Kitabı oku: «Волк Михалыч и Волчица Павловна», sayfa 5
Сказка шестая. Волк Михалыч и Красная Бабушка
Жили были Волк Михалыч и Волчица Павловна. И были у них трое волчат и Бык Петрович. Но так не всегда было. Давным давно, уж не знаю сколько годков назад, был Волк Михалыч один, без Волчицы Павловны. Да и Михалычем его еще не звали, ибо батюшка его Волк Иваныч жив был еще и здоров и Лесом правил могучею своей лапой, и был в Лесу мир и порядок. И вот, значицца, завелась на опушке Леса однажды Красная Бабушка. Была она, надо полагать, ведьмой. А то и вовсе людоедкой. Потому что сколько путников мимо по дороге ни проходило, никто живым дальше ее домика не уходил. Иииздредка если какой везунчик догадается на коне проскакать галопом, да так, чтобы и духу из ее окошка не вдохнуть, и взглядом на пряничные стены ее домика не взглянуть. Тогда, глядишь, и выживет. И потом будет годами в трактирах байки травить: вот, мол, видеть не видел, но нутром чуял, что проезжал я мимо домика Красной Бабушки.
Страшная она была. И хужее всего было то, что повадилась она местный люд терроризировать да хорроризировать, пугать то есть до дрожи или, как иные говорят, усрачки. А люд – он ведь по большому счету пугливый, его чуть потерроризирует какая гадина, так он и дрожит дрожмя. А если уж какая чудища хорроризировать возьмется, так пиши пропало. Враз всех своих юных девственниц отдадут и расписаться не спросят. Так и тут вышло. Повадилась значит Красная Бабушка люд… ну, пугать в общем. Требовала каждую пятницу с восьми вечера до половины одиннадцатого чтобы приходила к ней маленькая девочка в красной шапочке, да такой, что еще чуть чуть и на глаза натянется, что видно ничего не будет, и приносила ей пирожков с маком, изюмом, шпинатом и грудинкой. Что делать? Попричитали деревенские бабы, да стали жребий тянуть, кому первой свою доченьку к старой карге отправлять. А идти было как раз через Лес, где правил Серый Волк Иваныч, батюшка покойный нашего дорогого Волка Михалыча.
Пошла значицца, первая такая Красная Шапочка через Лес. Идет, боится, ножки тоненькие дрожат, дыхание сбивается, но песенку поет "Нам не страшен серый волк". Встретил девочку Волк Иваныч, и спрашивает:
– А куда ты, девочка, на ночь глядя, через Лес топаешь?
– Я, говорит Красная Шапочка, иду к Красной Бабушке, пирожки ей несу.
– А-а-а, ну иди, иди, маленькая. Да будь осторожнее, в Лесу у меня порядок, хищники по понятиям живут, но иной раз какой из них и шалит. За всеми не уследишь. Будешь осторожнее?
– Буду, Волк… – чуть смелее ответила Красная Шапочка. И пошла дальше по тропинке, засеменила ножками, и вскоре скрылась за деревьями. Волк Иваныч решил все-таки постеречь, чтобы на обратном пути девочку не обидел никто, постоял-постоял, да никто обратно не стал возвращаться. Видно, осталась у Бабушки ночевать – решил Иваныч и домой пошел. Так за делами-заботами и забыл он про этот инцидент на дороге. Да только прошел месяц, и встретил он на той же тропинке другую девочку. Тоже маленькую, тоже худенькую, и тоже в красной шапочке, да тоже с корзинкой, из которой пирожковый дух по Лесу разносится. И тоже песенку поет: "Нам не страшен серый волк".
– Ты кто такая, девочка? – строго спросил Волк Иваныч.
– Ой, не ешь меня, Серый Волк, меня Бабушка Красная ждет с пирожками, болеет она! – запричитала девочка. – Я Красная Шапочка. Не ешь меня, Серый Волк, пожалуйста!
– Да я и не собираюсь, – удивился Волк Иваныч. – Только, если мне не изменяет память, в прошлый раз к этой Красной Бабушке другая девочка ходила.
– Да, моя подружка Грета, – заплакала Красная Шапочка. – Она пошла, и не вернуууууулась! Ты ее съел, Волк Проклятый! Аааааа! – и зарыдала горькими слезами.
