«Брачный сезон» kitabından alıntılar, sayfa 3

В отличие от своей сестры Мюриэл, напоминавшей скорее пухлую румяную буфетчицу прежних времен, Поппи Кигли-Бассингтон была рослая, смуглая и гибкая - эдакая змея с боками; таким девушкам только намекни, они всегда готовы исполнить ритмический танец, тут уж помешать им можно разве топором.

Наверно, девушка, неделями ходившая с острым ножом в разбитом сердце, начинает понимать, что девичья гордость – это, конечно, хорошо, но душу облегчает лишь чистосердечное признание

Что же, это, бесспорно, успокаивало — если, конечно, Китикэт и вправду такой умный, как ему кажется. Кто его знает, этого Китекэта. Я один раз прочел его школьную характеристику, когда забрался ночью в кабинет преподобного Обри Апджона в поисках печенья, так преподобный Обри Апджон написал про него: «Блестящие способности, но плохо соображает» [...].

Я понял, что девушка, способная подвергнуть мужчину такому испытанию, не годится мне в жены. Ты не думай, я ее по-прежнему очень уважаю и уверен, что из нее выйдет прекрасная помощница в жизни для кого-нибудь наподобие Эрнеста Хемингуэя, любящего жить среди опасностей, но сам я после того, что произошло сегодня вечером, совершенно уверен: мне лично нужна спутница жизни немного поспокойнее.

"Дживс, описывая этого отпрыска семейства Финк-Ноттлов, сказал, если помните, что тот имел вид раздосадованный, и теперь с первого взгляда стало ясно, что за это время Гасси обратно задосадоваться не успел. Глаза за стеклами роговых очков горели яростью, обидой и т.п. - ну, просто негодующий палтус. В эмоциональные моменты сходство Гасси с тем или иным морским чудовищем всегда становится особенно наглядным."

"Наверно, если бы я был средневековым сеньором - наподобие, скажем, того же рыцаря Роланда - в те дни, когда, куда ни швырнешь кирпичом, обязательно шарахнешь по башке какого-нибудь мага или звездочета, и люди то и дело в кого-то превращались, это явление меня бы нисколько не удивило. Я сказал бы просто:"А-а, так Дживса заколдовали и превратили в Китекэта?Жаль. Но что сделаешь, такова жизнь", после чего и думать бы об этом забыл и распорядился бы, как обычно, чтобы подали трубки и несли сюда кубки и позвали ко мне скрипачей.

Но в наше время такой благодушный взгляд на вещи понемногу утрачивается, так что врать не буду, я испытал глубокое потрясение. Я воззрился на пришельца, чувствуя, как глаза мои вылезли из родных орбит,словно улиткины рога, и, выпученные, заходили туда-сюда."

Мы свернули с Главной улицы и пошли неосвещенными переулками, отрывочно переговариваясь на ходу.

— Я заметил, Дживс, что, когда я сообщил вам последнюю неприятную новость, вы вздернули одну бровь.

— Да, сэр. Я разволновался.

— А не бывает с вами, что вы настолько разволнуетесь, чтобы сказать «Фу ты!»?

— Нет, сэр.

— А «Вот черт!»?

— Нет, сэр.

— Странно. Казалось бы, в такой момент, как сейчас, можно и чертыхнуться. На мой взгляд, все пропало, а как по-вашему?

— Пока живем, надеемся, сэр.

— Не припомню, чтобы я попадал в историю неприятнее. Куда ни подашься, все не слава Богу.

— За исключением, быть может, мистера Перебрайта, сэр.

— Ах да. У Китекэта дела пошли в гору. Я слышал об его успехах. Говорят, он теперь носит шапку исключительно набекрень?

— Она свисала у него с уха, когда я последний раз его видел, сэр.

Совесть шептала мне, что эта телеграмма, пришедшая на имя Гасси и к нему обращенная, предназначена исключительно для его глаз, и я был с этим полностью согласен. Но не вскрыть ее я так же не мог, как вы не можете не сунуть в рот еще один соленый орешек.

Удивительно, когда ты влюблен, то жаждешь облагодетельствовать всех и каждого. Меня теперь так и распирает кипучая доброжелательность, совсем как в книжках у Диккенса. Я чуть было не купил в Лондоне тебе галстук.