Kitabı oku: «Хочу быть богатой и знаменитой», sayfa 6
– Ой! Простите, пожалуйста!
– Пожалуйста, – дама была одета в платье с высоким воротом и камеей на груди. Белая от седины голова, длинные волосы уложены каким-то причудливым образом. Она сидела за роялем, а сейчас вышла навстречу девочке.
– Я бы хотела встретиться с профессором Знаменской.
– Ваше желание исполнено, вы встретились с ней, – дама улыбнулась и стала лет на десять моложе.
– Так чем я могу быть вам полезна, юная леди?
– Уфф!
– Смелее! Так что же?
– У меня есть подруга и она поет. Вот.
– Так. Подруга. Поет. Это весьма похвально.
– Нет, вы не так поняли. Она ПОЕТ! Это надо послушать. Можно отнять у вас три минуты, я запись принесла, а вы скажете – надо ей учиться петь или пусть все так и остается.
– Три минуты записи – это грандиозно. Три минуты этому благородному делу я могу посвятить. Давайте, включайте вашу запись.
И по гулкой аудитории полился дивный голос Пиночки. Профессор замерла. Боже, какой тембр. Не каждый профессионал возьмется за эту вещь, а тут. Так все просто, наивно и без подтекста. Вот как услышала, так и спела.
– Это Бог услышал меня, – подумала Инга Яновна, – на склоне лет послал такое сокровище. Только не испортить, не испугать, не оттолкнуть.
Сердце просто зашлось от восторга.
Запись закончилась. Обе молчали. Тошка переминалась с ноги на ногу, руки подрагивали, а Знаменская не торопилась с ответом. Девочка сникла. Судорожно начала расстегивать рюкзак, запихивая туда телефон, буркнув:
– Простите, – и поторопилась выйти.
– Куда же вы? А как же ваша подруга? Она за дверью стоит? Я права? Так зовите, я должна с нею поговорить.
– Нет ее за дверью, она вообще не знает, что я к вам пошла, – в голосе Тошки прорезалось раздражение.
– Отчего же все так странно? Она не любит петь? – Знаменская начала нервничать, вдруг эта необычная девочка, похожая на мальчишку-сорванца развернется и уйдет?
– Любит. У нее полгода назад погибли мама и сестра, остался полугодовалый племянник. Пиночка боится, что если будет еще и учиться петь, то на Арсения не останется ни времени, ни сил, она же еще подрабатывает.
– Пиночка. Есть такая певчая птичка с дивным голосом. А полное имя?
– Агриппина Ковальски.
– Агриппина Ковальски – вот как. Что ж, пусть приходит, надо послушать вживую, а не запись. Сомнения – это хорошо. Сомнения способствуют росту, но только здоровые сомнения. Пусть приходит. Кстати, где она учится?
– Мы на инязе учимся, на потоке профессора Кима.
– Профессора Кима? – Профессор как-то немного побледнела.
– Он еще предпочитает называть себя на русский манер – Леонидом Александровичем?
– Ну, да. Дед всегда себя по-русски называет.
– Дед? Вы его внучка? Потрясающе. Сегодня день откровений Божиих. И как же вас зовут, внучка Лео Кима?
– Тоша, то есть Татьяна меня зовут. Простите, я не спросила ваше имя. В расписании только фамилия и инициалы.
– Меня зовут Инга Яновна. Передавайте деду от меня привет. Вот возьмите визитку. Если у него возникнет желание со мною поговорить, буду рада. А Пиночка пусть подойдет завтра от трех до пяти, в этой аудитории я буду ждать.
– Спасибо!
Настроение Тошки подпрыгнуло до небес.
– Спасибо! Она придет, обязательно завтра придет! До свидания!
Девочка выскочила окрыленная, а женщина в каком-то изнеможении прислонилась к оконному косяку и немного так постояла.
– Боже мой! Ким. Лео Ким. Внучка Лео Кима. То ли плакать, то ли смеяться?
Инга Яновна села за рояль. Начала бездумно перебирать клавиши. Зазвучала «Песня Сольвейг» Грига – она была спутницей этой женщины все тридцать лет, что они не виделись и ничего не знали друг о друге. Она считала свою судьбу похожей на судьбу Сольвейг, хотя все-таки сходства было как-то маловато.
