Kitabı oku: «Робинзон в русском лесу», sayfa 6
Глава восьмая
Моя болезнь. Заботы Васи и его способ лечения. Выздоровление
Эта работа не прошла для меня бесследно. Снег был очень глубокий и очень легко засыпался за мои низкие широкие голенища, таял от теплоты ног, и я скоро промок до колен. Оттаскивание саней требовало больших усилий, меня бросало в испарину, и я расстегивал полушубок. Вероятно, меня прохватило в это время холодным ветром. Когда смеркалось, мы возвратились домой. Я почувствовал сильный озноб и головную боль. Вася уговорил меня не работать в этот вечер, уложил на лежанку и покрыл всем теплым, что только у нас нашлось. Я скоро согрелся, но озноб перешел в сильный жар, головная боль усилилась. С лета у нас остался небольшой запас сушеных ягод. Вася вспомнил, что в случаях сильной простуды заваривают сушеную малину, как чай, и дают ее пить больным.
Он тотчас же занялся приготовлением этого первобытного потогонного средства. Я выпил несколько кружек, но испарина не появлялась. Ухаживая за мной, бедный Вася совершенно выбился из сил, и я уговорил его лечь спать. Он долго не соглашался, наконец сказал:
– Хорошо, я лягу, только не на своей лежанке, а у вас в ногах. Если вам что-нибудь понадобиться, толкните меня ногой – я сейчас же вскочу.
Когда он заснул, на меня напала невыразимая тоска. До сих пор все время мое было так наполнено насущными заботами и трудами, что я редко, да и то как-то мельком, вспоминал о родном доме, о матери, о сестрах, об отце. Теперь все они пришли мне на память – и мне казалось, что я способен отдать половину жизни, чтобы в эти минуты заботливо наклонилась ко мне мать, ласково заговорил со мной отец, или весело защебетали сестры.
Дома ко мне позвали бы доктора, а здесь за окном завывает ветер, и волки точно подтягивают ему, помогая петь какую-то замогильную песню. Вот до чего довела меня моя опрометчивость. Точно я тогда не мог сообразить, что остров, на который буря выбросила Робинзона, совсем не то, что наш глухой сосновый лес. Там не было зимы, ему не приходилось возить на себе снег. Там не было ни одного дикого зверя, а водились только смирные и полезные животные. Он мог почти не заботиться о своем пропитании – на деревьях росли для него все припасы. А мы-то: вечная работа, вечный страх умереть с голоду, вечное опасение попасть на ужин какому-нибудь серому волку!
Мне стало страшно и невыразимо жаль себя. Вася спал невозмутимо. Переменить лучину в светце было некому. Она догорела и потухла. Мне было душно, голова болела нестерпимо, мной окончательно овладела тоска: я принялся было плакать, но скоро впал в забытье.
Сколько времени продолжалось мое бессознательное состояние – я не знал. Когда я пришел в себя, Васи не было дома. Я от нечего делать стал осматривать наше жилье. Меня поразило множество мелких перемен: вокруг моей лежанки были сдвинуты два стола, оба стула, а в ногах торчали сани. Окно, свет которого падал мне прямо в глаза, было завешено. Перед дверью был натянут остаток лосиной шкуры. Я попробовал было приподняться, но почувствовал такую слабость, что принужден был снова опуститься на подушку.
Прошло довольно долгое время. Наконец я услышал шаги по снегу, затем какой-то странный стук у дверей, и через минуту из-за лосиной шкуры осторожно появилась фигура Васи. В руках у него был мертвый заяц, за спиной висело ружье.
– Вася, – заговорил я и сам удивился писклявости своего голоса, – что это тебе вздумалось загородить меня, точно дикого зверя?
Услышав мой голос, он вздрогнул, швырнул в сторону зайца и опрометью бросился ко мне.
– Вы живы?! Ну, слава Богу! Теперь вы скоро будете здоровы! Господи, как я намучился! – говорил он, со слезами на глазах обнимая меня. – Лежите, лежите! Не хотите ли есть?
