Ведьмина деревня

Глава 1

Эта история началась с того, что меня бросил жених.

Просто в один пасмурный летний вечер я вернулась домой с очередного медиафорума (к слову сказать, нудного, как два последних года моей жизни), а там меня встретила тишина, пустые полки открытого шкафа и короткая записка на кухонном столе: «Думаю, ты все понимаешь».

Честно говоря, самым печальным в этой ситуации было то, что вместе со своими вещами бывший возлюбленный прихватил мою банку чудесного колумбийского кофе. Собственно, это стало единственным моментом, который заставил меня страдать.

Да и то недолго – чашка свежезаваренного зеленого чая быстро вернула и оптимизм, и более-менее приемлемое настроение.

Звонить Игорю и уточнять, укус какой мухи вынудил его столь кардинально поменять течение своей жизни, я не стала. Потому что – да, я действительно все понимала и, более того, была с этим решением полностью согласна. Впрочем, если бы мужчина, занимавший половину кровати в моей однокомнатной квартире, не ушел самостоятельно, в какой-то момент я бы сама настойчиво и деликатно попросила его освободить помещение.

Наша жизнь последние несколько лет являлась настолько скучной и беспросветной, что с ней определенно надо было что-то делать. Согласитесь, есть нечто неправильное в том, что люди, которые в перспективе должны стать мужем и женой, существуют рядом, как два осточертевших друг другу соседа.

Так что, выбрасывая записку бывшего жениха в мусорное ведро, просто подумала: «Слава Богу», – и отправилась заниматься своими делами.

А вот мое окружение на новость, что я теперь свободна, как весенний ветер, отреагировало гораздо эмоциональнее.

Так, отец с облегчением в голосе заявил, что Игорь никогда ему не нравился, а мама в очередной раз сообщила мне, что я – дура.

– Я так понимаю, ты окончательно решила остаться старой девой, да? – поинтересовалась она во время одного из наших телефонных разговоров.

– Мам, по-моему, ты драматизируешь.

– Драматизирую? Люда, тебе уже двадцать семь лет!

– И что?

– И ничего. Вообще ничего: ни семьи, ни детей, ни жениха. Был один мужик, и тот сбежал. Напомни, доченька, сколько лет вы с ним были вместе?

– Пять.

– Столько времени – и псу под хвост!..

А вот коллеги меня пожалели. Они вообще замечательные – дружные и веселые, как и положено журналистскому коллективу маленькой (но перспективной!) радиовещательной компании.

Сразу после того, как закончился мой очередной эфирный день (я работаю ведущей новостей и нескольких познавательных рубрик), девчонки налили мне полную рюмку коньяка и со всей уверенностью заявили, что Игорь – твердолобый представитель животного мира, а значит переживать из-за расставания с ним не стоит.

Коньяк я выпила и даже попыталась убедить подруг, что нисколько случившимся не расстроена, но они почему-то не поверили.

– Люся, ты в зеркало давно смотрела? – скептически спросила Лиза, одна из наших радиоведущих.

– Три часа назад. Ничего нового не увидела.

– В самом деле? Да у тебя же уголки губ опущены, как у Пьеро, а в глазах вся боль и усталость нашего мира! Считаешь, это нормально?

Не нормально, конечно. Впрочем, не знаю насчет губ и боли, однако усталость – да, присутствует. Вот только с женихом она не связана.

У вас когда-нибудь возникало ощущение, что все вокруг надоело: работа, дом, привычная жизнь? Причем, надоело настолько, что чувствуешь себя выпитой до дна, а потому нестерпимо хочется послать все это куда подальше и уехать, к примеру, в аравийскую пустыню или к пингвинам на остров Магеллана? Меня это желание не покидало на протяжении последних двух лет.

Периодически, во время составления списка новостей для очередного эфира, общения с респондентами или приготовления ужина, вдруг наваливалась жуткая тоска, а в голове появлялась одна и та же мысль: «Что я тут делаю? И почему занимаюсь всей этой ерундой?»

Возможно, это было связано с тем, что без отпуска и почти без выходных мне пришлось работать двадцать четыре месяца.

Конечно, будут тут и опущенные губы, и усталые глаза!

– Знаешь, Лекарцева, тебе нужно срочно сменить обстановку, – сказала, между тем, Танюшка, наша вторая радиоведущая. – Съездить к морю или в горы. Просто подышать другим воздухом. Тогда и настроение будет другое, и губки начнут улыбаться.

