Kitabı oku: «Робинзон в русском лесу», sayfa 7

Глава одиннадцатая
Мы продолжаем улучшать свое хозяйство

Вообще лето было для нас временем постоянной и спешной работы и весьма полезных и интересных открытий, изобретений и наблюдений. Работа, правда, утомляла нас, но все-таки шла легче и успешнее, чем в прошлом году, потому что мы оба выросли, окрепли и путем опыта и частых упражнений достигали некоторого навыка и сноровки. Кроме того, мы освоились с лесом и его обитателями, поняли, что если, с одной стороны, у нас было много врагов и нужд, то, с другой, стоило только хорошенько призадуматься и повнимательнее присмотреться к окружающей природе, чтобы в ней же найти средство спастись от одних и удовлетворить другие.

Я уже говорил, что прошлогодние огородные посевы наши были очень малы, и мы решили увеличить их. Я не знал, как собрать семена с капусты, свеклы, моркови, репы и редьки. Раньше я не задумывался, откуда берутся семена. Я спросил об этом Васю. Ему, видимо, льстила возможность поучать меня, которого он, до нашего переселения в лес, считал чуть ли не самым сведущим человеком на свете.

– Дивно это мне, Сергей Александрович, важно заговорил он, – ведь сколько вас, господ, учат! Вы и читать, и писать знаете, и по немецкому, и по французскому понимаете и про всякого китайца расскажете, как по писаному, а не знаете, как от капусты семена идут. А отчего? Оттого, что нет у вас привычки присмотреться, как кто и что делает, как что растет. Знать, все на книжку, да на чужой ум полагаетесь! Книжка дело хорошее, кто ж об этом говорит, а если около нее и свой глаз, да своя смекалка не дремлют, так выйдет гораздо лучше. Ведь жили мы с вами в одном селе. Огородник мой дядя родной, я весной от него не отходил, да и осенью возле вертелся, вот теперь и знаю, где у капусты семена. А вы, бывало, придете, только гороху да огурцов нарвете, да меду попросите, а на то, что он делает, и не посмотрите.

Я был очень сконфужен хотя и внезапной, но весьма справедливой нотацией Васи и сильно покраснел. Он заметил это, и ему, вероятно, стало жаль меня.

Вася объяснил мне, что капуста за один год не даст семян. Для того, чтобы получить их, следует выбрать лучший кочан, тщательно ухаживать за ним и осенью, до начала морозов, не срезать его, как обыкновенно делают со всеми остальными: а выкопать с корнем, пересадить в ящик с землею и на зиму поставить в теплое место. Весной такие кочаны опять высаживают на гряды и оставляют там до осени. Кочан пустит высокие побеги, вовсе не похожие на капустные листы, а осенью на них окажутся семена. Сеют их не прямо на грядах, а самой ранней весной сажают семена в ящики с землей. Там они прорастают, и только когда станет совершенно тепло, их пересаживают на гряды.

Прошлой осенью мы так и поступили, а теперь снова высадили несколько кочанов обратно на гряды. Зная, что через год у нас будут уже свои семена, мы решили затратить на посев все оставшиеся у нас, для этого необходимо было увеличить число гряд.

Опять пришлось возить черную землю от озера на себе. Эта работа была гораздо скучнее и утомительнее всех остальных. Мы исполняли ее очень неохотно. Наконец, однажды, сильно утомясь тащить тележку с землею на гору, мы остановились отдохнуть.

– Это просто несносно! – воскликнул Вася. – Я готов делать, что хочешь, только не работать по-лошадиному! Этот год я уж, так и быть, доработаю, а на будущий заведу такую лошадь, на какой давно никто не ездил.

– Это какую же? – спросил я насмешливо и печально, – локомотив сделаешь или дикого волка впряжешь?

– Нет, не волка, а лося, – ответил Вася задорно. – Мне рассказывал отец, что у вашего прадедушки был ручной лось, и его впрягали в сани.

– Будто ты, Вася, посмел бы сесть на впряженного лося? Да и, наконец, чем мы его будем кормить зимою и чем впрягать, – ведь у нас нет ни хомута, ни веревок.

– Было бы кого кормить и впрягать, а чем – найдется, – ответил он коротко и опять повез тележку на гору.

