Kitabı oku: «Вопрос и ответ», sayfa 3
– Работа? – не поверил ушам я.
– Все должны работать, Тодд, – пожал плечами он. – Работа есть путь к свободе. Я буду работать. И мистер Леджер тоже.
– Правда? – вякнул тот.
– Но мы в тюрьме, – на всякий случай напомнил я.
Он снова улыбнулся довольной, чуть-чуть удивленной улыбкой. Интересно, чем еще меня уязвят?
– А сейчас поспите. – Он шагнул к двери, все так же не выпуская мой взгляд. – Завтра поутру за вами зайдет мой сын.
3
Новая жизнь
[Тодд]
Но главная проблема, как выяснилось, когда меня вытащили в холодное утро на площадь перед собором, была отнюдь не в Дэйви. На Дэйви я даже не смотрел.
Проблема оказалась лошадью.
Мальчик-жеребенок, сказала она, переступая с ноги на ногу и глядя на меня сверху вниз (со всей лошадиной чокнутостью в расширенных зрачках) так, будто собиралась хорошенько отвесить мне копытом.
– Я про лошадей ничего не знаю, – предупредил я.
– Она из моего личного табуна, – поделился мэр Прентисс с высоты своего собственного скакуна, Морпета. – Ее зовут Ангаррад. Она будет хорошо с тобой обращаться, Тодд.
Морпет поглядел на мою лошадь. В голове у него было одно: подчинись подчинись подчинись, отчего кобыла только еще пуще разнервничалась. И вот на этой тонне лошадиных нервов мне сейчас предстояло ехать.
– Да в чем дело-то? – осклабился с третьей коняги Дэйви Прентисс. – Испужался?
– В чем дело? – огрызнулся я. – Папочка тебе еще не задал лекарства?
Его Шум так и жахнул.
– Ах ты, кусок…
– Ну-ну, – прервал нас мэр. – И десятка слов не сказали, а уже начали свару.
– Это он начал, – наябедничал Дэйви.
– И он же закончит, держу пари, – сказал мэр, меряя взглядом мой багровый, дерганый Шум, набитый назойливыми вопрошаниями про Виолу и еще всякими другими, ответы на которые мне не терпелось выбить из Дэйви Прентисса.
– Ну же, Тодд. – Мэр изящно натянул поводья. – Готов стать вождем мужчин?
– Очень простое деление, – объяснил он, пока мы рысью ехали через раннее утро (слишком быстро, на мой вкус). – Мужчины переедут в западный конец долины, вперед от собора. А женщины – в восточный, назад от него.
Мы ехали на восток по главной улице Нового Прентисстауна, которая начиналась у зигзагообразной дороги под водопадом, пересекала городскую площадь, огибала собор и шла с его спины дальше в долину. Небольшие отряды солдат маршировали туда-сюда по боковым улочкам; мужчины Нового Прентисстауна шагали мимо – все в одном направлении – с рюкзаками и прочим багажом.
– Я не вижу каких женщин, – поделился Дэйви.
– Никаких женщин, – поправил его отец. – Капитан Морган и капитан Тейт обеспечили переселение оставшихся женщин еще вчера вечером.
– Што вы собираетесь с ними сделать? – Я так вцепился в луку седла, што у меня все костяшки побелели.
– Ничего, Тодд. – Он оглянулся на меня. – К ним будут относиться со всей заботой и достоинством, которых требует их важность для будущего Нового света. – Он отвернулся. – Но пока что мужчин и женщин лучше разделить.
– Пусть, суки, знают свое место, – осклабился Дэйви.
– Ты не будешь говорить в подобном тоне в моем присутствии, Дэвид, – сказал мэр совершенно спокойно, но этот голос пресекал саму возможность дальнейших шуток. – Женщины будут пользоваться абсолютным уважением и окружены всяческим комфортом. Хотя – да, в невульгарном смысле слова ты совершенно прав. У каждого из нас есть свое место. Новый свет заставил мужчин забыть, где их место. Это значит, что мужчинам придется провести какое-то время вдали от женщин, пока мы все не вспомним, кто мы такие и кем должны быть.
Голос его немного просветлел.
– Людям это понравится. Я дам им ясность – там, где раньше был только хаос.
– Виола с другими женщинами? – не удержался я. – С ней все в порядке?
