Kitabı oku: «Заботы и власть. Мориц Тассов. Нума», sayfa 3
Действие третье
Комната Хеды Штоль
БИРКЕНБИЛЬ входит в промокшей одежде
Кажется, она приготовила мне сюрприз, и ей не терпится его преподнести. Звонит по телефону, говорит, приходи немедленно. Спрашиваю, почему? Так надо, говорит. Я подчиняюсь, но немного задерживаюсь, иногда полезно заставлять женщин ждать. Заглядывает в шкаф, находит бутылку. Ага. Шампанское.
ШТОЛЬ входит из кухни, принаряженная, по ее средствам
Ты только что пришел?
БИРКЕНБИЛЬ
Только что.
ШТОЛЬ
Теперь уже поздно.
БИРКЕНБИЛЬ
А тебе не терпится?
ШТОЛЬ накрывает стол на двоих
Да-да. Я должна успеть сказать тебе, что я тебя не люблю.
БИРКЕНБИЛЬ
Как это, не любишь?
ШТОЛЬ
Полюбила другого.
БИРКЕНБИЛЬ
Какого другого?
ШТОЛЬ
Он любит меня. Его зовут Барбос.
БИРКЕНБИЛЬ
И поэтому ты заставила меня тащиться сюда всю дорогу под дождем?
ШТОЛЬ
Но ты же должен это знать.
БИРКЕНБИЛЬ
С такой ерундой можно было подождать.
ШТОЛЬ
Нельзя. Потому что мой новый мужчина придет через десять минут. И я хочу ему сказать: это твой дом. Это дом для многих друзей, но не для двух мужчин.
БИРКЕНБИЛЬ
И ты даешь мне десять минут?
ШТОЛЬ
Время вносит беспорядок. Послушай, Иост, он потрясающий. Сильный, высокий, прямо великан. А как танцует!
БИРКЕНБИЛЬ
Танцует? Ты терпеть не можешь танцы.
ШТОЛЬ
Я терпеть их не могу. Но когда он говорит: «Пойдем потанцуем!», я чувствую, что танцы – самое роскошное удовольствие на свете. Что я ни за какие коврижки не смогу ни усидеть, ни устоять на месте. Конечно, когда он говорит: «Давай присядем!», это что-то другое. Всю ночь мы просидели на скамейке и к утру совсем окоченели. Знаешь, каждое его слово становится большим и важным и имеет власть над моей душой.
БИРКЕНБИЛЬ
Может, он гипнотизер? Ты заметила, что у него странный неподвижный взгляд?
ШТОЛЬ
У него прекрасные глаза. И благородное сердце, ведь это он подарил мне велосипед.
БИРКЕНБИЛЬ
Так это брикетщик?
ШТОЛЬ
Да.
БИРКЕНБИЛЬ
Женщины – загадочные натуры, вечно гоняются за деньгами.
ШТОЛЬ
И все с нашей фабрики должны сказать ему спасибо. Именно из-за него брикетная фабрика проголосовала за соревнование.
БИРКЕНБИЛЬ
Ну да, у него достаточно денег, чтобы позволить себе такой жест.
ШТОЛЬ
Да ведь он сам себя разоряет.
БИРКЕНБИЛЬ
Такие, как он, понятия не имеют, что значат деньги.
ШТОЛЬ
Ради меня он изменил свои взгляды. Берет шампанское из шкафа, хочет уйти в кухню.
БИРКЕНБИЛЬ
А ты покупаешь ему шампанское?
ШТОЛЬ
И дорогое. Он любит крымское. Я все про него знаю. А ты что вообще пьешь? Ну, ладно. А теперь уходи, Иост.
БИРКЕНБИЛЬ
Я остаюсь ради тебя.
ШТОЛЬ
Да уходи же.
БИРКЕНБИЛЬ
Я хочу сделать тебя счастливой.
ШТОЛЬ
Ладно, ладно, тебе действительно пора уходить.
БИРКЕНБИЛЬ
Ты сошла с ума, выгоняешь меня на улицу в такой дождь. Льет и льет. Мы помолвлены уже год, целый год. Чтобы разорвать помолвку десяти минут не хватит. Между нами встал какой-то мужчина. Он может уйти. А то, что было между нами, уже никуда не уйдет. Я знаю тебя, Хеда, как свою душу. Ты тип женщины-матери, а не потаскушка. Я на тебя рассчитывал.
И тут приходит какой-то парень, сует руку в штаны и звякает монетами. Но это же не повод, чтобы вышвыривать меня как ношеную рубашку. Говорю тебе, я этого донжуана и убить могу. Я остаюсь.
Входит Фидорра в мотоциклетном костюме.
ШТОЛЬ
Да, садись. Выбегает в кухню.
БИРКЕНБИЛЬ
Иост Биркенбиль.
ФИДОРРА
Интересное имя – Биркенбиль.
БИРКЕНБИЛЬ
Мое имя Иост.
ФИДОРРА
Тоже хорошо.
БИРКЕНБИЛЬ
В каком смысле?
ФИДОРРА
В каком смысле?
