Kitabı oku: «Шипы», sayfa 4
Ошибка выбывшего
Неровное пламя билось об окна затопленной мраком комнаты. Семь зажжённых свечей окружали очерченный солью круг, в центре которого лежала обездвиженная жертва. Её беспомощные конечности были надёжно привязаны к перекрещенным доскам, словно развернувшееся действо было извращённой пародией на казнь Иисуса Христа. Извращённой и кошмарной до отвращения.
Страшно подумать, какие чувства переполняли несчастное создание, обречённое стать мучеником во имя возвращения сумрачного божества!
Перед жутким алтарём распластался служитель мёртвого культа. Его руки, казавшиеся жёлтыми на свету, высовывались из-под тёмного покрова и плыли в воздухе над телом безмолвной жертвы, а пальцы скручивались в невообразимые мистические пасы, изображая таинственные символы забытого алфавита, древнего как само человечество.
– Касымат! Урук-хай! Ни-шо! – шептал культист, напряжённо вглядываясь в широко распахнутые глаза распятого. – О, Великая Чучундра, Пожирательница младенев, Пастырь чёрных овец. Яви Себя во всём Своём великолепии! Я хочу узреть Твои бездонные глаза!..
Жертва нервно задёргалась, ощутив инородное присутствие. Нечто, одинаково чуждое как ей, так и её палачу, неожиданно дало о себе знать. Культист, казалось, не замечал отдалённые шорохи и легчайшее дуновение ветра…
Дверь шумно распахнулась. Жрец подпрыгнул и завалился на бок, едва не опрокинув ближайшую свечу. Справившись с первым испугом и непослушным капюшоном, на мгновение перекрывшим обзор, культист вперил взгляд в сторону потусторонней сущности.
Яркий свет извне вычерчивал жуткий корявый силуэт, отдалённо похожий на человеческий. Огромная голова в форме то ли помятой пирамиды, то ли нарисованного дрожащей рукой треугольника на волнистой шее, утолщавшейся ближе к верху. Обвисшие уши с широкими блиноподобными мочками. Скрюченные пальцы с длинными когтями. Массивный, выпирающий вперёд живот поверх кривых ног.
Культист опустил голову и съежился под тяжёлым взглядом невидимых ему глаз. Существо подняло когтистую лапу и принялось шарить по стене.
Раздался щелчок. Тьма рассеялась.
– Тима!
Тима лежал на полу, закутавшись в великоватую ему робу. Пламя свечей, некогда напоминавшее костёр, терялось на фоне тусклого света от люстры с энергосберегающими лампочками.
Пирамидоголовый монстр оказался беременной сестрой Полиной, облачённой в предельно клишированный костюм ведьмы (и в серьги в форме тыковок), и Женей, которому до рождения оставалось ещё два месяца.
– Что ты опять творишь?! Что ты сделал с Криси?!
– Я ничего такого не хотел! – затараторил Тима, спешно отвязывая грызуна от досок. – Мне просто нужно было принести кого-нибудь в жертву Чучундре! – Мальчик поднялся и протянул сестре заёрзавшую в руках крысу.
Полина всмотрелась в острую мордочку Криси; грызун, узнав хозяйку, расплылся в подобии улыбки.
– В жертву принести… Чучундре. Вот дуралей… Ну и как, вызвал своего демона? – ядовито скривилась старшая.
Тима смерил её с ног до головы.
– Даже двух, – пробормотал он, не решив до конца, хочет ли он, чтобы сестра услышала ответ.
– Давай, сворачивай свой недоалтарь и выходи! – Обычно Полина устраивает долгие и громкие разборки, но на этот раз ей было не до этого. – Не хочу опаздывать на тусняк из-за твоих закидонов, – добавила она и удалилась с крысой в руках, не потрудившись выключить свет или хотя бы прикрыть за собой дверь.
Печально вздохнув, Тима закрыл дверь сам. В который раз он пожалел, что родители отказываются устанавливать на неё замок, или хотя бы обычную щеколду. Ритуал сорван, а ночь, подобная этой, бывает лишь раз в году. Но делать нечего. Мальчик вытащил из-под кровати потрёпанную школьную тетрадь и с кислой миной пролистал её страницы.