Он снова оглянулся.
– Ты дал мне обещание, Тодд Хьюитт. Я должен напомнить тебе еще раз? Спасите ее, и я сделаю все, што вы хотите. Насколько я помню, именно так ты и сказал.
Я нервно облизнул губы.
– Откуда мне знать, што вы выполните свою половину сделки?
– Ниоткуда. – Он посмотрел мне прямо в глаза, словно видел насквозь всякую ложь, какую я только мог для него придумать. – Я хочу, чтобы ты верил в меня, Тодд, а вера, которая требует доказательств, – не вера вовсе.
Он снова устремил взор вперед и оставил меня слушать, как Дэйви хихикает и фыркает под боком.
– Н-но, девочка, – прошептал я кобыле.
Коняга была гнедая, с белой полосой по носу и так тщательно расчесанной гривой, што я старался лишний раз за нее не хвататься – вдруг взбесится? Мальчик-жеребенок, думала она.
Она, думал я. Она. Потом в голове образовалось вопрошание, которого мне еще ни разу не выпадало случая задать. Ведь если овцематки у нас на ферме Шум имели, а женщины – нет…
– Это потому, что женщины – не животные, – сказал мэр, как всегда, прочитав меня. – Что бы там о них ни говорили. Они просто от природы бес-Шумные. – Он понизил голос. – А, значит, не такие, как мы.
Дорогу окаймляли в основном магазины, разбросанные между деревьями, закрытые – неизвестно, когда откроются. От боковых улочек тянулись дома: налево, к реке, и направо, к склону долины. Большинство зданий, если не все, стояли на расстоянии друг от друга – это, наверное, так планировались все большие города, до того как от Шума нашли лекарство.
Мы миновали еще солдат: они маршировали группками по пять-десять. Еще больше мужчин тянулось на запад со своими пожитками. Никаких женщин. Я разглядывал лица прохожих – большинство носом в землю. Драться явно никто не хотел.
– Н-но, девочка.
Эта ваша лошадиная езда ужас как неудобна для всяких глубоко личных мест.
– Вот он, наш Тодд, – это ко мне подвалил Дэйви. – Уже ноет.
– Захлопни пасть, Дэйви, – огрызнулся я.
– Вы будете обращаться друг к другу «мистер Прентисс-младший» и «мистер Хьюитт», – не оборачиваясь, бросил мэр.
– Чего? – вызверился Дэйви вместе со своим Шумом. – Он еще даже не мужик! Он просто…
Мэр заткнул его одним взглядом.
– Сегодня рано утром в реке было обнаружено тело, – сказал он. – Тело с ужасными ранами и большим ножом, торчащим в шее. Мертвое не дольше двух дней.
Он уставился на меня – прямо в мой Шум. Я поскорее выдвинул на поверхность картинки, которые он хотел увидеть, придав воображениям видимость реальных событий, – потому как именно это наш Шум и есть: он – все, што ты думаешь, не одна только правда, и если будешь крепко-прекрепко думать, што ты што-то там сделал, то, может, все и вправду так было.
Дэйви весь скривился.
– Ты убил проповедника Аарона? Не верю!
Мэр промолчал, только послал Морпета рысью пошибче. Дэйви гнусно мне ухмыльнулся и поскакал следом.
– Следуй, – ржанул Морпет.
– Следую, – взвизгнула лошадь Дэйви.
Следую, подумала моя и припустила за ними, подкидывая меня на седле хуже прежнего.
На скаку я все время озирался по сторонам – вдруг увижу ее? – хотя шансов на это не было никаких. Даже если она еще жива, вряд ли уже может ходить, а если может, значит, ее уже заперли с остальными женщинами.
но я все равно озирался…
(потомуш вдруг ей удалось сбежать)
(потомуш вдруг она меня ищет)
(потомуш она…)
И тут я услышал.
Я есмь Круг и Круг есть я.
Чисто, как колокол, прямо у меня в голове голос мэра обвился вокруг моего собственного голоса, словно произнес эти слова мне прямо в Шум, – так внезапно, по-настоящему, што я дернулся, выпрямился и чуть не слетел с коня. Дэйви воззрился на меня – весь Шум в вопрошаниях, на што это я сделал стойку?
Но мэр просто ехал себе по дороге, будто ничего необычного не случилось.