БИРКЕНБИЛЬ
В смысле культуры общения.
ФИДОРРА
Хотите сигарету?
БИРКЕНБИЛЬ
Что вы скажете, например, о конфликте в современной драме? Вы за социалистический реализм или за реалистический социализм? Фидорра задумывается. Важным вопросом культуры является и вопрос о дидактике. Дидактика – это все равно что диалектика, говоря по-немецки, хладнокровие. Я перевел вам иностранное слово, так как не презираю простых людей. Двери в культуру открыты для каждого, кто к ней стремится.
ФИДОРРА
Раз уж на то пошло, я уже имел дело с культурой. Пригласили нас как-то на экскурсию о певчих птицах немецкой родины. Надо сходить, говорят. Решил, схожу, другие же пойдут. Другие тоже пришли, и всеми командует какой-то эксперт. Мы движемся, так сказать, гуртом по немецкой родине и прибываем на место, где что-то зеленеет. Эксперт объясняет, мол, это щавель, он съедобен, и предлагает пожрать щавеля. Все жрут щавель. Я жру щавель. Ладно, двигаемся дальше по немецкой родине, попадаем в другое место, опять что-то зеленеет. Эксперт поясняет, мол, это мать-и-мачеха, тоже съедобная, велит нам жрать мать-и-мачеху. Все жрут мать-и-мачеху. Я тоже. Слушай, мы не прошли и тридцати шагов, а там уже зеленеет пастушья сумка. Эксперт объясняет, мол, пастушья сумка съедобна, и просит ее отведать. Все жрут пастушью сумку. Ну, я надеваю куртку, посылаю эту экскурсию куда подальше и отправляюсь домой пить пиво. Вот она ваша культура, молодой человек, с таким же успехом я мог бы сожрать свой палисадник. Вынимает из портфеля три бутылки шампанского.
ШТОЛЬ входит
Три бутылки?
ФИДОРРА
Ты же обожаешь шампанское.
ШТОЛЬ
Шестьдесят три марки, шестьдесят пфеннигов.
ФИДОРРА
Так что не говори о деньгах.
БИРКЕНБИЛЬ
Видишь, он не знает, что это такое.
ШТОЛЬ
Он не уйдет.
ФИДОРРА
Выпьем, и уйдет.
ШТОЛЬ
Спасибо тебе большое. Тоже садится. Пауза.
ФИДОРРА
Я люблю тебя, коллега.
ШТОЛЬ
Безумно?
ФИДОРРА
Безумно.
ШТОЛЬ
Я тебя тоже безумно люблю. Знаешь, я первый раз так влюбилась, а мне уже двадцать.
ФИДОРРА
Поверь, я последний раз так влюбился. А мне только тридцать.
ШТОЛЬ
Скажи еще раз.
ФИДОРРА
Что?
ШТОЛЬ
Что ты всегда будешь любить меня.
ФИДОРРА
Мое сердце принадлежит тебе целиком и полностью, а не на два или три сезона.
ШТОЛЬ
Это очень важно, Макс, потому что теперь ты мое все, вся моя жизнь.
БИРКЕНБИЛЬ
Коллеги, подобные речи вряд ли предназначены для ушей третьих лиц. Может, умерите свой пыл? Пауза. А дождь все льет и льет.
ШТОЛЬ
Какой дождь, Макс! Какой чудесный дождь!
Брикетная фабрика. Лаборатория
В лаборатории Биттрих, у входа в лабораторию Цидеванг.
ЦИДЕВАНГ
У одного из наших случился приступ великодушия, и мы проголосовали за повышение качества. Трогательная сцена. Десять дураков разрыдались от умиления. Наплакали десять соленых луж. И радостно отдали все. Кретины. Они думают, что внесли скромную лепту. А она такая же маленькая, как пресловутый мизинец, к которому прицеплены огромная задница и набитый потрохами живот. Ведь толстый конец не меньше зависит от тонкого, чем тонкий от толстого. Я так им и скажу: если дадим задний ход сейчас, то уступкам не будет конца. И раз на кон поставлено все, я предлагаю идти ва-банк. Пусть не в моих силах было уменьшить угрозу, в моих силах представить ее огромной. Они думают, что вырыли маленькую ямку, а я им покажу, что что не ямку они вырыли, а собственную могилу. Входит в лабораторию. БИТТРИХ
Я ждала тебя.
ЦИДЕВАНГ
Ерунда. В это время?
БИТТРИХ
Я жду тебя каждую минуту, каждый день, в этом моя жизнь. Целует его. Любишь меня? Я знаю, любишь, ведь ты так сказал, а ты не умеешь лгать.
ЦИДЕВАНГ
К делу. Берет со стола листок бумаги. Анализы липовые?
БИТТРИХ
Да, Герберт. Как всегда. Как ты хочешь.
ЦИДЕВАНГ
Очень хорошо. Рвет листок. С сегодняшнего дня будешь делать честные анализы, ксилолом, а не карандашом. Покажешь все как есть, пусть увидят. И приведи в исходное положение все измерительные приборы, все шкалы печатного блока. Выполняй.
