Kitabı oku: «Рабы культуры, или Почему наше Я лишь иллюзия», sayfa 2
Культура имеет значение
Объективная необходимость – великая сила. Она подчиняет себе не только волю конкретных людей, но и определяет поведение целых народов. Но не всё так просто. Технологическое развитие общества и экономические отношения влияют на взгляды, ценности и поведение людей, но в действительности эта связь не линейная и односторонняя, как часто принято думать, а взаимная – взгляды и ценности также влияют на организацию общественно-экономических отношений и человеческого бытия в целом (см. Культура имеет значение, 2002). С одной стороны, объективные условия оказываются основой субъективных представлений людей и образуют рамки для их взаимодействия, с другой стороны, субъективные представления также могут быть направлены на трансформацию или же сохранение этих объективных условий (Бурдьё, 1993, с. 139).
Между человеком и объективной действительностью всегда стоит его осмысление этой самой действительности. Осмысление это может быть самым разным, а потому самыми разными могут складываться культурные и социальные традиции даже в, казалось бы, одинаковых условиях жизни (Грэбер, Уэнгроу, 2019). Это как в анекдоте про кошку и собаку, которые размышляют о своих отношениях с хозяином.
– Он меня кормит, значит, он бог, – думает собака.
– Он меня кормит, значит, я бог, – думает кошка.
Сформировавшиеся культурные нормы могут определять поведение людей наравне с пресловутыми объективными условиями. Если в твоих краях много рыбы, рано или поздно ты начнёшь её добывать. Возможно, для этого понадобится скооперироваться с другими людьми. Возможно, вы даже выработаете какие-то чёткие условия труда отдельных лиц в этом процессе. Возможно, весь этот процесс начнёт определять аспекты вашей жизни ещё глубже – возникнут особые ритуалы и другие нюансы культуры, исходно связанные именно с ловлей рыбы. Возможно, возникнут традиции заключения брака только с теми коллективами, которые также добывают рыбу, а не занимаются охотой. Много какие культурные аспекты могут возникнуть на базе этой объективной необходимости – кормиться рыбой.
И если в этих условиях сменятся многие поколения, то возникшая культура так прочно укоренится в образе жизни людей, что будет казаться им неотъемлемой и "от природы данной". И самое главное – эти укоренившиеся культурные аспекты в какой-то момент начнут жить собственной жизнью – уже отдельной от изначальной объективной необходимости, которая их породила. Что случится, если однажды вдруг рыба исчезнет, или река пересохнет? Конечно, люди (если не мигрируют к другой реке) довольно скоро перейдут на другой тип пропитания (садоводство или охота). Но вот та культура, которая сложилась в условиях рыболовства многие поколения назад, вопреки новым условиям сможет просуществовать ещё на удивление долго. И это притом, что в новых условиях она может даже мешать удобной организации жизни – странные привычки могут жить тысячелетиями.
Но изначально всё может сложиться и полностью иначе: рыба может быть объявлена "нечистым" животным (или наоборот – священным), и тогда никакая рыбная ловля даже не будет начата. Осмысление мира способно завладевать умами людей и в итоге определять их житейские практики.
Поскольку сформированное в некоторых исторических условиях культурные установки влияют на жизнь людей наравне с объективными условиями среды, то важен тот момент, что в случае резких перемен в технологиях, сложившаяся в далёком прошлом культура, словно живой и не желающий умирать организм, может долго сопротивляться новшествам, тормозя общественное развитие. Отставание культурных установок от обновлённых форм жизни – факт, очевидный для каждого, а потому в условиях быстро меняющегося общества влияние прежних культурных норм может сослужить ему плохую службу, ставя палки в колёса перемен. Как говорят французы, мёртвый хватает живого (Бурдьё, 2007, с. 121).
Можно смело говорить, что культура имеет силу влиять на общественное развитие – по крайней мере тормозить уж точно.
Особенно рьяно за определяющую роль "объективных условий" держались догматичные марксисты XX века (а многие держатся и сейчас). Догматичный марксист (каким был долгое время и я) привык делать главный акцент на объективных условиях существования, отводя сформированной культуре слабую и сугубо подчинённую роль, и это сильно осложняет понимание реального положения дел. К примеру, насчёт института брака обязательно принято заявлять о неких "объективных условиях в сложившихся экономических отношениях", которые будто бы и вталкивают людей в брачные узы. Некоторые марксисты, как догму, твердят, что брак возник и существует вместе с частной собственностью, и пока жива она, будет жив и он. Но так ли это? Ведь любой антрополог знает, что брак, где муж повелевает женой, возник задолго до частной собственности и по сей день продолжает существовать у народов, собственность которым неизвестна. Во многих обществах охотников-собирателей вступление в брак – вопрос престижа, обряд перехода в новый социальный статус и всего-то.
