Kitabı oku: «Охотничьи рассказы», sayfa 2
– Ну, тогда давай.
– Ты, что ли, поплывёшь?
– Конечно, раз вы отпускаете и даёте лодку.
– А как же «труба»? Говорят, она не проходная, там столько больших валунов и течение, да я пошутил.
– Нет уж, назад хода нет, сказал значит сказал. Давай свои плавсредства.
– Да там ещё туристы на плотах пару раз гибли, ты что, того, я пошутил.
– А я не шучу, домой хочу, детей хоть повидать и жену.
В общем, я срочно начал собираться в неизведанный путь. Видно, вскоре все уже знали, что я решил плыть. Ко мне подошёл каротажник Сашка Антипов. Он был немного выпивший.
– Да ты, что, точно можешь управлять лодкой?
– Конечно, у меня дома два челна было у отца. В них не каждый мог усидеть, не то чтобы плавать, а я на них Десну переплывал и дружка перевозил. А ширина Десны у нас не менее 100 метров. А то и все 150. А тут резиновая лодка, такая устойчивая, и чего ей разбиваться о скалы, там воздух.
– А продырявят камни?
– А у меня клей есть.
– А меня возьмёшь? Мне тоже домой надо.
– Если сильно хочешь, собирайся, в нас наберётся ну 170 кг, а лодчонка-то на 200.
– Да у меня всё собрано, только поесть с собой взять. Я на тебя надеюсь, я управлять не могу, ни разу на резинке не плавал.
Я тоже ни разу не ходил на резинках и немного побаивался, а тут всё-таки напарник, живой человек. И я, конечно, ему ничего не сказал о своём опыте и о знании реки. Он только спросил:
– А ты слышал про «трубу» и гибель людей?
– Конечно, слышал.
– Тогда я с тобой, я мигом соберусь.
В общем, мы отчалили. Дно у этой лодчонки было не надувное. Так что рюкзаки выдавливали прогибы дна. Когда отчалили, закрапал моросящий дождик.
И, конечно, на первом перекате у нас в лодке появилась вода от волны и продырявленного дна гребенкой алевролитов. Сашка уже набрался страха, видя, как я еле отворачивал лодку от камней.
– А говорил, я могу, – упрекал он меня, – знал бы, не поехал.
– Да ты не дрейфь.
– Да мне плевать, я не трус.
Он достал бутылку, «догнался».
– Вези куда хошь. Смотри, что будем делать? Хлеб весь намок, раскис. Да ладно, ещё лучше закусывать.
Клеим лодку. На дно стелим три жерди, их закрепляем тремя-четырьмя поперечными палками, чтобы они держали форму дна и не прогибались от рюкзаков и ног.
Я разжёг костер на дожде, заклеил дырочки, и он не разочаровался в моём авторитете. Под зады нашёл дощечки, которые положили на баллоны лодки. Теперь волна через лодку, проходящая на пояс, налетала редко. Кроме того, я вырубил шесток, и наша лодчонка пошла увереннее. В общем, приключений было много. На перекатах волна залетала в лодку, проходила по нашим ногам и поясам и вылетала за борт. Но Сашка не роптал, только говорил, что вода холодновата, мать её за ногу, «догонялся» водкой и перестал реагировать на валуны и скалы.
– Я на тебя надеюсь, Петруха, мы доплывём, конечно.
К ночи мы дошли до охотничьего барачка на левом берегу реки, на устье ключа Мирного. Обсушились, переспали в тепле. Утром дождь продолжался, вода поднялась и скорость течения резко поднялась. Мы продолжили свой путь, водка у Сашки ещё оставалась, и это его примирило с волной и мокротой с неба. Приключений было много, но я не боялся, и мы уверенно пролетали между камней и огромных отполированных валунов в так называемой «трубе». В одном месте видели на берегу остатки плота.
На нём был шест с надписью на прибитой дощечке «Мы победим тебя, Арму».
Пару раз отталкивались от скал, под которые вода несла нас с крутого переката и под скалы, нависшие гротом или пещерой. Резинке это не страшно, а моторку бы раздавило точно.
Это и были, очевидно, те гиблые места.