БИТТРИХ
Да, Герберт. Но если мы хотим выиграть соревнование…
ЦИДЕВАНГ
Молчи и делай, что велено. Я слышал, некоторые личности требуют правды. Они ее получат. Они получат столько правды, что их собственная правда рядом с ними будет выглядеть как дерьмо рядом с младенцем. Идет к двери.
БИТТРИХ
Придешь вечером?
ЦИДЕВАНГ
Ты хорошо меня поняла?
БИТТРИХ
Да. Придешь вечером?
ЦИДЕВАНГ
Да.
Брикетная фабрика. Лаборатория
Папмайер, Мельц, Кунце, Цидеванг, Биттрих
ПАПМАЙЕР
Это кошмар, страшный сон. Все приборы врут. Показатели, на которые мы ссылаемся, взяты с потолка. К Биттрих. И ты не заметила?
БИТТРИХ
Заметила.
ПАПМАЙЕР
Должна была давно заметить.
ЦИДЕВАНГ
Сам-то ты никогда не замечал.
ПАПМАЙЕР
Мы не могли это заметить, коллеги. Мы должны полагаться на измерительные приборы, на что же еще? Критически мыслящий человек исследует все. Но инструмент исследования должен быть надежным. Не подвергать же сомнению пробный камень? А потом что? Проверять этот камень другим пробным камнем? Когда результаты удовлетворительны? Так и с ума недолго сойти. Н-да, удовлетворительны. А как мы ругались со стекольной фабрикой. Заявляли, что они преувеличивают, придираются, что бывают брикеты и похуже наших. А выходит, они не преувеличивают, не придираются, и хуже наших брикетов в мире нет. Мы мошенники с чистой совестью. Без вины виноватые.
БИТТРИХ
Мы видели, что брикеты непрочные.
ПАПМАЙЕР
Но если показания приборов соответствуют нормативам?
Брикетная фабрика. Пересменка
Приемка брикетов. Транспарант: Смена А участвует в соревновании за высокое качество. Хофман, Фласхаар.
ФЛАСХААР
Меня зовут Ина Фласхаар. Буду работать в бункере, где работала ты. Почему ты оттуда ушла? Говорят, так распорядился Твардовски, секретарь парткома комбината. Почему?
ХОФМАН
Антирелигиозный трюк. Дескать, здесь светлее.
ФЛАСХААР
Светлее, но оклад тот же. Я знаю, я расчетчица заработной платы. Я сидела в бараке, за письменным столом, там только дерево и бумага, и считала: производственная зарплата, средняя зарплата, сдельная зарплата, у меня в голове прямо что-то вроде счетов. Я вовсе не жалуюсь. Одна работа похожа на другую, удовольствие получаешь позже. Я, к примеру, состою в боулинг-клубе. А ты, например, любишь работать? Никто не любит работать. Все любят жить. Живут на деньги, ради них и вкалывают.
ХОФМАН
Теперь ты больше этим не занимаешься?
ФЛАСХААР
Еще займусь. Как-то раз я рассчитала зарплату на брикетной фабрике и сравнила ее со своей, и разница была такая, что я теперь здесь.
ХОФМАН
Значит, поэтому.
ФЛАСХААР
Поэтому. Потому что здесь звенит монета. Хофман молчит. Разве нет? Хофман молчит. Фласхаар недоверчиво. Я слышала, здесь какое-то соревнование.
ХОФМАН
Соревнование за двенадцать кило прочности, чтобы положить конец греху.
ФЛАСХААР
Причем тут грех?
ХОФМАН
Бог сотворил человека хозяином, в том числе угля, и я верю, что однажды Он взвесит здешние анализы на Страшном суде в долине Иосафатской. Вот где они широко раскроют глаза, эти молодые сопляки. Боюсь, брикеты слишком опустят чашу весов. Но они прибывают уже треснувшими, а трещины не исправишь бережным обращением. Фидорра. ФИДОРРА
А соревнование-то идет? Правда, мы сделали килограмм, а нужно еще одиннадцать. Но мы все все-таки перевыполняем норму на целых сорок процентов.
ФЛАСХААР
На сорок процентов? Вчера перевыполняли на шестьдесят. Достает блокнот, считает.
ФИДОРРА
Небольшое случайное колебание. Фласхаар плачет. Он приходит в ярость. Скат слишком короткий. Откуда возьмется прочность и исчезнет давление на слайд?
ФЛАСХААР обращаясь к Хофман
Я рассчитывала на шестьдесят. Прости, что плачу. И не из-за греха, а потому что дело в деньгах.
Кикуль.
ХОФМАН
Ты из лаборатории, Эрнст? Что там?
КИКУЛЬ
Там теперь все правильно. Мы с Цидевангом шли сюда, чтобы поставить всех в курс дела, но он вдруг захромал, и я пришел раньше.
ФЛАСХААР
Слава Богу.
ХОФМАН
Нет, это не Бог улучшил брикеты. Ведь не Бог же раньше их портил? Это формовщик, который вдруг захромал.
