Kitabı oku: «Позывной «Курсант». Книга четвертая», sayfa 2

– Вот ты придурок… – Я шагнул к Марку, выхватил у него метлу и снова сунул ее Леньке. – Ломай, говорю. Не черенок. Ты внизу, где эти прутья… или как оно там называется… Вот в этом месте ломай! Ты ведь у нас силач. Попробуй сломать там, где много этих… да млять… как их зовут-то. Где много веточек!

– Так оно там не сломается! – Ленька смотрел на меня, как на психа. Правда, надо признать, я и вел себя как псих.

На самом деле, все гораздо проще. Я просто понял, нельзя пацанам драться. В то же время, обиду им на Подкидыша тоже таить нельзя. Но и правду мы сказать не можем. Да, Матвей запорол весь план к чертям. Однако, если сейчас покаемся, потом хрен какую схему провернешь, чтоб крысу зажопить.

– Правильно! – Заявил я с улыбкой на лице прямо Большому в рожу. – А вот так?

Выхватил метлу у окончательно охреневшего Лёньки из рук, кинул ее на пол, наступил на чернок, а потом, наклонившись, отодрал один прутик.

– Видишь? Сломался. А знаете почему? – Я торжествующим взглядом посмотрел на каждого из пацанов по очереди.

– Потому что, когда все прутики вместе, их не переломить. – Ответил Бернес.

– Правильно! В этой дурацкой школе мы не такие как все. Мы – изгои. Вы думаете кто то из курсантов видит в нас братьев по оружию? Да хрен там! Думаете, чекисты искренне хотят сделать из нас разведчиков, потому что их очень интересует наше будущее? Щас! Мы – орудие. Ясно? Инструмент. И такое отношение будет к нам всегда. Но, твою мать! Между собой то зачем вы сретесь? А? Между собой зачем? Нам нужно наоборот держаться вместе. Вместе! Ясно? Как вот эта метла!

Я наклонился, подхватил упомянутый предмет с пола и потряс им в воздухе. Выглядело все это, конечно, слишком пафосно, но пацанам – самое оно.

– Да, Подкидыш что-то натворил. Хорошо. Но ты, Матвей, почему не поговорил с ним сразу, если считаешь, что он не прав? Зачем побежал жаловаться остальным? За спиной, втихую. Хватит так вести себя. Все меня услышали? Хватит собачиться. Давайте реально будем командой. Мы же одни против всех. Неужели не понимаете?

Я замолчал, ожидая, как отреагируют пацаны.

– Ну, что ж… Это было неплохо. – Раздался голос Шипко от входной двери. – По какой причине у вас тут образовался митинг-летучка я узнаю позже. А сейчас взяли ноги в руки и рысью драить полы!

Глава 3 В которой я получаю повышение, но выглядит оно как-то сомнительно

– Реутов Алексей Иванович… – Задумчиво произнёс Шармазанашвили.

Не знаю, для кого это было сказано, потому что мы оба, и я, и товарищ капитан госбезопасности, прекрасно знаем, мои же официальные данные. Вроде бы никто их не забыл.

Смотрел он при этом не на меня, а вообще в окно. Там, под окном, бодро, с энтузиазмом нарезали круги детдомовцы. Бодрость и энтузиазм демонстрировались ими исключительно назло воспитателю, чей зычный голос доносился даже сквозь закрытую оконную раму.

– Разин! Разин, чтоб тебе! Подтянись. Чего ты трусишь в самом конце?! Вчера вон как резво по Москве бегал. Найти не могли. А сегодня что? Давай! Раз-два… Раз-два…

Шипко, как и обещал, на одном поучительно-показательном процессе помывки полов не успокоился. Я так понимаю, воспитатель пошел на принцип. Поставил себе целью показать детдомовцам, чем будут заканчиваться любые косяки с нашей стороны. Тем более, косяки осознанные. К тому же, думаю, Панасычу от начальства тоже досталось.

Конечно, Ванька рассказал ему печальную историю о том, как он увлёкся какой-то симпатичной барышней. Хотел ее догнать и спросить «за жизнь». Но барышня оказалась неразговорчивой. Как только Подкидыш схватил барышню за руку, она сообщила ему, что прямо сейчас позовет постового, потому как не нравятся барышням странные парни, которые идут за ними след в след на протяжении некоторого времени, а потом еще за руки хватают. В итоге Подкидыш от барышни отстал и ровно в тот же момент понял, что заблудился.

