (пожалуй, единственное отличие от Большого) мужчины шли в партер, а нарядные дамы поднимались наверх и занимали первые ряды. Когда мы вошли, свободные места оставались только на галерке. Чтобы лучше увидеть представление, пришлось там стоять.
В центре неорганизованная группа в талесах колдовала над свитком Торы: натянули на него сверху полотнище, принялась хватать что-то похожее на конфеты и кидать на него. После довольно нудной молитвы кантора включился мощный хор под управлением экспансивного молодого хормейстера, и дальше, сменяя друг друга, они по очереди некоторое время пели тексты из Торы. Два дюжих молодца в это время перекатывали свиток с последней страницы до первой (или наоборот), после чего хор запел с удвоенной силой. Мы поняли, что конец не скоро, и, поскольку стоять было жарко, решили покинуть синагогу и подождать конца на свежем воздухе. В конце службы Тору вынесут под общее пение и пляски и понесут по всему городу до самой Стены Плача. Пока что народ толпился на ступенях и ждал торжественного момента выноса священной книги.
Если бы я не знала, что ждут Тору, я бы решила, что публика надеется получить автограф у Пласидо Доминго или Элизабет Тейлор. Меня потрясли ухоженные дамы в туалетах от Ричи, Версаче или Кардена (шляпка, сумка, костюм, туфли), выдержанных в сочных красных, черных или белых цветах, в тон к которым были надеты украшения. Дам сопровождали элегантные мужчины, а рядом вились очаровательные дети. Да, красиво жить не запретишь!
– Это американцы. Они специально приезжают на праздники.
– А-а, тогда понятно, – сами мы, москвичи и ленинградцы, стояли в сторонке бледненькие и бедненькие, не выдерживали никакого сравнения.
– Смотрите, смотрите, показались тороносцы! (По аналогии со знаменосцами на наших демонстрациях).
Толпа мужчин и мальчиков, приплясывая и веселясь, вышла из дверей и двинулась по проезжей части дороги. Впереди подобно хоругви несли что-то развевающееся, или мне так казалось. Может, это талесы развевались, но толпа действительно двигалась стремительно и радостно. Мы на несколько минут присоединились к ним, а потом все-таки разошлись: тороносцам надо было дойти до Стены Плача, сестрам – ехать в Яд Вашем, а мне – идти осматривать Иерусалим.
Дело в том, что Элла попросила свою приятельницу Сюзанну показать мне город. Сюзанна жила в Иерусалиме много лет и хорошо его знала, к тому же имела машину. Она как раз вернулась накануне из поездки по Франции и была готова помочь. Молодая симпатичная израильтянка к делу отнеслась серьезно, катала меня два с половиной часа, за это время столько показала и рассказала, что я, хоть и мало что запомнила, но многое поняла:
– Застройка за стенами Старого города началась в 1860-е годы, богатый квартал был построен за Яффскими воротами вокруг мельницы. В кварталах за нынешним рынком и улицей Яффо – в то время было типичное бедное гетто. Весь остальной город построен в 20 веке, а большая часть – вообще с 1948 года после образования государства.
– Строится город только из белого, бело-розового и светло-бежевого иерусалимского известняка. Очень красивые и удобные дома с внутренними садами окружены тоже садами.
– Все холмы Иерусалимские, а с каждого видны другие, застраиваются именно так с большим количеством зелени.
– Арабский квартал в городе один, за Стеной, в восточной части. Там зелени нет вообще.
– Русские на рубеже веков жили близко к Старому городу у Русского подворья, квартал небольшой. Мы довольно долго крутились по греческим и немецким кварталам.
– Все акты гражданского состояния в Израиле держит под контролем Раввинат. Только через синагогу можно зарегистрировать рождение и смерть человека, брак и развод. Кстати у правоверных иудеев муж с женой «живут» именно между 14 и 21 днями женского календаря. «Плодитесь и размножайтесь!» Детей у правоверных много. А сексуальная жизнь у таких мужчин вовсе не связывается с появлением детей.