Чем дальше мы забирали от собора на юг, тем менее глянцевым становился город: вскоре мы уже хрустели по гравию. Дома тоже сделались проще – длинные деревянные постройки на приличном расстоянии друг от друга, словно кирпичи, аккуратно разложенные по лужайкам.
Дома излучали женскую тишину.
– Совершенно верно, – одобрил ход моих мыслей мэр. – Мы въезжаем в новый Женский квартал.
Мне начало знакомо давить сердце; безмолвие подымалось, тянулось к нам, словно жаждущий сжаться кулак.
Я попытался сесть повыше: она наверняка здесь… где-то здесь ее лечат…
Дэйви снова незаметно подвалил ко мне; его жалкие, едва заметные на лице усишки искривились в гадкую ухмылку.
Я скажу тебе, где твоя шлюха, сообщил его Шум.
Мэр Прентисс пружиной развернулся на седле.
От него престранно полыхнуло звуком – будто крик, но безмолвный и где-то очень далеко, вообще не в этом мире, как если бы миллион слов слетел с языка сразу и так быстро, што, клянусь, мне взъерошило волосы словно порывом ветра.
Но предназначались они Дэйви…
Голову ему откинуло назад, как от удара, и пришлось даже схватиться за поводья, а не то он бы свалился с коня, завернув скотину вбок. Глаза у парня сделались огромные и как сковородкой стукнутые, челюсть отвалилась, даже слюна закапала.
Какого чер…
– Он ничего не знает, Тодд, – сказал мне мэр. – Все, что говорит о ней его Шум, – чистой воды ложь.
Я перевел взгляд на Дэйви, все еще оглушенного, моргающего от боли… потом опять на мэра.
– Это значит, што она в безопасности?
– Это значит, что он ничего не знает. Не так ли, Дэвид?
Да, па, сказал его Шум, все еще трепеща.
Мэр Прентисс поднял бровь.
Дэйви Прентисс стиснул зубы.
– Да, па, – произнес он вслух.
– Я в курсе, что мой сын – лжец, – сказал мэр. – Я в курсе, што он – задира и скотина, понятия не имеющая о многих вещах, которые мне дороги. Но он все равно мой сын. – Он отвернулся и посмотрел на дорогу. – И я верю в искупление.
Мы поехали дальше. Шум Дэйви молчал, но в нем што-то темно и багрово кипело.
Новый Прентисстаун поблек вдали, здания по обочинам дороги практически пропали. Теперь через гряду деревьев проглядывали, взбегая по склонам холмов, зеленые и красные фермерские поля, засеянные то чем-то знакомым, то чем-то новым, чего я не узнавал. Безмолвие женщин малость отлегло. Долина стала более дикой: в канавах росли цветы, в кронах трескуче переругивались восковые белки. Солнце светило чисто и невозмутимо, словно ему было на все наплевать.
На излучине реки мы обогнули холм, и я увидел большую металлическую башню, торчащую в небо у него из вершины.
– Это што такое?
– Хочешь знать? – оживился Дэйви, хотя дураку было понятно, што он и сам ничего не знает.
Мэр молчал.
За башней дорога снова вильнула и покатилась вдоль длинной каменной стены, которая вдруг вынырнула из деревьев. Потом ее перебили большие арочные ворота с огроменными деревянными створками. Больше никаких проемов в стене не было, што в одну сторону, што в другую. Дорога дальше становилась грунтовой, словно ехать было уже некуда и незачем.
– Первый и последний монастырь Нового света, – возвестил мэр, останавливаясь у ворот. – Построен как прибежище мирного созерцания для наших самых святых людей. Еще в те времена, когда мы верили, что сумеем победить заразу Шума с помощью самоотрицания и дисциплины. – Голос его сделался жестче. – Заброшен еще не законченным.
Он повернулся к нам. В Шуме Дэйви взмыла странная счастливая искра. Мэр Прентисс наградил его предупреждающим взглядом.
– Тебе, наверное, интересно, – обратился он ко мне, – почему я назначил сына твоим надзирателем.
Я быстро глянул на Дэйви: тот улыбался в сторону.
– Тебе нужна твердая рука, Тодд. Ты даже сейчас думаешь, как бы тебе улизнуть при первой же возможности и попытаться найти твою драгоценную Виолу.
– Где она? – тут же спросил я, хоть и знал, што ответа не получу.