Ну, и конечно же, Шипко в эту историю не поверил. Он сказал, что брехать Иван горазд, но выходит у него это хреново.

Так они и стояли каждый на своём. Подкидыш упорно придерживался обозначенной версии, а воспитатель упорно отказывался ее принимать. Он даже обещал Ваньке в случае, если тот расскажет правду, скостить срок наказания для всей группы. Но тут «проснулась» группа в лице Леньки Большого, который с удивительной храбростью заявил, мол, правильные порядочные пацаны готовы вытерпеть любые наказания ради того, чтоб поддержать друга.

Шипко от Леньки таких необдуманных слов не ожидал. Впрочем как и я. Большой обычно к героическим подвигам во имя дружбы склонностей не имеет. Однако здесь, видимо, сказался момент нашего внезапного объединения, случившийся после моего выступления в спортзале.

– Ну, лады́… – Плюнул в итоге Панасыч на свои попытки добиться правды. Тем более, что остальные детдомовцы Леньку вроде как поддержали, тем самым поддержав и Подкидыша. – Устрою я вам круговую поруку…

Сказал – сделал. Сегодня нас подняли в пять утра. В пять, сука, утра! Даже получекисты, мои соседи, проснувшиеся от того, что Шипко распахнул дверь, а потом гаркнул: «Реутов, две минуты на сборы и на выход!», посмотрели на воспитателя с выражением священного ужаса на лицах. Потом на меня с сочувствием.

Я выматерился, сполз с кровати, натянул спортивный костюм, под него – нательное белье, иначе охренею на улице, мороз с каждым днем становится все сильнее, а затем поплёлся вниз, где с такими же «радостными» лицами стояли остальные детдомовцы.

– Ну, что? – Корчагин зевнул и почесал пузо. – Нас ждут тяжелые времена, братья мушкетёры.

Я с удивлением посмотрел на Матвея. Еще один, что ли, в книжную религию Эммы Самуиловны ударился. Нам Подкидыша выше крыши хватает с его фанатичной любовью к литературным персонажам. Он одним только Гамлетом всех замудохал. Несколько дней подходил и с трагичным лицом спрашивал: «Быть или не быть?»

Пока злой Корчагин ему не сказал, что, конечно, быть. Быть Покидышу битым, если он не отвалит со своими закидонами от нормальных людей. А теперь и сам Матвей, что ли, пошел в ту сторону?

– Да мы с Подкидышем забились. Кто быстрее все книги про Д'Артаньяна прочтет. Нет, ну интересно так-то. Думаю, мы точно как мушкетеры. Будешь нашим Д'Артаньяном. Они тоже… это… ну… Против всех.

– Их четверо было. – Хмуро сообщил я Матвею. – Считать умеешь? А нас шесть человек. То есть мы двоих где-то получается приблудных взяли. Это первое. А второе, ты до финала еще не прочел? Они плохо кончили, если что…

– Да? Черт… а мне эта мысль прямо по душе пришлась… – Матвей заметно расстроился.

А вообще, конечно, удивительное сочетание. С одной стороны, пацаны слишком взрослые. И это закономерно. Сложно не повзрослеть, когда у тебя жизнь так сложилась, что большую ее часть ты скитался по улицам. А с другой стороны – такие они дети, просто мандец.

После вчерашней ситуации в спортивном зале, детдомовцы настолько прониклись этой метлой, что я в итоге уже не знал, что мне делать: плакать или смеяться.

Не самой метлой, конечно, а смыслом, который она несла. Мол, надо держаться вместе.

Корчагин и Большой после наших разборок, с решительными лицами терли полы в столовой, будто от их действий как минимум зависит судьба целой страны. Бернес был задумчив. Гораздо более задумчив, чем обычно. Подкидыш тоже активно работал щеткой, при этом периодически поглядывал на товарищей и недовольно хмурился. А особенно его лицо кривилось, когда взгдяд Ваньки падал на Матвея. Видимо, не мог он ему до конца простить сорвавшегося плана с поимкой крысы. И только Степан оставался раздражён. Я сделал мысленно себе отметку, разобраться с Ивановым. Не просто так, конечно, и не конкретно прямо физически. У Рысака есть претензии к Подкидышу. Это – к бабке не ходи. Но что за претензии, я например, понять не могу.