Я действительно был голоден. Вася дал мне кружку крепкого, горячего бульону, приподнял меня, чтобы я мог пить, и поправил подушку.
Делая все это, он рассказывал мне, что с того вечера, как я заболел, он не имел ни минуты покоя. Я разбудил его страшным плачем и криком. Я то несвязно и слезно просился домой, то начинал драться с волками, вскакивал с лежанки, размахивал руками. Ловить и укладывать меня снова на лежанку ему очень было трудно, потому что в бреду я был необыкновенно силен.
– Жалко мне вас было, и-и-и как! – рассказывал мой добрый товарищ, – но что поделаешь: пришлось связать руки и ноги простыней. Хорошо бы еще, кабы я мог постоянно сидеть с вами, – но ведь мне нужно было все делать одному: снег шел очень сильный – пришлось его скидывать с крыши, вышли все дрова – нужно было нарубить и навозить их; воду с озера приходилось возить одному; ну, тоже надо было и пищей раздобыться. Еще спасибо зайцам, что хорошо ловились. Один раз я ушел из дому, да видно плохо связал вас. Прихожу, а вы стоите возле окна босиком. Я так испугался, что совсем не знал, что делать: схватил вас в охапку и повалил на лежанку. Потом разогрел лосиного жиру, растер вас, особенно ноги, и обвязал их заячьими шкурами. С тех пор я выстлал пол возле вас мехом, а кругом загораживал всем, чем мог, а чтобы вам было тепло, и денно и нощно топил печку.
Я от души благодарил Васю за его заботу и спросил его, сколько времени мучил я его так.
– Разве вы мучили? Разве вы виноваты! – с досадой возразил он. – Ведь когда волк укусил меня за ногу – вы ходили за мной, мыли и перевязывали мне рану. Теперь случилась беда с вами, и я был бы подлец, если бы не берег вас. А сколько времени вы хворали – я не знаю. Сначала считал было, но как дошло до пяти дней, я и счет потерял. Кажется мне – недели три.
Продолжительный разговор с Васей утомил меня: мне захотелось спать, и я уснул, а он пошел рубить дрова.
Вася беспрестанно забегал домой узнать, не хочу ли я чего: пить или есть. Вечером, когда он совсем возвратился в дом, я опять принялся расспрашивать его о подробностях моей болезни.
– В лесу теперь очень страшно, – рассказывал он, – волки бегают целыми стаями и подходят к самому дому. Да вот, как вы поокрепнете – мы постреляем их, а за лето обкопаемся такой глубокой ямой, что они сами в нее попадутся. Выздоравливайте-ка поскорее, Сергей Александрович! – прибавил он, ласково и весело глядя на меня.
Я всей душой был бы рад исполнить совет Васи, но выздоровление шло довольно медленно. Когда силы мои восстановились настолько, что я мог встать с лежанки, Вася позволил мне ходить по комнате не иначе, как в полушубке и теплых сапогах. Он усердно кормил меня бульоном и жареными зайцами. Милый, добрый Вася: я уверен, что спасением моей жизни обязан тебе и твоему неусыпному уходу!
Глава девятая
Лыжи. Волки и лось. Приманка и бойня
Вскоре я уже настолько окреп, что мог приняться за работу и выходить из дому, но Вася решительно объявил, что не выпустит меня до тех пор, пока я не сделаю себе лыжи – иначе ноги мои опять промокнут от засыпавшегося в голенища снега. Делать было нечего: я покорился и принялся мастерить лыжи. В толстой доске, аршина полтора в длину, я выдолбил углубление, тщательно обровнял низ, стараясь, чтобы лыжи вышли как можно глаже и тоньше. На эту работу ушло четыре дня.
Кроме того, я смастерил два копья, наподобие лапландских, крепко привязав к длинным палкам острые ножи.