Догматичный марксист твердит, что брак был вопросом выживания (для крестьян) и регулятором наследования (для знати), и потому, глядя на современный брак с позиций собственной догмы, он вынужден приходить к заключению, что раз брак существует по сей день, значит, он по-прежнему является вопросом выживания или же регулятором потоков собственности. Но о какой собственности можно говорить сейчас, когда у многих её попросту нет – ни квартиры, ни даже машины, и всё большую популярность набирает тенденция совместного потребления (sharing economy)? О каком вопросе выживания можно говорить сейчас, когда никто из нас не вынужден возделывать свою землю и пасти скот, а ежедневные походы в офис вполне снабжают нас всеми необходимыми средствами к существованию? Сейчас не нужно вступать в брак или рожать детей, чтобы обеспечить себя необходимой рабочей силой и поддержкой. Но в брак как вступали, так и вступают (и будут вступать ещё многие десятилетия). Так причём здесь вопрос выживания и частной собственности?
Почему отдельные лица однажды смогли просто решить не вступать в брак и не заводить детей и тут же не умерли с голоду? Почему ровно так же не может решить и кто-то другой и вообще все остальные?
Это ментальность. Культура. Традиции. То самое "так принято". Культурный императив, возникший тысячи лет назад. Это прочно вшито в наши головы и слабо связано с "объективными условиями" жизни. Как отвечали этнографам канадские эскимосы: "Мы поступаем так, потому что так поступали наши родители. Мы повторяем древние истории так, как нам их рассказали. Вы всегда хотите, чтобы сверхъестественные вещи имели какой-нибудь смысл, а мы не беспокоимся по этому поводу. Мы довольны тем, что мы этого не понимаем" (Рулан, с. 59). Что забавно, ответы моих женатых друзей на вопрос, зачем они женились и завели детей, очень схожи с ответами эскимосов.
Человек слишком привык во всём искать смысл, совсем не допуская, что во многих вещах его может и не быть.
Даже в крестьянской среде брак и семья, по видимому, не являются такой уж "объективной необходимостью" (Адоньева, Олсон, 2016, с.89), но именно древними культурными установками, ведь очень часто овдовевшая женщина способна ещё ряд десятилетий самостоятельно содержать несколько голов скота и возделывать огород (с. 99) – так кто мешал ей так делать всю жизнь? Наверное, всё-таки давление общества, культуры?
Кто-то может сказать, что женщине без мужа куда сложнее, ведь растить детей в одиночку очень трудно. Но зададимся вопросом: а что велит ей заводить детей? Конечно, давление всё тех же культурных норм, а не какие-то "объективные условия" (см. дальше пример робота София).
В некоторых деревнях XVIII-XIX веков под влиянием старообрядческих взглядов даже возникали особые течения, где женщины принципиально отказывались от вступления в брак, – число холостых женщин старше 25 лет там колебалось аж в районе 44-70% (Бушнелл, 2020). И ничего, никто с голоду не умер, они просто жили большими коллективами и вели всё тот же быт.
Когда подруга жаловалась на непросто складывающуюся жизнь в браке, я мимоходом заметил:
– Может, проще было совсем не выходить замуж?
– А как иначе? – удивлённо спросила она. – Да и финансово выгоднее, когда сообща…
– Да, но почему именно с мужем? Почему не с какими-нибудь хорошими подружками?
Она задумалась, и было ясно, что ответа у неё нет. Просто в сложившихся культурных схемах нам с детства представлен лишь один регламентированный образец, как можно устраивать свою взрослую жизнь, и никакой жизни с подружками там нет. Нас не научили, что можно иначе.
Для брачных аспектов культуры вообще характерно наиболее сильное общественное давление на тех, кто вдруг решил не делать "как все". Феномен презрения к холостякам имеет древние корни и отмечен в культурах самых разных частей света. К "старым девам" отношение было одинаково надменным и насмешливым, что в русской деревне (там же, с. 89), что на Диком Западе (Ялом, 2019, с. 252). Холостяков недолюбливали не только на Руси (Кабакова, 2001, с. 158), где считали, что "холостяк – полчеловека" (Гура, 2012, с. 33) и "настоящим" становится только после заключения брака (Байбурин, 1993, с. 65), но даже и в тех обществах, которые сейчас принято называть "первобытными" – то есть в ныне существующих обществах охотников-собирателей. Хорошую подборку фактов пренебрежительного отношения к холостякам в таких культурах дал Леви-Строс (Levi-Strauss, 1969, p. 40).