ЦИДЕВАНГ входит
Я из лаборатории, товарищи. Прихрамываю, как видите. Но вы уже в курсе дела.
ФИДОРРА
Значит, качество в норме?
ЦИДЕВАНГ
К сожалению, нет.
ХОФМАН
Выходит, Макс все-таки прав?
ЦИДЕВАНГ
Что он говорит?
ФЛАСХААР
Говорит, что дела плохи, не хватает одиннадцати килограммов. Сморкается. Я прямо разрыдалась.
ЦИДЕВАНГ
Он прав, что дела плохи, но ошибается, что не хватает одиннадцати килограммов.
ФЛАСХААР с надеждой
А это не так?
ЦИДЕВАНГ
Не так, детка. Сидела бы ты лучше дома со своими платками и слезами. Не хватает тридцати четырех.
ФИДОРРА
Тридцати четырех?
ЦИДЕВАНГ
Тридцати четырех.
ФЛАСХААР
Я разорена. Вычисляет.
ЦИДЕВАНГ
Абсолютно. Не знаю, что знает Макс, но мы так и сказали этому старому…
КИКУЛЬ
Вы сказали: убирайся, старый осел, все в порядке.
ЦИДЕВАНГ
Мы сказали, что печатный блок в порядке. Оказалось, что печатный блок давал неверные показания, и другие приборы тоже. А теперь мы с Хильдой их отрегулировали. Папмайер тоже там был. И не хватает нам до так называемых нормативных показаний не двенадцати, а тридцати пяти кило. А у нас соревнование, из-за которого мы обязались повысить прочность наших брикетов на тридцать пять кило. А соревнование у нас из-за Барбоса и его птички. Фидорра вскакивает.
ХОЛДЕФЛЯЙС входит
Товарищи, мы уже добились весьма положительных результатов. У нас есть ясность, и мы на правильном пути; возможно ли желать большего? Мы доказали, что мы – люди новой формации, и у нас высокая мораль. Вот теперь мы сможем повысить качество и гордиться собой; ибо нет большей радости, чем общественное благо. Уходит.
ФЛАСХААР
Я все рассчитала. О плане уже не может быть и речи. Значит, почасовая оплата. Рыдает. Меньше половины прежнего заработка. Это конец, конец.
Красная звезда на брикетном заводе гаснет.
Красная звезда на стекольном заводе вспыхивает.
Технолог возвращается домой с дежурства.
ТЕХНОЛОГ глядя на звезду
Доброе утро, звезда, старый друг. Такой как сейчас ты мне нравишься, потому что сейчас я нравлюсь себе. Публике.
Приятель старый, красная звезда,
Людей рабочих символ цвета крови.
Когда бледнеешь ты, то кровь твоя
Нам в голову бросается, и мы
Краснеем от стыда. Зато когда ты
Так ярко, как сейчас, сверкаешь в небе,
Рабочий класс спокойно и достойно
За дело правое ведет борьбу.
Cтекольная фабрика. Двор и ворота. Утро
Штоль, Валеска, Стеклодув идут с работы домой.
ТЕХНОЛОГ
Сегодня вечером мы выполнили план. Предлагаю устроить собрание.
ВАЛЕСКА
Да, а после собрания выпить за то, что меня уже не воротит от бутылок. До сих пор мы их только производили, но теперь купим и, может быть, жутко напьемся, как принято у людей с деньгами.
ТЕХНОЛОГ
Согласен. У кого флаги?
ШТОЛЬ
Тот, у кого флаги, заболел.
ВАЛЕСКА
Он их запер, потому что этот праздник не числится в его календаре.
ТЕХНОЛОГ
Плохо, что флагов нет.
ВАЛЕСКА
Здесь некоторые бабы носят красные фартуки и красные платки. Могу прикрепить их к рейкам проволокой. Вот вам и флаги, и хватит с вас, если вы считаете, что революция уже победила. Уходит.
ШТОЛЬ
Расскажи на собрании о брикетной фабрике, они из-за нас в пролете.
ТЕХНОЛОГ
Я буду говорить о солидарности. Потому что сейчас мы крепко стоим на ногах благодаря солидарности, и чем больше людей это поймет, тем лучше.
СТЕКЛОДУВ
Сначала я думал: если государству нужен брак и брикетчики гонят брак, нам не стоит встревать, из чувства солидарности. И еще я думал, что если они угробят такое государство, то и мы угробим это государство, опять же из солидарности. А выходит, я думал, что солидарность – это когда один тащится за другим прямиком в дерьмо. Говорю вам это в порядке самокритики. Лучше скажу сейчас, чем потом, при всех.
ТЕХНОЛОГ
Солидарность – то, что на пользу классу. Для рабочего класс – первое дело.
Входит Рабочий из утренней смены.
РАБОЧИЙ
Скажу без обиняков, в Венгрии революция.
ШТОЛЬ
В Венгрии, это у нас?
РАБОЧИЙ
В Венгрии. Коллеги бастуют, хотят больше жрать, меньше вкалывать, а русских – к черту. Жирные коты залезли на крыши и стреляли в них. По радио передавали, что кровь рабочих окрасила улицы Будапешта.