ГЛАВА 10
А женщина все твердила и твердила:
– Хочу быть богатой и знаменитой!
Тошка в прямом смысле вползла в аудиторию на четвереньках, опоздав на занятие на добрых двадцать минут. Пока Светлана Ивановна на доске выводила анализ домашнего задания. Тошка прошмыгнула за стол к верному Левке, и сразу получила зверскую гримасу и вопрос на листке:
– Где носит? Тут тебя дед обыскался. Светик собралась перекличку делать, хорошо, что Лилька дебильный вопрос по домашке задала, вот сидим очевидное – невероятное слушаем и смотрим.
– Так получаем вот эту форму. Лилия, теперь понятно, что в преобразовании вы упустили влияние суффикса, и эта ошибка потянула за собою, неверное употребление следующего усложнения формы.
– Да, Светлана Ивановна, спасибо, я все поняла!
Лилька из-под стола показывала Тошке кулак.
– Переходим к нынешней теме, – преподаватель с обаятельной улыбкой оглядела группу.
– Дорогие мои, сегодня обзорная лекция по спецкурсам, которые вам предстоит выбрать.
Она отошла от доски, вытирая от мела руки салфеточкой:
– Я предлагаю познакомиться с поэзией Роберта Бернса.
Окинув взглядом студентов, удивилась:
– Татьяна? А вы откуда появились? Вас не было на начале лекции.
– Простите, Светлана Ивановна, но я… из-под стола.
– ???
– Кто-то из мальчиков на перемене связал шнурки на кроссовках, я развязать пыталась.
– Насколько успешно?
– Спасибо, все удалось!
– Странные развлечения для студентов вашего возраста. Ну да ладно. Может, вы порадуете нас чем-то из творчества поэта?
– Почему нет? Только я буду читать в оригинале.
– Прошу вас.
Тошка встала, вздохнула, уставилась в окно и начала читать. Тусклый не выразительный голос. Народ замер. Все терпеливо ждали, она не заставила их разочароваться. Ее голос медленно начал набирать мощь, стал сильным и звонким, голова повернулась в сторону доски, речь стала убыстряться, руки поднялись к груди, и на самой вершине эмоции вдруг наступила тишина. Голос оборвал строчку, как будто ожидания не оправдались, и это случилось так неожиданно и так внезапно, что стало горько и больно. Руки бессильно упали. Последнюю строчку она прочитала глухо, как будто глотая слезы, пытаясь справиться с эмоциями, поэтому замедляя темп. В аудитории стояла оглушительная тишина.
– Запомните это состояние души, оно называется катарсис, – Светлана Ивановна взяла со стола свои записи и вышла из аудитории, пряча глаза.
Все дружно повернулись к Тошке. Потрясение, вот, что было написано на лицах.
– Тош, у меня к тебе просьба, – голос Пьера явно подрагивал, – при мне никогда Бернса не читай, ладно? Может, на моих поминках, чтобы всех пробрало.
– Тьфу! Дурак! – Тошка кинула в Пьера ручкой, – что попало говоришь!
Ручка прилетела Пьеру точнехонько в ладонь. Прозвенел звонок, и все вздохнули, выходя из какого-то транса. Народ отмер и загомонил.
– Тоша, – Лиля теребила ее рукав, у нас только пять минут. Быстро говори, где тебя носило прошлую пару!
Девушка посмотрела по сторонам, увидела, что предмет ее хлопот кокетничает с Пьером и тихонько выдала:
– Я Пиночку ездила на прослушивание пристраивать. В консу.
– Иии?
– Все получилось. Завтра между тремя и пятью часами ее ждет в 203 аудитории профессор Знаменская Инга Яновна.
–УР…
– Тихо ты! Чего орешь? – Тошка испуганно оглядываясь, зажала ладошкой рот не в меру эмоциональной подружке.
– Надо еще придумать, как нам ее туда сманить. Думай, давай! Только не ори.
В таких раздумьях прошла вторая половина пары. После звонка в аудиторию заглянул Леонид Александрович и кивнул Тошке на выход. Они вышли из здания и направились вдоль по улице.
– Я – прогуляться, – сообщил внучке дед.
