«Тюремная исповедь» kitabının incelemeleri, sayfa 7

Изящно написанное письмо любовнику, который стал причиной заключения. В этой истории хороши все: и Оскар, который решил показать всем, как он умеет любить, и Бози, использовавший незадачливого ухажера для своих целей. Приблизительно с 20-й страницы начинает бесить лицемерие. Я-де так тебя любил, во всем виноват только я, но, дружочек, я заплатил за твой обед 15 фунтов, купил тебе книг на еще сколько-то фунтов, заказал виноград тебе из Лондона, а ты меня не ценишь. Я так тебя люблю, а ты меня не достоин. и чего ты мне не пишешь? Вот хочется дать пощечину Уайльду: хей, а про жену и ее чувства ты забыл? а она страдала. а про детей? а твой ненаглядный Бози просил тебя о твоих жертвах? к чему твоя любовь, если ты ею коришь, если делаешь человека обязанным? к чему твои лживые слова про счастье бедности и будущее попрошайки? зачем это признание, будто тюрьма многому тебя научила и ты не очень-то жалеешь? после освобождения не будет написано ни строчки. это то, что тебя сломило. так зачем всем врать? в общем, это книга - интеллектуальное наматывание соплей на кулак. ах! я гениален, а ты мне не пишешь, хнык. прекрасный язык. светлый ум. непомерное самомнение.

Когда-то моя преподавательница английской литературы назвала эту вещь страшной, и, кажется, теперь я понимаю, почему. На самом деле, это любовное письмо, полное отчаяния, обиды, обвинений и упреков, - длинное любовное письмо, которое Оскар Уайльд писал своему "другу" Альфреду Дугласу из Рэдингтонской тюрьмы, куда на два года угодил за "безнравственное поведение". Проще говоря, за ту самую "дружбу" с этим молодым человеком (а заодно и другими) и посредством его отца. Это письмо названо им самим исповедью и покаянием, но покаяния в нем маловато. Писатель признает за собой слабости и страсти, которые привели его в тюрьму, но отрицает собственную вину в подобных связях саму по себе. Да и вообще, чувствуется, как высоко сам Уайльд себя и свою роль художника на земле рассматривает, можно сказать, что самомнение весьма завышенное, - но, во-первых, отнюдь не безосновательно, ему есть чем гордиться, а во-вторых, в тех условиях, в которые его загнали обстоятельства и он сам, а также общественное мнение, что еще ему оставалось, как цепляться за собственную значимость? А страшная эта вещь потому, что видно, в каком состоянии душевного отчаяния находился автор письма, в каком нелегком положении оказался и какие мысли его обуревали. Собственно, это необходимо помнить во время чтения, - иначе может показаться, что Альфред окончательное чудовище, сгубившее жизнь гениального писателя. Можно представить себе, что, в таком положении, в каком находился Уайльд, в голову действительно могли полезть только самые мрачные мысли, самые болезненные предположения, подпитываемые к тому же неприятными слухами, переданными через третьи руки. Бесспорно, Дуглас сыграл в судьбе писателя поистине роковую роль, но, если бы все было на самом деле так плохо, вряд ли бы потом, насколько я знаю, Уайльд вернулся бы к нему и, более того, отрекся от этого письма как от выражения своих чувств к Бози, но не как от литературного произведения. Как произведение, содержащее в себе литературную ценность, оно, кстати, весьма интересно. Орнаменталистский стиль Уайльда проявляет себя и здесь, но строчки дышат к тому же глубокой интимной эмоциональностью, поскольку De profundis - все-таки, не художественный роман, это личное обращение.