Между тем Вася успешно добывал зайцев. За время моей болезни он сделал еще несколько ящиков и расставлял их, подкладывая капусту, которой у нас было с избытком – около 50 кочанов. Каждый день он приносил по два-три пленника, сдирал с них шкуры, мясо замораживал, а внутренности старательно прятал в сарае. Я спросил его, зачем он сберегает вещи совершенно нам не нужные? Он хитро улыбнулся и сказал:
– Вот, как только вы станете совсем молодцом, – увидите, какую штуку я с ними сыграю.
Когда лыжи и копья были готовы, мы стали выходить с Васей вместе, но вели себя очень осторожно. Пока один рубил дрова, осматривал ящики и вынимал оттуда зайцев, или наливал из проруби воду в котелки, которые мы устанавливали на сани, – другой стоял с заряженным ружьем, зорко вглядывался и чутко прислушивался. Следов волчьих, медвежьих, заячьих, лосиных и лисьих было пропасть, и нас очень удивляло, отчего волки, страдая так сильно от голода, никогда не трогали ящиков, под которыми часто бывали зайцы.
Однажды мы отправились осматривать ящики, по обыкновению, на лыжах, с ружьями за спиной и с копьями в руках. Вдруг невдалеке от нас послышались шорох и треск ветвей. Мы быстро взобрались на толстую ель и стали наблюдать, из чащи выскочили три волка, приподняли морды, понюхали воздух и бросились к одному из ящиков, который был виден и от нас. Сторожок упал, следовательно, под ящиком был заяц, чутье говорило об этом голодным волкам. Но, дойдя до ящика, они жалобно и злобно повыли, видимо, боясь приблизиться к нему, и опять скрылись в чаще.
Я хотел было выстрелить по одному из них, но Вася ухватился за ствол моего ружья и опустил его.
– Не стоит тратить заряда, – прошептал он, – если вам хочется шкур, то обождите. Я доставлю их вам хоть дюжину.
Я с некоторым сомнением отнесся к обещанию Васи, но покорился, тем более, что волки уже скрылись из виду.
В другой раз нам удалось быть свидетелями страшной, но чрезвычайно интересной сцены. У нас кончилась вода, пришлось ехать за ней перед вечером. Только мы спустились к озеру, как с противоположной стороны его, из лесу, показался огромный лось, следом за ним на снежную равнину вынеслись штук двенадцать волков. Лось вообще бегает поразительно быстро, но сейчас под ним была не твердая земля, а глубокий снег. Ноги лося легко проваливались в рыхлую массу, что очень затрудняло и замедляло его движение. На средине озера волк, опередивший других, ловко схватил его за горло. Но лось взвился на дыбы и дал смельчаку такого сильного пинка, что он глухо завыл и отлетел далеко в сторону. Все это продолжалось с минуту, но ее было. достаточно, чтобы остальные успели настигнуть жертву и с бешенством броситься ей на спину. Несчастный великан попробовал было кататься по снегу, рассчитывая, вероятно, передавить врагов тяжестью своего громадного тела, но только ой падал, волки быстро отпрыгивали и начинали терзать его грудь и брюхо, ловко избегая ударов его передних ног. Наконец бедняга изнемог и сдался, не издав ни малейшего звука. Волки с отвратительным зверством принялись раздирать и пожирать горячее, кровавое тело лося.
Едва завидев лося и волков на озере, мы взобрались на дерево. Я сидел, как окаменелый, не в силах отвести глаз от страшной борьбы, но когда волки победили и принялись праздновать победу, я поневоле с отвращением отвернулся и зажмурился. Наконец, когда волки увлеклись уничтожением своей жертвы, мы тихо слезли на землю, надели лыжи и быстро понеслись к дому, махнув рукой на котелки и сани.
Как только мы вошли к себе и заперли дверь, Вася дал волю обуревавшему его бешенству, он то вспоминал самые отвратительные моменты неравной борьбы, только что виденной нами, то страшно грозил волкам. Наконец, несколько успокоившись, он снял лосиную шкуру с дверей, потом отыскал на полке несколько крепких гвоздей и вколотил их в притвор и в дверь. Он попросил меня взять ружье и проводить его до сарая. Там он собрал все внутренности зайцев, принес к дому и разбросал около двери. Затем он взял веревку, приотворил дверь ровно настолько, чтобы в нее не мог проскочить волк, и крепко привязал ее в таком положении.