– Ты со мной или дела какие-то, например, такие, что не позволяют во время прийти на занятия? А россказням про шнурки уже три года. Чего опять замутила? Колись.
– Деда, я подвиг во имя дружбы совершала.
– Какое пафосное начало. Давай дальше.
– Ездила в консерваторию к профессору Знаменской, Пиночку пристраивала на прослушивание.
– Куда ты ездила?
Дед развернулся к Тошке.
– В консерваторию к профессору Знаменской, Пиночку пристраивала на прослушивание, – послушно повторила девушка.
И тут же полезла в свой рюкзачок, отыскивая что-то в кармашке:
– А Инга Яновна тебе визитку передала и сказала, что встретиться была бы рада. Держи, – девушка передала белый бумажный прямоугольник деду.
Прочитав, он вдруг резко побледнел.
– Деда, ты чего? Тебе плохо? – Тошка забеспокоилась.
– А давай в кафешку зайдем, у меня стипендия пришла, кофейку закажем тебе, а мне мороженое. А, дед?
Леонид Александрович, не мигая смотрел куда-то в сторону парка. Ни одна эмоция не просачивалась сквозь бесстрастное выражение лица. Тошка очень опасалась этой маски. Перед ней стоял не ее любимый, добрый, великодушный дед, а мужчина-воин, таким он становился только на татами или в зале на тренировках, когда учил Эмика управляться с каким-то боевым шестом. Ей стало откровенно страшно. Дед молчал. Тошка, кусая губы, нажала кнопку экстренного вызова у себя на телефоне:
– Эмик, – в голосе Тошки стояли слезы, и отчетливо слышался страх, – Эмик, а ты где сейчас?
– Через дорогу стою, на вас с дедом гляжу. Ты чего? Опять влезла куда?! Сейчас перейду и разберемся. Да говори уже что-нибудь!
Эмик перешел на крик, а потом совершенно будничным голосом добавил:
– А то я боюсь.
Он поспешил перейти дорогу:
– Привет!
– А, Эмик, привет-привет!
Мужчина провел по лицу ладонью, как будто стирая капли с лица. Улыбнулся. У Тошки от сердца отлегло. Она вытерла вспотевшие ладошки об штаны, подняла глаза полные слез на брата. Тот в недоумении смотрел то на того, то на другого. Только открыл рот, чтобы спросить, что за бодяга тут у них, но дед перехватил его взгляд, почти незаметно мотнул головой, мол, все потом и не при девочке. Эмик склонил голову, делая вид, что рассматривает кроссы, этим самым подавая сигнал, что все понял, и все, действительно, потом.
Леонид Александрович, глядя на малышку, вдруг осознал, что она успела испугаться, и поторопился нивелировать впечатление:
– Тош, ты в кафе просилась или я неправильно постиг твои возвышенные гастрономические чувства?
– Просилась, ага. Мороженого купишь?
Он усмехнулся:
– Кто-то мне кофе со стипендии обещал, наверное, привиделось-прислышалось.
– Ой, и не говори, иной раз такое приглючится, что прямо оторопь берет, – Тошка приходила в себя медленно. Сдвинула со лба неизменную бейсболку, вытерла испарину рукавом толстовки.
– Погодите! Ничего пока не понял. Я через половину города к вам на перекладных скакал, чтобы мороженного именно в этой кафешке поесть?
Эмик попытался выйти на привычный для Тошки режим общения. Прекрасно видел, что девочка чем-то напугана. И точно знал, чем это может закончиться. Она может пойти или побежать успокаиваться в любую сторону, потому, что в таком состоянии себя не контролирует абсолютно. Вот тут и надо ее ловить. Держать за руку очень крепко и вести туда, куда тебе надо. А когда в себя придет, то обязательно будет удивляться, как это она сюда добралась? Так, что Эмик подошел к сестре, обнял ее за плечи и великодушно проговорил:
– Ладно, гуляем за мой счет, я сегодня программку продал, денежку уже на карту кинули. Мы можем даже после кафешки смотаться в магазин, нам с тобою новые кроссы прикупить – осень, холодно. Вот!