Иванов вообще обычно ведет себя тише воды, ниже травы. Если Марк большую часть времени просто отмалчивается, то Степа, будто человек-невидимка. Его не видно, не слышно. Иногда я вообще забываю, что он есть в нашей компании. Один раз только была стычка, когда мы впервые начали заниматься боксом. Тогда я тоже удивился. И вот теперь опять всплеск агрессии. Странный он тип. Мутный, непонятный.

Короче, надо выяснить, чем ему Подкидыш дорогу перешел. Тут явно что-то личное. И вчера Степан просто ситуацией воспользовался, чтоб сорваться на Ваньке.

В любом случае, моя наглядная демонстрация того, что мы должны держаться друг друга, оказала положительное влияние на пацанов.

Убрали мы все быстро. Потому что никто не тратил время на всякую херню, как у нас обычно бывает.

Даже наоборот. Каждый, кто заканчивал свой квадрат, бежал помогать товарищу. В итоге, во второй приход Шипко, мы уже домывали столовую, что воспитателя, по-моему, не столько порадовало, сколько удивило. И даже где-то расстроило. Он заскочил в помещение со зверским выражением лица, ожидая застать нашу дружную компанию за какой-нибудь привычной ерундой. Но нет. Все работали в поте лица, а Большой от особо сильного ранения даже рвался помыть окна. Еле остановили.

– Ну… справились значит… Ладно. Ужин стоит на раздаче. Быстро есть и спать. – Буркнул разочарованный в своих ожиданиях Панасыч.

Потом он снова мазнул по мне задумчивым взглядом, как происходит уже несколько дней подряд, и вышел из столовой.

Что удивительно, по поводу того, что было им подслушано в спортивном зале, Шипко ни слова не сказал. Просто разогнал нас по своим участкам и свалил. Я то ожидал каких-то, не знаю… не то чтоб карательных мер, но хоть какой-то реакции. Чисто теоретически я детдомовцев немного настроил своими словами против руководства. И еще немного подмял под себя. Теперь мое положение лидера было признано официально.

Хрен там. Панасыч промолчал. И меня это напрягло.

Ровно до сегодняшнего утра. Когда во время пробежки появился один из чекистов, которых в школе до хрена, и сообщил, будто Реутову нужно проследовать прямо сейчас в кабинет начальника школы, стало понятно, Панасыч, может, и промолчал. Нам. А вот Шармазанашвили доложился. Потому как нет другой причины, по которой с утра пораньше, причём очень пораньше, товарищ капитан государственной безопасности вдруг захотел увидеть мою физиономию. Ну, я надеюсь, что нет другой причины. Лучше получить мандюлей за вчерашнее, чем еще какая-нибудь херня нарисуется.

Вот именно поэтому в данную секунду я стоял посреди комнаты и пялился в сторону окна, возле которого в позе очарованного странника замер директор школы.

Прошло уже минут пять с моего прихода, а кроме фамилии, имени, отчества, официально мне принадлежавших, пока ничего сказано не было.

– Значит, ты решил занять место руководителя вашей группы… – Выдал, наконец, Шармазанашвили.

Причем, я отметил это сразу, он не скрываясь выделил детдомовцев в отдельную группу. То есть, скорее всего, мои предположения верны. Мы вроде бы в одном котле с остальными слушателями школы варимся, но будущее у нас очевидно разное. Просто учебная часть нам преподается такая же, что и получекистам, исключительно из соображений практичности. Глупо для бывших беспризорников организовывать отдельное обучение.

– Есть такое. – Мне понадобилась ровно секунда, чтоб сообразить, как лучше ответить на вопрос директора школы.

Хотя по сути, это и не было вопросом. Капитан госбезопасности, не спрашивал. Он утверждал. Смысла отнекиваться нет.

– Хорошо… – Снова с интонацией какого-то глубокого осмысления произнёс Шармазанашвили. Затем, наконец, он оторвался от окна, подошел к столу и уселся за него. При этом смотрел прямо на меня. Внимательно, сосредоточено.