Не хочется говорить о книге, о письме, а хочется говорить о человеке - об Оскаре Уайльде. Это тот самый случай, когда человек, пишущий истории, сам являет собой не менее увлекательную, одновременно трагичную и светлую, историю. Прочитав "Тюремную исповедь", вы получите уникальный шанс взглянуть на мир глазами писателя, человека, в словах и мыслях, в самой сути которого заключена истинная красота. Это та красота и та свобода духа, которые помогают понимать, прощать, любить. Письмо действительно нельзя назвать никак иначе, кроме как исповедью. Потому что оно создано не для того, чтобы только обвинять или оправдывать, не для того, чтобы плакать и жаловаться, а для того, чтобы по его строкам, как по ступеням длинной лестницы, прийти к тому самому смирению, о котором пишет автор, к тому самому всепрощению, к своей собственной свободе, свободе духа, победившего отчаяние и обиды, победившего в самом себе всё низменное и взрастившего в себе самые высокие чувства. Это письмо о том, что непременно нужно уметь заглядывать в самую глубь вещей и событий, о том, что каждый человек - уникален, и о том, что этот человек не вещь, и каждый из нас обязан нести ответственность за того, кто рядом с ним.

Но, может быть, я избран был для другой миссии – научить тебя, в чем смысл Страдания и в чем его красота.

Оскар Уайльд... Для меня это не просто еще одно громкое имя в литературе. Оскар Уайльд... На его сказках я вырос, его пьесы скрасили мою юность. Оскар Уайльд... Кто мог знать, что за этими прекрасными рукописями скрывалась такая боль, такая любовь и такая высокая и чистая душа? "Тюремная исповедь". Настолько Уайльд еще не был откровенен со своим читателем. Да и не для массовой аудитории он старался. Для него, единственного и любимого, любовь к которому он пронес через месяцы заключений, через общественное порицание. Это не просто исповедь, не обвинение Лорда Дугласа и никак не оправдание перед обществом. Нет, это нечто большое, нечто такое, что могла породить только душа Художника. Настоящий крик о помощи, мольба о понимании и прощении. Но не у общества, ни у близких он просит этого прощения, а у самого себя. Одиночество, сырая камера, в которой даже "засохший белый хлеб" кажется настоящим лакомством, а единственный, кто может согреть не пишет уже много месяцев и лишь кутит в знаменитых ресторанах. А в голове одни и те же вопросы: "Как жить дальше?", "Смогу ли я творить?" "И как же там он..." И всего один ответ "Любовь не умирает!"

Впечатлило. Впечатлила глубина самоанализа. Тюремная исповедь открыла мне чувство смирения, о котором я раньше никогда не задумывалась.

Domine, non sum dignus (Господи, я не достоин.)

Аннотация обещала самоиронию автора, в исповеди же - анализ прожитой жизни, самоанализ, анализ поведения друга, обвинение, но не особо много самообвинения, скорее горечь и слегка гордыня. Пройдя через Страдание и сохранив Любовь в душе, он настолько объективен, что из его уст это звучит нескромно. Оказалось, что в "Дориане" очень много автобиографичного: неумеренные наслаждения, вечная юность, соприкасающийся с добродетелью порок. А между тем, Уайльд умер в 46 лет, так и не оценив старости, от которой так бежал. Большая беда Уайльда в том, что он прекрасно знает себе цену и не стесняется этого. Исповедь о том, как преображение ломает человека.

Этот человек был НЕВЫНОСИМ!!!!! Но я полюбил его еще больше, ведь каждое слово, написанное им в этом послании, отзывается эхом в моем сердце.

А все, что понято - прощено. Угол его зрения на все, о чем он пишет, мне более чем понятен, не потому, что он доступно это объясняет, но потому, что такая позиция мне близка.

Его письмо очень трогательно и полно тоски... Но я не верю ни единому утверждению. Потому как сочится из-за под этого смирения упоение собственной слабостью и наслаждение заключением. Несчастный мазохист. И это мне понятно.