На огороде мы проработали недели две. В один из дней нам было как-то особенно жарко и беспрестанно хотелось пить, поэтому мы принесли на огород котелок с водою и кружку. Я начал пить и нашел, что вода не особенно вкусна. Мне очень взгрустнулось о домашнем квасе.

– Хорошо бы выпить теперь квасу, Вася! – сказал а.

– Нет муки, нет и квасу, а питье устроить теперь очень легко, – ответил он, – надо затеять соковицу.

Я даже хлопнул себя по лбу: как это до сих пор мне не пришла на память моя любимая весенняя забава!

Я побежал домой, захватил три глубоких глиняных чашки, небольшую тряпочку, три лучинки, топор и спустился к озеру. Выбрав не особенно молодые березы, я сделал в стволах довольно глубокие косые надрубы, вколотил в них по лучинке, вырезал ножом из тряпочки треугольники и развесил их так, что основания треугольников приходились на концы лучинок, а вершины свешивались над серединами чашек. Скоро в надрубах показались крупные капли сока. Они сбегали по наклонной плоскости лучинок, впитывались в треугольные тряпочки и с их угла капали в чашки. Через несколько часов у нас было очень вкусное, прохладное и сладкое питье.

Окончив с огородом, мы опять принялись за ров. Одна треть его была уже готова. Блок наш вращался довольно трудно и с сильным скрипом, который уже перестал так нравиться Васе, потому что, вместе с этим звуком перетиралась ось его изобретения. Мы пробовали смазывать ось лосиным салом, но это представляло для нас слишком чувствительный расход, да и сало скоро стиралось. Наконец однажды, когда я тянул корзину с землей, ось переломилась, корзина полетела обратно в ров, а я повалился на спину.

– Не одна беда, так другая! – кричал Вася, вылезая из ямы. – Нет! Видно, хочешь-не хочешь, а придется гнать деготь. Пока вы чините машину, я его сделаю…

Приготовив два больших котла, он сделал из глины круг с дыркой посередине и обжег его. Затем вырыл яму, вставил в нее один из котлов и накрыл глиняным кругом с дыркой. Другой котел он крепко набил до краев берестой и осторожно поставил его вверх дном на глиняный круг. Чтобы в котел не попадал воздух, он замазал щели глиной. Вася обложил котлы хворостом, прибавил туда несколько поленьев дров и зажег. Огонь он поддерживал целые сутки. Потом потушил его, дал остыть котлам, отбил глиняную обмазку и открыл их. В нижнем оказался отличный деготь, и Вася остался совершенно доволен.

Все эти хлопоты заняли четверо суток. Я давно уже окончил свою починку, и, так как Вася не хотел приниматься за ров, пока не смажет ось дегтем, то, чтобы не терять времени, спускался каждый день к озеру, рубил липы и снимал с них кору. Мне очень не нравилось, что кора, как только я снимал ее с дерева, свертывалась в трубки: я пытался подложить их под гнет из досок и камней, но тогда некоторые из них полопались и изломались. Чтобы избежать этого, я стал сначала мочить лубы в воде и потом уже выпрямлять, просушивая под грузом.

Когда мы снова принялись за ров, оказалось, что корзина, в которой мы подымали землю, обветшала и могла скоро развалиться. Копать землю целый день было слишком утомительно, единственным отдыхом, который мы себе позволяли, была поливка и прополка в огороде, завтрак и обед, но этого было мало: поэтому мы решили, что около полудня, когда становится очень жарко, будем ходить к озеру сдирать лубья или резать лозу для корзин, плести которые предполагалось вечером. Поэтому мы стали часто ходить на озеро и опять принялись за ловлю уток. Однажды мы зашли дальше обыкновенного в такую местность, где до сих пор еще не бывали, и вдруг очутились на довольно большом лугу, поросшем прекрасной, сочной травою.

– Вот где сено! – невольно воскликнул я. – Просто жаль, что у нас нет коровы.

– Хоть коровы у нас и нет, а сено косить все-таки придется, – ответил Вася. – А чем же мы лося-то зимой кормить будем?

– Значит, он не шутил, – подумалось мне.

– Вот и новая работа по вечерам! Нужно делать грабли да придумать косу, – продолжал Вася.