Я немного напрягся. Потому как не совсем сообразил, что именно хорошего чекист углядел в данной ситуации. По идее, меня наоборот должны отругать. Сейчас не совсем то время, когда приветствуются лидерские качества. Как показали следующие пять минут, напрягался я не зря.

– Ну, что ж… – Шармазанашвили улыбнулся. По-доброму так, подозрительно. – Это очень даже неплохо. Значит, ты и будешь отвечать за всю группу вцелом.

– Эм… Не совсем понял, товарищ капитан государственной безопасности, что значит «отвечать»?

Ну, конечно, я сейчас изображал из себя святую невинность. Все там понятно. Просто на фоне вчерашней ситуации чекисты решили сделать ход конем. Детдомовцы категорически не признают авторитет Шипко. Впрочем, не только его, для бывших беспризорников с авторитетами вообще не задалось. А тут – очень удобный вариант нарисовался. Сделать козлом отпущения меня. Чуть кто накосячил, на тебе, Реутов по башке.

– Так все яснее ясного, мне кажется, Алексей. С сегодняшнего дня ты считаешься у нас главным в вашей группе. Отвечаешь за всё и за всех головой. Хорошее случится – похвалим. Плохое – в первую очередь спрос с тебя. – Пояснил Шармазанашвили.

Он откинулся на спинку стула, глядя на меня с насмешкой.

– Ты же вчера, говорят, целый митинг организовал. Собрание комсомольское. Рассказывал своим товарищам о том, как злые дяденьки-чекисты хотят ими воспользоваться в коварных планах и с коварной целью. Так ведь?

Я молча опустил голову, изображая раскаяние. Хотя, естественно, никакого там раскаяния и в помине не было. Просто срочно требовалось взять короткую паузу, быстренько сообразить, как вести себя с директором школы дальше.

Чисто внешне, если судить по выражению лица, по интонациям голоса, он вроде бы не злится. Но не факт. Не факт… Знаю я эту братию. Смотрят ласково, говорят как с родным, а на самом деле, уже статью тебе подбирают. Ну, может, не эти конкретные товарищи, конечно. Тут я больше про современных, привычных мне ментов или фэбсов вспомнил. Однако, если так прикинуть, не сильно они друг от друга ушли. Наследственность, чтоб ее. А как это все происходит, я не по наслышке знаю. Все же юристом работал.

Кстати, с чекистами, которые в данный момент меня окружают, даже посерьёзнее дело будет. В будущем хотя бы на смертную казнь мораторий. А тут – статьи всякие бывают. Иной раз и без уголовного кодекса обходятся товарищи нквдешники.

– Что скажешь, Алексей? – Поинтересовался Шармазанашвили.

– Так а что сказать? – Я посмотрел на директора и пожал плечами. – Вы же не разрешения у меня спрашиваете. Все решено. Верно? Какая разница, что я думаю. А по поводу вчерашнего… Да, сказал. Потому что уверен, все именно так.

– М-м-м… Интересно… – Шармазанашвили, подавшись вперёд, оперся локтями о стол и уставился на меня уже откровенно смеющимся взглядом.

Вот гад… Специально ведёт себя так, чтоб типа вызвать у меня положительные эмоции в свою сторону. Этакий юморист и добряк. Ну да, ну да…

– А позволь полюбопытствовать, Алексей, откуда такие выводы? То есть ты уверен, что вас… хм… даже и не знаю как это правильно сформулировать… – Чекист задумчиво почесал бровь пальцем. – Ты уверен, будто вас используют по мере надобности и все? Что дальше? Выкинут на свалку? Не слишком ли глупая трата для страны? Одеть, обуть, воспитать, а потом разочек использовать…

– Слушайте, да я просто сужу по ситуации. Секретная школа разведки и вдруг – пацаны-беспризорники. Разве можно нам доверить государственные тайны? Поэтому, да. Именно к такому выводу и пришел. Мы – полезные в некоторых вещах товарищи. Ваши-то сотрудники белое пальто не факт, что захотят пачкать. А детдомовцы, которые Крым и рым прошли, не побрезгуют любыми приказами, даже не совсем приличными. Другой вопрос, что вряд ли ваше руководство нас полноценными собратьями по оружию видит. Мы для них – приблудные щенки, из которых необходимо вырастить отлично выдрессированных, бойцовских псов. Но пес он ведь всегда – животное. Завтра может взбеситься и бросится на хозяев. Правильно? Или, к примеру, затоскует по воле и убежит.