Эмик гордо выпятил цыплячью грудь и оглядел всех взором с ноткой превосходства. Дед улыбался чуть снисходительно, ласково поглядывая на детей, и думал о том, что ему с ними не просто повезло, а его за что-то одарили высшие силы. У него появилась настоящая семья, и мир поселился в его доме и душе. Гармония сознания, духа и тела – так примерно переводилось название упражнений в одной из духовных практик, которыми он постоянно занимался. Гармония, надо же, он и не задумывался над названием. Гармония стоит сейчас рядом, взявшись за руки, и взирает на окружающих с некоторым снисхождением. Брат гордится своими достижениями, а сестра братом. Они привязаны друг к другу и приняли его в свой круг. И он никогда, пока жив, не обманет их ожиданий – в этих детях счастье его жизни.
– Деда, дед!
Пока он умилялся, девочка трясла его за руку.
– Деда, у меня стресс! Я есть хочу!
– Это опасно, очень опасно, доводить тебя до стресса! – Эмик улыбался, глядя на сестру.
– Чего это опасно? Для кого?
Тоша свела бровки к переносице и исподлобья глянула на брата.
– Для кармана опасно, правда, дед?
При виде нахмуренной мордашки у мужчин на лица просилась улыбка.
– Ты сам – обжора!
Тошка, отпустив руку Эмика, забежала вперед и наставила на него пальчик.
– Всем известно, что как только речь заходит про «поесть», ты всегда первый, и никто-никто тебя в этом победить не может, правда, деда?
Леонид Александрович шел рядом с этой парочкой и каждый раз слова «правда, деда» звучали сладчайшей музыкой в его душе.
Девочка повернулась, придержала шаг и просунула маленькую ладошку в руку мужчины и продолжила:
– Кроссы – это здорово, потому, что у тебя на большом пальце уже дыра, а это говорит о самонадеянности натуры, – она покосилась на деда ища на его лице хоть какие-то знаки согласия или одобрения.
– Потом надо бы тебе толстовку прикупить, а то эта на горбу под рюкзаком совсем протерлась, там тоже скоро будет дыра!
Эмик в показном негодовании чуть замедлил шаг и сказал:
– Ты хочешь сказать, что я самонадеянный горбун?
– Ну, горбун – не горбун, но Квазимодо точно у тебя где-то в родне затесался! Ой-ой-ой! Деда-деда-деда!
Взрослые дети с хохотом кружились вокруг неторопливо идущего мужчины.
– Я, значит, где-то рядом с Квазимодой, а ты тогда…, – она не дала брату закончить фразу, остановилась, покружилась, расставив руки в стороны, и изрекла почти по слогам, задрав подбородок к небу:
– А я – СОВЕРШЕНСТВО!
И все прохожие дружно закивали головами. Всех прохожих был один спешащий куда-то подросток, но это не так важно, потому, что солнышко согласилось, ветерок подтвердил, клен бросил на плечо свой листок и засвидетельствовал свое положительное мнение, а все остальные вынуждены под давлением большинства согласиться и рассмеяться.
В таком замечательном настроении они зашли в кафе, выбрали столик рядом с панорамным окном. Только устроились, к ним подошла официантка, молоденькая улыбчивая девушка со стопкой книжечек.
– Добрый день. Меню, пожалуйста.
Леонид Александрович не любил копаться в перечне блюд, бросил взгляд на бейджик:
– Екатерина, скажите, а пообедать быстро и вкусно можно?
Та улыбнулась:
– Можно! Если очень быстро, то ризотто уже на подходе, минутки три и подавать. А если минут десять подождете, то стейки будут готовы с жареной картошечкой.
Дед глянул на детей:
– По стейку?
Оголодавшие дружно кивнули.
– Катя, можно мою порцию картошки, вот ему на тарелку, – Тошка ткнула пальчиком в брата, – он таакой ужористый!
Дед схватил меню и спешно распахнул его, закрывая лицо. А что? Он, может быть что-то еще заказать хочет. Только за этой красиво оформленной книжечкой он мог не «держать лицо», а зайтись в беззвучном хохоте. Месть Тошки за утреннюю холодную воду была ужасной.