«Долгие часы размышлений и поисков в Интернете. Все эти походы в лес и за гаражи, все эти приготовления – и всё зря!»
Серые страницы в широкую линейку запечатлели на себе загадочные формулы, рисунки диковинных и жутких существ, отрывки корявого, едва читабельного текста и громкие заголовками: «Призыв Кровавой Мэри», «Призыв Слэндермэна», «Коридор в Закулисье» и многие, многие другие. В неровных кружках напротив большинства из них были выведены жирные кресты.
Кружок напротив заголовка «Призыв Чучундры» дразнил своей незаполненностью.
– Может быть, всё это работает лишь в определённое время? – пробубнил Тима, ставя крест на прерванном ритуале. – А вдруг это могло сработать только сегодня, в Хэллоуин? Умеет же Поля припереться, когда не надо! Поля-корова… – он швырнул тетрадь и ручку с обгрызенным колпачком на кровать.
Раньше Тиму не брали на праздник. Более того, раньше от праздника-то было только название, а на этот раз кое-кто подсуетился и организовал настоящую костюмированную вечеринку. А раз сестра заглянула в Тимину комнату, значит, родители уже собрались, и ждали только его. Мальчик пригнулся к полу и разом задул все свечи, после чего переставил их на стол. Только сейчас, когда ритуал уже завершился, до мальчика дошло, что он не удосужился задёрнуть шторы, из-за чего, в случае успеха призыва, кто-нибудь мог заметить Чучундру.
«Ей бы это не понравилось».
Глаза Тимы уже начинали щуриться и слипаться, ибо он не привык бодрствовать столь долго и до столь позднего часа – родители вечно старались уложить его спать пораньше. А ведь это сильно мешало: не каждого монстра можно призвать днём на выходных! Запоздало зашторив окна, Тима выключил свет и подхватил тетрадь с ритуалами – ещё раз посмотреть, всё ли он правильно делал.
«Блин, а вдруг всё надо было делать наоборот?»
Взгляд мальчика пал на зеркало. Уличный свет, худо-бедно просачивавшийся сквозь крошечные интервалы между коричневыми полотнами шифона и белыми оконными рамами, едва вылавливал из тьмы очертания мебели и некоторых предметов: свечей, книг на полке, зеркала на стене, двух силуэтов в нём, блестящую латунью дверную ручку…
Ручка резко опустилась. Тима обернулся, а его сердце чуть не выскочило из груди. Казалось, что дверь открывается слишком медленно…
– Ты уже готов?
Знакомый голос разом смыл тревогу, словно растворитель краску с картины. Тут же в проёме появилась кудрявая голова, а затем и всё остальное, облачённое в костюм скелета.
– Да, мам, – выдохнул Тима, невольно улыбаясь и натягивая на голову капюшон. – Уже иду!
– Хорошо! – весело подмигнула мама и тоже натянула на голову свой капюшон, демонстрируя сверкающий белизной череп.
Затем женщина вернулась в коридор и прикрыла дверь. Пока та закрывалась, Тима заметил, что кости на костюме светились тем ярче, чем темнее становилось кругом.
«Это даже круче, чем мой костюм сектанта!»
Увлечённый мыслью о маскарадном костюме, Тима не почувствовал лёгкое, эфемерно-воздушное прикосновение к спине.
Цепкие, словно щипцы, руки схватили мальчика за плечи и рывком развернули. Вскрикнув от неожиданности, мальчик упёрся взглядом в тёмное ничто. Лишь спустя несколько мгновений испуганного снования по чернильным прямоугольникам штор глаза выцепили шероховатый столб позвоночника, не обременённого ничем, кроме нескольких пар рёбер.
В животе похолодело. Тима поднял голову.
Высохшее бледное лицо с провалившимся носом.
Бездонные глаза.
Вместо вопля ужаса из горла мальчика вырвался только хрип, похожий на сиплое бормотание пьяницы.
Тима не смог отвести взгляда от чёрных кругов пустых глазниц, даже когда они сменились космическим простором раскрытой пасти…
***
– …слышишь, ктулхист хренов? Вылезай из своей пещеры, а то без нас всё съедят!