– Мне до отпуска, как до Китая пешком, – мрачно напомнила я. – А в нашем городе воздух все время один и тот же.

– Попроси шефа передвинуть твою очередь, – пожала плечами Лиза. – Или поменяйся с кем-нибудь.

О!

– Лизонька, – теперь в моих глазах, кроме усталости, появились жалобное выражение и бешеная надежда, – а ведь ты по графику в отпуск идешь раньше всех. С понедельника, да?

– Ага. Со мной решила поменяться?

– Лиза, я вот-вот волком выть начну. И на стены бросаться.

– Ладно, не переживай. Все равно моя поездка в Турцию накрылась большой чугунной сковородой.

– Я тебя обожаю!

– Здорово. Хоть кто-то меня обожает. Ты, кстати, куда отправишься-то? В Сочи? В Чехию? На Кипр?

– В Волховское, – с улыбкой сказала я. – К бабушке.

***

Может мне и правда следовало поехать на юг. Хотя бы для того, чтоб просто погреться – лето в этом году выдалось холодное и пасмурно. Однако идея провести отпуск в деревне у бабушки показалась настолько удачной, что сразу отмела любые другие варианты. Поэтому, спустя несколько дней, я побросала в большую дорожную сумку какие-то вещи, села в поезд и отправилась в путь.

Ехать было достаточно далеко – почти триста пятьдесят километров. Судя по информации, указанной в билете, преодолеть это расстояние мне надлежало за пять часов шестнадцать минут, а значит, на нужную ж/д станцию поезд должен прибыть ближе к вечеру. Потом, правда, придется еще километра три пройти пешком по шоссейной дороге вдоль поля и небольшого перелеска, а там уж до Волховского рукой подать.

Я откинулась на спинку своего кресла.

В небе за окном то сходились, то расходились серые тучи.

Сколько лет я не была у бабушки в гостях? Десять? Нет, наверное, больше. Пятнадцать или даже семнадцать.

А ведь в детстве приезжала к ней каждое лето. Помнится, меня всегда чрезвычайно удивляло то, как здорово Волховское отличается от других деревень и поселков. Во-первых, там всегда было очень чисто: никаких луж посреди дороги или обочин, поросших лопухами и бурьяном, никогда не наблюдалось. Как и живности, находящейся на свободном выгуле. Хотя, если память мне не изменяет, козочек, коров и домашнюю птицу держали многие.

Во-вторых, дома местных жителей зачастую выглядели гораздо богаче привычных деревенских избушек – еще тогда, в моем далеком детстве, они уже были выложены камнем или кирпичом, имели современные окна и крыши из металлочерепицы.

В-третьих, дороги там до боли напоминали городские тротуары. Хочешь пройтись босиком? Отправляйся за околицу.

Словом, не было в Волховском того непередаваемого духа русской деревни, который так явно ощущался, скажем, в соседних Степановке и Вишневке. Волховское скорее напоминало этакий крошечный одноэтажный городок с потрясающей волшебно-самобытной атмосферой. Тогда, давным-давно, мне ужасно нравилось гулять по его улочкам, любоваться аккуратными домиками и украдкой, через крошечные дырочки в высоких деревянных заборах, заглядывать в душистые палисадники.

– Чему ты удивляешься, Людочка? – с улыбкой сказала мне моя бабушка, после того, как однажды я поделилась с ней этими наблюдениями. – У нас ведь, строго говоря, и не деревня вовсе, а село. К тому же, не простое, а особенное.

Вот-вот. Именно из-за того, что оно особенное, меня в свое время и перестали в него привозить.

Кстати.

Я отвлеклась от созерцания убегающих деревьев, полезла в карман за мобильным телефоном, набрала знакомый номер.

– Привет, бабулечка.

– Здравствуй, моя хорошая. Как ты там?

– Отлично. Ты сейчас дома?

– Конечно. Куда же я денусь?

– А я, представляешь, в поезде. В гости к тебе еду.

– Да я уж знаю, – по голосу было слышно, что бабушка улыбается. – Уже и тесто для пирожков замесила.

– Знаешь? Откуда?

Я ведь перед отъездом так замоталось, что совершенно забыла сообщить бабуле, что собираюсь провести в ее доме целых четыре недели.

– Ты же член моей семьи, Людочка. А я про свою семью знаю все.