Эмик сидел с непроницаемым видом, высокомерно поглядывая по сторонам и постукивая пальцами по столику. Как она сказала? Обжористый? Ладно-ладно, попросишь ты у меня в войну пироженку. Эмик обратил внимание на деда. Дед сидел, высоко к глазам подняв меню, так читают те, кто плохо видит или хочет закрыть лицо, пряча эмоции. Но у деда со зрением все в порядке. Интересно, а почему книжечка-то у него в руках кверху ногами, и плечи подрагивают. Эмик только сейчас осознал, что дед смеется. Как же он пропустил монолог своей сестрицы? Что она опять выдала такого, что дед откровенно ржет, закрывшись меню, даже официантка пытается не смеяться и кусает губы. Филологи! С ними надо ухо держать востро, особенно в общественных местах. А то, как сбрякают что, народ ржет, а ты не в курсе, чего потешаются-то. И что-то Эмику подсказывало, что в этот раз объектом «ласкового внимания» был он сам. Ладно, пусть так. Он будет по-аристократически невозмутим. Короли и насмешки – понятия суть не совместимые!
– Может что-то еще?
Посетители девушке понравились, с ними было легко и приятно общаться. Тоша кивнула:
– А можно мне еще салатику, греческого, с сыром?
– Хорошо!
Девушка решила вмешаться в процесс чтения меню дедом:
– Простите, у вас меню вверх ногами, переверните, вам будет удобнее.
Тут захохотали уже все участники действа. Дед убрал от лица книжицу, достал платок и вытер глаза.
– Все, больше пока ничего не нужно. Может быть, потом чайку попьем.
Девушка кивнула, спрятала в кармашек передника карандаш, улыбнулась и отправилась выполнять пожелания веселых клиентов.
Леонид Александрович наклонился к внучке и тихонько проговорил:
– На досуге посмотри словарь.
– М? – Девушка склонила голову к плечу, ожидая пояснений.
– Про «ужористый». И ты поймешь многозначность того, что сказала.
Щечки Тоши порозовели, и она кивнула, размышляя, где совершила ошибку.
Действительно, заказ принесли быстро. Приготовлено было со знанием дела, вкусно. Все с удовольствием жевали, поглядывая по сторонам. Насытились почти одновременно, Эмик малость приотстал, поди-ка справься с двойной порцией картошки. Все довольные отодвинули приборы, сыто щурясь на картинку за окном.
Дед заботливо поглядел на осоловевшую от еды девочку:
– Тоша, ты чай будешь?
– С пироженкой? – уточнила она.
– С пироженкой, с пироженкой, – мужчины улыбались, глядя на нее.
– Буду! Которое с вишенкой и сливками. Эмик, а ты будешь?
– Чай – да, пироженку – нет. У нас в семь тренировка, какая пироженка? Меня ж дед выворачивать наизнанку будет.
Быстро убрали посуду, накрыли стол к чаю. Леонид Александрович, крутил чайную ложечку и не знал с чего начать разговор, для которого он Эмика и Тошку вытянул сюда, на нейтральную территорию.
– Дети, я хотел бы с вами обсудить два вопроса, – неторопливо начал он.
Дети заметно насторожились.
– Первое, чего я хочу. Я хочу официально сделать вас своими наследниками.
Эмик и Тошка одновременно открыли рты, желая возразить, но в ответ получили поднятую ладонь деда:
– Пожалуйста, не перебивайте меня. Сначала выслушайте. Мы с вами живем вместе уже не первый год. Друг к другу притерлись, привыкли, понимаем друг друга и принимаем таким, какими каждый из нас есть на самом деле, мы стали семьей. Можно было бы так и дальше жить. Только надо иметь в виду, что живем мы в государстве, где каждый шаг расписан и закреплен в законе. Вот вам пример.
Он посмотрел на внука:
– У тебя Эмик в собственности имеется комнатка в старом доме. Только документы на эту комнатку должным образом до сих пор не оформлены. Тебе уже почти девятнадцать без одного месяца, а Тане будет восемнадцать через полтора года.
Мужчина оглядел детей серьезным взглядом и продолжил:
– В начале этой недели ко мне приходил ваш новый сосед по коммуналке, предложил за комнату миллион, но настаивал на том, что он отдает деньги наличкой прямо сейчас, и въедет сразу же. А документы оформим, мол, как-нибудь потом, как время у всех будет.
– Какой-то аферой попахивает? – Эмик поднял глаза от чашки с чаем.
– Угу, похоже на то, – Тошка смотрела внимательно на деда.