Конечно, я мог вытаращить глаза и заявить, будто Шипко все понял неправильно. Однако, чисто интуитивно понял, вот так точно не надо. К тому же, есть подозрение, Шармазанашвили с Бекетовым нашли общий язык, но при этом, они все равно далеко не товарищи. Потому что хозяева у них были разные.

И да, у этого капитана госбезопасности тоже есть хозяин, как и у Бекетова. Тема известная. Директор школы – человек Берии, а Игорь Иванович при Ежове отирался. Правда, Игорь Иванович та еще хитрая сволочь. Он столько лет крутится в этой сфере, но до сих пор остался при своих интересах. Знает, как и кому угодить в нужный момент. В общем, с Шармазанашвили мне надо прийти к некоторому сотрудничеству. Так, наверное. А значит, он должен считать меня немного простоватым, но принципиальным парнем. Вот сейчас я, например, режу правду-матку, не оглядываясь на последствия, потому как считаю директора школы этой правды достойным.

– Эвоно ты как… – Шармазанашвили покачал головой. Однако улыбка его оставалась все такой же, доброй. – А может, дело в другом? Может, у нашей страны сейчас времена тяжелые грядут? Много признаков этого имеется. В подробности, само собой, посвящать я тебя не буду, рано пока. Но скоро и такой момент настанет. И сейчас, Алексей, когда вокруг Советского Союза сгущаются тучи, все средства хороши, чтоб не дать врагам нанести удар. Это – первое. А второе… Видишь ли, Алексей… Лет десять назад у нас была мощная, отработанная агентурная сеть за границей. Много товарищи тогда сделали. Сил вложили немерено. Однако…

Шармазанашвили еле заметно поморщился. Видимо, следующая часть заготовленной речи самому директору школы не очень нравилась. Однако, останавливаться он не стал. Молодец. Четко придерживается выбранного курса.

– Сейчас ситуация сложная. В некоторых местах если и остались один-два человека, то с ними либо связи нет, либо они сами пропали. Нужно исправить это положение как можно быстрее. А вы… Тут ты прав. Ваши взгляды на жизнь сильно отличаются от взглядов наших сотрудников. Так тем лучше. Поэтому вас и выбрали. Тяжело строить заново, но еще тяжелее восстанавливать разрушенное. В таком, извиняюсь, дерьме придется ковыряться, что, как ты говоришь, белое пальто лишь помешает. Ладно… Не время пока для подобных разговоров. Распоряжение мое ты услышал и, надеюсь, понял. С сегодняшнего дня вся ответственность за поступки товарищей на тебе. Как уж ты с ними будешь договариваться, не знаю. Сам смотри. Но спрос с тебя. Иди, Алексей.

Шармазанашвили кивнул мне в сторону двери, намекая на окончание аудиенциии. А меня в этот момент просто до ужаса распирало любопытство. Очень сильно хотелось спросить одну вещь, которая в будущем много споров вызовет. Почему Сталин настолько не любил разведку, что позволил развалиться всей системе, существующей за рубежом, в момент, когда уже была очевидна угроза со стороны Гитлера. Да и без Гитлера тоже.

Но… Само собой, таких вопросов я задать не мог. Поэтому просто молча вышел из кабинета.

Глава 4 В которой мне становится известно кое-что тайное, но лучше бы этого не было

– Ну мляха муха… это, конечно… убейте меня… просто убейте… Проявите милосердие, товарищи! Этот изверг нас угробит. Как пить дать угробит. Лучше уж вы меня грохните, быстро и безболезненно. – Подкидыш упал на спину прямо в снег, раскидав руки и ноги в разные стороны. – Боженька, я готов признать твое существование, если прямо сейчас ты поразишь товарища старшего сержанта государственной безопасности молнией. Ну, пожалуйста… Чего тебе стоит? Можно не насмерть. Можно чуть-чуть, чтоб у него подгорело во всех местах…

– Тише ты! Раскудахтался. – Большой пинком отправил кучку снега прямо Подкидышу в физиономию.