– И я не сомневаюсь, – продолжал мэр с той же точки, – что Дэвид сумеет должным образом обеспечить тебе эту твердую руку.
Шум и рожа означенного Дэвида гнусно просияли.
– А взамен Дэвид научится тому, что такое настоящая храбрость. – Гнусное сияние исчезло. – Он научится тому, как это – поступать по чести, поступать как настоящий мужчина. Поступать, короче говоря, как ты, Тодд Хьюитт. – Он последний раз глянул на сына и развернул коня. – Я буду необычайно рад послушать, как прошел ваш первый день вместе.
И, ни слова больше не сказав, он отбыл в Новый Прентисстаун. Интересно, зачем он вообще с нами ездил? Наверняка же у него есть дела и поважнее.
– Несомненно, есть, – отозвался он, не оборачиваясь. – Но не надо недооценивать себя, Тодд.
Ускакал. Мы с Дэйви оба подождали, пока он удалится за пределы слышимости.
Я заговорил первым:
– Говори, што случилось с Беном, или я вырву твое етьское горло нахрен.
– Я – твой босс, парень, – возразил Дэйви, соскакивая с коня и кидая рюкзак на землю. – Лучше-ка относись ко мне с уважением, или па за себя не…
Но я уже летел вниз с Ангаррад и бил его со всей силы в рожу, метя прямиком в это печальное недоразумение под названием «усы». Удар он принял, но и со своим не замедлил. На боль я наплевал, он тоже, и мы покатились по земле кучей кулаков, пинков, локтей и коленей. Он все равно был покрупнее меня, но не сильно, и разницы никакой я уже не чувствовал… но из-за этого «покрупнее» он уже через минуту опрокинул меня навзничь, уселся верхом и прижал мне горло локтем.
Из губы у него текла кровь, из носа тоже – в точности как у меня, – но меня это в тот момент не сильно заботило. Потому што дальше Дэйви полез за спину в кобуру и извлек оттудова пистолет.
– Твой па все равно ни в жисть не позволит тебе меня застрелить, – прошипел я.
– Это да, – ответил он. – но у меня все равно есть ствол, а у тебя – нет.
– Бен тебя побил, – прохрипел я под локтем. – Он тебя остановил, а мы сбежали.
– Он не остановил меня, – расплылся Дэйви. – Я взял его в плен. И привез к па, а па отдал его мне, на пытки. И я запытал его до смерти.
А у него в Шуме…
Я…
Не могу толком сказать, што у него в Шуме (он врет, он врет!), но оно придало мне достаточно сил, штобы спихнуть его с себя. Мы еще немного подрались (Дэйви отгонял меня, размахивая рукоятью пистолета), но вскоре уже я въехал ему локтем в горло и уронил наземь.
– Ты еще вспомнишь это, мальчик, – закашлялся Дэйви, не выпуская пистолета из рук. – Когда мой па будет говорить про тебя всякие хорошие слова. Это он велел мне пытать Бена.
– Ты врешь, – бросил я. – Бен тебя победил.
– Да ну? И где же он сейчас, твой Бен? Спешит тебе на выручку?
Я шагнул вперед, замахнулся, потомуш он же не прав, не может быть прав, так? Шум вскипел от тоски по Бену, словно я снова терял его, прямо здесь, сейчас.
Дэйви хохотал и отползал от меня, пока не уперся спиной в те самые огромные деревянные двери.
– Мой па тебя читает! – Он даже глаза пошире раскрыл на подначку. – Читает, как раскрытую книгу!
Шум взревел.
– Ты отдашь мне эту книгу сейчас же! Или я тебя прибью, клянусь!
– Ты мне ничего не сделаешь, мистер Хьюитт. – Он встал, спиной по двери. – Ты же не захочешь рисковать жизнью твоей любимой суки, а?
Ну да, то-то и оно.
Знают ведь, што взяли меня с потрохами.
Потому што ее я подставить не могу.
У меня так и чесались руки причинить еще немного вреда Дэйви Прентиссу, как в тот раз, когда он причинил ей, когда он подстрелил ее…
Но сейчас они не станут…
Хотя, по всему, и могут…
Потомуш он слаб.
И мы оба это знаем.
У Дэйви ухмылку стерло с лица.