– Так вот. Я бы хотел вас усыновить-удочерить, но, тогда вы потеряете те крохи, на которые расщедрились чиновники. А мне эта потеря не нравится. Недвижимость – это хорошее вложение средств. Пусть она будет. Но! Чтобы защитить ваши имущественные и все прочие интересы, нам надо быть юридически связанными, понимаете? Почему надо быть связанными? Эмик – совершеннолетний и он имеет весь объем прав и обязанностей гражданина, он законом защищен и вполне самостоятелен, и проблему с комнатой решает в ближайшие дни. Сам. А Таня у нас пока несовершеннолетняя и мне не нравится, что ее права представляет учреждение для детей с ограниченными возможностями.
– С какими это ограниченными возможностями? – Ребята в недоумении уставились на деда.
– Тоша у нас по документам находится в доме-интернате для детей инвалидов и детей с проблемами психики. Вот так вот оказывается.
Ребята одновременно заорали, перебивая друг друга и размахивая руками.
– Успокойтесь и сядьте, вы в общественном месте, вот и ведите себя, соответственно, – в голосе говорившего зазвенел металл. Этого момента и опасался Леонид Александрович, в том числе поэтому, предпочел разговор вести там, где были посторонние люди.
– Ваш детский дом перепрофилировали еще год назад, а по документам Таню оставили именно в нем, не стали со всеми другими переводить, якобы, чтобы не перегружать новое учреждение старшими и выпускниками, мол, они все равно уйдут через год. А когда началась плановая проверка, и комиссия начала проводить контрольные мероприятия, то в Танином личном деле появилась запись о психическом заболевании, которое требует ее пребывания именно в таком заведении, причем рекомендован строгий режим содержания, потому, что она склонна к побегам и немотивированно агрессивна.
Мужчина замолчал и внимательно наблюдал за реакцией детей.
– Вы когда убежали?
– Пять лет назад, но мы забрали оба свидетельства о рождении.
– Пять лет назад? А как же комната?
Тоша в растерянности смотрела на брата и заговорила как-то неуверенно:
– Когда Эмику исполнилось шестнадцать, он работал дворником, его Валентин Францевич устроил, они сходили в областной отдел соцзащиты, и эту комнату выделили, как сироте. Мы не встречались ни с кем из детского дома.
Тошка ничего не могла понять, ее тошнило, пульс частил, перед глазами плавали противные радужные круги.
Эмик не выдержал:
– Подождите, получается, Тошку ищут что ли? Она не должна значится ни в каких документах, свидетельство о рождении – у нее на руках. Нет, я не пойму. Как же это так? Получается, если бы я …, то тоже – псих? Галоперидола горстку – глазки в кучку и полное счастье?
Эмик сжимал-разжимал кулаки. Он видел, Тошке совсем плохо, боялся, что она может потерять сознание. Пересел на диванчик к ней поближе и обнял за плечи. Девочка сидела, опустив подбородок на грудь, потом подняла голову и очень спокойным безжизненным голосом спросила:
– Леонид Александрович, когда меня заберут?
Тут Эмик буквально взорвался, колотя кулаком по колену:
– ТЕБЯ. НИКТО. НИКУДА. НЕ. ЗАБЕРЕТ!!!
– Эмик, не кричи. Успокойся. Тошка, я тебе – дед, мы же договаривались. Это мы официально оформим обязательно. Тебя от меня никто не заберет – это тебе могу пообещать твердо. Мы сейчас ждем юриста, который нам все расскажет, надеюсь и поможет. Он мой старинный приятель и очень хорош в своем деле.
Эмика трясло, Тошка сидела оглушенная новостями, и не знала, что и думать. Страх сковывал мозг, мешая анализировать сложившуюся ситуацию. Знаний отчаянно не хватало. Нужен кто-то, кто даст дельный совет, тот, кто не заинтересован во всей этой истории. Взгляд упал за окно, а там, у обочины стоял Пижон и с кем-то разговаривал. Она вскочила со своего места и замерла.