Так как лежал Ванька этой физиономией вверх, уставившись в пасмурное, хмурое небо, то цель была достигнута идеально. Снег небольшой плюхой шлепнулся Ивану прямо на рожу. Подкидыш фыркнул, тряхнул башкой, но подниматься не стал.

– Если Шипко услышит твои антисоветские рассуждения про… ну ты понял про что… нам вообще тогда сегодня покоя не видать. – Добавил Ленька. – И завтра тоже невидать. И послезавтра…

Остальные детдомовцы промолчали. Вовсе не потому, что им нечего сказать. Просто я, Бернес, Матвей и Степан в этот момент с ненавистью отбросили свои лопаты в сторону и тоже бахнулись прямо на задницу в снег. Сил не было ни у кого. Вообще.

Потому что, что? Правильно! Потому что Шипко – человек слова. Принципиальный он, сволочь…

Именно благодаря его принципиальности, сразу после обеда мы нашей крепкой, дружной, сплочённой компанией отправились чистить двор. Снег начал валить утром, прямо на финальной части наших физкультурных мучений, и шел без остановки несколько часов к ряду. Естественно, территория школы в итоге напоминала одну большую снежную кучу.

То есть, день у нас вышел – вообще зашибись. Сначала были почти два часа физических занятий на свежем воздухе, после которых нас коллективно тошнило и от воздуха, и от занятий, и от довольной рожи Шипко. От рожи особенно сильно.

Я-то еще на некоторое время смог прерваться, благодаря вызову к директору, а пацаны вкусили все прелести мести воспитателя целиком. До конца физкультурного мероприятия детдомовцы дожили исключительно назло Панасычу. Чтоб несильно радовался.

Потом – завтрак и три урока: Эмма Самуиловна, радиотехника, экономическая география капиталистических стран. Никогда прежде мы не бежали с таким искренним рвением на занятия, наивно полагая, что там уж нас Панасыч не достанет. Обучение, как говорится, важнее всего.

Затем – обед. И после того, как мы закончили с едой, в качестве десерта снова появился довольный Шипко.

– Ну, не-е-ет… – Простонал Корчагин, наблюдая, как к нашим столам приближается улыбающийся Панасыч.

Воспитатель с крайне счастливым выражением лица сообщил, что Родина очень нуждается в данную секунду в нашей помощи. Прямо не обойтись Родине без наших рук.

– Ого! – Ленька встрепенулся. – Будет какое-то важное, серьезное задание, товарищ старший сержант госбезопасности?

Большой как всегда от своей простоты искренне поверил словам воспитателя. А я вот, например, сразу понял по довольной физиономии Шипко, предстоит нам очередной этап показательной педагогики.

– Конечно! Серьезнее некуда. Берете лопаты, они вас уже ждут на крыльце, идете чистить территорию вокруг дома. – Сообщил Панасыч, после чего развернулся и вышел из столовой, даже не скрывая улыбки.

– Вот су-у-у-ука, – Прошипел вслед воспитателю Степан. – Когда ж у него эта фантазия закончится…

– Никогда. – Хлопнул я Иванова по плечу. – Он же сказал, она у него богатая. Товарищ старший сержант, погодите!

Не дожидаясь, что ответит Рысак, я рванул с места, дабы догнать еще недалеко ушедшего Шипко. Цель оставалась прежней. Мне надо переговорить с ним насчет Бекетова. Чем быстрее случится моя встреча с Клячиным, тем лучше. Да и вообще, три недели – большой срок. Слишком большой. Хотелось бы понять, что там случилось у моего благодетеля. По какой причине он исчез с радаров.

– Чего тебе, Реутов? – Панасыч даже не остановился. Что там не остановился? Даже не оглянулся.

Пёр вперед, как Гаврош на баррикады. Специально, сто процентов. Чтоб мне пришлось вот так бежать за ним, как идиоту, по всему первому этажу Большого Дома.

– Да подождите вы! У меня важный вопрос.

– Ох ты ж глянь на него… Вопрос важный… а у меня дела важные. И вчера тоже было важное дело. Вас, дураков, хотел по-человечески в город выгулять. И места интересные показать, и чтоб вы немного умнее стали. Что в итоге?