"Пигмеи презирают холостяков и насмехаются над ними как над ненормальными существами". Среди андаманских племён для мужчины считается правильным жениться, и если пришло время, но он всё же этого не делает, то считается "плохим человеком". "Чукчи с презрением и насмешкой относятся к холостяку. Его рассматривают как человека никчемного, бездельника, бродягу, праздно переходящего из стойбища в стойбище".
Особому клеймению общества, конечно, всегда подлежала бездетная женщина (Кабакова, 2001, с. 201). "Положение бездетных жён незавидно. В сельской иерархии она оказывалась человеком "второго сорта": как женщина не могла перейти дорогу мужчине, так бесплодная женщина не имела права переходить дорогу перед матерью семейства" (там же, с. 204).
И т.д. и т.п. в самых разных культурах мира – что с примитивным устройством быта, что в современных цивилизованных странах: вряд ли кто-то станет отрицать, что даже сегодня на Западе индивид подвергается общественному давлению в вопросах брака и деторождения. И здесь возникает главный вопрос: если вступление в брак, как до сих пор полагают некоторые философы, является "объективной необходимостью", то почему же тогда столь велико общественное давление в этом вопросе? Зачем общество подталкивает индивида к тому, в чём тот сам якобы нуждается? Здесь есть над чем задуматься, верно?
В начале главы не зря был описан механизм трансформации описаний в предписания – когда сложившиеся вокруг себя условия социального бытия человек воспринимает за единственно возможный путь собственного развития, за некое "естественное" положение дел, за то, как должно быть. Понимание этого механизма позволяет взглянуть на процессы нашего нормообразования с нового ракурса. И примеры этого известны каждому из нас. Ведь все мы в детстве становились свидетелями или даже непосредственными участниками картины, когда мальчик говорил девочке (или наоборот), что вот когда они вырастут, так поженятся? Мне так говорила девочка (даже имени не помню), когда нам было где-то по пять лет. Она подбежала ко мне и сказала:
– Когда мы вырастем, ты на мне женишься!
Я стоял с зачищенным кленовым прутиком и готовился проверить, как он рассекает воздух при взмахе, и всего-то. Но услышанное вдруг оказалось полной неожиданностью. Я замер с этим прутиком в руке, а девочка, смеясь, уже убежала. Я даже не понял, о чём она и зачем. Не уверен, видел ли я её ещё когда-либо.
Сходный эпизод описывал и отец бихевиоризма Джон Уотсон:
"Вот подслушанный мною дословный разговор между 5-летним мальчиком и девочкой 7 лет.
– Греси, ты выйдешь за меня замуж?
– Я не знаю, Сэм, я слишком старше тебя.
– Греси, если ты выйдешь замуж за меня, я построю тебе дом на Лонг-Бич и куплю тебе автомобиль с красными колёсами.
– Спасибо, Сэм, но я сама выберу себе автомобиль. Хотя, пожалуй, я выйду за тебя.
Сэм в восторге.
– Сэм, а у нас будут дети. Не правда ли?
– У тебя будут, Греси, а у меня нет. У мужчины не бывает детой. Но откуда они у нас будут?
– Я не знаю, Сэм.
Этот разговор не показывает, что эти два ребёнка не по годам развиты или слишком любопытны в отношении пола. Они просто пытаются скомбинировать обрывки имеющихся у них сведений в посильную для них философию жизни" (Уотсон, 2010, с. 78).
Так вот если кто-то из современных мыслителей по-прежнему любит ссылаться на некую "объективную необходимость" брака, для них есть вопрос: какая необходимость в подобном есть уже у детей? Они совсем далеки от каких-либо подобных "необходимостей". Но вот образчик поведения у них уже есть, норма в голове уже присутствует, их будущее им уже ясно. И всё это без малейшей "объективной необходимости". У детей просто есть образец перед глазами – этого им достаточно, чтобы мыслить собственный путь точно таким же.
Важны не только объективные условия существования, но и специфика их осмысления в народных представлениях – это равнозначные факторы. В социологии существует так называемая теорема Томаса: если люди считают некоторую ситуацию реальной, то она получает реальные последствия. Иными словами, веря во что-то, полагая это истинным (или "естественным"), мы будем строить своё поведение, исходя из этого.