Это точно. Причем, иногда в таких подробностях, что диву даешься. Папа всегда говорил, что у его матери, Валентины Петровны Лекарцевой, необыкновенно развита интуиция, почти на грани ясновидения. Мама же наших восторгов по поводу бабули не разделяла, и в минуты раздражения называла ее старой ведьмой, а Волховское, соответственно, ведьминой деревней.

На самом деле, многие друзья нашего семейства, лично знакомые со старшей Лекарцевой, в чем-то с мамой были согласны. Но, в отличие от моей родительницы, говорили о бабушке с теплотой и называли не ведьмой, а волшебницей.

Потому наша Валентина Петровна как много лет своей жизни отдала славному медицинскому делу.

Сначала вела прием в центральной городской больнице, потом в маленькой районной. Когда же объявила коллегам и пациентам, что собирается уйти на заслуженный отдых и переселиться в родное село, разразился страшный скандал. Я тогда была совсем маленькой и, конечно, этого не помню, а вот отец рассказывал, что к бабушке домой целые делегации ходили – уговаривали поработать еще немного. Бабуля, однако, на уговоры не поддалась и уехала-таки из большого города в глубокую провинцию.

Мой отец, к слову, в профессии пошел по ее стопам – тоже стал врачом, правда, не терапевтом, как мать, а узистом. В деле этом он также немало преуспел: чтобы попасть к нему на прием, люди по два месяца в очереди стоят. Это при том, что папа работает буквально на износ.

– На свете, Люсенька, нет ничего более ценного, чем человеческая жизнь, – сказал он мне как-то раз. – Моя же задача – вовремя разглядеть червоточину, которая может это сокровище уничтожить.

Между тем, такое ответственное отношение к работе в некотором роде вышло доктору Лекарцеву боком. Дело свое ему часто приходилось делать в ущерб семье, а это категорически не нравилось моей матери. Ей было абсолютно все равно, что заработки супруга растут с каждым днем, что его уважают коллеги и знает в лицо практически весь город. Она рассуждала так: какая разница насколько успешен мужчина, если жена и дочь его видят только в больничном коридоре и иногда по телевизору?

Папа, конечно, оправдывался, отшучивался и вообще всячески пытался нас задобрить. Собственно, меня задабривать было и не нужно. Я всегда считала своего отца едва ли не героем, способным вовремя обнаружить в теле человека невидимого врага. К тому же, почти все свое свободное время папа посвящал именно мне, а потому мы с ним были и остаемся до сих пор очень хорошими друзьями.

С мамой же дело обстояло иначе. Недовольство между ею и отцом с каждым годом все росло, накапливалось, и в конечном итоге вылилось в развод.

На самом деле, мои родители молодцы. Свои отношения они всегда выясняли тихо, изо всех сил стараясь не привлекать к этому мое внимание, а разошлись так и вовсе забавно – в год моего поступления на первый курс факультета журналистики.

Да, так уж вышло, что я (к великой радости матери) в нашем семействе оказалась «засланным казачком» и продолжить врачебную династию не сумела (химия – это определенно не мое, а без знаний по данному предмету в медицинский университет, к сожалению, не берут). Папа и бабушка к такому повороту событий отнеслись с пониманием – не судьба, так не судьба.

Бабуля, к слову, несмотря на то, что территориально находилась за сотни километров от города, нашей жизнью всегда интересовалась очень живо и сердечно. Мы часто разговаривали с ней по телефону, раз в несколько месяцев приезжали в гости. Маме, правда, эти поездки удовольствия не доставляли, поэтому в какой-то момент произошла смена ролей – бабуля стала приезжать к нам сама.

С тех пор прошло много лет. Родители давно живут отдельно, я окончила университет, устроилась на работу, приноровилась к ритму новой жизни и даже наметила себе в ней неплохое место.

Однако, где-то я, видно, ошиблась, раз мой неиссякаемый оптимизм находится теперь в полузасохшем состоянии, в голове вместо ясных мыслей – каша, а сама я ощущаю себя равнодушной амебой, плывущей по течению.

Быть может, необычное село, затерянное среди лесов и полей, сумеет помочь мне привести себя в норму?..

***

На нужной станции поезд остановился в шестом часу вечера. Там меня уже ждали. Едва я спрыгнула с подножки на поросшую мелкой травкой бетонку пассажирской платформы, как тут же оказалась в крепких бабулиных объятиях.