К вечеру увидели барачек на высоком правом берегу реки. У Сашки уже закончилась водка, и он дрожал от холода. Я всё время работал шестом, поэтому, хотя и мокрый до нитки, всё же я мёрз не так, как он. Нужно было под крышу, сушиться и отдыхать. И тут к нам подошли три моторные лодки с рыбаками с нашей экспедиции. Они приехали на рыбалку от подвесного моста. Мы переночевали в этом барачке Черепанова.
А утром одна из лодок возвращалась в Дальний Кут и подбросила нас к автобусу. После этого барачка речка уже не опасна. Вскоре Арму впадает в Иман и течение резко замедляется. Ветер начинает дуть всё время против течения, и лодка с трудом преодолевает расстояния. Так был разведан и испытан путь с Береговой партии по воде на резиновой лодке в 1976 году.
С тех пор я довольно часто его использовал, чтобы попасть домой. Немногие его повторили уже на хороших лодках с надувным дном, большими баллонами, большой грузоподъёмности и в основном в качестве отдыха и рыбалки.
Я после уже на хорошей лодке прошёл в качестве отдыха от п. Таёжка по реке Лагерной, которая впадает в Нанцу. По Нанце в р. Арму и до Дальнего Кута.
На реке Нанца хороший водопад и несколько крутых перекатов, где вода бежит примерно градусов 15 вниз и лодкой там управлять невозможно, летит она и скачет по камням, сама выбирая путь.
Чтобы быстрее добраться до автобуса, плыть приходилось иногда и ночью. Изучил, где находятся почти все охотничьи барачки возле речки, и саму речку.
Страшно ли мне было? Однозначно, нет.
В опасные моменты я концентрирую всё внимание, становлюсь собраннее и сильнее. Видно, много выбрасывается адреналина в кровь, и я чувствую себя уверенно. Мне кажется, что каждому мужику хочется постоянно чувствовать себя настоящим мужчиной (типа), а я могу и подтверждать это.
Высоцкий сказал в песне: «Вот это для мужчин, рюкзак и ледоруб, и нет таких причин, чтоб не вступать в игру».
То есть адреналин должен вырабатываться и поступать в кровь иногда.
Древние требовали от руководства (хлеба и зрелищ). И для этого народу устраивали бои гладиаторов. Иногда повторялись гладиаторами и рабами целые удачные сражения. Перед зрителями гибло несколько тысяч людей только для того, чтобы у зрителей выделялся адреналин. Кто и сегодня устраивает корриду, бои боксёров, футбол и хоккей. А ведь и футбол начинался с того, что гоняли отрубленную голову общего врага.
И сейчас в Испании устраивают день, когда выгоняют разъярённых быков на улицу и прогоняют по всему городу. А смельчаки выбегают перед быками. Конечно, есть раненые и затоптанные насмерть. Но это всё-таки лучше, чем погибнуть от водки или простуд. Или гонять по городу с огромной скоростью на автомобиле. Прыжки с парашюта или охота на опасных животных. При любимой работе у трудоголиков тоже выделяется адреналин и человек способен работать помногу. Важно себя испытывать и подтверждать. В той же песне слова Высоцкого: «Кто не рисковал, тот сам себя не испытал». Хорошо также любимая работа и секс. И если у человека адреналин выделяется, он способен на многое без ущерба своему здоровью. Если адреналин не выделяется, человек легко доходит до суицида. Сильные люди быстро кончают с собой, а вот слабые медленно – курят, спиваются, ширяются и тому подобное.
И тут многое зависит от жён. Стоит только сказать жене:
– Да что ты за мужик, не можешь прокормить семью, не можешь удовлетворить бабу?
Ну и тому подобное, и гибнет мужик на глазах у всех. А она потом удивляется: и откуда у него рак, вроде берегла как могла. А я так понимаю: таких вот жён и называли гарпиями, они и склёвывали понемногу своих мужей в мифах.
А беречь мужика значит давать ему возможность чувствовать себя мужчиной.
Это отступления от темы, но мне кажется, что они важны очень.
Встреча на сплаве
Летом 1977 года во время такого же сплава домой я и повстречал тигра, можно сказать, в упор.