Он ступил было на заманчивую мураву луга, но ноги его так глубоко ушли в топь, что я должен был помочь ему выбраться оттуда.

– Вот тебе и сено! Значит, скосить его нельзя, – печально сказал он, отряхивая с сапог липкую грязь.

– А я думаю, что все-таки можно, – ответил я. – Летом топь, может быть, просохнет, а если даже и нет, то ведь ходили же мы с тобой по снегу на лыжах, попробуем и здесь.

– Умно сказано! – одобрительно кивнул Вася. – Однако пора нам уж домой. Пойдемте берегом.

Мы возвращались, весело разговаривая о предстоящих работах. Вдруг из-под самых моих ног шумно сорвалась утка. Это было так неожиданно, что я вздрогнул и остановился.

– Это утка, а не селезень, – сказал Вася, когда птица опустилась в тростник недалеко от нас. – Здесь должно быть где-то гнездо с яйцами, оттого она и села так близко. Поищемте-ка. Уж ведь больше года, как мы не ели яиц. Только прячут они их мастерски! – ворчал он, осторожно разводя руками высокую болотную траву. Я также нагнулся и стал искать.

Через несколько минут мы, действительно, нашли на сухой кочке, под густым кустом, утиное гнездо. Оно было сделано из сухих веток, листьев и болотной травы, а в середине выстлано пухом. В этом простом хранилище лежало двенадцать яиц.

Мне было жаль лишать бедную утку всей кладки, и я уговорил Васю взять только пять. После этого случая мы часто лакомились утиными яйцами, а впоследствии ловили и жарили утят. Мы уже не боялись, что избыток провизии испортится: у нас был ледник, в котором все сохранялось очень долго.

Глава двенадцатая
Мы находим способ делать веревки

По вечерам мы усердно плели корзины, а с тех пор, как нашли покос, я стал делать грабли.

Однажды я взял ручную пилу, чтобы отпилить сухой сосновый брусок и наделать зубьев для грабель. Вася перестал работать и внимательно следил за мной.

– Вот я несколько раз ломал себе голову, из чего бы нам сделать косу, и никак не мог ничего выдумать. Теперь смотрел, как вы пилите, и мне вдруг вздумалось, что из этой пилы можно сделать отличную косу. Нужно только очень остро наточить ее тупое ребро, а ручкой крепко прикрутить к палке, как насаживают косы. Пила от этого нисколько не испортится, только трудно будет наточить ее так, чтобы она могла косить траву. Возьмите большую пилу, а эту дайте мне: я сейчас попробую точить.

Он достал с полки большой напильник и точило и принялся за работу. Но пила была хорошая, английская, – крестный отец мой не пожалел денег на инструменты. Она плохо поддавалась напильнику, и Вася решил действовать одним точилом. Два вечера провел он над этим, но когда подал мне свое произведение, я удивился его остроте. Длинные палки были давно уже заготовлены для грабель: Вася выбрал самую прочную и приколотил к ней свою импровизированную косу.

На другой день мы отправились на луг. Вася объявил, что, пока он косит, я должен расчистит на сухой части берега пространство, достаточное для просушки сена. Он надел лыжи и осторожно спустился на луг. Ноги его, действительно, не вязли, но передвигать их было довольно трудно. Зато коса действовала превосходно, тем более, что Вася беспрестанно подтачивал ее оселком.

До полудня мы работали усердно и молча. Наконец Вася утомился и пришел на берег завтракать, я успел уже расчистить довольно большое пространство от молодого орешника и оттащить обрубленные ветви. Завтракая, мы стали рассуждать о том, как доставить сено с топи на сухое место, и решили, что сделаем волокушу из двух молодых березок. Признаюсь, не без страха ступил я на шаткую почву болота, но веселость Васи ободрила и успокоила меня. Мы сгребали сено к волокам, накладывали на них небольшие копны и отвозили на берег, где я раскидывал траву тонким слоем, чтобы она могла просохнуть на солнце.

Так работали мы три дня. Затем оставалось только приходить поворачивать сено граблями, чтобы оно хорошо просохло. Наконец мы поставили очень порядочный стог. Чтобы сено не попортило дождем, и не растрепало ветром, мы накрыли его толстым слоем ветвей и придавили камнями.

Рассказывая о покосе, я забегаю вперед: это было в июле, а с весны до этого времени случилось много интересного.