– Теперь, пока сыты, они улягутся отдыхать в чаще, а ночью опять проголодаются. Заячий запах приманит их сюда, а мы их угостим! Сегодня, верно, нам спать уже не придется. Ну, да я готов хоть неделю не ложиться, чтобы только насолить этим косматым разбойникам. Ведь какие злющие! Как они лося-то разбирали! Смотреть гадко! А вот за этим пусть попробуют протянуть сюда свою морду, – прибавил он, кладя в нескольких вершках от двери, на полу комнаты, кусок жареного зайца, оставшегося от обеда.
– Я давно уже это задумал, – продолжал он. – Теперь нужно зарядить ружья и наточить наши копья. Когда придут волки, я стану впереди, а вы сзади, на стуле. Пока они едят заячьи потроха возле двери, нужно разозлить их, покалывая копьями. Они станут бросаться в эту щелку, но к нам им не проскочить, а мы можем набить их, сколько вздумается.
Когда мы окончили свои приготовления, было уже очень поздно: меня сильно клонило ко сну. Вдруг возле двери захрустел снег, точно по нему бежало несколько собак. Вася вскочил с лежанки, схватил копье и махнул мне. Сон мой совершенно прошел. Я взял копье, влез на стул и нагнулся над Васей. За дверью были те же двенадцать волков, за которыми мы наблюдали на озере. Они жадно поедали разбросанные Васей приманки и злобно ворчали друг на друга. Один из них просунул морду в щель, собираясь схватить кусок жареного зайца, но Вася так ловко и сильно ударил его копьем по затылку, что он страшно завыл и упал в конвульсиях. Я думал, что это остановит других волков, но ничуть не бывало – они бешено бросились пожирать убитого товарища.
– Я подтащу его копьем к щели, – быстро зашептал Вася, – они станут открывать пасти, чтобы схватить его, а вы только не зевайте, старайтесь попадать копьем прямо в глотку.
Я изо всех сил старался выполнять его совет. Двум волкам я очень удачно разрезал глотки, но третьему воткнул копье так глубоко, что у меня не хватало силы вытащить его. Мне помог Вася. Звери с бешенством бросались к щели, а мы убивали их одного за другим. Наконец, когда пало девять наших врагов, а остальные три старались пожрать их, Вася начал распутывать веревку у дверей.
– Возьмите ружье, – сказал он, – и подайте мне мое. Как только я отворю дверь, стреляйте. Двух положим на месте, а третий, если не убежит, то бояться нечего: ведь у нас заряжены оба ствола.
Он развязал веревку, взял ружье и толкнул дверь. Я никогда в жизни не забуду картины, которую увидел в ту минуту. Многие волки были еще живы и старались приподняться на ноги. Но те, которые не были ранены, с непонятною жестокостью мешали им встать, стараясь окончательно добить их. Я с отвращением выстрелил в одного из волков, который запустил зубы в шею своего полумертвого, товарища. Весь заряд засел у него в ухе, и он упал. Вася смертельно ранил другого. Но в эту минуту третий волк одним прыжком оказался в избе. Должно быть, запах крови, вид такой богатой добычи и страх, что у него отнимут ее, окончательно остервенил голодного лесного разбойника. Я соскочил со стула и выстрелил в него, но промахнулся. Вася сорвал со стены топор, изловчился и размозжил ему голову.
Когда опасность миновала, я почувствовал страшную усталость, и забыв, что дверь наша отперта, что могут прибежать другие волки, опустился на лежанку.
– Сергей Александрович! – крикнул Вася. – Что ж вы легли? Помогите мне поскорее втащить волков в избу, не то возле двери опять соберется стая побольше этой, а мы устали, да и не приготовились их встретить.
