Kitabı oku: «У Истока. Хранители. Том 2. Таёжный пояс», sayfa 3
Она облегчённо вздохнула. Не верилось, что вот так вдруг всё изменилось в одночасье и долгая сложная жизнь закончилась. Не в одиночестве от людей в мире, не в одиночестве от маленькой дочки или от её несостоявшейся любви, не в одиночестве от любимой и дорогой бабули, а в одиночестве от своих, таких же, как она. Она не сошла с ума, она действительно избранная. Для чего и зачем, кем и почему – это сейчас было настолько не важно. Стало мгновенно легко и хорошо от того, что она не одна. Их хотя бы двое. И дед, он точно вечный. Он расскажет ей, что тут вообще творится последние шесть тысяч лет или сколько он там помнит… А ей ещё и 30-то нет, а она уже устала, каково же ему?
– Итак, – снова напомнил о себе дед.
– Да, вот так мы и жили с бабулей. Она одно умела, а я совсем другое. Я скрывала ото всех, кроме неё, что умею, она скрывала ото всех, что умеет. Наверное, так всегда было. Потом бабушка умерла и я порастеряла всё, что знала, не могла поверить, что жизнь так жестока ко мне, что отняла у меня всех. И какая я тогда ведьма, или бабуля, если мы не могли предотвратить смерть моих родителей или хотя бы увидеть её, не могли вылечить Илью. Да что там… Даже любимого не сберегла. А замуж? Ну разве нормальная ведьма может выйти замуж так! Это же немыслимо. Конечно, нет.
Ведьма сокрушённо развела руками.
Дед всё так же по-доброму улыбался и молчал. Она поправила салфетки на столе, вытерла мелкой испачканную мёдом и кашей мордашку и вложила ей в руки кружку с ягодным морсом.
– Глупая, да? – наконец спросила она.
– Нет, отчего же. Просто слушаю тебя. Сегодня ты это без эмоций почти говоришь. Это хорошо. Ты готова к следующей ступени на своей лестнице вверх.
– Ну хоть вверх. Внизу я уже на всё насмотрелась.
– Вверх, дочка, вверх. Не сомневайся.
– И, слава богу, а то сил нет уже как прежде.
– Так обычно и бывает. Падаешь до самого дна, и оттуда дорога только наверх.
– Всплывать, значит, будем.
– Само собой.
– Тогда разреши, дед, спрошу, кто же мы и почему ты сказал, что ждал меня и зачем?
– Ждал, чтобы научить. Мы, то есть ты и я, воины света. Рождены мы в Истоке, самим Истоком и несём свет, одновременно защищая и преумножая его. Душа, как ты знаешь, вечна. Поэтому в некотором смысле мы тоже вечны. Просто кочуем из мира в мир, чтобы исполнять волю Истока.
– Исток – что это? Земля – не наш дом? Таких вот людей?
– Дом. Это самое верное слово. Именно Дом. Мы все родом оттуда, из Истока. Там Дом. Ты, я, твой хранитель… Все, кто был избран, чтобы нести Свет.
– А кем избран?
– Самим Истоком.
– То есть, это не планета?
Дед отрицательно покачал головой. Он смотрел на неё с интересом.
Она чувствовала, что он ждёт. Ждёт, что она сама вспомнит или почувствует, что есть Исток.
Она снова тонула в его глазах, ища ответа где-то там, в глубине.
Исток. Слово это каждый раз поднимало в её душе волну какой-то нежности и любви, как будто там что-то давно потерянное, но такое родное.
– А я помню, что это такое? Ну, Исток.
– Ты чувствуешь и знаешь, что это такое, просто нужно вспомнить.
– А как?
– Просто позови.
Ведьма удивлённо подняла бровь.
– Да. Так просто. Между творцом и душой, им сотворённой, нет посредников. Все, кто себя таковыми объявляет, шарлатаны и самозванцы. Он слышит тебя, и чувствует, как каждую душу во Вселенной, как каждую пылинку, каждый атом. Мы тело его и дыхание, плоть и кровь. Мы сами – творец и сотворённое им бытие, а какой тебе нужен посредник? Позови и душа сама тебе путь к Дому укажет. Просто надо очень верить и устремиться к нему всем своим существом, всею душой…
Голос его дрогнул, он опустил глаза и заметно ссутулился.
Ведьма замерла от какого-то непонятного чувства, больно уколовшего её в самое сердце. Она только что взлетела, устремившись за словами деда, удивляясь тому, что сама может выйти на какой-то высший разум, создавший всё, что есть в этом мире, и глубоко в космосе, и вообще везде. И вдруг как будто рухнула в терновый куст, уколов об острый шип самое сердце.