Полина вошла ещё бесцеремоннее, чем прежде. Скудное уличное освещение не позволяло сходу разглядеть низкорослую фигуру в робе, если таковая здесь была. Снова нашарив на стене выключатель и вернув миру вокруг определённость, Полина нервно усмехнулась.
– Ладно, сейчас ты меня напугал… Выходи, ну! «Шалость удалась» и всё такое…
Раскрытая на кровати школьная тетрадь в линейку смотрела в потолок загадочными формулами, рисунками, отрывками корявого, едва читабельного текста…
– Тима, г-где ты?
Что явно было не так. Ни под кроватью, ни в шкафу никого не оказалось.
Зато кружок напротив «Призыва Чучундры» злорадно щеголял галочкой.
Соответствие
Кусь Шерстистый – так к нему обращаются родственники, знакомые, да и вообще все в кошачьем мире. Имя это неплохо отражает суть: обладатель действительно любит куснуть мимоходом или вдумчиво вцепиться в плоть, если некуда спешить. Последнее случается не так часто, как хотелось бы.
Вот и в этот раз Кусь спешил с гостинцем в зубах. Спешил к той, что зовёт, ищет и ждёт.
За поворотом исчезли магазины мясомолочной продукции, дух лосося и тунца развеялся тёплым ветром. Он же потревожил бездомных котов запахом гостинца, раздразнил пустые желудки, заставил глаза блестеть чумным голодом. Самые отчаянные и злые готовились выползти из помоек и погнаться за счастливым собратом. Не дожидаясь этого, Кусь забежал в переулок и юркнул в лаз, похожий на канализационный слив.
Позади кота всё залилось темнотой, а впереди забрезжил свет. Он тускнел при приближении, и через пару секунд на его фоне выделились худые ноги в клетчатых шортах и тапочках-енотах, глядевших глазами-пуговицами куда-то вбок.
Кусь выбежал из лаза и оглянулся. Тоннеля не было, только нижние дверцы кухонных шкафчиков.
Тапочки-еноты повернулись к коту носками. С высоты на Куся взирала худосочная блондинка в серой футболке с головастым инопланетянином.
– Ой! – глаза девушки округлились. – Ултарчик, откуда ты тут появился?
Кусь не ответил. Есть множество вещей, о которых человеку лучше не знать. Вместо объяснений Кусь подбежал к Хозяйке и положил перед ней гостинец: неучтённый палец с человечьей фермы.
– Мурр-мурр, – кот придвинул добычу и облизнулся, глядя Хозяйке в глаза.
«Тебе надо много есть, а то опять похудеешь».
Хозяйка захихикала, поднимая палец с пола.
– Спасибо, малыш, но мне он всего на два укуса. Я так-то уже поела и тебя обедать звала, – Хозяйка кивнула на миску. От той пахло свининой.
Дважды уговаривать не пришлось. Увы, счастье длилось недолго. Проглотив несколько горстей сухого корма, кот печально замяукал.
«Почему так мало?»
Из соседней комнаты раздался стон. Хозяйке не хотелось вставать с дивана, ведь по телевизору показывали её любимых корейцев. Девушка села к экрану в пол оборота и протянула руку к миске.
Лицо и плечи Хозяйки осунулись ещё сильнее. На фоне иностранной речи захрустели кости, защёлкали сухожилия, затрещала кожа, захлюпала плоть. На пол гостиной легла тень руки. Она вытягивалась… и вытягивалась… и вытягивалась…
Костлявые пальцы вцепились в край миски и встряхнули её. Жестяное дно снова скрылось под слоем корма. Когда кот продолжил есть, пальцы почесали ему за ушком.
– Ты мой хороший! – раздалось из гостиной.
Снова захрустели кости, защёлкали сухожилия, затрещала кожа, захлюпала плоть. Тень над полом усохла, и Хозяйка развернулась к телевизору. Корейцы улыбались изо всех сил. Хозяйка тоже улыбнулась.
Кусь Шерстистый – так обращались к нему родные, знакомые, да и вообще все в кошачьем мире. Хозяйка звала его Ултаром. Имя это мало отражало суть, и Кусь не понимал, при чём здесь город-призрак, однако Хозяйку любил больше, чем усатых лицемеров, роняющих достоинство каждую весну и плотно сидящих на валерьянке. Очень сложно найти человека, который не поругает за кровавые подарки и может почесать за ушком из соседней комнаты. Поэтому Ултар. Или Ултарчик.