В XIX веке общины мормонов в Юте и Неваде жили в полигамии (многожёнство), согласно канонам своей религии, тогда как всего в нескольких сотнях километров жители Калифорнии жили в моногамии (единобрачие), по канонам своей религии, – сильно ли у них отличалась "объективная необходимость"? Аналогичная картина характерна и для околосредиземноморских районов, где моногамные христианские общества соседствуют с полигамными исламскими, хотя и те, и другие имеют полностью сходные экономические и экологические характеристики (Коротаев, 2003, с. 177).
Культура. Социальные установки и предписания. Вот в чём всё дело.
Культура имеет значение. И ещё какое.
Главный ориентир – Другие
Безусловно, главным ориентиром для человека выступают Другие, их поведение. Человеку необходимо видеть, как живут другие, чтобы знать, как жить самому. Потребляя знания о жизни других, человек сопоставляет с ними себя и за счёт этого углубляет некоторые свои общечеловеческие черты. Можно сказать, мы вычерпываем себя из того, что видим в других; наше поведение рождается вне нас.
Всякий жест, всякое действие человека несёт в себе след его культуры и понято может быть также только внутри неё – с учётом всех её ценностей, интересов, установок, норм и традиций. Выстраивать собственное поведение и ценности человек способен лишь с оглядкой на Других – ориентируясь на Других, он понимает, что хорошо, а что плохо, что имеет значение, а что – нет. В значительной степени и этим фактом обусловлена популярность соцсетей в XXI веке (особенно Instagram), где человек может наблюдать за жизнью других и периодически рапортовать о своём соответствии им, размещая аналогичные снимки-отчёты, количество лайков оказывается оценкой культуры себя самой, подтверждением соответствия ей.
Роль ориентиров в жизни человека проявляется на всех уровнях: от физиологического до поведенческого – начиная с синхронизации сердцебиения у матери и плода, когда один организм ориентируется на другой (Van Leeuwen et al., 2009), через синхронизацию колебаний кресел-качалок, если люди видят друг друга (Richardson et al., 2007), и заканчивая такими сложными и массовыми явлениями, как престиж и мода, когда все стараются соотносить себя с остальными. Даже собственные эмоциональные реакции человек определяет через реакции Других: шутки, сопровождаемые закадровым смехом, ему действительно кажутся смешнее (Cai et al., 2019). Наша оценка привлекательности кого-либо зависит от того, как прежде его оценили другие (Klucharev et al., 2009). То есть в формировании нашей оценки участвует оценка окружающих. Это буквально означает, что нам нужен чужой взгляд на вещи, чтобы сформировать собственный.
Что интересно, глаза высших обезьян имеют гораздо менее выраженные белки, склера не такая белая, как у человека. Вероятно, это связано именно с тем, что в ходе эволюции человеческой социальности обращение взора собеседника приобретало всё большую значимость, так как выступало передатчиком внимания и смыслов и способствовало взаимопониманию и сплочённости. Гориллы и шимпанзе слабо ориентируются по направлению взора товарища и больше следят за поворотом его головы, тогда как для человека направление взора собеседника имеет огромное значение, и стало это возможным именно благодаря выраженным белкам глаз (Tomasello et al., 2007).
Роль ориентации на Других и неосознанного им подражания в жизни человека изучена наукой основательно (Обухова, Шаповаленко, 1994), и этот механизм оказывается одним из ключевых в деле социализации и формирования идентичности (Томаселло, 2011, с. 179). Младенцы входят в социальный мир через подражание, и делают они это даже активнее и точнее, чем шимпанзе (Фирсов, 1972, с. 81). Даже факт прямохождения ребёнка оказывается результатом подражания взрослым – ведь ребёнок, выращенный собаками, бегает на четвереньках (Ильенков, 1984, с. 334).
Конечно, перенимание ребёнком поведения взрослых происходит не слепо, а с учётом прочих возможных факторов, то есть в подражании есть непременная интеллектуальная составляющая. Когда 14-месячные дети видят, как взрослый выключает светильник путём нажатия кнопки лбом, то потом проделывают операцию аналогичным образом, но если же при выключении светильника лбом руки взрослого будут чем-либо заняты, то дети не скопируют действие, а выключат прибор рукой (Gergely et al., 2002). То есть, если какое-то необычное действие находит в понимании ребёнка объяснение, оно не имитируется, поскольку ему понятна его причина, и он может выбрать другие пути; имитируется же именно непонятое поведение. Если взрослый делает нечто, причин чего не видно, ребёнку проще предположить, что причины такие есть, просто ему пока неизвестны, а потому лучше сделать, "как принято", "на всякий случай".