Дед покивал головой:
– Ты чувствуешь боль другого хранителя, как свою, именно потому, что мы с тобой так похожи.
Он медленно поднял голову. В его глазах стояли слёзы.
– Это великое чудо и испытание. Любовь Истока ко всему сущему и каждой живой души к своему создателю – это необыкновенной глубины и мощи сила. Не каждой живой душе дано испытать это. Для того, чтобы легко и свободно чувствовать эту связь, надо быть чистым сердцем и душой надо быть искренним и надо верить до самого последнего уголка души, абсолютно, без условий, без сомнений, как дети, и тогда ты услышишь его голос внутри себя, в себе, ты будешь говорить с ним и будешь говорить его голосом. Он будет смотреть через твои глаза на этот мир и ты это почувствуешь.
Ведьма вся покрылась мурашками и замерла, как будто потянувшись вся к деду, то ли чтобы утешить его в этом непонятном болезненном чувстве, где-то между абсолютной Любовью и неизбывным страданием. Что это, она не понимала. Зато отчётливо осознавала, что без живой связи с Истоком, вот такая боль – это как раз и есть признак разрыва этого единства. Вот что мешает, что болит и что тянет. Теперь предстояло найти вторую сторону этой медали – абсолютное соединение, где этой боли нет.
Вторжение какого-то могущественного высшего разума в её собственный внутренний мир очень пугало. Она так боялась, что это святое и великое нечто, творец, отец всего сущего, бог, увидит все уголки её души, все её страхи, все грехи, все дурные мысли и сомнения, и тогда без разговоров исчезнет из её жизни раз и навсегда. И никакой избранности, никакого служения, никакой вечности. Тут же колыхнулся страх ещё более глубокий, чей образ неизбежно олицетворял муж. А за ним другой страх – никогда не наладить отношения с ним, своим любимым, имя теперь которому – Хранитель.
– Ничего не бойся. Это абсолютная чистая Любовь и безопасность, это чистый Свет. Свет творения. Ты достойна и ты это знаешь. Страхи твои – это нормально. Перед лицом абсолютного и чистого Истока, творца всего сущего, бога в мирском понимании, любая душа чувствует страх и несовершенство. Но это лишь страх, который рождается в цивилизации. А душа, рождённая Истоком, никакого страха перед ним не испытывает, когда чувствует его Любовь. Как только ты первый раз по-настоящему поймёшь, что он с тобой говорит, ты увидишь, что все твои страхи – это лишь опыт земной жизни. Ему до них дела нет. Он создал тебя чистой и для него ты чистая. Ибо не совершала ничего такого, что шло бы вразрез с предназначением хранителей. Только и всего. Все земные тяготы и заботы – это опыт. И если этот опыт растит душу, он только благословит тебя и покажет твой истинный путь. Не сотвори зла, неси свет и он всегда будет с тобой и в тебе. Ты дитя Истока и он тебя любит. Помни это и зови его из любви, из сердца, всем сердцем.
Глава 6. Что делать?
Ведьма никак не могла найти себе приложение сил в доме деда. Она привыкла за несколько лет в плену у мужа, что она просто домохозяйка и ей остаются только щи-борщи и стиралка с пылесосом. У деда же было идеально чисто, как будто сор и пыль не смели пересекать порога дома. Казалось, даже с собаки шерсть не падает, не говоря уже о песке с лап. Она вспоминала Терезу, с которой после прогулки песок сыпался бесконечно, сколько лапы не мой. Здесь же чистота была во всём: в воздухе, в душе, в доме, в каждом слове и деле.
Дед только хитро улыбался, сам рано утром стряпал завтрак, а к вечеру строго велел ничего не делать и баловал приготовленными в печи лакомствами. Девушка могла только с восторгом смотреть на это колдовство. Гигантская конструкция в полдома готовила изумительные пироги, дивную кашу и такой наваристый и ароматный борщ, что дочка уже сама отнимала ложку и, заливаясь бульоном, с удовольствием лопала, широко улыбаясь деду.
– Вот ведь понимает, что это не я готовила, – качала головой ведьма, блаженно жмурясь над тарелкой. – Вот как он такой получается. Невероятно. Никогда на плитке такого не приготовишь.
– Само собой, – охотно соглашался дед, отрывая от большой краюхи кусок пышного белого хлеба.
– И хлеб тоже, – ведьма понюхала ломоть. – Я прямо надышаться не могу. Запах настолько другой по сравнению с магазинным, но какой-то прямо родной. Дышу им и надышаться не могу.