Александр Александрович Белояров разговаривал с заведующим клинической лабораторией своего медицинского центра. Краем глаза заметил какое-то движение за стеклом кафе и увидел Тошку, несчастную, потерянную, со слезами на глазах и дрожащими губами. Сердце совершило кульбит: его девочке было плохо. Ее кто-то обидел? Может проблемы со здоровьем или поссорилась с кем? Двойку получила или лекцию прогуляла? Пока эти мысли проносились в голове, рука сама потянулась к собеседнику в прощальном рукопожатии, а ноги уже шли по направлению к крыльцу.
– Тоша! – Его окрик практически совпал с тем моментом, когда девочка влетела в его объятия.
– Воробушек, что случилось?
Тошка захлебывалась в слезах, пытаясь связно что-то рассказать, но получалось так страшно, что тот моментально понял, сейчас у него самого случится истерика и уже он будет все тут крушить.
– Меня в детдом.. снова.. а они.. что я … совсем… коррекционный он теперь… а они … документы… а я… теперь … отклонение… а я … нет у меня такого… я же здорова… я учусь в университете… а они.. что надо… возвращаться…
Саша кивком поздоровался с Эмиком, протянул руку для пожатия Леониду Александровичу, посадил ее рядом с собою на диванчик, кивнул официантке:
– Воды со льдом и лимоном, потом чаю, горячего черного с сахаром. Блюдо пирожных. Лучше со взбитыми сливками и фруктами. Спасибо!
Официантка, наблюдавшая как из оптимистичной, смешливой непоседы девочка превратилась в маленький комочек горя и отчаяния, тоже была расстроена.
Тошка держала стакан воды со льдом и потихоньку успокаивалась. Зубки уже не стучали о край, а глазки внимательно изучали большое блюдо с разнообразным десертом.
Убедившись, что девочка уверенно держит в руках стакан, и заинтересованно оглядывает поданные сладости, Белояров поинтересовался:
– Что происходит?
Александр, как только вошел, сразу заметил и бледное лицо Леонида Александровича, и какую-то злую растерянность молодого человека, обратил внимание на его беспокойные руки, которые крутили Тошкину заколку. Эмик попытался ответить:
– Сейчас приедет директор детского дома с юристом и психологом. Подделали документы, написали, что Тошка нуждается в коррекционном обучении и постоянном надзоре, потому хотят ее забрать. Она несовершеннолетняя и жить будет там. Представляете? В коррекционном детском доме, среди психов и идиотов! В коррекционном! Для нее уже приготовили строгие условия проживания, потому, что девочка склонна к побегам и агрессивна!
Эмик постарался взять себя в руки и уже спокойнее продолжил рассказ:
– Сбежали мы оттуда, пять лет назад. Понимаете?! Сбежали! Потому, что не выдержали! Потому, что узнали кое-что! А это был обычный детский дом! А теперь интернат для психбольных! И они ее как-то нашли!!! – Эмик сорвался на крик.
Ким накрыл своей рукой сжатые в кулак пальцы внука:
– Никто никого никуда не заберет. Эмик, успокойся, – Леониду Александровичу самому очень тяжело давалось видимость внешнего спокойствия, но он держался. Для того чтобы все это закончилось так, как они задумали, необходимо было именно спокойствие. Только со спокойным внешним видом можно построить, – так он думал, – конструктивный диалог.
– Подождите, – Белояров младший явно недоумевал, – почему забрать, она же совершеннолетняя.
– Нет, Тоше только шестнадцать, в июле будет семнадцать. Формально она должна находиться в этом богоугодном заведении, так как по документам нуждается в постоянном надзоре и одна, самостоятельно проживать не может. Вот так-то, – Леонид Александрович, потер лоб, пытаясь разогнать начинающуюся головную боль.
Белояров, не спуская глаз с девочки, пододвинул ей чашку чая, что только что принесли:
– Итак, если все правильно понял, Эмик и Тошка сбежали из детского дома…, сколько лет назад?
– Пять с хвостиком. Свидетельства о рождении мы забрали.
– Эмик, тебе теперь…?
– Девятнадцать, почти. Я совершеннолетний.
– А у Тоши нет других родственников, опекунов или попечителей. Погодите, Эмик, так ты же брат…
Молодой человек покачал головой:
– Формально я ей никто. Мы вместе держались в детдоме и потом сбежали.
Таня схватилась рукой за толстовку Эмика:
– Мы брат и сестра! Эмик!