Плыл я по Арму один, торопился, использовал всё светлое время. Заночевал в барачке Петра Калины. Проснулся очень рано и сразу же, не позавтракав, в путь.
Вскоре пошёл длинный быстрый перекат, и меня вынесло в большую яму под скалой. Справа под эту скалу впадает, по-моему, Малый Мудоцен (какой-то ключ), и река сильно, градусов на 100, поворачивает влево. Очень медленно отходит от этой ямы. Шесток дна не достаёт, единственное, что им можно грести как веслом и отталкиваться от скалы, чтобы не продырявить лодку или не стукнуться лбом в скалу. Возле скалы туман утренний гуще, чем над рекой. Я как могу заставляю лодку отплыть от скалы. Замечаю, что вдали какой-то рыжий зверь выходит на левый берег реки, метрах в 100—120. Не успел я толком его рассмотреть, как он лёг прямо в воду. Я инстинктивно притих, положил шест в лодку и стал рассматривать зверя. Лодка понемногу начала отходить от скал и набирать движение. Смотрю, тигр это. Лежит поперёк движения реки, возле левого берега. Голова поднята, и смотрит он на противоположный берег, река шумит, и он меня не замечает.
Заворожённый картиной, я замечаю, что лодку начало прибивать течением к левому берегу. То есть вскорости могу оказаться перед самой его мордой и полуоткрытой пастью, в которой хорошо были видны правые клыки. Я не выдержал – тихонько опустил шест в воду слева, чтобы оттолкнуть лодку подальше от тигра. И только шест коснулся дна, как его голова резко повернулась в мою сторону. Наши взгляды встретились на какую-то долю секунды. Я сильно давил на шест, между нами было не более 15 метров. На морде было видно несколько насосавшихся раздутых клещей. Взгляд быстрый, пронизывающий.
В следующий момент эта «кошка» взлетела вверх на обрывистый берег (не менее двух метров высотой). Взлетела и на секунду застыла. Между нами уже метров 10, и ещё падает вода с его шкуры на землю, а тигр повернул голову на меня, ещё раз мы встретились взглядами. У меня вырвался к нему вопрос:
– Что, жарко? – довольно громко спросил я.
Видно, потому, что он лежал наполовину в воде и что пасть у него была приоткрыта. Но в следующий момент он исчез в кустах.
Я, очарованный, удивлённый и ошеломлённый увиденным, некоторое время плыл по течению, не шевелясь. Какое-то чувство радости и единения с природой, не знаю, как и выразить, но только не страх. Лодку начал выводить на стрежень и увидел – на правом берегу, в мелком тальнике недалеко от берега стояла косуля. Сейчас думаю, это он её тогда слышал и зорко старался высмотреть. Иначе бы он вряд ли подпустил меня так близко. Я был счастлив, что довелось увидеть, и не пожалел, что так рано продолжил своё путешествие.
Ещё один случай на сплаве
Летом день длинный, и потому проплываешь большие расстояния. А к осени, чтобы успеть к автобусу, приходилось идти потемну и довольно помногу. Речку я уже изучил и не очень-то опасался. К тому времени в партии появилась хорошая лодка на 500 кг грузоподъёмности (с аварийного комплекта Ми-4).
А я приобрёл лодку «ширпотреб» без надувного дна на 200 кг, те же мелкие баллоны. Но я ей под дно подводил надувной матрас, а под него брезент, две подушки, комплект к лодке, я вместе связал одну на другую и использовал вместо сидушки. Плавсредство получилось неплохое для одного человека. Волна не залетала в лодку, если лодку ставить поперёк неё.
К тому же матрас помогал при ночёвке прямо на берегу у костра.
Cплавлялся осенью, примерно в 1978 году. Было уже холодно, и день был коротким. Рано потемнело, а я планировал дойти до барачка на устье Кандамы.
Она впадает ниже р. Нанцы примерно метров 400 справа. Нанца – левый приток. Темень наступила с туманом непроглядная. Держу стрежень десятым чувством, еле узнаю речку, вот уже вроде скалы (Белого оленя).