Панасыч резко остановился, развернулся ко мне лицом а потом вдруг выпалил:

– Куда вчера Разин делся? А?

Это было настолько неожиданно, имею ввиду и остановка, и вопрос, что я сначала налетел на Шипко, уткнувшись в него носом, а потом отпрянул в сторону.

– Товарищ старший сержант госбезопасности, так Ванька же сказал. Он стоял, заметил барышню…

– Все! Хватит! – Панасыч поднял руку вверх, прерывая мой словесный поток. Мне показалось, он с гораздо большим удовольствием не только поднял бы эту руку, но и отвесил бы мне затрещину. – Уже вчера вашей чуши наслушался. И главное, что меня поражает, с какой наглостью вы свою ерунду рассказываете. С полной уверенностью, что я вообще могу в это поверить. Говори, что хотел.

– Да тут дело знаете в чем… Вы же в курсе, куда меня товарищ Клячин на выходных возил, да? – Я вопросительно посмотрел на воспитателя. Решил, так будет лучше, начать издалека, а не сразу в лоб ему про Бекетова лупить.

– Ну допустим… – Шипко кивнул. Взгляд у него стал немного настороженный.

– Так вот Игорь Иванович говорил, что в случае крайней необходимости с ним можно через вас связаться. Вы передайте, я тут кое-что вспомнил, надо срочно встретиться. Только, пожалуйста, передайте, как можно скорее. Момент очень важный.

Шипко почти минуту смотрел на меня молча. Просто стоял и смотрел. С абсолютно бесстрастным лицом. Я даже начал опасаться, как бы сейчас не последовали уточняющие вопросы. Типа, а что вспомнил? А почему вспомнил, ты что-то забыл? А в чем важность?

Однако, видимо, Панасыч решил, что дела Бекетова его не касаются. Вернее, любопытство, может, было, даже скорее всего было, но Шипко не дурак. Он сто процентов знает, бывает информация, в которую лучше не вникать. Тем более, насколько я могу судить по тому подслушанному разговору между Панасычем и Молодечным, воспитатели оба понимают, что Бекетов за человек.

Наконец, Шипко, вздохнув, выдал:

– Хорошо. Передам.

После этой фразы он развернулся и уструячил в неизвестном направлении.

Я же вернулся в столовую, откуда мы дружно отправились убирать территорию, границы которой были обозначены воспитателем весьма расплывчато. Поэтому, когда дорожки рядом с домом радовали своей идеальной чистотой, снег ровными горками лежал по краям, а мы коллективно понадеялись, что, наконец, от нас отстанут, явился Панасыч. Он пожевал губами, задумчиво оценил нашу работу, а потом сказал:

– Молодцы! Можете, если захотите!

Детдомовцы хором облегченно выдохнули и даже разулыбались. Ровно на одну секунду. Потому что следующая фраза Панасыча убила все на корню.

– Раз так быстро справились, думаю, стоит продолжить. Давайте вон… – Шипко махнул рукой в сторону барака. – До своего старого жилища убирайте снег. Хуже не будет, а одна только польза.

– Так может мы сразу и в лесу почистим? Весь лес, давайте? – Взвился Подкидыш.

– А это хорошая идея… – Шипко изобразил на лице задумчивость.

– Черт… Шуткую я… – Тут же сдался Ванька. – Извините…

– А, ну, если шуткуешь, тогда ладно… – Панасыч усмехнулся и опять свалил по каким-то делам.

В итоге, мы еще больше часа махали лопатами. Поэтому, добравшись, наконец, до барака, попадали без сил на снег.

– Ирод… – Сообщил Корчагин в воздух. – Как есть, ирод.

Видимо, это определение предназначалось воспитателю вслед за просьбой Подкидыша убить его.

Я же в этот момент сидел и думал, как сообщить пацанам о решении директора школы. Они до сих пор еще были не в курсе новых «кадровых» перестановок.