После прогулки Сюзанна пригласила меня в симпатичный ресторанчик на террасе ИМКА – молодежной христианской организации напротив пятизвездочного отеля Кинг Давид. Ели мы какой-то невероятной вкусноты и объема салат (с овощами, балыком и сыром в соусе), которого хватило бы на пятерых. Запивали напитком, его они с мужем употребляли во Франции, смесь пива и лимонада (по мне – so so).
Веселый праздник Симхат Тора в тот день продолжился в хасидском районе, из него было не выйти. Такого количества детей и детишек на улицах я давно не видела. Вокруг молодых мам в париках и в длинных платьях крутилось не менее пяти-шести красиво одетых детей, а последнее дитя возлежало в коляске. Отцы семейств в это время заполняли синагоги, где пели, плясали и предавались веселью, что было отлично видно в открытые настежь двери. Я наблюдала за всеобщей радостью сначала с интересом, а через пятнадцать минут с тоской, переходящей в тошноту. Нет, на пороге 21 века лицезреть любых староверов (православной ли веры где-нибудь в Сибири, или иудейской – в Иерусалиме) противоестественно. Все хорошо в свое время, а их время давно ушло.
Этот насыщенный праздничный день для меня не закончился. Я вернулась на первом после шаббата автобусе, вытянула ноги на Лерином узком диванчике и мечтала записать впечатления насыщенного дня. Но не тут-то было. Позвонила Эллочка и пригласила меня на день рождения брата. Отказать было невозможно – он жил в Рамоте в пяти минутах ходьбы от Леры, к тому же обратно Элла отвозила меня на своей машине.
Семейство занимало целую секцию дома в ближайшем квартале. На первом этаже в гостиной собралось старшее поколение, на втором этаже в телевизионной гостиной – среднее, на третьем этаже в детских комнатах – младшее, а на четвертом – в спальне хозяев и кабинете пока было пусто. Выше находился чердак, предназначенный для сушки белья, и бытовая комната для стирки и глажки. Кухня-столовая располагалась на первом этаже, а перед секцией дома в палисаднике стояла украшенная сука (там сейчас ужинали младшие отпрыски). Взрослые ели по системе шведского стола, брали, кто что хочет с сервировочных столиков и садились беседовать кто с кем хочет. Разговор шел, как обычно в этой стране, на невообразимой смеси русского, английского, немецкого и иврита. Я знакомилась с членами семьи и тут же забывала «ху есть ху» – все-таки народу было многовато. Уже поздним вечером мы возвращались домой. Я была без ног и без головы. На холмах Иерусалимских все сверкало огнями. Но в нашем холмистом парке в Холоне тоже сказочно подсвечивались пинии.
Через две недели я отправилась в Иерусалим самостоятельно. Во-первых, там надо было еще много чего посмотреть, а во-вторых, накануне вечером Элла заявила:
– Олечка, тебе необходимо посетить наш музей Израиля, уникальный и неповторимый! На твое счастье подруга Марины, я тебе о ней рассказывала, работает экскурсоводом в этом музее, она тебя поводит. Ты в 13 часов подъедешь к музею, Марина будет ждать у входа и познакомит тебя с подругой. Не опаздывай, пожалуйста!
– Хорошо, до встречи я успею еще что-нибудь посмотреть, посоветуй!
– Знаешь что, поезжай на гору Скопус, посмотри на наш университет, там сядешь на автобус № 9 и доедешь прямо до музея.
Так я и сделала. Про главный университет Иерусалима, который с 1948 по 1967 год был на арабской земле, и поэтому построили другой, в центре, я знала. Теперь в Иерусалиме два университета. Осталось этот главный увидеть.
Я вышла из переполненного автобуса ко входу в туннель, только через него на эскалаторе можно было подняться в вестибюль административного центра университета. Студенты разных мастей и полов куда-то спешили, что-то несли, учили, покупали канцелярские товары в киосках и жевали, жевали, жевали. Если им надо было что-то перепечатать, через каждые десять метров в коридорах стояли ксероксы (у нас таких не встретишь). Из одной аудитории доносился обрывок лекции о Сталине (я постояла и разобрала фамилию). Молодежь в перемену выскочила из аудиторий на лужайки и в садики, окружающие корпуса факультетов.