Пока не видались дожди, Вася предложил заняться крышей. Лубы у нас были заготовлены в достаточном количестве и сушились под гнетом досок и камней. Когда мы сняли гнет, я взял один из лубков и совершенно машинально стал отдирать его нижний слой. Полоска легко сошла со всей длины луба – и каковы же были мои удивление и радость, когда у меня оказалась длинная, крепкая прядь мочалы.

– Вася, смотри! – сказал я дрожащим от радости голосом и повторил опыт.

– Вот счастье, так уж счастье! – в восторге крикнул он. – Если нам что недоставало, так это веревок, а теперь только знай – вей их какой захочешь толщины. Теперь мы можем и рыбу ловить, и лося впрячь, и через ров подъемный мост сделать. Даже чтобы вам не было скучно, я устрою вам качели!

Это добродушное предложение Васи, с одной стороны, рассмешило меня, с другой, заставило невесело призадуматься. Я был уже не так мал, чтобы качели могли особенно радовать и занимать меня: мне было уже пятнадцать.

Мне вспомнилась моя семья, и казалось, что я готов отдать половину жизни, чтобы хоть один раз взглянуть на родные, милые лица. Я прислонился к дереву и стоял, грустно опустив голову. Между тем Вася проворно драл мочалу.

– Сергей Александрович! Что ж вы задумались, помогайте. Крыша наша тоже не пропадет, – там останется слой луба, как раз годный для нее.

Я очнулся, сел возле него и тоже принялся за работу, а веселый Вася не переставал говорить и скоро разогнал мою печаль.

– Теперь она отдирается, – видите, какая толстая, но мы навяжем ее в пучки и спрячем в сарае, а когда будет свободное время, расщиплем и наплетем рогож, навьем веревок. А сейчас нужно, пока сухо, спешить с крышей. Я хочу выстлать потолок из досок, положить на него моху, а сверху насыпать побольше песку. Как вы думаете?

– Это было бы очень хорошо, Вася, только досок нет, а на потолок их нужно немало. Работы очень много: рубить деревья, обчищать их, раскалывать, стругать.

Но если Вася что-нибудь задумал, то отговорить его было очень трудно, особенно пугая работой.

– Много работы? – горячо заговорил он. – Ведь что нам осталось-то? Перекрыть крышу, пристроить сени, закончить ров и догородить частокол! Оно как будто и много. Но мы зиму, благодаря Бога, не даром прожили: кольев и лозы у нас на все хватит, ров тоже докопаем. Это мы дней за восемь сделаем. Из готового материала всякая постройка идет скоро. А для досок на потолок лес валить не нужно. Смотрите-ка, сколько белеет повсюду ободранных лип, расколоть их не долго. Пока они просыхают, будем собирать мох, чтобы он высох, вместе с ним ягод и грибов наберем. А стругать доски нужно с одной стороны. Липа дерево прямое, хорошее.

Мне очень не хотелось мерзнуть зимой, и потому я согласился на устройство потолка.

Глава тринадцатая
Окончательное устройство нашего дома. Подъемный мост. Рассказ Васи о пчелах. Мы собираем мед

На другой же день мы принялись колоть липу и так как имели уже некоторый навык, дело шло довольно успешно. В день мы раскалывали четыре дерева трехсаженной длины. Разумеется, мы сделали бы больше, но мы не могли посвящать этому целый день: много времени отнимал огород и приготовление пищи. Тем не менее, за пять дней мы заготовили около шестидесяти досок. Но они были грубы и неровны, а потому часть дня шла на копанье рва, другая часть и вечер на обработку досок, а отдыхом считались обед и собирание мха.

Когда доски были заготовлены, мы выбрали очень ясный и теплый день и раскрыли крышу. Доски были отмерены и отпилены заранее, так что потолок был наложен в один день. На настилку мха и на таскание песка ушли еще сутки.

– Ну вот, вы все боялись, что не поспеем, а потолок уже и готов! – сказал Вася. – Теперь надо только пристроить сени; тогда и крышу выведем.