– Тихо, не шуми. Брат и сестра, только по документам мы друг другу никто, понимаешь?
Девочка удрученно кивнула. Александр Александрович глядел на эту пару и удивлялся увиденному. На его взгляд они были ближайшими родственниками, до того были похожи:
– То есть Таня несовершеннолетняя и одна. Поэтому ее ждет этот интернат?
– Да, все именно так. Только Тошку нельзя отдавать. Что там на самом деле есть, мы не знаем. Ее там некому будет защитить, – Эмик с ожиданием смотрел на Александра Александровича.
– Значит, пока все не выяснится, мы ее спрячем, и будем искать выход из ситуации,– Александр бросил взгляд на Леонида Александровича, тот согласно кивнул головой, а Белояров продолжил, – это – во-первых. Во-вторых, жить Тошка пока будет у нас в усадьбе, на попечении нашей экономки. Университет пропускать – это себя не любить, потом от отработок не отмажешься. Возить в универ будет Федюня – это опытный шофер, мы его убедительно попросим. Давай, Тоша, вытирай носик, бери пирожное.
Входные двери мигнули солнечным зайчиком, к столу не торопясь подошел Родин Андрей Вячеславович – адвокат и давний приятель Кима. Мужчины поздоровались, Леонид Александрович представил его всем.
– Вы уже в курсе наших проблем? – Александр Александрович внимательно смотрел на высокого, подтянутого седовласого мужчину. Он слышал эту фамилию от отца, который сетовал иной раз, что в суде не Родин представляет интересы их стороны.
– Да, мы коротенько переговорили. Предлагаю спрятать девочку до выяснения обстоятельств.
Крупная мужская фигура склонилась над столом в сторону оробевшей девочки:
– Таня, ты же склонна к побегу, – Андрей Вячеславович с ироничной интонацией обратился к Тошке, – вот и побегаешь от этих странных людей, а мы пока разберемся.
– Мы тоже так решили. Она поживет пока в усадьбе моего отца. Там безопасно, ее повозят на занятия и присмотрят, пока ситуация не прояснится. Что-то здесь все как-то мутно и непонятно.
– Только я без Эмика никуда не поеду, – Тоша держала в обеих руках по пирожному, но увидев, что на нее обратили внимание, застеснялась и тут же все вернула на блюдо.
– С Эмиком, значит с Эмиком. Давайте-ка в машину оба и сидите там, пока мы не посмотрим на директора детского дома и всех прочих персонажей.
Эмик получил брелок с ключами и они, держась за руки, осторожно оглядываясь, вышли из кафе, и направились к машине. Минут через двадцать Эмик вернулся.
– Уснула как то быстро, я ее запер.
Он заметно успокоился, видно было, что готовится к бою и так просто сестру не отдаст, в любом случае будет за нее биться.
Александр Александрович достал телефон, отойдя к соседнему свободному столику, негромко начал с кем-то переговариваться:
– Валера, привет, дружище! Да, вернулся! Валер, времени нет. Ты в своем старом ведомстве? Мне нужен профи по детским вопросам. Суть? Девочку шестнадцати лет, умышленно оставили в детском доме, когда его переформировали в коррекционный. Документы, по всей вероятности сфабриковали. Девочку? Не только видел, но и работал с ней в паре. Она студентка иняза, в холдинге у отца переводчиком синхронистом: английский-немецкий-французский-испанский-итальянский и еще что-то там восточное.
Он послушал собеседника и продолжил:
– Надо разбираться, потому как странно все это. Что? Девочка? Да, очень хорошенькая. Физических или психических недостатков нет никаких, по крайней мере, я за два дня ничего не увидел. Мы сейчас ждем этих деятелей. Они за Тошкой должны приехать и забрать ее. До выяснения обстоятельств. Она, по их мнению, будет жить в этом коррекционном дурдоме. Мы? Сидим в кафе «Золотой ключик» на Раздольном. Давай, ждем. Да, мы их придержим до твоего приезда.
Еще один звонок брату.
– Леш, ты в конторе? Мне нужен юрист. Поговори с отцом, кто в отделе поопытней и понаглей, пусть пришлет его ко мне в кафе «Золотой ключик» на Раздольном. Поторопи, я встречу и ситуацию обрисую. Леш, не до объяснений, все потом.