Это как история молодой американки, вышедшей замуж и покинувшей отчий дом, которая однажды пригласила родителей на ужин. Увидевшая стол мама спросила:
– Зачем ты накрыла индейку металлическим колпаком?
– Мама, но ведь ты, сколько помню, сама всегда так делала, – удивилась дочь.
– Да, – улыбнулась мать, – но у тебя же нет дома голодного кота…
Непонятое поведение имеет больше шансов на имитацию, тогда как понятое поведение имеет все шансы на модификацию или вовсе на отказ от него (в зависимости от обстоятельств). Иными словами, непонятое поведение может копироваться с максимальным тщанием, доходящим до иррациональности, а заодно может служить отличным механизмом слепого подчинения правилам (Адоньева, Олсон, 2016, с. 235). В этом и есть опасность непонятого имитируемого поведения: в случае перемен оно может быть перенесено в новые условия, где окажется уже лишённым смысла, но по-прежнему будет воспроизводится по всё тому же принципу "так принято" или "на всякий случай". Так рождаются традиции – нечто, транслирующее ценности, давно утратившие актуальность.
Зародившееся около 3 тысяч лет назад рукопожатие изначально демонстрировало отсутствие у парламентариев спрятанного оружия – прошли века, исходное предназначение жеста себя изжило, но сам он остался. Часто можно слышать, что современное рукопожатие – это жест уважения, но это неправда, поскольку руку пожимают все, даже те, кто недолюбливают друг друга. Это просто превратилось в пресловутое "так принято".
Изучение нейронных механизмов подражания привело их первооткрывателя Джакомо Ризолатти к заключению, что "имитация – основа всей нашей культуры, она лежит в основе множества социальных функций" (цит. по Семенович, 2010, с. 61). Если Ризолатти прав (а он прав), то возникает вопрос: какая часть культурных норм и общественных институтов может существовать только благодаря имитации по причине их непонятости людьми?
Впрочем, вопрос этот риторический.
Традиции важны людям, потому что задают ориентиры и, следовательно, направления и смыслы. Человеку не нужно ломать голову, куда идти – путь для него уже очерчен, что безмерно облегчает его бытие. Ничто так не дезориентирует и не пугает человека, как свобода выбора: он рискует оказаться Буридановым ослом и умереть от голода. Создавать свои собственные смыслы и ориентиры – действительно пугающая и непосильная задача для большинства, как для закоренелых паркинсоников. Куда проще эти смыслы и ориентиры заимствовать у сложившейся культуры, ведь она буквально напичкана ими, как незримая паутина из нитей Ариадны.
С самого момента рождения культура выстраивает перед человеком своеобразный коридор развития – как цепочкой фонарей в ночной аллее, наполняет его жизнь ориентирами, которые становятся для него значимыми и ведут в строго заданном направлении. Окружающее пространство испещрено трансляторами культуры – поведение других, жесты одобрения и порицания, интонации, мимика, и, конечно же, литература, живопись, кино и телевидение: куда ни глянь – всё напичкано образцами поведения, всё вокруг транслирует, "как надо" поступать и в каком направлении "надо" идти.
Всё это так глубоко уходит в голову, что всякое отклонение от ориентиров сопровождается тревогой. С годами все усвоенные ориентиры формируют в голове ребёнка ту категорию, что в психологии называется ценностями.
Ребёнку важно делать именно то и так, как он научился с пелёнок. Делать "всё правильно" – залог спокойствия. Отход в любую сторону, за пределы "освещённой аллеи" общественных ценностей, пугает, а потому даже мысли о таких попытках подавляются или маркируются отрицательными эмоциями. Формирование ценностей у ребёнка сопровождается появлением таких оценочных категорий, как "хорошо" и "плохо". Ребёнок никогда не знает природы своих ценностей, не знает, откуда они взялись и почему надо ориентироваться именно на них. Он знает лишь одно: блюсти ценности – хорошо, а не блюсти – плохо. Но почему это именно хорошо или плохо, он объяснить не в силах. Природа его собственных ценностей скрыта от него, и потому соответствие им похоже на исполнение приказов, запечатанных в конверте, который никто не вскрывал. И мало кто, даже будучи взрослым, пытается вскрыть этот конверт. Все наши ценности – откуда они? Зачем они? Насколько они разумны и соответствуют запросам времени?
Этот конверт так и лежит всю жизнь запечатанный и покрывается пылью. Никому не интересно, почему мы всю жизнь делаем именно то, что делаем…