Чтение "письма автора" стало чем-то новым в моей литературной жизни. Читается тяжело, возникает ощущение, что ты роешься в грязном белье писателя, к тому же с его разрешения. После прочтения чувствуешь себя опустошенным. Я не хочу оправдывать ни Оскара, ни Альфреда, но я убежден, что в происходившем тогда были виноваты оба. Мы не можем объективно судить человека, с которым никогда лично не общались, мы не знаем, что на самом деле было в голове у Уайльда, но мы способны оценить всю Красоту и Гениальность его произведений. Вернуться к Уайльду я в ближайшее время не смогу, но могу уверенно сказать, что он смог проникнуть ко мне в самое сердце и стать одним из любимых писателей.

Когда начинаешь читать, порыв чувств и эмоций одолевает тебя с первой строчки:"Дорогой Бози!"! С первой строчки мы можем понять, осознать, почувствовать, как Оскар Уайльд относился, относится к Альфреду Дугласу. Не смотря на все его (Дугласа) поступки, скандалы, жестокость, Оскар любил этого человека всем сердцем и не мог потерять. Многие люди считают (хотя сейчас их становится все меньше), что отношения между двумя мужчинами непристойны или неестественны. На мой взгляд, это не имеет ничего общего с истиной. Я верю в воодушевленность любви. Ведь если один человек полюбил другого, не важно, мужчина это, или женщина, он его не отпустит, не оставит, даже после ссор, скандалов, подлых поступков, обид, предательств или измен первый будет любить второго всей душой, при взаимности или неприязни к своей персоне. Этим людям не важно, что думает общество, пока они есть друг у друга, но если Судьба разлучит их, они не станут прежними, потому что были частью друг друга все то время, что были вместе. В своем письме Оскар описывает отношения между ним и Альфредом. Он не винит Дугласа, винит только себя. "Сидя тут, в этой темной камере, в одежде узника, обесчещенный и разоренный, я виню себя и только себя. Я виню себя в том, что позволил всецело овладеть своей жизнью неразумной дружбе-той дружбе, чьим основным содержанием никогда не было стремление создавать и созерцать прекрасное. С самого начала между нами пролегала слишком глубокая пропасть…"-писал Оскар. Он также упоминает их ссоры и скандалы, которые в своем большинстве раздувал Альфред, то, что он чувствовал. Уайльд очень любил Дугласа и делал для того все, что могло прийти ему в голову. Когда Альфред болел, Оскар проводил с ним весь день, не считая полуденной прогулки и обеда, даже заказал ему виноград из Лондона, потому что больному не нравился тот, что подавали в отеле. Говорил, что кроме всех вещей которые можно купить за деньги, таких как книги, фрукты, подарки, цветы, он окружал больного нежностью, любовью и заботой-тем, что ни за какие деньги не купишь. "Ах! если бы ты попал в тюрьму, неужели ты думаешь, что я допустил бы, чтобы ты истерзал свое сердце во мраке и одиночестве, и не попытался бы хоть как-нибудь, хоть на самую малость разделить с тобой горькое бремя твоего позора? Неужели ты думаешь, что я не сумел бы дать тебе знать, что, если ты страдаешь, я разделю с тобой твое страдание; если ты плачешь, мои глаза тоже полны слез; и если ты брошен в темницу и заклеймен людским презреньем, я воздвиг из своей печали дом, где буду ждать твоего прихода, сокровищницу, где все, в чем тебе отказали люди, стократно умножившись, будет готово принять и исцелить тебя. Если бы горькая необходимость или осторожность, которая для меня еще горше, помешала бы мне быть рядом с тобой, лишала бы меня радости видеть тебя-пусть сквозь железные прутья, в постыдном обличье, я писал бы тебе, ни с чем не считаясь, в надежде, что хоть одна фраза, хоть единое словцо, хоть полузадушенное эхо голоса любви пробьется к тебе. Если бы ты не захотел принимать мои письма, я бы все равно писал бы тебе, и ты, по крайней мере, знал бы, что эти письма ждут тебя."-так убеждал отправитель письма.