СТЕКЛОДУВ
Это хорошо, нужно услышать об этом побольше.
Входит Секретарь парткома.
ТЕХНОЛОГ
Что происходит, Франц?
СЕКРЕТАРЬ
Уличные бои в Венгрии. Еще ничего не известно.
ТЕХНОЛОГ
Много чего известно.
СЕКРЕТАРЬ
Мало что известно. Может оказаться, что это слишком много.
РАБОЧИЙ
Отговорки.
ТЕХНОЛОГ
Есть факты, Франц.
СЕКРЕТАРЬ
Какие? Кто-то организовал демонстрацию, какой-то профессор по имени Лукач или Пётефи.
РАБОЧИЙ
Пётефи! Пётефи уже давно мертв, разве ты не знаешь?
СЕКРЕТАРЬ
Нет. РАБОЧИЙ
Сталин его отравил.
СЕКРЕТАРЬ
И ты в это веришь, трепло?
РАБОЧИЙ
А ты нет?
СЕКРЕТАРЬ
Вы задаете мне вопросы, ладно. Вопросы всегда – дело хорошее. А я не отвечаю, потому что не могу ответить, как положено. Венгрия, Монголия. Даже Китай. Разве я там был? Разве я – ученый? Уходит на фабрику.
ТЕХНОЛОГ
А правда, что рабочие участвуют в боях?
СЕКРЕТАРЬ
Участвуют. Он возвращается. Товарищи, акулы ка-пита… Задумывается. Венгры – горячий народ со слабой экономикой. Задумывается. Товарищи, я не знаю, что происходит, я просто знаю, что этого не должно быть, у меня просто нет никаких указаний, товарищи.
РАБОЧИЙ
У товарища секретаря еще нет бумаги, сейчас он не может думать.
СЕКРЕТАРЬ
Но я считаю, коллега, что у человека на то и мозги, чтобы думать и думать партийно. И прошу не обижаться, если я снова напомню, что в сорок пятом году… CТЕКЛОДУВ
Нельзя ли покороче?
СЕКРЕТАРЬ
Начну с того, что в сорок пятом мы
В хреновом положенье оказались.
Песчаный ветер над землей свистал,
А под землей, где уголь и руда
Лежат обычно, тоже было пусто.
Двойной пустыней, пустошью для нас
Тогда Германия родная стала.
Мы стали книжки умные читать —
Разбухшие, распухшие рецепты,
Как сытно люд рабочий заживет,
Последовав советам кулинаров.
Да только кухонь не было у нас
И ничего, чтобы сварить на кухне.
Не звякали ненужные тарелки,
Молчали ложки, вилки и ножи.
И мы такой подняли громкий крик,
Что заглушил он тишину посуды.
И с этим криком стали строить мы
Свою страну, и стали хмурить лоб,
На запад глядя, на капиталистов.
У богачей заводы там и шахты
И многие из нас туда стремились.
Они нам лгали вкрадчиво и тихо,
А правда наших хриплых голосов
Как фальшь звучала. Уж не говорю,
Прости мне, Господи, о жутком звуке
Беспомощной и жалкой нашей лжи.
Когда они пинали нас ногами,
Мы видели: их обувь лучше нашей
И замечали, что она дешевле.
Наследство Гитлера досталось им.
На деньги, краденые у рабочих,
Они убийц-бандитов нанимали.
И генерал Гелен, и Карол Шенке,
И желтый Карло Шмид, и Якоб Кайзер,
Бурьянек-диверсант, минёр мостов,
Дибелиус, военный капеллан, —
Они нас убивали и травили,
Нас поучали и взрывали нас.
И мы тогда атаковали их.
Зловонное Вчера мы штурмовали,
Крича «Ура!», чтоб мужества придать
Своей борьбе и ужас им внушить.
Хоть прошлое еще и в нас живет,
Мы над врагом победу одержали.
Товарищи, у нас полно проблем,
Но главную проблему мы решили:
Рабочий класс взял в государстве власть.
Германию мы заново собрали,
Республику построили свою,
Где каждому из нас найдется место
Достойное и дело по душе.
Мы движемся к свершениям великим,
Но вдруг я слышу, что рабочий класс
В стране соседней слабость проявил
И в силу этой слабости сорвался,
Рванулся не за нашим красным стягом,
А за кровавым белым побежал,
Братоубийственную начал драку
И в октябре Октябрь предал он.
И вот я думаю, (ведь вы просили
Сказать, что думаю, хоть мало знаю
И завтра мненье изменить могу),
Что это не соседей только дело,
Что их измена угрожает миру,
Единству пролетарскому вредит.
И стало мне так больно и погано,
Что не на шутку разозлился я.
Неужто в третий раз придется нам
Среди руин в убежищах сидеть?
Неужто мы опять войну затеем?
Зачинщики венгерских безобразий
Ведут себя, как тот, кто свой пиджак
Единственный швыряет на помойку,
А дворе холодная зима.