– Приехала, моя звездочка, – радостно заахала бабушка, звонко целуя меня в обе щеки. – Господи, а отощала-то как! Одни кости и глаза остались! Не кормят тебя в твоем городе, что ли?

– Кто бы говорил! – весело ответила я, с удовольствием обнимая Лекарцеву-старшую. – Конституция-то, между прочим, у меня твоя.

И это самая чистая правда. Наша Валентина Петровна всегда была стройной и изящной, а теперь, в неполные восемьдесят лет, и вовсе высохла до состояния божьего одуванчика. К слову сказать, на эти неполные восемьдесят бабушка совершенно не выглядит – глаза у нее ярко-зеленые и лучистые, морщин на лице немного, осанка прямая. О солидном возрасте напоминают только пепельные от седины волосы (она за всю жизнь их ни разу не красила) и руки – с желтой пергаментной кожей и кучей пигментных пятен. Рук своих бабуля обычно стыдится, а потому на людях всегда носит перчатки – зимой вязаные, летом тонкие матерчатые.

Внешне я на бабушку не очень похожа, если не считать зеленых глаз и пресловутой конституции, однако надеюсь, что в ее годы (если, конечно, до них доживу) буду выглядеть так же моложаво.

– Моя не моя, а чуток откормить тебя надо, – подмигнула мне бабуля. – Зря ты, что ли, в гости приехала? Я уж для тебя и пирогов напекла, и курицу зажарила.

– Здорово!

– А чтобы нам с тобой до Волховского пешком через поля не топать, я попросила Игната – моего соседа подвезти нас на машине.

Дядю Игната – статного седоватого мужчину лет шестидесяти я, конечно, не вспомнила, а потому пришлось нам знакомиться заново. Собственно, после этого у меня возникло предположение, что знакомиться заново в Волховском мне придется со всеми. Впрочем, по словам бабушки, особой беды в этом не было, так как прежнее население села за последние семнадцать лет сократилось почти на треть («что поделать, Люсенька, у каждой жизни есть свой срок»), зато появилось несколько дачников, которые, как и я, приехали сюда отдыхать.

Машина дяди Игната – старенькая, но приличная на вид Волга, быстро и с ветерком домчала нас практически до калитки.

Выбираясь из душного салона на воздух, я отметила, что бабулин дом остался таким же, каким я запомнила его в детстве – одноэтажный, из белого кирпича, с широкими окнами и аккуратным палисадником.

Однако стоило сделать к нему несколько шагов, как от растущих на углу пышных кустов сирени, к нам навстречу поспешила черная сгорбленная фигура, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся маленькой плотной старушкой в темном платье и стареньком платке, повязанном на цыганский манер.

– Неужто внучка к тебе приехала, Валентина? – проскрежетала она скрипучим старческим голосом.

– Как видишь, Зиночка, – приветливо улыбнулась ей Лекарцева-старшая. – Выбралась, наконец-то, из города бабушку навестить.

– Лучше поздно, чем никогда, – добродушно усмехнулась старушка. – Помнишь ли ты меня, Милочка?

У меня на мгновение перехватило дыхание.

– Помню, – серьезно сказала я. – Здравствуйте, Зинаида Семеновна.

А потом шагнула к ней и крепко ее обняла. Оставшаяся позади бабуля испуганно охнула. А старая Семеновна обхватила меня в ответ руками и тоже прижала к себе – на одно лишь мгновение, а потом мягко отстранила в сторону.

– Хороша, – с восхищением сказала она. – Красавица! А уж силища-то какая! Но сохлая вся, серая. Подкормить тебя надо, говоруха. Слышишь, Петровна?

– Слышу, – отозвалась бабуля. – Не переживай, Зина, подкормлю.

Схватила меня за руку и решительно повела к калитке.

– Ты что же, Людочка, правда Семеновну узнала?

Я кивнула.

Только в моей детской памяти она выглядела иначе. Не было у нее тогда поникших плеч и сгорбленной спины, а лицо не напоминало печеное яблоко. Если не ошибаюсь, среди местных жителей баба Зина слыла человеком замкнутым и нелюдимым, да и вообще особым авторитетом в селе не пользовалась.

Между тем, наше семейство она почему-то выделяла среди всех остальных: с бабушкой была особенно вежлива, моего отца при встрече целовала в обе щеки, а мне приносила в подарок пряники или конфеты. А еще почему-то звала Милой – видимо, другие сокращения моего имени ей не нравились.