Я встал, и мы быстро перетаскали волков в избу.
– Теперь, если хотите, ложитесь, я стану сдирать шкуры, – сказал Вася, – а завтра накидаем их на сани и оттащим подальше от дому.
Лечь, пока работал Вася, мне было очень совестно. Я помог ему снять шкуры с двух зверей, но дольше не выдержал и лег спать.
С раннего утра мы занялись противной, но необходимой работой – обдиркой и приготовлением шкур к просушке. Ободранных волков мы оттащили на санях подальше от дома.
Вася был очень доволен, что ему удалось уничтожить больше десятка волков, которых он просто ненавидел.
– Ведь нет у нас зверя хуже этого разбойника, – толковал он мне. – Пользы от него нет никакой. Сколько лошадей, коров, телят, овец, гусей зарежет он летом! Я особенно невзлюбил их с тех пор, как они съели лошадь у одного бедного мужика. Она была единственной помощницей и кормилицей его семьи. Я видел, как он плакал. Большой, сильный, бородатый, а плачет как малый ребенок. Видно, горько было. Только вспомню – зло разбирает.
И Вася сильно рванул шкуру, натягивая ее на распорку.
Глава десятая
Еще лось. «Рыбий дух». Стирка. Бук. Ледник. Вешние воды. Блок и ворот
Остальная часть зимы прошла довольно тихо и однообразно. Запомнился случай, когда мы настигли очень молодого лося в рыхлом снегу и убили его. Большого труда стоило нам притащить его домой, но мы так боялись волков, что справились в один день. Зато мы долго питались превосходным жарким, обзавелись порядочным количеством сухого бульону и отличной шкурой. Вообще к концу зимы мы стали очень богаты мехами волков и в особенности зайцев и белок.
Однажды мы пошли на озеро за водою и увидели, что за ночь прорубь замерзла, и ее замело снегом. Пришлось вернуться за топором и лопатой, Через полчаса работы мы расчистили довольно большой круг от снега и сделали прорубь. Каково же было мое удивление, когда из воды на лед так и ринулась рыба. Тут были и ерши, и плотицы, и окуни и даже крупные лещи и лини. Я поначалу испугался и отпрыгнул назад от неожиданности.
– Все это славно! Вот это уж совсем на руку таким убогим дикарям, как мы! – кричал между тем Вася, руками и ногами отбрасывая рыбу подальше от проруби. – Да что же вы! – крикнул он на меня, – ловите же, коли Бог посылает!
Я тоже начал хватать рыбу. Побившись на снегу, она засыпала и замерзала. Через час на льду образовалась груда свежей рыбы.
Теперь пойдем домой за корзинами! – объявил Вася. Поднимаясь с ним на гору, я опять спросил его, что означает эта фантазия рыбы выпрыгивать из воды на явную смерть.
– Это рыбий дух. Когда осенью заморозки не круты и лед на озерах еще тонок, да вдруг падает глубокий снег, то лед-то под ним гнется и жмет на воду. Рыбе становится тесно и душно. Как она где зачует прорубь, так сейчас и летит туда гурьбой и выскакивает. А эти дни, сами видели, какие снега валили.
Мы три раза спускались к озеру и возвращались, неся по полной корзине, а потом тотчас же принялись потрошить и чистить рыбу. Из мелочи мы сварили уху, а остальную высушили в очень горячей печке. Благодаря «рыбному духу» мы немного разнообразили свой стол.
Боясь волков и простуды, мы редко выходили из дому без крайней необходимости. Зато появилось время на домашние заботы и подготовку к весенним и летним работам. Так, например, мы сделали дверь и амбразуру для ледника и несколько новых лопат.