Как тот, кто хочет хлеб испечь на кухне
И топит печку собственным зерном.
Как тот, кто хочет больше света в доме
И поджигает дом своей свечой.
Вот так соседи улучшают жизнь.
СТЕКЛОДУВ
Да… Вроде бы все ясно, секретарь.
ВАЛЕСКА с флагами
Товарищи, вот что получилось. Не то чтобы искусство, но красные, как ад.
СЕКРЕТАРЬ
Флаги?
ТЕХНОЛОГ
Мы выполнили план благодаря пролетарской солидарности. Давайте развернем флаги и прогуляемся на комбинат “Эрнст Тельман”, доложим партии, что она может на нас положиться.
РАБОЧИЙ
Гуляйте. А мы – на смену. Завтра увидите, товарищи, как хорошо пошла у нас работа. Уходит на фабрику. Остальные отправляются на демонстрацию.
БИРКЕНБИЛЬ входит, оглядывается
Пока все спокойно. Подожду, когда разразится восстание и в конце концов его возглавлю. Музыка. Маршируют боевые отряды. Демонстрация.
Действие четвертое
У Нелли
Нелли входит с Музером
НЕЛЛИ
А ты был похож на птенчика. На маленького такого черного птенчика, когда он дрожит, перья на горле топорщатся, а кругом только снег, куда ни глянь. Снимает туфли и чулки, потом пальто. Вешалка там. Достает из шкафа тарелку, ест. Кислятина. Есть хочешь?
МУЗЕР в пальто и шляпе садится за стол
Нет ли чего выпить?
НЕЛЛИ
На меня шнапс не действует.
МУЗЕР
Мне холодно.
НЕЛЛИ
Я подкину пару углей, станет уютней. У железной печки. Ты имеешь дело с брикетами?
МУЗЕР
С брикетами? Нет. Как вы могли подумать? Причем тут брикеты?
НЕЛЛИ
Значит, со стеклом. Сейчас расскажу тебе свою доподлинную историю. Раньше у меня были клиенты с брикетной фабрики. Порядочные люди. Денег куры не клюют. И ни с того, ни с сего все вдруг пропали. Можешь это объяснить? А я на нуле, голая-босая. Что случилось? Может, кто-то обо мне чего наврал, так ведь и наврать нечего, про меня все известно. И чем же я вдруг стала нехороша? Снимает платье и встает перед ним. Ну, что?
МУЗЕР
Все честно, без обмана.
НEЛЛИ
Я неделю ломаю голову, чуть с ума не сошла. Что мне делать? Работать? Да я скорей в из окна выпрыгну. Угадываешь? Верно, новые клиенты. Со стекольной фабрики. Да я же тогда понятия не имела, что у нас есть стекольная фабрика. Классные работяги, богатые, веселые. И единственная разница, что эти держат крепко, а слабаки с брикетной все ощупывают, будто боятся, что оно сломается. На меня это не действует. Теперь уже можешь раздеться.
МУЗЕР
Коллега, ночь длинная. А как эти брикетчики, они потом еще приходили?
НЕЛЛИ
Из них никто. Они в полном прогаре, план не выполняют. Теперь план, слава богу, выполняют стеклодувы. Спасают меня. Случайность или судьба? Снимает нижнюю юбку, спрашивает. Так и ляжешь в постель в галошах?
МУЗЕР
Ни в коем случае, спасибо. Снимает галоши и обувь. Я вообще не собираюсь ложиться. С вашего позволения проведу ночь в этом кресле поближе к печке. Совсем замерз.
НЕЛЛИ
В постели согреешься. Хочет помочь ему снять пальто.
МУЗЕР
Постарайтесь меня понять. Вытряхивает снег из манжет брюк. Приезжаю вечером, с вокзала иду в гостиницу. Узнаю, что свободных мест нет. В частной гостинице тоже нет. Звоню своему… начальству, никого уже не застаю. Решаю провести ночь на вокзале. Ресторан закрывается в час. Зал ожидания не отапливается. Я иду гулять. Вы заговариваете со мной, давая понять, что я дрожащий птенец, и меня надо переместить в гнездышко. Имея в виду, что мои ботинки наполняются снегом, а также мою склонность к мозолям, я следую за вами сюда. А теперь заявляю, что доволен этим креслом. О цене за ночь мы договорились, и я могу потребовать, чтобы вы оставили меня в покое.
НЕЛЛИ
Оставить в покое? Перестает есть. Как вы думаете, где вы находитесь? В отеле?
МУЗЕР
Скорее в борделе.
НЕЛЛИ
Значит, мог бы переспать со мной.
МУЗЕР
Что вы, что вы такое думаете!
НЕЛЛИ
Думаю, что ты свинья.
МУЗЕР
Вы ошибаетесь.
НЕЛЛИ
Будь я такой же тупицей, я бы так не выпендривалась. Я незамужняя одинокая женщина, и с тех пор, как три месяца назад умер мой муж, генерал, сама зарабатываю на жизнь. Тут уж приходится выполнять кое-какие требования. Но такой неаппетитной гадости от меня еще никто не требовал. МЕУЗЕР
Коллега…
НЕЛЛИ
Не называйте меня коллегой. Думаете, человек работает только ради денег?