За ними должна быть Нанца. Белым оленем названа скала потому, что якобы охотник добыл там изюбра совершенно белого (альбиноса.) Да, похоже, река сильно расширилась, но что это за шум как от коварного переката – не могу понять. Набрасываю через плечо сумку для рыбы. В неё кладу кузбас-фонарь (батарею). Головку беру в руку, включаю и свечу вперёд, но в тумане ничего разглядеть не могу. А шум приближается.
Откладываю свет в сторону. Хватаю шест (отойти от опасности вправо). Один толчок с левого борта, второй, третий не получился – шест не достал дна. И вдруг кто-то сильно, резко подымает нос лодки вверх.
Я вылетаю спиной назад в холодную воду. Кувыркаюсь в воде, что-то мне мешает всплыть на поверхность, но я барахтаюсь. Наконец, всплываю, гляжу по сторонам лодку, где она? Фонарик светит в воде, схватил его левой рукой, свечу. Вот она, метров в 6—7 впереди. Пытаясь её догнать, как могу плыву. На мне поднятые болотники, сумка с фонарём для рыбы и сам фонарь, всё мешает и одет хорошо. Куртка меховая и вся одежда давно намокли. Вода обжигает холодом, но я отчаянно, что есть сил стараюсь плыть. И лодка приближается, наконец-то я хватаюсь рукой за уключину под весло. Пытаюсь залезть в неё, но не всё так просто. Лодка поднимается на борт и хочет опрокинуться и накрыть меня. Решение пришло мигом. Что есть сил болтаю ногами, чтобы принять как можно более горизонтальное положение, и плавно наползаю на лодку. Сажусь на колени. Оцениваю ситуацию. Шеста и весла нет, рюкзак стоит (хорошо, привязал заведомо). Нет сидушки (двух связанных подушек), спиннинг выглядывает из-под рюкзака. Пытаюсь грести ладонями к правому берегу. Лодка не очень-то повинуется. Достаю спиннинг с простой (киевской) катушкой. Гребу ручкой спиннинга с катушкой. Хорошо, течение замедлилось, и лодка мало-помалу начала отходить от течения к берегу.
Вот уже и мель пошла, выпрыгиваю и тащу лодку бегом к берегу. На берегу густо растёт тальник толщиной сантиметров 5—6. Он стоит стеной в воде сантиметров 10—15 глубины. По рукам течёт вода, всё мокрое.
Да, не распалить мне костёр. Тело сковывает холод, но только в барачке охотника можно спастись, а до него ещё метров 200 по воде и около 100 по суше. Быстро вырезаю ножом (благо, он у меня всегда на ремне) шесток и снова в лодку.
Давлю на шест сколько есть сил, чтобы как-то согреться, но движения всё замедляются – замерзаю. И вот он, ключ Кандама.
А тело уже совсем не слушается. Отвязываю рюкзак, подтягиваю лодку и стараюсь бежать к барачку. Но мой бег не быстрее средней ходьбы. Вот она, избушка (охотничий барачек примерно 4х4 м размером внутри). Всё с себя снимаю, развешиваю и затапливаю печку. Хорошо, что добрый и опытный человек оставил немного сухих дровишек возле печки и на улице.
Накаляю печку докрасна, падаю на полати и, видно, теряю сознание. Прихожу в себя – пот градом, в барачке немного падает температура. Может, градусов до 60. Набрасываю ещё полную печку. Да, сухая баня, парилка. Понимаю, что только жара меня может спасти. Температура, видно, под сорок, шатает – не могу ходить. Опять на полати и опять полный отруб. Не помню, сколько это продолжалось. Сколько я подкидывал и отрубался, но наконец встал и понял, что температуры нет, ничто не болит, потеть больше нечем.
Сильно хочу пить. Достал из рюкзака фляжку с холодным чаем, подогрел его в кружке на печке. Выпил всю фляжку. Жара не нужна, спать хочу.
Оделся, проветрил немного барачек и лег спать.
Проснулся. Солнце уже хорошо взошло. На душе легко, радостно, как будто бы меня покрестили в церкви, жив и счастлив.