«Спасибо, хоть не Барсик».
Мечтают ли трутни о термопасте?
Хочется верить, что тебя замечают. Что ты существуешь не только для налоговой, коммунальщиков и банковских клерков, промышляющих «холодными звонками». Последние донимали Максима, что комары на болоте, остальные – чуть реже. Но сейчас «белый воротничок» думал не о насекомых, а о жабах и цаплях. Что ещё может лезть в голову по дороге в бухгалтерию?
Визиты в кабинет с дверью, больше подходившей подсобке, случались раз в месяц и длились не дольше десяти секунд. За это время Максим вспоминал, которой из суровых тёть он передавал бумаги раньше, оставлял папку на столе и ретировался, пока никто не окликнул.
Не то чтобы всё было настолько страшно. Умом Максим понимал, что несколько лет как вырос из личинки в трутня, но не всё зависит от ума! Страх перед суровым молчанием гнездился где-то очень глубоко, зародившись ещё в младшей школе, если не в яслях.
Однако Максим старался, и на сей раз вошёл почти без заминки. Вошёл – и чуть не выронил драгоценную папку, оглушённый визгом.
Бухгалтерию было не узнать. Привычные жабы и цапли сидели на своих местах, куда бы им деться. Но волна визга исходила не от них, а от толпы практиканток, сновавших по кабинету. Тела двух-трёх студенток облегали майки из наборов корпоративного мерча.
«Живи на яркой стороне, блин».
Щебетание и хихиканье девушек полилось на Максима, как вода из автоматических леек на газон.
– Ой, а вы тоже здесь работаете? Вы женаты? Вы так молодо выглядите!
Максим не отвечал. Вопрос о работе навёл его на размышления. Работает ли он? Что он вообще здесь делает? В чём смысл его существования?
Виной ли тому был разрекламированный дезодорант или что-то другое, но студентки в обтягивающих полосатых топах так и облепили Максима, тараторя без остановки. Максима сковали прильнувшие тела и вцепившиеся в него руки. Локоны волос и горячее дыхание щекотали шею. Голоса и звуки слились в монотонный гул, а перед глазами Максима застыло лицо. Приятное лицо, симпатичное: с широкой улыбкой, пухлыми щеками и большими, широко открытыми глазами. Правда, зрачки расширились настолько, что студентка походила на очень милую осу, как бы странно это не звучало.
Её розовые губы маняще блестели, а глаза сверкали. Максим не смог устоять и, зажмурившись, поцеловал.
Тихий «чмок» прозвучал выстрелом бутылочной пробки, а затем воздух наполнился смехом, восторженным оханьем и писком. Девушки прильнули к Максиму ещё сильнее. Даже сквозь пиджак «белый воротничок» чувствовал жар их тел. Удовольствия это ощущение, впрочем, не доставило: под рубашкой и брюками струился пот, веки отяжелели. Превозмогая сонливость, Максим взглянул на девушку перед собой.
Та всё ещё улыбалась, однако натянуто, вымученно. Глаза остекленели, а прелестное лицо стало зелёным, похожим на резиновую маску. Шею опоясала тонкая лиловая лента. Девушка открыла рот, чтобы что-то сказать… и её голова отвалилась.
Не успело обезглавленное тело опуститься на пол, по ушам Максима ударил крик. Жар стал просто невыносим, а надоедливый гул перетёк в размеренное, непроницаемое жужжание.
Максим усиленно моргал, надеясь снова увидеть перед собой целую и невредимую студентку со здоровым цветом лица и губами, похожими на лепестки розы в капельках росы.
Но этого не случилось. Теперь воздух пронизывали ароматы сакуры, мёда и каштанов. Стены кабинета превратились в соты, но фасеточные глаза Максима почти сразу перестали их различать, а затем и отказали вовсе.
Шершень ещё пощёлкал жвалами, ещё попытался сдвинуться с места, но у него не было ни шанса.
Облепленный роем, он опустился на брюхо, перестал дёргаться и затих.