– Ещё бы, – с удовольствием поддакивал дед.
– Никогда у меня так не получится, – она откусила кусок и скулы свело.
– Получится, – очень уверенно ответил дед, помешивая деревянной ложкой с резным навершием дымящийся борщ.
– Это сколько лет тренироваться надо, – улыбнулась ведьма, – тысяч шесть, как Вы?
– Да больше, больше, – от души расхохотался дед. – Это только бульон варить шесть, а ещё печь растапливать и картошку меленько так резать, тут вообще сноровка нужна.
– Про печь я и думать боюсь. Для меня знания тут заканчиваются на фразе: по щучьему веленью, по моему хотенью, вези меня, печь, к царю сама. Ну и так далее.
– Не переживай, всё получится. Плиту справлю, если тебе прямо неймётся самой готовить. Но в печке вкуснее.
– Невероятно вкусно, – ведьма закивала.
– О чём и речь. Ты ешь и дочка пусть ест. Вырастет большая и умница, – он ласково погладил кроху по голове.
Та отрывала белый хлеб маленькими кусочками и бросала в борщ, потом ловила ложкой и, жмурясь, пыталась попасть ложкой в рот.
– Поросёнок, – ведьма потянулась, чтобы вытереть её полотенцем. Мелькнула мысль, что в таком доме, наверное, и пятновыводителя нет, никто ж борщ не плещет на себя. Дед опередил её, вытер моську малышки хлебом и вложил ей в руку. Девчушка улыбнулась, набрала ложку, половину пролила себе на подбородок, вытерла хлебом и откусила.
– Вот, видишь… – показал дед.
– Да вы вообще без слов общаетесь, на минуточку. Ничего, что ей только-только второй год пошёл?
– Не знаю, у меня детей нет, – дед улыбался и не отводил глаз от довольной малышки.
Ведьма не нашлась, что сказать, вдруг обидит. Дед, по всему понятно, вечный. Но есть ли у воинов света дети? У неё вот есть. Или у него тоже были, когда-то тысячи лет назад… Не те ли это боги, которые к земным женщинам в гости захаживали? Тогда детей уже точно в живых нет, нечего и бередить раны.
Дед как-то странно повёл бровью, но всё равно глаз с малышки не спускал, а она продолжала плескаться в борще, ожидая одобрения именно от него.
«А что, если он с ней разговаривает мыслями?» – пронеслось в голове у ведьмы.
Дед подмигнул мелкой и принялся за еду.
После ужина ведьма купала дочку, стирала заляпанные полотенца и скатерть в тазике с каким-то серовато-зелёным порошком, что выдал дед. Собиралась ещё посуду помыть, но тот уже всё прибрал, постелил свежую скатерть, поставил на стол тарелку с конфетами и прочими чайными лакомствами и сел к свету вырезать какую-то фигурку из липовой чурки.
– Так, чем ещё помочь? – ведьма присела рядом, внимательно наблюдая за его выверенными движениями.
– А что ты хочешь, дочка, то и делай. Хочешь плакать – плачь, хочешь танцевать – танцуй. Пой, например. Потеряла гармонию – вставай и начинай двигаться, почувствуй, как Сила проходит через тебя. Она никогда не прекращает своё течение, просто русло сбивается, заваливается мусором, обидами, страхами. Камни страха, они знаешь какие, огромнейшие, – дед развёл руками.
В одной был небольшой ножик, которым он резал деревяшку, в другой заготовка какого-то зверя.
«Огромные, – подумала она. – Вот как между ножом и куском дерева пропасть. И только человек мог придумать нож и из дерева вырезать фигурку. А это едва ли не первые вещи, которые человек сделал просто так и получал удовольствие. Искусство. Движение души, голос сердца, сила. Сила. Вот так просто».
– Вот так просто, – как будто повторил её мысли старик.
Её ещё пугало это стопроцентное умение читать мысли, но она тоже так хотела. Вот так чувствовать тонко, полно, до последнего сокрытого слова, чтобы помогать. Как он ей сейчас. Просто, ненавязчиво. Точно в то место, где надо было убрать камень с пути. И ведь по сути это не она убирает проблемы в своей жизни, а он точно ей подсказывает, где они лежат и как их преодолеть. А сама она перед этими завалами чуть не сошла с ума. Сама она металась в агонии страха и боли и едва нашла силы бежать.