Особые огорчения приносила нам стирка белья. Мы пробовали усердно полоскать его в озере, или отмыть в горшке с горячей водой, но из этого выходило очень мало толку: он выглядело очень непривлекательно. Наконец Вася вспомнил, что крестьяне делают щелок и в нем стирают свое белье, но для этого нужно корыто. Пользуясь свободным временем, я с помощью Васи выдолбил большое корыто, сварил в железном котле щелок из березовой золы и перестирал белье. Утюга у нас не было, но Вася сделал круглый валек, на него мы наворачивали белье и прокатывали по столу под тяжелой доской. Первая довольно чистая и гладкая рубашка произвела на меня очень приятное впечатление.
Дверь из нашей единственной комнаты отворялась прямо на двор, и это имело двойное неудобство: во-первых, из нее дуло, а во-вторых, очень часто, когда один из нас работал при лучине, а другой входил или выходил, то огонь погасал от сквозняка. Поэтому мы порешили летом пристроить сени.
– Сколько лесу-то нам будет нужно! – восклицал Вася. – Надо построить сени и ледник, докончить частокол, выстлать стенки рва! Знаете, полно нам бояться волков и медведей, будем брать с собою ружья, копья и топоры и давайте рубить и свозить лес теперь же. На санях сделать это гораздо легче, чем носить его на плечах. Как начнем сильно стучать топорами, так звери перепугаются и разбегутся подальше.
Я согласился, и с этого времени мы каждый день привозили домой воза два-три кольев.
А между тем зима шла к концу. Чаще и теплее засветило солнце, веселее запели птицы, прекратились снегопады. В воздухе запахло весной.
– Тяжелая работа будет нам с ледником, – сказал однажды Вася, – а делать нечего: придется его непременно устроить, а то летом пропадешь с голоду. Ужасно портится все от тепла.
На другой день мы раскрыли яму, которую заготовили еще с осени, потом взяли сани, лопаты, топоры и спустились к озеру. Расчистив снег на довольно большом пространстве, мы принялись рубить лед. Тяжелые глыбы, какими обыкновенно набивают ледники, оказались нам не под силу – пришлось откалывать небольшие квадратные льдины. Положив на сани куска четыре, мы со страшными усилиями тащили их до ледника. Не легче было и опустить лед в яму. Вася спускался в нее по лестнице, а я обвязывал льдину веревкой, опускал ее к нему. Вася старался уложить их как можно плотнее, а промежутки мы забивали снегом, который от давления также обращался в лед. Десять дней прошло, пока мы, наконец, набили ледник, насыпали на него целую гору снега и закрыли толстым слоем еловой чащи.
С каждым днем становилось все теплее и теплее. Снег на вершине стал таять, а вода начала сбегать с нее небольшими ручейками. Весна была еще в самом начале, но позднее эти ручейки должны были обратиться в довольно сильные потоки, которые могли подмыть наше жилье. Мы уже заметили, что земляной пол стал как-то сырее. Вася пошел осмотреть и исследовать, в чем было дело. Он вернулся домой очень невеселый.
– Думалось, что полно работать вместо лошади, а, видно, нам никогда от этого не избавиться. Только мы отвозили лес, пришлось таскать лед; кончили со льдом, принимайся за снег! Если мы не свезем снег с высокой стороны двора и не обкопаем канавой от горы, то наши стены пропали. Упускать времени нельзя: нужно сейчас же приниматься за дело.
Он обошел дом кругом, стараясь оставить на снегу глубокие, заметные следы.
– Вот какой длины канаву нужно нам вырыть не только в снегу, но и в земле, – угрюмо сказал он, – а не то – пропали все труды наши. Рыть ее можно не особенно глубоко. Вода, как найдет русло, так сама промоет сколько ей нужно.
Работу мы начали сверху, чтобы поскорее перехватить воду канавой. Расчистив довольно широкую дорогу в снегу, стали рыть канаву в замерзшей почве. Я предложил складывать выкопанную землю ближе к стене, дабы получился еще невысокий вал, ограждавший нас воды. В неделю, работая почти безостановочно, мы обрыли свое жилье и двор довольно глубокой канавкой, имевшей форму подковы. Те ручьи, которые стремились с вершины к нашей избушке, изливались теперь в канаву и по ее руслу неслись вниз, стекаясь в общий поток далеко ниже нашего двора.