– Ой, не буду я тебя есть, больно надо, – смутился Волк Иваныч, – не по понятиям это. Я только ленивых зверей ем, да больных, да увечных, слепых, немых, ну еще злых и невоспитанных. Ну да, еще тех, у кого паспорта нету. Таков Закон, а я Волк в Законе, и слово мое волчье, слово мое крепкое! В том я и сына своего воспитываю, первенца, вырастет он, и будет Волком Михалычем, и не будет ему противы в этом Лесу. Так-то, деточка. Иди спокойно, а я прослежу, чтообы на обратном пути тебя никто не обидел.
Девочка, видно, не сильно-то поверила Волку Иванычу, но плакать перестала, и стояла уже не так пугливо. Кивнула она, сказала "псиба" – и засеменила ножками по тропинке, что вела к Пряничному Домику Красной Бабушки.
На этот раз Волк Иваныч постоял подольше, но тоже так девочки и не дождался, в обратный путь идущей. Пошел он тогда к Пряничному Домику, и в окошко заглянул. И видит он: сидит Красная Шапочка за столом, и уплетает пирожки один за другим. А позади нее стоит Красная Бабушка и нож на бруске точит. Здоровенный такой нож, почти тесак. Точит и приговаривает: Кушай-кушай, деточка, пирожочки, начиняйся начиночкой маковой, да изюмовой, да шпинатовой, да грудиночной! – и хищно-плотоядно так облизывается. Посмотрел Волк Иваныч еще левее – и видит – над печкой у Красной Бабушки еще пять красных шапочек сушатся после стирки. Удивился Волк Иваныч: зачем это старушка шапочки коллекционирует? Но не успел он это обдумать, как Красная Бабушка подскочила к девочке, и одним движением Красную Шапочку ей на глаза натянула и шнурком вокруг шеи затянула. Придушила и давай ножом девочку тыкать, резать и кромсать. Стихли крики, а Красная Бабушка подхватила Красную Шапочку, сунула ее в огромный глиняный горшок, крышкой накрыла и в печку сунула. А потом гаааааденько так захихикала, и шестую шапочку, что с девочки убитой свалилась на пол, в тазик бросила и с песенкой "Нам не страшен серый волк" стала ее от крови отстирывать. Да крови на красной ткани и не видно почти было – для того видать она и требовала, чтобы шапочки были красные, смекнул Волк Иваныч.
Хотел он ворваться к Красной Бабушке, да дверь у нее крепкая, дубовая, да и девочка мертва уже, не спасти ее, даже если из печки вытащить. Разозлился Волк Иваныч и пошел обратно по той тропинке через свой Лес. Зашел по пути домой, рассказал волчонку своему Михалычу, что да как, и отправился дальше по тропинке – в ту деревню, откуда Красные Шапочки к Красной Бабушке через лес ходить повадились. Пришел он к той деревне, встал у ворот и гаркнул своим зычным Волчьим Голосом:
– Эй, вы, люди! А ну выходите сюда, разговор есть!
Испугались люди, стали в набатный колокол бить, сбежались со всей деревни с мечаи и дрекольями, выстроились перед Волком Иванычем и спрашивают:
– Ч-ч-ч-чего тебе, Серый Волк из Дремучего Леса? – ну понятно, не все хором спрашивают, а вышел наперед их жидкого строя старый дедок, старостой назвался, и вот он это самое и спросил, заикаючись.
– Вы почто девочек к Старой Карге посылаете в Красных Шапочках? – Строго спросил он. – А знаете ли вы, что она их там жрет, и косточек не оставляет?
Задрожали тут люди мелкой дрожью, да только вдруг в толпе кто-то пискляво так запищал:
– Врет он все, волчина позорная! Он сам наших девочек жрет под кустиком в лесу, а на бабушку больную старую поклеп возводит!
Кто там кричал, доподлинно неизвестно. Но потом случилось в толпе толпотворение и всенародное помутнение, и загудела толпа и накинулась на Волка Иваныча, да растерзала его. Как ни бился он доблестно, сколько ни покромсал мужиков когтями своими, сколь ни погрыз охотников зубами, а все конец ему пришел. Прибежали из дальних домов Охотники с Ружьями, да Волка Иваныча и подстрелили, а потом раненого его уже толпа разъяренная запинала да затоптала, да руками разорвала на мелкие кусочки.
Так нашел свой конец Иваныч, Волк в Законе, Всея Леса Хозяин.
