Твой голос… В нём – вибрации волнения,
И в ткани бархата есть золотая нить…
Замолкнет – и приходит сожаление,
Я жажду его снова пить и пить…
Сомнения меня уже не мучат.
Нужна тебе! Сегодня в мире – тишь.
Над городом сверкающие тучи…
О, телефон, ну что же ты молчишь?
Ну, оживи! Пусть голос твой прорвётся
Сквозь километры. Словно по лучу
Со дна привычного глубокого колодца
К тебе неудержимо я лечу.
Никто не верит, что вот так бывает,
Пророчат окончание игры.
Но рядом ты – себя я забываю,
Живу – до расставания поры.
А после погружаюсь в ожиданье.
Пусть часто нестерпимое оно,
Но ты придёшь – и утолишь желанье,
Как жажду – крепкое, чудесное вино.
Боюсь нарушить Божью волю.
Вхожу я в тень, и сердце жмёт.
Сбежав от тесноты и боли,
Я попадаю в плен тенёт.
Меня тоска запеленала,
И обездвижила вина.
Осталось в чаше много ль, мало? -
Она не выпита до дна.
Мне нужно с прошлым разобраться,
Все камни разгрести на дне.
И если Бог велит остаться -
Останусь я в своей тюрьме.
А если выкинет прибоем
На берег с тёмной глубины,
Накажут, наградят тобою?!
Сбегу ль от боли и вины?!
Едва замолкнет голос в телефоне,
И уплывёт присутствие твоё,
От сожаления тихонько сердце стонет,
И нечто заунывное поёт.
О том, что не хотелось расставаться,
Что отняли младенца от груди,
Что сотой доли не смогло сказаться,
Как разговор душевный – позади…
Я пью твой голос – не могу напиться.
Хотела бы нырнуть и утонуть
В тебе. Но можно ль раствориться
В душе другой? У каждого – свой путь.
Свои задачи и свои вершины,
И можно лишь по краешку пройти…
Но думаю, что мы – две половины,
Которые немыслимо найти.
Бывает – сразу ты не отзываешься,
И опираюсь я о пустоту.
Душа моя! Ну что скорбишь и маешься?
Пора привыкнуть – стража на посту!
Пока обманешь псов – им хлеба бросишь,
Пока пройдёшь сквозь копья и пустырь…
Юродивый стоит – копейку просит,
И прячет в сумку старенький Псалтирь…
Вслед шепчет – разобрать, что – невозможно.
К добру иль злу? Но – сердце на весу…
И я навстречу сердце осторожно
Тебе с надеждой тихою несу…
За мною вздыбились деревья,
И впереди – болот огни.
Вкруг – тени, страхи. Всё же верю,
Что обойдут меня они.
И упадут глухие чары,
И будет путь назад открыт.
И впереди – не топи, гари,
А просто луг, росой залит.
Страдания и искушенья
Развеются, как чёрный дым.
И, словно старца, встречу день я.
Он будет тихим и седым.
Когда со всех сторон обложат,
Когда невмочь дышать и говорить,
Одна лишь мысль: «Помилуй меня, Боже!».
И высветится, крепче стали, нить.
И выведет, дрожа, звеня, из мрака,
И – вытащит из чёрной глубины.
Пусть спазмы в горле. Но не надо плакать.
От слёз на тропах камни не видны.
Бог выведет! Стремительно иль тихо, -
Не в этом суть. В движении вперёд.
Сухою шелухою снимет лихо,
И в город белокаменный введёт.
Душа бредёт сквозь стыд и воздыханья,
Закутавшись в худое пальтецо,
Храня, как драгоценность – покаянье,
И долу приклонив своё лицо.
Неся, как груз свои густые мысли,
Неснятый долг и жалость, рабский труд,
С мечтой о жизни непорочно-чистой,
Которую нелепостью зовут.
Я, как погасшая звезда,
Что шлёт ещё лучи в пространство,
С реальной силой, постоянством,
Хотя угасла навсегда.
Я, тёмным камешком Вселенной,
Лечу, лишь отражая свет,
Но прежних чувств ярчайший след
Кого-то греет, неизменный.
Однажды в Океан Огня
Я упаду, и стану частью
Любви, она возьмёт меня,
И бесконечным будет счастье.
Люби меня, пожалуйста, люби!
Как любят свет, тепло и свежий ветер.
Обидами порывы не губи…
Пусть будет восходящ поток, и светел…
Мне кто-то сказал, счастье, мол, оглупляет!
Согласна быть глупенькой я, но – счастливой!
Надежду питая, лелея, продляя,
Я дни обрываю, как спелые сливы!
И в каждом есть сладость, душистая сочность.
Роняют деревья листочки на плечи.
Мечтаю я всласть о свидании очном
С хозяином сада, который далече.
В саду этом славно, но сливы с горчинкой.
В плену меня держат садовые стены.
Рыхлю, разгибая усталую спину,
А в дом заходя, отрясаю колени.
Быть может, дождаться его не удастся,
И буду я только в мечтаньях счастливой?
Но щедро, на зависть соседям родятся
Душистые, сочные, сладкие сливы!