– Думаешь, ты такой особенный? – выплюнул он. – Думаешь, па припас тебе награду?
Я снова сжал кулаки, потом разжал.
И с места не сошел.
– Па тебя знает как облупленного, – процедил Дэйви. – Па тебя читает.
– Нет, не знает, – покачал головой я. – А уж ты – тем более.
Дэйви опять заухмылялся.
– Ну да? – и протянул руку к кованой железной ручке двери. – Ну, так иди и познакомься с твоим новым стадом, Тодд Хьюитт.
Он налег на дверь, открыл, шагнул на выгон и посторонился, штобы дать мне обзор.
На сотню с лишним спаклов. Которые в ответ уставились на меня.
4
Созидание нового мира
[Тодд]
Первая моя мысль была повернуться и бежать. Бежать бежать бежать и никогда не останавливаться.
– Хотел бы я посмотреть, как ты попробуешь. – Дэйви встал в проеме, сияя так, будто только што получил приз.
Их было так много… так много длинных белых лиц. Они таращились на меня своими слишком большими глазами, а рты – слишком маленькие, зубастые и высоко расположенные… а уши вообще несусветные, совсем не как у человека.
Но там внутри все равно ведь видно человеческое лицо, а? Которое чувствует, боится и…
И страдает.
Непонятно, кто из них мужчина, а кто женщина – у всех одинаковый мох и лишайник растет прям на коже вместо одежды… но там точно были целые спачьи семьи: спаклы покрупнее защищали спачьих детишек, а… а спачьи мужья – спачьих жен – эти стояли в обнимку, прислонившись головами друг к другу. И все молча…
Черт, молча!
– Ага, – кивнул Дэйви. – Можешь поверить: они давали лекарство этим скотам!
Теперь они посмотрели на Дэйви. Странное тиканье посыпалось от одного к другому… взгляды, кивки замелькали по всей толпе. Дэйви поднял повыше пистолет и шагнул внутрь, на выгон.
– Вот только выкиньте мне што-нибудь! – рявкнул он. – Дайте повод! Ну, живей! ДАЙТЕ МНЕ ПОВОД!
Спаклы сбились потеснее в свои маленькие группки и отодвинулись от него подальше – там, где это было можно.
– Заходи, Тодд, – сказал Дэйви. – Нам еще работу делать.
Я не двинулся с места.
– Он убил одного из ваших, – объявил он спаклам.
– Дэйви! – вскрикнул я.
– Отрезал ему голову ножом! Пилил и пилил…
– Прекрати!
Я кинулся на него, штобы заткнуть его поганую етьскую глотку. Хрен его знает, откуда он узнал, но он узнал, и его нужно заткнуть прямо, еть его на хрен, сейчас!
Ближайшие к воротам спаклы порскнули в стороны, как можно скорей убираясь с моей дороги – лица перепуганные, родители прячут детей за спиной. Я крепко толкнул Дэйви, но он все ржал и ржал… и я понял, што я теперь внутри, на монастырской земле.
И сколько там собралось спаклов, я тоже понял.
Каменная монастырская стена окружала реально большой кусок земли с одним-единственным маленьким зданием, типа как складом или вроде того. Все остальное было поделено на поля поменьше, отгороженные старыми деревянными заборами с низкими калитками. Поля в основном дико заросли – густая трава и колючки тянулись до самой задней стены метров на сто, а то и больше.
Но в основном было видно не траву.
В основном было видно спаклов.
Сотни и сотни спаклов – по всей территории.
Может, и больше тысячи.
Они подпирали собой стену, толпились или валялись, съежившись, за гнилыми заборами, сидели группками, стояли рядами.
И все смотрели на меня – в молчании, достойном могилы, пока мой Шум хлестал на всю округу.
– Он врет! – крикнул я. – Все было не так! Все было совсем не так!
А как? Как все было на самом деле, штобы сейчас взять и объяснить им?
Потомуш я же правда это сделал.
Не так, как им сейчас выдал Дэйви, но почти так – почти настолько же плохо и громадно у меня в Шуме – слишком громадно, слишком страшно, штобы как-то это спрятать, особенно когда все они на тебя уставились, тут уж никаким враньем не замаскировать, никакой полуправдой не затемнить, слишком оно еть большое, штобы о нем не думать, когда толпа спачьих лиц вот так на тебя смотрит.