С одной стороны новость, в принципе, достаточно обыденная. Тот факт, что детдомовцы ко мне прислушиваются, и без Шармазанашвили имел место. Но с другой стороны, получается, мне нужно им обозначить, что теперь я официально вроде командира группы. Или как там еще можно это назвать. И большой вопрос, что за реакция последует на подобные изменения. Бывшие беспризорники страсть как не любят ограничения и принудиловку. То, что они сейчас меня считают за старшего – это их выбор. Но если руководство школы хочет, чтоб они считали кого-то за старшего, это уже немного другое.

– Реутов… – Марк вдруг тихо позвал меня.

Я поднял голову, оторвавшись от созерцания снега под своей же задницей, и посмотрел на него. Бернес мотнул головой в сторону барака. Видимо, это было приглашение на приватную беседу.

Ну, не знаю… С приватностью у нас как раз беда. Как бы кто следом не поперся. Тем более, я и сам хотел с Марком обсудить вчерашнюю ситуацию насчет Наденьки. Делать этого при пацанах не стоит. Они могут начать высмеивать Бернеса. У детдомовцев к женскому полу специфическое отношение. Вернее, оно, как раз, вполне нормальное, но более соответствующее взрослым мужикам с опытом за плечами, чем семнадцатилетним парням. По крайней мере, если вслух обозначить, что Бернес влюбился, шуток и подколов будет на сто лет вперед.

Я покосился на остальных пацанов, чтоб понять, насколько наш с Бернесом уход будет бросаться в глаза. Подкидыш по-прежнему валялся на спине, Большой, Степан и Матвей сидели рядом, тихо о чем-то переговариваясь.

– Идем. – Кивнул я Марку и встал на ноги.

– А вы куда это? – Моментально отреагировал Лёнька. Вот тоже, блин… Глазастый. Все, что не надо, замечает.

– Поссать. – Буркнул Бернес. Он тоже встал и теперь отряхивал задницу. – Можно? Не? Или с нами пойдешь, подмогнуть?

– Да кто вас знает. – Ленька хмыкнул. – Один вон тоже сходил… Так сходил, что теперь долго будет этот поход нам аукаться. Вишь, чем обернулось.

– Оу, ну все! – Крикнул ему Подкидыш. – До самой смерти будете теперь вспоминать?

– Если так будет продолжаться и Шипко не успокоиться, то смерть будет достаточно скорой. – Мрачно прокомментировал Матвей.

Пацаны начали препираться, не серьезно, больше чисто подурковать, без злобы, а мы с Марком, пользуясь ситуацией, шустренько направились к Бараку. Завернули за угол и сразу остановились.

– Слушай, разговор есть!

– Слушай, разговор есть!

И он, и я реально сказали одновременно одну и ту же фразу. Уставились друг на друга, а потом рассмеялись. Вышло, конечно, на самом деле, смешно.

– Давай ты сначала. – Кивнул Бернес.

– Ааа… Да. Хорошо. Я хотел про Наденьку поговорить. Тебе эта девчонка сильно приглянулась, да?

Марк смутился и отвел взгляд. Ну, мандец… Можно было бы не спрашивать, еще вчера все стало понятно. Влюбился, не влюбился, а увлекся сильно.

– Реутов, если она тебе самому нравится, так я вообще никак… Я не буду ничего, ну… ты понимаешь. Потому что товарищ он дороже. А девок много. И…

– Все. Хорош. – Я оборвал невнятное мычание Марка. – Нет, она мне не нравится. Я сам на нее видов не имею. Но ты должен знать одну вещь. Надя – хорошая, наверное, девушка. Вот только фамилия ее – Бекетова.

Я замолчал, уставившись на Бернеса в ожидании реакции. Реакции не последовало. Марк смотрел на меня непонимающим взглядом.

– Бекетова… – С нажимом повторил я.

– А-а-а-а-а… О-о-о-о-о… – Дошло, наконец, до Бернеса. – Подожди… Она…

– Да ты разговаривать разучился, что ли? Она – дочь того самого старшего майора государственной безопасности, о котором я рассказывал вам с Подкидышем. Того, который моих родителей угробил. Потом меня типа «утопил».

– Ах ты ж, сучий потрох… – Бернес покачал головой. Лицо у него стало расстроенное и даже несчастное.

Просто одно дело, когда вам с другом нравится одна и та же девушка, там решение найти можно. И совсем другое, если тебе нравится дочь врага твоего друга. Вот тут вообще никакого выбора.