Окончив с канавой, мы принялись вывозить снег со двора. Мы так были заняты сначала лесом, потом льдом, а теперь снегом на дворе, что совершенно забыли скидать с крыши довольно толстый слой снега. Мы спохватились только тогда, когда однажды за обедом мне в тарелку упало несколько капель воды. Мы оба очень огорчились – кроме всех работ, еще переделывать крышу.
– Боже мой! – думалось мне. – Неужели мы никогда не избавимся от необходимости не переставая работать, чтобы хоть таким жалким образом сохранить свою жизнь!
Вася решительно встал из-за стола, пошел на двор, приставил лестницу к крыше, влез на нее и быстро стал скидывать снег. Я стоял внизу с санями и корзиной и едва успевал подбирать его. Никогда еще не работали мы так усердно и поспешно. В какие-нибудь два часа мы очистили крышу и двор. Вася, продолжая молчать, слез на землю, взял топор и пошел к леднику. Я поспешил за ним. В этот день мы успели вбить остальные колья для стен и даже заплести несколько венцов плетня. Мы окончили бы ледник в какие-то пять дней, но земля еще не оттаяла, а она была нужна нам, чтобы засыпать стены. Я предложил продолжать копать начатый прошлым летом ров за частоколом и землю засыпать в стены ледника.
– Все это так, – сказал Вася, – со стенами мы, конечно, справимся! Но я думаю теперь, как мы будем копать ров? Ведь надо, чтобы он нас оградил от волков и медведей, а для этого он должен быть очень глубок – аршина в три. Поначалу можно выбрасывать землю лопатой, а зароешься глубоко, как тогда? Неужто носить ее в корзинах за спиной по лестнице? Ведь этак его ввек не выроешь! И знаете, что я надумал? Нужно нам сделать блок и ворот, как у рыбаков на челнах. Жаль, что нет у нас железной толстой палки, ну, да ничего, – и так справимся!
Я признался Васе, что не имею никакого понятия о вороте, но он просил меня только помочь ему. На обрезке толстой доски Вася нарисовал небольшой, вершков шести в диаметре круг, в центре наметил дырку и просил меня обпилить и просверлить его, а сам с топором пошел в лес.
Я не успел еще окончить работу, как он явился, неся на плечах пару бревнышек, аршина по два в длину. Он бросил их на землю и стал обтесывать с двух сторон. Сделав колесо, я пришел к нему на помощь. Щепки от топоров так и летели во все стороны!
В середине обтесанных плах мы выдолбили глубокие гнезда. Для стоек нам потребовались две толстые и длинные доски. Их у нас не было, поэтому пришлось пожертвовать одной из лавок, в избе которые мы смастерили еще осенью.
На одних концах стоек Вася вырезал шипы, подогнав их под размеры гнезд. На других мы просверлили отверстия для вала, приспособив под него крепкий, прямой, хорошо очищенный от сучьев и коры ствол молодой сосны.
На вал Вася надел подготовленный мною блок, на котором я, по его указанию, вырезал стамеской желобок для веревки. Мы долго добивались того, чтобы блок свободно вращался на валу, затем накрепко закрепили вал в гнездах стоек, а их нижние концы забили в отверстия на плахах. Таким образом у нас получилось сооружение в виде большой буквы «П», опирающееся на две массивные плахи. Чтобы надежнее укрепить стойки, нам пришлось сделать укосы. Вместо гвоздей мы, руководствуясь прошлым опытом, использовали деревянные колышки, окуная их в чистую смолу.
Когда все было сделано, Вася перекинул через блок веревку, зацепил один конец ее за довольно толстое бревно, а за другой стал тянуть книзу. Бревно со скрипом поднялось до самого блока. Надо было видеть сияющую физиономию Васи! Кажется, этот пронзительный, неприятный скрип нравился ему больше самой лучшей музыки.
– Вот так и будем поднимать корзины с землей из ямы, объяснял он.