Сени мы сделали небольшие, поэтому окончили их быстро и потом принялись покрывать крышу лубьями. Этой работой я занимался почти один, потому что Вася спешил, нагнать смолы и ею сплошь вымазать крышу, чтобы она успела просохнуть и отвердеть на летнем солнце. И действительно, едва успел я покрыть две трети крыши, как он залез ко мне с котлом смолы и объявил, что у него уже заложена вторая яма смольника. Пока я приколачивал лубы, он обмазывал готовую часть крыши смолою, приговаривая, что теперь нас не проймет ни дождь, ни мороз.

Наконец ремонт дома закончился. Теперь предстояло завершить ров. Мы не забывали его, несмотря на другие работы, так что во второй половине лета он был готов. Нетронутым оставалось только небольшое пространство напротив входа в дом. Мы оставили его для въезда во двор, пока не окончили забора. Вместо ворот мы изобрели механизм, с помощью которого несколько крепко сколоченных досок могли служить нам и воротами и подъемным мостом. Устройство это потребовало больших трудов и приготовлений. Прежде всего мы сколотили ряд длинных досок и сделали его такой ширины, чтобы он точно входил между двумя толстыми столбами, заканчивавшими забор по обеим сторонам ворот. Между ними укрепили крепкую жердь с большим и толстым блоковым колесом посредине. Мы свили по вечерам очень толстую и крепкую веревку из мочалы, привязали ее к середине верхнего края ворот, перекинули через блок и прикрепили к вороту, поставленному внутри двора. Таким образом, в спокойное и безопасное время доски перекидывались через ров, но, при первой тревоге, мы могли вбежать во двор и воротом поднять мост, который обращался в ворота, а от всякого врага нас отделял глубокий и широкий ров. Блоки, ворот и ось мы тщательно смазали дегтем. Наконец мы выкопали и последние два аршина, соединявшие нас с лесом. Вася несколько раз пробовал механизм и каждый раз приходил от него в неописуемый восторг, так что я должен был ему заметить, что он только понапрасну утомляет себя и перетирает оси и веревку.

Весь остаток лета мы проработали над вымосткой рва и вколачиванием в дно невысоких острых колышков, чтобы обезопасить себя от медведей. Когда он был готов, мы натаскали самого сухого хворосту, перекинули через ров несколько тонких хрупких жердей и так искусно скрыли свою ловушку, что далее человек мог принять ее за кучу сухих ветвей.

Пришла осень, и мы принялись за огород. Семена удались превосходные. На урожай картофеля и всего остального мы тоже не могли пожаловаться, так что зима не страшила нас. Кроме овощей, у нас были порядочные запасы сушеных ягод и грибов. Вася, напуганный моей болезнью, настоял на том, чтобы собрать и насушить побольше липового цвета.

Довольно далеко от нашего жилья, на берегу озера росла целая купа молодых лип. Уступая непременному желанию Васи, я однажды пошел туда, влез на одно из деревьев и стал собирать цветки. И здесь я обнаружил очень много обыкновенных ульевых пчел.

– Верно, здесь близко есть соление, – подумалось мне, – пчелы оттуда и перелетели сюда, чтобы собирать мед.

Я с какой-то нервной поспешностью стал отрывать липовый цвет и как только набрал небольшую корзинку, опрометью побежал домой и рассказал Васе о своем открытии и предположении.

– Хорошо бы это было, – ответил он, – но только сдается мне, что вы ошибаетесь! Вряд ли кто ходил в этот лес дальше наших рабочих с кожевенного завода, а я ни от кого не слыхал про озеро. Да, наконец, ведь мы живем здесь второе лето. Если бы было здесь поблизости селение, то уж, наверно, к нам забрела бы какая-нибудь баба, охотница до грибов или ягод. А то, что нам следует подсмотреть, в которую сторону летят пчелы, когда наберут соку из цветов, так это верно. Если удастся разыскать улей, так мы заживем царями. Ведь у вашего папеньки за пчелами ходит огородник, мой дядя: у него и колоды поставлены в огороде. Теперь еще не поздно, пойдемте к липам.

Мы отправились, а Вася на ходу рассказывал мне о пчелах.