МУЗЕР
А ради чего еще?
НЕЛЛИ
Ох, я и впрямь стою больше тебя, если ты так говоришь. Да еще три порции заливного, прикинь. Ставит еду в шкаф, закрывает дверь. Тащит меня в грязь, да еще деньги предлагает. Вытаскивает из-за пазухи купюру в пятьдесят марок и бросает ему. Ох, какой же свиньей была та баба, что произвела на свет такого порося.
Брикетная фабрика
Хофман накрывает подарочный стол. На развороте газеты цветы, сигареты, консервы.
ХОФМАН
У Цидеванга день рождения.
Входят Фидорра и Раушенбах.
Каждый скидывался на подарки, кто сколько мог, только Фидорра ничего не дал.
ФИДОРРА
У меня дома жена. Уходит.
ХОФМАН
Говорят, у нее самой много денег.
РАУШЕНБАХ
Тем дороже она ему обходится.
ФИДОРРА возвращается
От меня он тоже кое-что получит. Правда, это не деньги, а сюрприз. А по сути деньги. Я хочу удлинить скат. Тогда путь брикетов станет длиннее, на них придется большее давление, и прочность повысится. Эх. Тина, эта катавасия длится вот уже три месяца, ноябрь, декабрь, январь, чертова зима. Я пришлю тебе сюда Герберта. Задержи его, будь поласковей. Увидимся позже на этом месте, тогда и отпразднуем. Как положено. Моя идея меняет все. Уходит с Раушенбахом.
КИКУЛЬ входит, осматривает стол
А ты ловкая, Клементина. Как моя жена в молодости.
ХОФМАН
Как она поживает? Что поделывает?
КИКУЛЬ
Всегда одно и то же. Ее стул стоит у окна, но окно выходит во двор. Видит она плохо, читать не может, от радио у нее голова раскалывается. Ей только и радости, что выпить кофе. Показывает маленький пакет. Подорожало оно, это кофе.
ХОФМАН
Не дороже, чем всегда.
КИКУЛЬ
Для меня подорожало.
ЦИДЕВАНГ входит из прессовочного цеха
Что вы тут затеяли?
ХОФМАН
Дорогой Герберт, желаем тебе всяческих успехов. Мы теперь небогаты, сам знаешь. Но приготовили для тебя кое-что, а цветы означают, что мы о тебе не забываем.
ЦИДЕВАНГ внимательно все осматривает
Скверные настали времена. Сплошной дефицит. Вы и впрямь расщедрились.
ХОФМАН
Этого, конечно, мало.
ЦИДЕВАНГ
Да уж, негусто.
ХОФМАН
И мы поздравляем тебя от всего сердца.
КИКУЛЬ
Поздравляю.
ЦИДЕВАНГ
Все уместится в одном кармане. Засовывает в карман подарки, цветы оставляет на столе. На дне рождения Раушенбаха был хотя бы кофе.
КИКУЛЬ
Вот кофе.
ЦИДЕВАНГ
Почему не сразу?
КИКУЛЬ
Шутка.
ЦИДЕВАНГ
Я не люблю шуток. Между прочим, у Раушенбаха было полфунта. Хочет уйти.
ХОФМАН
Ты уходишь?
ЦИДЕВАНГ
Надеюсь, я ничего не забыл?
ХОФМАН
Но Макс позаботится о прессе, можешь спокойно остаться на нашем маленьком празднике.
ЦИДЕВАНГ
Праздник, говоришь? Закуривает одну из подаренных сигарет. Ну да, конечно, праздник рабочих. Торжество правящего класса, это так называется? Правда, мало кофе. Я был знаком с господствующим классом. Хофман, как они жили, как жили!
КИКУЛЬ
Так будет жить рабочий класс.
ЦИДЕВАНГ
Так не будет.
Врываются Папмайер и Холдефляйс.
ХОЛДЕФЛЯЙС
Эртель здесь? Нет?
ПАПМАЙЕР
Эртель уволился две недели назад. Я только что узнал. Устало. Он бросает нас, черт бы его побрал! А кто будет гнать брикеты?
ЭРТЕЛЬ входит, в костюме
Давайте, братья, на прощанье пожмем друг другу руки.
ПАПМАЙЕР
Значит, бросаешь нас?
ЭРТЕЛЬ
Я совершенствуюсь, ибо ухожу туда, где живется лучше.
ХОЛДЕФЛЯЙС
Куда?
ЭРТЕЛЬ
На стекольную фабрику, конечно.
ЦИДЕВАНГ
Соображает. Это голова.
ХОЛДЕФЛЯЙС
На стекольную фабрику?
ПАПМАЙЕР
Которую ты разорил?
ЭРТЕЛЬ
Да, теперь стекольная фабрика разоряет нас. Потому и ухожу туда.
ПАПМАЙЕР
Фриц, ты мастер, у тебя специальность.