– Это был несчастный случай! – голос сдал, кончился; переводил взгляд с одного странного лица на другое, не видел Шума, не видел картинок, не понимал, чего они так стрекочут – вдвойне не знал, што происходит. – Я не хотел.
Никто мне ничего не ответил. Они вообще ничего не сделали – только смотрели.
Ворота позади заскрипели. Мы с Дэйви оба обернулись.
Айвен из Фарбранча. Тот, который вступил в армию вместо того, штобы драться с ней.
И вы только посмотрите, как он был прав! Офицерская униформа, а за спиной – взвод солдат.
– Мистер Прентисс-младший. – Он кивнул Дэйви, получил кивок в ответ; повернулся ко мне – по глазам ничего не понятно, а Шума вовсе нет. – Рад, что вы в порядке, мистер Хьюитт.
– Вы двое, что ли, друг друга знаете? – как-то слишком резко поинтересовался Дэйви.
– Встречались раньше. – Айвен не сводил с меня глаз.
Я не ответил ни слова.
Я был слишком занят: совал в Шум картинки.
Картинки Фарбранча. Хильди, Тэма и Франции. Картинки резни, которую они там учинили. Резни, в которой он не пострадал.
Он досадливо поморщился.
– Просто идешь за победителем, – сказал. – Именно так люди и остаются в живых.
Я выставил картинку горящего города – его города – и мужчин, женщин, детей, горящих вместе с ним.
Он еще сильнее нахмурился.
– Мои люди останутся здесь в качестве охраны. Вы отправите спаклов расчищать поля и обеспечите им корм и воду.
Дэйви закатил глаза.
– Мы в курсе…
Но Айвен уже развернулся на каблуках и зашагал обратно к воротам, оставив нам десятерых мужчин с ружьями. Одни распределились по постам, залезши на стену, другие принялись разматывать и укреплять вдоль кромки мотки колючей проволоки.
– Десятеро с ружьями и нас двое против всех этих спаклов, – пробормотал я себе под нос, зато во всеуслышанье через Шум.
– Да ну, все будет в порядке. – Дэйви прицелился пистолетом в ближайшего спакла… наверное, женщину, так как на руках у нее был спачий ребенок – она быстро развернулась, защищая младенца своим телом. – Нету в них духа битвы. Ни на грош.
Я посмотрел на ее лицо. Они побеждены, подумал. Все они. И сами это знают.
А я знаю, каково это.
– Эй, свиная ссанина, слушать меня! – Дэйви поднял руки; все взгляды обратились на него. – Жители Нового Прентисстауна! – заорал он, размахивая ими во все стороны. – Я пришел сообщить вам ваш приговооооор!
И засмеялся. И смеялся смеялся смеялся…
Дэйви взял на себя надзор за тем, как спаклы расчищают поля от кустарника – разумеется, лишь затем, штобы мне пришлось грести из амбара фураж им на прокорм и потом таскать воду в корыта, штобы они могли напиться.
Нормальная фермерская работа, вообще-то. К какой я привык. Бен и Киллиан меня таким каждый день нагружали. А я еще, помнится, ныл.
Я вытер глаза и принялся за дело.
Спаклы изо всех сил держались от меня на расстоянии. Мне только того и было надо.
Потомуш в глаза я им все равно смотреть не мог, никак.
Так што я повесил голову пониже и знай себе махал лопатой.
Дэйви сообщил, што в Убежище спаклы работали слугами или поварами, но новый мэр первым же приказом велел запереть всех под замок, пока армия их не заберет, – што она и сделала, вчера ночью, пока я спал.
– Они у людей в садах жили, которые за домом, – поделился Дэйви, любуясь, как я орудую лопатой (утро уже стало днем) и пожирая в одно рыло то, што предназначалось нам обоим на обед. – Можешь себе такое представить? Будто они, еть, члены семьи какие!
– Может, они ими и были, – буркнул я.
– Ну так уже больше нет. – Он встал, вынул ствол и ухмыльнулся мне. – Живо, давай работай.
Я уже опустошил почти весь амбар, но еды все равно решительно не хватало. К тому же три из пяти водяных насосов не работали, а к закату я успел починить от силы один.
– Пора валить, – сообщил Дэйви.
– Я еще не закончил.