Современные невысокие университетские корпуса конечно, белые, легкой архитектуры, утопали в зелени и цветах. Я прошла по дорожке и оказалась на краю университетской территории – на верхней ступеньке «Амфитриона», не так давно сооруженного в духе древних римских театров почти на вершине этой горы Скопус. Сквозь белую легкую колоннаду на многие километры просматривались дали и холмы иудейской пустыни, освещенные солнцем. От чистого воздуха и просторов захватило дух, ощущение словами не передать! Но задерживаться здесь уже не было времени, хотя очень хотелось постоять и понаслаждаться видом.
На том же автобусе № 9 я поехала на другой конец города и не опоздала на встречу с яркой и красивой израильтянкой Мариной.
Еще до входа в музей внимание привлекло необычное сооружение рядом – ослепительно белый купол в виде крышки гигантского кувшина – «корона» свитка Торы. Такие кувшины были раскопаны около Мертвого моря в Кумране, в них хранились «свитки Мертвого моря». Это Храм Торы, внутри его в подземных – «пещерных» помещениях хранится подлинный восьмиметровый свиток книги пророка Исайи, на пергаменте отрывки из Торы, свадебный договор женщины по имени Бабата (2 век до нашей эры), ее туфелька и другие интимные вещи.
Осматривать музей помогала Маринина знакомая по имени Людмила. Она второй год как переехала работать в Иерусалимский музей из подмосковного Новоиерусалимского музея (интересное совпадение!). Людмила тогда заполнила анкету, прошла по конкурсу, приехала сюда и работает. Очень довольна. А живет на территориях в религиозном районе. В течение двух часов Люда знакомила меня с богатой экспозицией, а потом еще два часа я сама ходила по залам музея, внимательно рассматривала все, что можно, и, главное, старалась запомнить. Но это как раз трудно.
Самым интересным показался отдел (а их тут много), где была представлена атрибутика еврейских праздников. В одном зале в витринах были собраны серебряные подсвечники, разные у ашкеназийских и сефардских ветвей иудеев, висели емкости для масла в виде головы рыбы, за стеклом представлен молитвенник главы дома, используемый в Песах. В одной из витрин красуется ханукальный восьмисвечник из чеканного благородного металла в память о победе древних иудеев над древними греками.
Большой зал посвящен Торе. Вот Тора, одетая в великолепное платье – она хранится в специальном шкафу. В нескольких витринах собраны разные одежды для Торы в форме треугольника вершиной кверху, на нем головка. Все они из серебра и золота с чеканкой и украшениями.
В отделе этнографии во весь рост стоят фигуры китайских, индийских, африканских, греческих и прочих евреев в разнообразных костюмах и разных мужских шляпах. Прелесть, да и только!
В отдельном зале представлена средневековая синагога, привезенная из маленького городка Италии.
В залах изобразительного искусства выставлены работы еврейских художников, среди них есть пять-шесть картин Левитана, много реалистов, импрессионистов, модернистов.
Вокруг музея разбит прекрасный парк, его украшает разнообразная скульптура, среди экспонатов есть работы евреев и неевреев: Родена, Майоля и сегодняшних абстракционистов.
Одна из главных заповедей иудаизма – «Не сотвори себе кумира»! Поэтому еврейских скульпторов мало. Этот же запрет исключил еврейскую живопись: действительно, что это за жизнь без HOMO SAPIENS! И зверей нельзя. Только пейзажи и натюрморты. Правда, заповедь эту часто обходили.
Я уже неплохо ориентировалась в Иерусалиме, особенно с путеводителем и картой. К тому же прохожие всегда понимали мои вопросы «Where»? на английском, а еще чаще на русском. Русскоязычных прохожих в Израиле пруд пруди… Выйдя из музея, сразу увидела напротив величественное здание Кнессета и окружающий его знаменитый Парк Роз.