– На свете, кроме человека, кажется, нет животного умнее пчелы. Как порассказал мне о них дядя, так и сам не рад был! Я просто выйти из пасеки не мог, все за ними подсматривал. Пчелы, которые живут в улье, не все одинаковы. Одни собирают мед и воск – это работницы, другие, побольше ростом, ничего не делают и называются трутнями. Есть еще одна – особая пчелка. С виду она гораздо длиннее пчел-работниц, крылья у нее короче, и собирать мед она не умеет, но зато на ней лежит другая забота. У пчел-работниц детей не бывает, так вот детей-то и заводит эта длинная пчелка и поэтому называется маткой, а другие пчелы так любят и берегут ее, что она живет, точно царица. Кормят они ее самым лучшим медом, слушаются во всем, и если она умрет, то они разбредаются из улья куда попало и сами умирают. Понятное дело, что матка вечно жить не может: так чтобы не пропасть без своей царицы, они выбирают одного из детенышей ее, кормят царской пищей, дают большое помещение и он вырастает совершенно похожим на матку, а все остальные ее детки едят похуже и делаются простыми пчелками-работницами. Если старая матка жива и здорова, когда вырастет молодая, то она никак не хочет уступать ей своего царства и всячески старается извести ее. Той тоже умирать невесело – и они начинают драться до тех пор, пока одна не умрет. Живая остается царствовать. Но иногда, если в улье пчел слишком много, то матки делят между собой пчел-работниц, и одна улетает с этим роем искать нового жилья, а другая остается на старом месте. Вот в это-то время тому, кто ходит за пчелами, зевать уже нельзя! Надо перехватить новую матку и посадить в отдельный улей, – тогда и се подданные поселятся там и станут собирать мед, устраивать восковые соты. Но если этого не сделать, то весь рой улетит в лес, выберет дупло в дереве и устроится в нем на жительство. Забираются пчелы иногда очень далеко от своей насеки: бывает, что летят целый день, на ночь сядут переночевать на дерево, а с восходом солнца подымаются опять. Вот поэтому я и предложил вам поискать задичавший рой. А хорошо бы его найти: сколько меду! сколько воску!

Между тем мы подошли к липам. Пчел на цветках было действительно много. Чтобы узнать, где их улей, мы выбрали одну пчелу и не, сводили с нее глаз, пока она, набрав меду и цветочной пыли, не полетела. Мы пошли вслед, но, к сожалению, довольно скоро потеряли ее из виду. Пришлось возвращаться к липам и начать сызнова. Повторилось то же самое, но мы заметили, что и эта пчелка полетела и том же направления. Мы решили искать улей наугад. Проходив по лесу довольно долго, мы, наконец, нашли очень старую и толстую березу с дуплом. Возле отверстия суетилось несколько пчел.

– Вот где! – сказал Вася. – Только не подходите близко. Они ведь могут изжалить. Нужно заметить место, а завтра возьмем с собой огня и разгоним их дымом. Кроме того, у нас нет ни посуды, куда положить мед, ни инструментов, чтобы вскрыть улей. Ведь сквозь эту дырку ничего не сделаешь.

Вечером мы тщательно вымыли несколько горшков, наточили пилу и ножи, а на другое утро, захватив их с собой, пошли к улью. У корня березы Вася поручил мне зажечь небольшой костер и позаботиться, чтобы он дымил как можно больше, а сам зашел с противоположной стороны и быстро стал пилить дерево. Сделав два пропила до дупла, он взял топор и между пропилами выколол четырехугольное отверстие. Выпавшую оттуда кору он осторожно положил на землю и ножом вырезал пять прекрасных белых сотов. Я заглянул в дупло и заметил, что там осталось еще, но Вася объяснил мне, что ниже ячейки не с медом, а с яичками для выведения матки, трутней и пчел-работниц и часть меда, необходимая для пропитания пчел.

Дело, конечно, не обошлось без нескольких укусов, но мы прикладывали к больным местам сырую черную землю: боль и опухоль скоро прошли. Да и что значила такая незначительная неприятность при таком приобретении!

В течение лета мы еще раз достали соты через то же отверстие, которое Вася оба раза тщательно закрывал и по щелям замазывал глиной. К зиме, когда пчелы уже запечатали улей и больше не вылетали, мы обвязали дерево сосновой чащей, чтобы они не погибли от холода.

До самого наступления зимы мы занимались рубкою деревьев и раскалыванием их на доски. Нам хотелось воспользоваться зимним временем, чтобы обзавестись многими вещами, которые казались нам необходимыми.