Самый коварный враг любого дела – страх. Понятно, что когда он сопряжён с потерями, с настоящей физической опасностью, страхом смерти или увечий, он тяжёл и непреодолим порой. Но и моральные страдания тоже могут быть велики. Страх будущего, когда в одиночку в пустоту, а когда с ребёнком на руках в пустоту?
– Будь спокоен. Со спокойствием придёт осознание. С осознанием придёт радость. С радостью придёт счастье. Главное, что мы можем воздать богу, это хваление природы, благодарность вот за это вот всё! – дед широко повёл рукой. – За каждую былинку, за каждое облачко и капельку дождя, за глоток воздуха, за жизнь, за то, что в милости своей безбрежной он дал нам глаза, руки и ноги. И сердце горячее, чтобы видеть, ощущать, любить жизнь и всю её полноту. Понимаешь?
Она кивнула, чувствуя буквально каждой клеточкой тела какую-то счастливую дрожь от того, что всё это так, что она чувствует именно это, ощущает жизнь, её движение, её стремительные повороты и любовь творца, который, проведя тернистыми тропами, наконец, вывел её в начало того самого пути, сомнений в котором нет ни на минуту.
Глава 7. Воплощение
Ведьма сидела на ступеньке босая, с удовольствием касаясь пальцами шёлковой прохладной травки. Снежок лежал рядом, подставив свою большую лохматую голову, и наслаждался вниманием и нежностью сразу двух хозяек. Малышка с видимым удовольствием мяла его пушистый бок. А ведьма гладила по голове и приговаривала, какой он умный и спокойный, и заботливый, настоящий друг, верный, сильный, мудрый. Снежок даже глаза закрыл.
Дед вышел на крылечко со своей очередной поделкой и запахло свежей стружкой.
– Кто будет? – спросила не оборачиваясь ведьма.
– Подарок будет. Родные боги.
– Хорошо это, – глубоко вздохнув, сказала она. – Помню, как была у родового дерева. Там столько народу. В городе древнем была, как дома. Тоже хорошо было. Так странно, что мы и тут, и там, и всё одно. И этим родня, и на других планетах тоже родня. И вообще сложно понять, кто роднее. Эти, что по крови, или те, что по духу.
– А всё одно, дочка, всё одно, – ответил дед.
– Не понятно это. Я так и к роду каких-нибудь инопланетян принадлежу, что на нас не похожи ни сном, ни духом.
– Ну, духом как раз похожи, а вот сном… – усмехнулся дед.
– И всё-таки, как это устроено?
– А так устроено, что всё Исток породил из себя одного. И так было, и так будет снова. И ты, и собака, и дерево. Всё из него и всё зачем-то. Вот только материя – это одно, а дух – это другое. И дух этот может быть в ком хочешь и в чём хочешь. Сегодня Исток тебя здесь воплотит, завтра там. И твоя душа несёт свет туда, где он нужен больше всего. Вот Снежок несёт света сколько.
– Да, это просто настоящий хранитель. Необыкновенно, как вы его воспитали?
– Да при чём тут я. Он таким воплотился. Задача у него такая. Он всё понимает.
– То есть он был человеком когда-то?
– Не исключено. Я душу его вижу, да и ты можешь. Если захочешь, конечно.
– То есть как? Душу увидеть? Собаки? – ведьма повернулась, настолько позволяла огромная собачья тушка с навалившейся на него малышкой.
– А вот так. Учиться тебе надо. У тебя чутьё есть. Ты же чувствуешь хороших и плохих людей. Вот это с того же боку заходить надо. Только не специально, а наоборот расслабившись. Тебе, дочка, сначала надо научиться доверять своему чутью и своей Силе. А для того надо перестать напрягаться, всё контролировать и позволить Силе течь через тебя.
– Да как же не контролировать, вот так и нельзя, чтобы всё само шло..?
– А оно всё само и без тебя идёт. Это только твоего ума потуги, всё контролировать, а в Истоке всё решено и записано, как чему быть.
– То есть вот прямо всё и что бы я ни делала, всё так и будет? То есть и страдания предрешены?
– И страдания предрешены. Просто пока ты сопротивляешься и идёшь из ума, их как будто бы больше, а когда поймёшь, что бог есть любовь, что Исток есть любовь и бог, что он вечен, бесконечен и суть всего, тогда потечёт всё в тебе: сила, любовь, знания, умения видеть такое, о существовании чего ты и не знала никогда и никто тебе не говорил.
– Так просто? – удивилась ведьма.
– А ты думаешь это просто? – дед даже отложил свои поделки.
Ведьма смутилась и сильно покраснела.