Парк, как и многое другое в Израиле, создан на пожертвования и силами людей со всего света. Здесь есть площадки с дарами из Германии и Голландии, розы разных видов и сортов: чайно-гибридные и штамбовые, кустовые и плетистые, – а уж расцветок и запахов не счесть! Я в последующие годы бывала в саду и вечером, когда он безлюден и таинственен, и розы всегда выглядели свежо и ухоженно. И это при дефиците воды, просто удивительно! Земля вокруг растений опутана тоненькими резиновыми трубочками с отверстиями, именно по ним в вечернее время централизованно осуществляется внекорневой полив. Кроме того, регулярно проводится дождевание.
Не могла я в Иерусалиме не зайти в Старый город, пусть даже на часок. Первым делом в храме Гроба Господня надо было дотронуться до камня помазания, где лежало тело Иисуса, раз не успела сделать это в прошлый раз. Туристов было мало, зато в каждом приделе шли службы. У входа сидела группа православных священников, недалеко от них монашки в белом одеянии читали тексты из молитвенников группе англичан. Несколько человек молились в ярко освещенной армянской церкви. Монахи католики со свечами и пением спускались в подземную церковь Елены Византийской, и я, недолго думая, устремилась за ними. Но в подземелье оказалось темно и жутковато!
По преданию непосредственно под Голгофой находится место погребения праотца нашего Адама, который после своего грехопадения жил именно на этой территории. После распятия Христа камень раскололся, и по расщелине кровь Иисуса Христа стекала вниз – туда, где погребен Адам. Так, по крайней мере, рассказывают экскурсоводы.
Место, где позже был установлен гроб с телом Иисуса, находится в маленькой пещере размером два на три метра, туда я заглянула самостоятельно. Надо не забывать, что древний Иерусалим весь на несколько метров похоронен под культурным слоем, то есть под современным городом. Все, что существовало до нашей эры, сохранилось в пещерах, так объясняют всезнающие экскурсоводы.
Очередь ко входу в Кавуклию (часовню Христа), где установлен Гроб, растягивается надолго, но я в нее встаю. При входе каждый посетитель крестится, вглядывается, отворачивается от живого стоящего в углу священника, дотрагивается до святых поверхностей, старается запомнить все, чтобы рассказать тем, кто не был. Я приобщилась к тем, кто чуть нагнувшись молча с придыханием вошел в святая святых. Но не крестилась, а, набрав в легкие священный воздух, окинула все быстрым взглядом и вышла…
А теперь скорей на яркий дневной свет! Маленькое пространство двора Храма Гроба Господня заполняли израильские солдаты с автоматами вперемешку с арабами, туристами и торговцами сувениров. И только иудеи предпочитают держаться подальше от предателя религии отцов.
Вечером мы вдвоем с Лерой совершали деловую прогулку по торговым улицам города в поисках босоножек для моей сестры (и ее родственницы) Адочки. Задача была не из легких – найти взрослые босоножки 32 размера. Мы прошли наверно двадцать больших обувных магазинов и маленьких лавочек по улице Яффо и близлежащим ярко освещенным торговым магистралям. После наших российских пустых магазинов, и продуктовых и промтоварных, смотреть на это изобилие было больно и обидно. Чем мы хуже? Неужели не можем так работать и жить, как израильтяне? Они в кольце врагов и недоброжелателей, а мы, как слышим по радио и телевизору – в окружении соседей, пока еще бывших «наших», только решивших жить самостоятельно.
– Лера, ты общаешься с евреями, приехавшими сюда со всех концов света. Скажи, пожалуйста, они действительно хорошо работают? Ведь я вижу в разнообразии товаров мало импорта, больше местной продукции.