Вскипятил чая, что-то поел. Путь нужно продолжать.
А когда подошёл к лодке, ноги и руки не слушаются, трясутся, не подчиняются голове. Сажусь на песок рядом с лодкой. Немного успокоюсь. Опять попытка. Опять дрожь, страх. Да такая дрожь, какую я нигде на себе не испытывал раньше, голова никак не может повлиять, управлять телом. Ни руки, ни ноги не слушаются. Нарубил палок, постелил их на борта вместо подушек. А в лодку сесть не могу, тело не подчиняется моей отчаянной голове. Пытаюсь себя убедить, что никто тебе не поможет, кругом за сто километров нет народа, нужно самому решать, ведь всё прошло. Всё же с какой-то попытки заставил себя залезть в лодку и отчалить от берега. Оказалось, это так трудно. Не могу смотреть в воду. Но мало-помалу нужно управлять лодкой, и я втягиваю себя в процесс дальнейшего выживания. Километра через три смотрю, болтаются мои подушки, зацепились за ветки какого-то утонувшего дерева. Подплываю к ним, а наклониться над лодкой не могу. Опять дрожь колотит, увидел холодную глубину. Пристаю к берегу, затягиваю лодку выше по течению, опять плыву осторожно к подушкам. Ложусь на дно лодки и всё же достаю их. Страх мало-помалу отпустил, и я доплыл до канатной переправы (автобуса).
В пути я вспомнил случай из своего детства.
Малым был тогда. Вход в наш двор преграждали высокие ворота и высокая калитка, так что кто пришёл – не видать. Вот собака лает, и кто-то стучит в калитку. Пошёл открывать, стоит цыганка с девчонкой и на руках у неё малый ребёнок.
Я их пустил. Подошли к порогу. Вышла моя мачеха, поздоровались. Цыганка грязная и уже немолодая, просит милости. Через плечо у неё веревка, а на боку полотняная сумка. Прямо как у старцев, ходивших иногда в те времена и просивших милостыню.
– Давай тебе, хозяйка, погадаю.
Мачеха долго не слушала её лепет и ушла в дом. Вскоре вернулась с половиной булки чёрного своего хлеба и кусочком сала.
– Нате вам и идите с богом.
Девчонка перехватила хлеб и тут же впилась в него зубами. Цыганка отобрала у неё хлеб, стукнула ей затрещину и поблагодарила хозяйку.
– Я вижу, голубушка, ты не веришь ни в какие гадания, а я честно могу – и на картах, и по руке. Давай погадаю.
– Не надо, я всё про себя знаю.
– Ну, мне хлеб нужно отработать, я так не могу.
– Ладно, посмотри руку мальчонке.
Та взяла мою левую ладонь.
– Выучится, уедет от тебя далеко. Богатым будет. Вода ему грозит, береги его. Утонуть может в детстве, если не в детстве, то сильно тонуть будет лет в 30. Но если выплывет, после жить будет долго.
– Да ладно, поберегу, идите с богом.
И вот сбылось же. Тонул я часто малым, пока не научился плавать. А один раз, потом говорили мне, откачивали. Но случай тот я очень смутно помню.
Хоть богатым я и не стал, но смелее на речке был, немного помогло, что больше не буду тонуть и что жить буду долго.
В следующий раз сплавляясь, я подплыл к своему непонятному, коварному врагу, что встал на моём пути так неожиданно, в темноте и тумане.
Это была так называемая расчёска, опасное препятствие.
С левого берега подмыло огромный ясень. Он почти лёг на воду, с полметра вершина не доставала воды, потому как несколько боковых крупных веток упёрлись в дно. Висел он над водой поперёк течения. Ветки от вершины буравили воду и создавали шум. И вынесло меня почти на вершину. Выбросило меня под них, а лодку тут же потянуло течением, развернув кормой по течению. Хорошо, не повис за ветки на глубине. Но боги помогли мне не утонуть и не околеть в холодной воде.