– Ну и отлично, торчи тут, сколько влезет, сам по себе. – Он зашагал к воротам.
Я оглянулся на спаклов. Теперь, когда дневная работа кончилась, они постарались отодвинуться от солдат и ворот как можно дальше.
И от меня с Дэйви, понятное дело, тоже.
Я посмотрел на них, Дэйви в спину, снова на них. Еды было мало, они остались голодными. Воды тоже. Им было некуда сходить в туалет. Нигде никакого укрытия.
Я протянул было к ним пустые руки, но это ничего толком не объяснило – што это могло объяснить? што это могло изменить? как помочь? Они просто стояли и смотрели на меня. Я уронил руки и побрел следом за Дэйви к воротам.
– Ну что, как у нас с храбростью, свиная ссанина? – Дэйви отвязал коня.
Сам он звал его Бурелом, но отзывался тот все равно только на Желудя.
Я его проигнорировал. Я думал про спаклов. Про то, как хорошо я буду с ними обращаться. Я ведь точно буду! Я сделаю так, штобы у них было довольно воды и еды, и постараюсь всеми силами их защитить.
Да, так и будет.
Я пообещал это себе.
Потомуш этого хотела бы она.
– О, я могу тебе сказать, чего она на самом деле хочет, – вставил Дэйви.
И мы подрались еще раз.
Когда я вернулся, в башне действительно была постелена новая постель. Матрасы с простынями: один по одну сторону – для меня, другой по другую – для мэра Леджера. Который уже восседал на своем, поедая што-то тушеное из миски и громыхая Шумом.
Скверный запах, кстати, тоже исчез.
– Ага, – кивнул мэр Леджер. – И угадай, кому пришлось все это чистить.
Кажется, его заставили работать уборщиком.
– Честный труд, – пожал плечами он, но в его сероватом Шуме были и другие звуки… вовсе он не думал, што труд такой уж честный. – Я бы даже сказал, символичный. Переместился с вершины муравейника в самый низ. Ежели б не так очевидно, получилось бы даже поэтично.
Меня у кровати тоже ждала миска тушенины, и мы с ней устроились у окна, штобы глазеть сверху на город.
Который уже начинал отчетливо жужжать.
Лекарство явно покидало системы жителей города: это было прямо слышно – неслось из домов, из зданий, из переулков, из-за деревьев даже…
В Новый Прентисстаун возвращался Шум.
Мне в свое время даже ходить пешком через старый Прентисстаун – и то тяжело было, а ведь в нем насчитывалось всего-то сто сорок шесть человек. В Новом-то поди раз в десять народу больше будет. И мальчиков тоже.
Понятия не имею, как я смогу все это выносить.
– Привыкнешь. – Мэр Леджер доел рагу. – Ты не забывай, я двадцать лет тут жил, еще до всякого лекарства.
Я закрыл глаза… но видел все равно только стадо спаклов, которое таращилось на меня.
Судило меня.
Осуждало.
Оценивало.
Мэр Леджер постучал меня по плечу и ткнул пальцем в миску.
– Доедать будешь?
Ночью мне снилось…
Снилась она.
Прямо ей в спину светило солнце, так што я не видел лица. Мы были на холме, она што-то говорила, но за нами так ревел водопад, што я ничего не слышал.
– Што? – переспросил я и протянул руку, но не смог до нее дотронуться, зато обратно моя рука вернулась вся в крови…
– Виола!
Я сел на матрасе, глядя в темноту, тяжело дыша.
Посмотрел на мэра Леджера: он лежал лицом в другую сторону, отвернувшись, но его Шум не спал – это был его обычный серый Шум, как когда он бодрствовал.
– Я знаю, што вы не спите, – сказал я.
– У тебя слишком громкие сны, – проворчал он, не оглядываясь. – Она важна для тебя?
– Не ваше дело.
– Нам придется просто это все перетерпеть, Тодд, – сказал он. – Ничего другого нам просто не остается. Выжить и как-то через это пройти.
Теперь уже я отвернулся к стене.
Я ничего не могу сделать.
По крайней мере, пока она у них.
Пока они могут причинить ей вред.
Выжить и пройти через это, ага, подумал я.
И подумал, што она сейчас где-то там.
И прошептал ей, прошептал, где бы она сейчас ни была:
– Выживи и пройди через это.
Выживи.
Пожалуйста.