– Да, Оля, представь, люди работают на себя, они, то есть мы, хотим жить лучше, богаче, а главное, быть сильнее в этом недружелюбном арабском окружении. Мы первые полгода жили в кибуце недалеко от озера Кенерет. Ты бы видела, как там люди работали на полях вокруг! Чего только не выращивали на сухой неплодородной когда-то земле! В течение года снимали по три урожая овощей и клубники, выращивали зерновые, ухаживали за овцами, курами и коровами. Кроме того в кибуце были и небольшие промышленные предприятия, мужчины сами следили за агротехникой, выпускали какую-то электротехническую продукцию. А поливу этой сухой земли сколько сил уделяли! Жилье, то есть симпатичные маленькие коттеджи на одну семью, необходимая мебель и утварь даются членам товарищества в счет заработанного честным трудом. Когда кому-то нужно было поехать в другое место, в город или в другую страну (что позволяется раз в два года), он должен был прийти в бухгалтерию и написать заявление, тогда получит необходимую сумму и паспорт.
Словом, коммунизм, как когда-то мечтали отцы – основатели.
– Попроси Эллу, пусть она тебя свезет на машине в какой-нибудь кибуц, их много вокруг Тель-Авива. Там очень интересно, тебе понравится. Увидишь еврейский энтузиазм своими глазами.
Да, многого я еще не понимала. Вот только поняла, что слоган «Бей жидов, спасай Россию!» привел к тому, что Россию просрали, а те, от кого ее спасали, собравшись вместе, создали достойное жизни общество. И молодцы.
В кибуц меня отвезли хайфские друзья Лена и Глеб, и случилось это буквально через неделю.
С Леной и ее семейством я знакома очень давно. Ее родители дружили с моей мамой, потом мы с мужем продолжили эту дружбу. Сближало нас еще и то, что Ленин папа и мой супруг были интеллигентами в погонах, они частенько одинаково увлеченно обсуждали и выступления поэтов – шестидесятников и армейские проблемы. Обычно мы в их гостеприимный дом в Стрельне ездили на такси, это стало особенно частым мероприятием, когда их семья пополнилась двумя мальчишками – близнецами, одногодками моей дочки. Визиты в их милую семью были длительными, включали катанье на коньках и лыжах в Орловском парке зимой и прогулки до Константиновского дворца – в летнее время года… После прогулки мать семейства накрывала стол, и в трехкомнатной солнечной квартире начиналось веселое застолье с тостами под водочку.
Застолье, как правило, продолжал импровизированный концерт, поскольку моя мама и Ленин папа были отличными пианистами. Они сменяли друг друга у инструмента, мама пела романсы, мы ей подпевали, а дети резвились в детской комнате. Вечером мы пили чай с домашними пирогами и привезенными из «Севера» пирожными, после чего, объяснившись в любви друг другу, на такси уезжали в Ленинград. На наши торжественные мероприятия семейство с ответными визитами многие годы приезжало к нам. Старшая сестра (Лена была старше братьев на 10 лет) чаще всего проводила время со своей студенческой компанией. Но все это было в прошлой жизни…
Уже будучи дипломированным врачом, Лена приехала в Израиль с первым мужем и взрослой дочкой. Муж, тоже медик, был серьезно болен и очень надеялся, что израильская медицина ему поможет. Пока что, некогда деятельный и общественно активный человек, кажется, даже секретарь комитета комсомола института, он боялся шевелиться. Врачи несколько лет назад запретили ему лишние движения и волнения, иначе, сказали они, больное сердце не выдержит. С тех пор он сидел дома, а жена Лена зарабатывала на жизнь. Будучи санитарным врачом по образованию, она кроме того еще в Ленинграде закончила курсы нетрадиционной и восточной медицины, массажа, акупунктуры и еще бог знает чего. Клиентов, выходцев из России, желающих поправить здоровье у доброжелательного, к тому же толкового доктора, оказалось достаточно. Она трудилась с утра до ночи, в чужом мире надо было утвердиться, чего бы ни стоило. Прибегая без сил домой, она начинала готовить еду из купленных по пути продуктов себе и больному мужу. Муж сдался, не боролся и довольно скоро умер. У дочки была своя личная жизнь, позже она с семьей уехала в Канаду.