Сказать, что прошло это бесследно, тоже нельзя. Случается этот припадок дикой тряски тела, когда в барачке спишь и температура понизится. Всегда чувствую понижение температуры. Встаю и подкидываю в печку дров. А когда под тёплым одеялом прозеваю похолодание, меня может так затрясти, что трудно потом управлять руками и ногами. И потом под одеялом унять эту дикую дрожь. Похоже, проснулся какой-то древний центр управления телом (рудимент).
Тигролов Трофимов
Ещё я был лично знаком с известным тигроловом Трофимовым.
Матрёна Игнатьевна (его последний ребёнок), просто Мотя, была замужем за Кочкиным (старшим геологом партии), в которую меня перевели в 1975 году. Она работала чертёжницей в экспедиции. Два раза мне с самим Трофимовым довелось пообщаться.
Я всё расспрашивал его про охоту. Рассказчик он был очень хороший и ничего не скрывал. Был очень смекалист, физически очень развит. И талантлив, я думаю, не только в охоте. Научился он ловить тигров самостоятельно. Когда его попросили первый раз, он не отказался. Видно, ему самому было интересно. Собрал небольшую бригаду из односельчан и смело взялся за рисковое дело.
Потом была создана бригада тигроловов и в Хабаровском крае. Но человек, её возглавивший, напросился к Трофимову и три сезона ходил учеником. У староверов было распространено состязание, борьба на (крючьях). Берут друг друга за средний палец и тянут. И чей палец разогнётся, тот и проиграл. Так вот он попробовал и со мной. Я проиграл и огорчился.
– Да не горюй ты, у меня ещё никто не выигрывал.
О его смекалке и силе может говорить такой факт. Однажды он убил бурого медведя. А морозов ещё хороших не было. Так чтобы не испортилось мясо, выпотрошил и поднял медведя на тросике, подвесил над землёй метра на два с половиной. А когда медведя взвесили, оказалось 500 кг с лишним.
В тот год, когда он погиб, соболь ни на какую принаду не ловился. Охотники вышли из тайги ждать января (когда соболь начнёт тропить). Он же пришёл к нам в партию и попросил у Моти собаку при мне.
– Да зачем она тебе, она уже восемь лет просидела с мальства на цепи? Какой с неё охотник?
– Э, нет, ты не права. Я её хорошо посмотрел, прирождённый охотник она. Я её научу, собак я вижу насквозь и учить умею.
И действительно, потом я узнал, что собака хорошо пошла на соболя. И брал он соболя до января гоном. Загонял или на дерево, или в корчи, потом обмётывал сетью. И приходил на то место на второй день. Забирал соболя без дефектов. А за собаку охотники спорили ещё три года после него, кому достанется, к Моте она уже во двор не попала.
Так он и измотал себя сильно на охоте. Организм ослаб и приболел простудой, когда закончил охоту. Он был сильно уверен в себе, мол, нет такой простуды, которую нельзя выгнать в бане. Три раза заходил в свою парилку. Парился до изнеможения. И когда выпил рюмку после бани, случился инсульт.
Он был прирождённый лидер (я бы так сказал). О нём много писали в газетах. Сохранились киносъёмки в архивах редакций, и у меня есть два документальных фильма о нём.
В те (доперестроечные) времена была хорошая кормовая база для зверя, орех кедровый, маньчжурский и, главное, жёлудь. Было много чушки, косуль и изюбрей. Поэтому была неплохая численность и тигра. И тигроловы ловили только котят, годовалых или двухгодовалых. Мать их водит до трёх лет. Но уже трёхлетние почти никому не нужны. Да и отлавливать их уже очень тяжело. Они уже больше 100 кг. Один такой тигр и искусал ему руку. Укусы были не просты, кости сломаны в нескольких местах. Хорошо, его мать могла лечить домашних животных и людей. Особенно могла собирать переломанные кости. Часто и в больницу её привозили хирурги. А то на дом привозили изломанного.
Он всё-таки как-то удерживал голову и шею тигра, пока ребята из бригады не спеленали его пасть.
***
Вот такие встречи были у меня по жизни с тиграми. Убивать, слава богу, не пришлось, зверь осторожный и без причины на человека не нападает, но впечатление при встречах вызывает огромное. Когда восторг, а когда и испуг – всё это надо иногда испытывать для остроты жизни.