ЭРТЕЛЬ
Теперь я чернорабочий, и у меня есть деньги.
ХОЛДЕФЛЯЙС
Рабочий бог на самых сильных ставках.
ЭРТЕЛЬ
Кто бы говорил.
ХОЛДЕФЛЯЙС
Ты предаешь нас, товарищ.
ЭРТЕЛЬ
Что случилось с малышкой? Она так много болтает.
ЦИДЕВАНГ
Накачивает нас воздухом Кунце.
ЭРТЕЛЬ
Рыба ищет где глубже. Даже червь следует за своим пропитанием.
ХОЛДЕФЛЯЙС
Так то червь.
ЦИДЕВАНГ
Ну, Эмма, теперь я хочу тебе кое-что сказать. Если тут кто и виноват, что этому коллеге все обрыдло, то это ты. Фриц Эртель опытный работник, стоит у печи, сушит быстро, как только может. Я стою у пресса, формую так быстро, как только могу. Но между нами двумя у решетки охлаждения торчишь ты и тормозишь темп, это так?
ЭРТЕЛЬ
Так оно есть.
ЦИДЕВАНГ
Ты душишь поток угля.
ХОЛДЕФЛЯЙС
Пока он не остынет.
КИКУЛЬ
Разве ты не голосовал за соревнование?
ЦИДЕВАНГ
Человек чувствует социальное окружение, присоединяется к большинству. Но что значит большинство? На нашей фабрике каждый зависит от каждого. Вместе мы сила, а когда враждуем – нищие и звать нас никак. Никому не позволено отрываться от коллектива, она сама так говорит, может, оно и правильно.
ХОЛДЕФЛЯЙС
Правильно, а ты все переиначиваешь как враг.
ЦИДЕВАНГ
Я враг?
ХОЛДЕФЛЯЙС
Ты торговец маргарином.
ЦИДЕВАНГ
Когда-то был.
ХОЛДЕФЛЯЙС
Для него коллектив, как для буржуя буржуй.
ЦИДЕВАНГ мягко
Если ты продолжишь тормозить, Эмма, Эртель уйдет, и мы получим не только плохое качество, а вообще никакого. Ты устраняешь дефекты брикетов, устраняя брикеты. Коллективное бытие взрывает коллектив. Оно саботирует производство.
ХОЛДЕФЛЯЙС в отчаянии
Ты саботируешь коммунизм.
ЭРТЕЛЬ
Теперь у нее снова полон рот, кошелек-то опустел.
ХОЛДЕФЛЯЙС
Мой кошелек совсем не пуст, а полон.
Я в нем ношу всемирный коммунизм.
И очень скоро мы в него войдем.
Об этом уже есть постановленья.
Товарищи, представить коммунизм
Не очень трудно. Нужно лишь поверить,
Что в жизни будет все наоборот.
Ведь путь одно, а цель – другое дело.
Вы все заботы нынешние наши,
Вообразите чередой удач.
И весь наш надоевший дефицит
Себе представьте в полном изобилье.
И нарисуйте серой краской будней
Грядущего цветное полотно.
Все государства голубой планеты
Спустили в океан машины смерти
И закопали их на глубине.
Последние великие герои,
Последние святые христиане
Встречаются в традиционных клубах,
Чтоб вспомнить о прошедших временах.
Они подобны старым петухам,
Чье пенье молодежь не вдохновляет.
Границы уж давно покрыты пылью,
А двери всевозможных учреждений
Раз навсегда закрыты на замок.
Ведь на земле танцуют и поют
И радуются жизни, как на Пасху.
Веселый смех повсюду раздается,
И радость не сменяется уныньем.
Мы труд великим счастьем называем,
Работая мозгами и душой
Не ради денег и не из нужды.
И слово самое «нужда» забыто,
А деньги так вообще отменены.
ЦИДЕВАНГ
Отменяй деньги, Эмма. Но не здесь, не у нас. Все смеются.
ХОЛДЕФЛЯЙС
То, что я сказала, было глупо? Я имею в виду, сейчас, здесь – глупо? Я не так давно начала выступать, может, говорю слишком много. Конечно, товарищи, мы, должны выйти на план и получать оплату по результатам.
ПАПМАЙЕР
Без Эртеля не получится.
ЭРТЕЛЬ
И со мной не получится.
ХОЛДЕФЛЯЙС
Получится. С тобой и с новыми подходами.
KИКУЛЬ
Раньше, при эксплуататорах, когда еще все работало, слайды были длиннее. Я думал об этом, товарищи. Если мы удлиним слайды, это увеличит прочность.
ПАПМАЙЕР
Это не сработает. Котел не выдержит.
ХОЛДЕФЛЯЙС
Потому что второй котел отключен. Нужно немедленно усовершенствовать технологию. Мы многое здесь упустили; думаю, все мы вели себя как герои, а не как коммунисты.
ЭРТЕЛЬ
Я люблю зарабатывать деньги, но делать брикеты я тоже люблю. Могу остаться еще на неделю.
ЦИДЕВАНГ злобно
Я ухожу.