Михалыч тем временем гулял по лесу с молоденькой Волчицей, которой подарил букет незабудок, и шли они под ручку по лесной тропинке мимо берлоги Медведя Фрола Ипполитовича (отца нашего старого знакомого Медведя Фроловича, про которого мы раньше не раз в сказках наших поминали). Михалыч и Фролович были давние школьные приятели, вот и сейчас позвал он друга своего гулять, хоть был и с девушкой.
– Я тебя, Павловна, сейчас с другом своим давним познакомлю, его зовут Медведь Фролович, – говорил Волк Михалыч Волчице Павловне. В это самое как раз время Фролович из берлоги вылез, у батюшки с матушкой разрешения спросил на прогулку, и пошли они гулять. И вот, выходят они из медвежьего закута, да в Березовую Рощу, и садятся там на солнечной полянке на пеньки. Подбежал к ним Гарсон-Барсук, чего, спрашивает, изволите, молодые господа?
Взял Михалыч бересту разносольную, посмотрел, да Павловне и предлагает:
– Чего, Павловна, хочешь, Березовой Браги али Желудёвого пива?
– Напоить девушку вздумал, хитрован? – шутливо спросил его Медведь Фролович.
– Нет, просто угостить вкусными напитками, да и сам отведаю, они тут прекрасны!
– Ну давай Березовой, – согласилась Павловна. А надо сказать, что она приехала в Лес на учебу и Дальнего Залесья, где правил ее батюшка, Волк в Законе Павел Владимирович, ну и звали его соответственно Волк Вованыч. И была Павловна красавицей и умницей, каких Лес не видывал со дня своего основания. Как Михалыч увидел ее, на пятом курсе Академии Хищников обучаясь, так и влюбился без памяти. И ей проходу не давал, и ухажеров всех отвадил: потому как с Волчонком мало кто в силе да ловкости сравниться мог. Ни однокурсник его Тигр Анпилоевич (хотя тот еще гопник был тогда), ни Лиса Патрикеевна (тоже, впрочем, стерва та еще, уже тогда по ней видно было, так что не зря ей писец потом пришел). И вот, только подняли они берестяные кружки с Березовой Брагой, да чокнулись за окончание Михалычем Академии, да за такой дивный весенний вечер, да за такие безумно красивые глаза Волчицы Павловны, и сделал ей предложение лапы и сердца, и вручил перстень волчий наследный обручальный, сделанный из кости Первого Волка, и только Волчица ответила ему согласием, как прилетает на поляну Сорока-Белобока и стрекочет во всеь сорочье горло:
– Ой беда-беда-беда! Ой беда-беда-беда! Волка Иваныча в деревне люди растерзали, ружжами застреляли, ногами запинали, руками разорвали! Ой беда-беда-беда! На кого ж Лес наш останется! Не будет в Лесу нашем порядка! Ой беда-беда-беда!
А так ей кричать надоумил, знать, Лис Патрик, хитрожопый хитрован, что козни строил в Лесу за спиной Волка Иваныча, и много мошеннических схем провернул, дабы лапы свои нагреть. И ему беспорядки в Лесу – самое милое дело были. Но едва начал лесной народ шумно обсуждать, галдеть да шевелиться, встал Михалыч и гаркнул во все Волчье Горло:
– ВСЕМ МААААААЛЧАТЬ!
И повисла на поляне мертвая тишина. Все – и хищники, и простые граждане – замерли и замолкли в испуге. Вышел Михалыч на середину поляны и густым своим Волчьим Басом объявил:
– Батя мой Волк Иваныч пал смертью храброй, смертью лютой. И я клянусь своими когтями, своими зубами и своим хвостом, что отомщу за его гибель, и умоются люди кровью своей жидкой и потом кровавым. На то слово вам мое Волчье, слово крепкое. Узнаю я доподлинно, кто из людей своим сапогом хоть раз батюшку моего пнул, узнаю и кто пальцами своими шкуру его хоть раз рванул, и уж наверное узнаю, кто из ружжа его подстрелил. И всех серть ждет лютая. А страшнее всех – и это я клятвою великою заверяю! – СТРАШНЕЕ ВСЕХ ПРИДЕТСЯ КРАСНОЙ БАБУШКЕ, ЧТО ЖИВЕТ НА ЛЕСНОЙ ОПУШКЕ В ПРЯНИЧНОМ ДОМИКЕ! Ибо знаю доподлинно, что именно ее злодейства хотел до людей донести Волк Иваныч, на чем и погиб.