Спать мы с бабушкой отправились после полуночи. Поужинав, еще долго сидели и разговаривали. Обсудили кучу тем, причем, большая часть из них касалась, конечно же, меня. Лекарцеву-старшую интересовало все – моя работа, отношения с начальством и коллективом и, конечно же, расставание с женихом.

– Вы так долго были вместе, – задумчиво сказала бабуля. – Мне казалось, что Игорь – очень достойный мальчик.

– Тебе не казалось, – пожала я плечами. – Он действительно хороший. Добрый, умный. А уж как здорово умеет готовить кофе! Но мы друг другу жутко надоели, бабуля. Пытались как-то оживить отношения: свидания назначали, в театры ходили, даже письма писали. И все равно какая-то глупость получалась. Знаешь, я в последнее время, когда с работы возвращалась, постоянно загадывала, чтобы его не было дома. Ну, чтобы он на работе задержался или к друзьям в гости ушел. Причем, с ночевкой. Не думай, Игорь меня не обижал, просто опостылел до невозможности, – я криво усмехнулась. – Честно говоря, мне сейчас многое опостылело, если не сказать все. Чувствую себя жутко уставшей. Подруги говорят, что я похожа на унылую куклу. Так странно… Все вокруг будто потеряло цвет, стало серым и скучным. Даже дышать тяжело, понимаешь?

– Понимаю, – кивнула бабушка. – Это ведь вполне закономерно, Людочка. Каждому человеку время от времени требуется полноценный отдых. Не переживай, милая, здесь ты быстро наберешься сил.

…Для ночевок бабуля выделила мне небольшую спаленку с кроватью-односпалкой, высоким старым шкафом, скрипучим деревянным стулом и милыми ажурными занавесками на окне.

Укладываясь в постель, я чувствовала себя, как никогда спокойной и умиротворенной, а потому уснула, едва моя голова коснулась подушки.

Сон был мягок и безмятежен. Но, к сожалению, не долог.

Спустя примерно час после того, как мы с бабушкой пожелали друг другу спокойной ночи, случилось что-то, заставившее меня буквально подскочить на кровати. Несколько секунд я растерянно моргала, пытаясь сообразить, что произошло. И вдруг подскочила снова – с улицы внезапно раздался вой, громкий, звериный, леденящий душу.

Что за?..

Я спрыгнула на пол и босыми ногами пошлепала к окну.

Неужели волк?..

Но из окна оказался виден только забор и растущие возле него высокие кусты сирени.

Стараясь не шуметь, я вышла в соседнюю комнату, которую бабушка из-за наличия в ней телевизора гордо именовала залом. Комната была озарена мягким лунным светом, льющимся из двух широких окон. Я приникла к стеклу одного из них, вгляделась в темноту.

У забора явно кто-то стоял.

– Люда, почему ты не спишь? – раздался вдруг заспанный бабушкин голос.

– Ба, тут кто-то есть, – чуть дрожа от волнения сказала я. – Он стоит у ограды и воет.

– Ну кто там может выть? – с некоторым раздражением пробормотала бабуля, выходя из своей комнаты.

Словно отвечая на ее вопрос, неведомый гость снова издал протяжный громкий звук.

– Ба, у вас тут что, волки водятся? – чувствуя, как похолодели мои руки, поинтересовалась я.

– Да какие волки! – всплеснула руками бабушка. – Это Мишка, сосед!

– Сосед воет? – вытаращила я глаза.

– Да не сам сосед, а пес его, образина монструозная! Небось, опять забор перепрыгнул и по улице гуляет. Ну я его сейчас!..

Чуть шаркая широкими домашними тапками, она направилась в кухню. Вернулась буквально через минуту, держа в руке обычный целлофановый пакет, наполненный водой.

– Не ушел певец-то наш?

– Стоит, – ответила ей, вглядываясь в стекло.

Бабушка открыла соседнее окно и, прицелившись, ловко метнула пакет через забор. В тот же миг с улицы донесся испуганный визг, потом скулеж и тихий торопливый топот звериных лап.

– Ушел, – удовлетворенно кивнула бабуля. – Ложись спать, звездочка. Сегодня уж он больше выть не будет. А утром я с Мишкой поговорю. Развел зверья…

Я послушно вернулась в кровать и вскоре снова уснула – на этот раз до утра.