– Я не то хотела сказать… Не то, что это прям суперпросто, а что истина так проста. Не суетиться и принять.
– Вспомни на минутку историю девы Марии, которая приняла всё от первого гласа архангела о её избранности до своей смерти. Могла бы принять такое знание о своём дитя и безропотно пронести этот крест, который едва ли не тяжелее того, что нёс её сын?
Ведьма поджала губы и боялась поднять глаза.
– А придётся, – каким-то другим глубоким голосом сказал дед.
Краска мгновенно отхлынула от её лица и всё похолодело:
– Только не говори, что я избранная для того, чтобы отдать своё дитя за…
– Нет, ты сама всё пройдёшь. Ты избранная, её судьбу я не вижу пока.
Ведьма тяжело выдохнула. Говорить не хотелось. Да и непонятно, о чём. Историю девы Марии она пережила ещё лет в 14. Так глубоко затронула она её. Она буквально физически чувствовала боль и страдания её души, пытавшейся смириться с неизбежным, боль от понимания того, что ей, единственной в истории человечества, суждена миссия невыполнимая. И с неё нельзя соскочить. Она мать бога, будущего спасителя и её избрали для этого креста. Её сын пробудет с ней недолго и его жизнь будет подчинена миссии и спасению будущего человечества и она не сможет его спасти, не сможет вымолить его жизнь у бога, не сможет изменить будущее, которое уже предначертано этим жестоким богом, в которого они так верят. Не сможет и сам Иисус вымолить у своего отца, вообще-то, свою жизнь. И зачем такая жестокость? Почему к своему ребёнку такая жестокость? Почему Он создал, а теперь пытает людей? Пытает своего сына? В чём смысл? Как верить в такого бога? А средневековье? А травля христиан львами в первые века истории нового мира? Да что это за мир такой кровавый и бездумный? А фашисты, а все эти войны? Почему, за что, зачем? Как можно это терпеть и не видеть очевидного: бог есть любовь и снискать его благосклонность можно только любовью всех ко всем. И вообще, если просто всех любить и все будут любить всех, то рай наступит здесь. Вот прямо здесь на этой необыкновенно прекрасной плодородной щедрой планете, на этой жемчужине в бескрайнем космосе. Наш дом, каждая страна – одна комната в доме, каждый океан – это чистые глаза, каждый лес – лёгкие и ковёр, каждое животное – брат твой, а не пища. И воздух сладок и мягок, и вечность возможна…
Она расплакалась.
Дед подсел к ней и обнял её за плечи.
– Ты посмотри, как тебя, детонька. Ты избранная. Твоя душа так стремительно несётся к свету, так истосковалась по любви. Ты самая яркая звезда Истока. Ты – это он сам воплощённый. Он недаром тебя послал. Ты изменишь мир.
– А я смогу? – в её глазах было столько мольбы и страха, столько веры в то, что кто-то вместе с ней разделит этот путь, что дед не смог ответить ничего, кроме:
– Конечно, да. Иначе бы он не выбрал тебя.
Она прислонилась к его плечу, тихонько вытирала слёзы рукавом и молчала. А он смотрел на пламенеющий от закатного солнца лес и пытался сам поверить в то, что сказал. На его нынешний вечный век не приходилось ни одного конца света, кроме того, что он устроил сам. Войны были, много войн. Очень много. Но такого он не помнил.
Каждому миру при его создании были даны свои легенды и пророчества. Фактически была дана вся история его существования и дальше люди и нелюди тоже в каждом своём мире плясали от этого общего начального эпоса, кто во что горазд. И каждый раз они были в эпицентре этого танца жизни и смерти. Каждый раз кто-то отдавал свою жизнь за людей и нелюдей на всех планетах подряд, чтобы они верили, чтобы в страданиях и радости рождался новый более прогрессивный и сильный мир, чтобы крепла душа, чтобы однажды накопилась эта самая Сила Света в миллионах душ, которые откинут тьму куда-то дальше и защитят свой мир.
Когда-то где-то мир становится сильнее. Когда-то где-то силы тьмы ничего уже не могут сделать против Света. Когда-то где-то, наверное, мир становится светлым весь, все души сильными, тогда Исток воцаряется в каждой капле воды в этом мире, в каждой капле крови, в каждом дыхании, что славит его ежечасно. Тогда воины света отправляются дальше и дальше, к краю Вселенной, чтобы снова и снова от начала до конца пройти этот же путь с тем же почти набором демонов и героев. И так будет до какого-то невидимого пока ими самими конца, когда будет достигнут край Вселенной или пока Исток пожелает, кто знает.
