Kitabı oku: «Экзистенциализм. Период становления», sayfa 5

Лекция 2
Блез Паскаль

В прошлый раз я скомканно и обзорно попытался рассказать о том, что такое вообще экзистенциализм, каковы его основные проблемы, категории, и, в частности, много говорил о его генеалогии, о его корнях, о его представителях. Говорил о такой проблеме, что непонятно, откуда его начинать, потому что ясно, что в ХХ веке он расцвел пышным цветом, но у историков мысли большая проблема, где считать точку отсчета, с чего начать. Греки говорили: ἀρχή (архэ) – это начало всего. Начало – то, что все определяет, все в себе содержит, всем правит, дает всему суть и является природой всего сущего. Откуда плясать? Я уже говорил, что можно плясать хоть от Сократа, хоть от Экклезиаста, хоть от Монтеня, но все-таки после долгих размышлений пришел к выводу, что отправной точкой для нашего разговора наиболее оптимально брать Паскаля.

Почему? Потому что Паскаль – человек, который жил в самом начале Нового времени, в начале модерна, который, как и очень многие наши герои, был абсолютно «несвоевременным» мыслителем. Как философ он был абсолютно не воспринят, не понят, маргинален, находился на обочине. Повторяю, как философ, не как ученый!

А мы с вами живем в самом конце Нового времени. В прошлый раз я много говорил о кризисе модерна, величайшем цивилизационном кризисе. И получается интересная ситуация: многие мыслители в XVII–XIX веках «заслоняли» Паскаля, были намного авторитетнее и известнее его, определяли течение мысли своей эпохи. Паскаль до сих пор не стал еще частью истории учебной философии, той, которую изучают философы в университетах. Я его уже как лет 15 «по-партизански» преподаю, но это очень туго идет, потому что его никогда ранее не изучали даже на философских факультетах (не говоря уж об обзорных кратких курсах философии для нефилософов). Философы зачастую и не слышали о нем. Да, есть Декарт, есть Спиноза, есть Лейбниц – вот они мейнстрим, они классики, они известны. А Паскаль – это что-то такое загадочное. Да и философ ли он на самом деле?

В ХХ веке, когда все начало лететь в тартарары, «вдруг» оказалось, что Паскаль куда более современен, актуален, важен и нужен нам, чем эти великие умы, которые мы все знаем. (Как потом это «вдруг» станет ясно с Ницше, «вдруг» – с Кьеркегором, «вдруг» – с Достоевским!.. Симптоматично.) Он с невероятной силой выразил экзистенциальную проблематику, чувство кризиса сциентистской цивилизации. В XVII веке, в начале Нового времени, он поставил под вопрос те смыслы и ценности, которыми жил потом модерн. И когда модерн рухнул, оказалось, что Паскаль гораздо актуальнее, чем все эти великие люди, которых мы всегда изучали как основной поток европейской философии, оставляя чудака Паскаля на обочине. Паскаль емко и пронзительно выразил все экзистенциальные темы:

бездомность, заброшенность, трагическое чувство жизни, негарантированность человеческого существования, одиночество во Вселенной, которое оборачивается потерянностью и заброшенностью. Паскаля «вдруг» в ХХ веке обнаружили своим предшественником все экзистенциалисты. И поэтому с Паскаля очень удобно начинать разговор об экзистенциализме. Он современнее всех наших современников. (А для своей эпохи – не «современен»!) Повторяю, фигура грандиозная. Все его знают как ученого. Все слышали о нем со школы. Но моя лекция не по истории науки, а по философии и отчасти по истории культуры.

Паскаль, как и большинство тех, о ком я рассказываю, необычайно мне близок, дорог, важен, вызывает во мне бурю чувств. Я постараюсь, как и всегда в наших обзорных лекциях, побудить вас почитать самого Паскаля, передать вам эти чувства, что-то сказать об этом человеке, которого уже при жизни называли «французским Архимедом» – за его великие открытия в математике и физике, «французским Данте» – за его великие литературные достижения и «французским Сократом» – за его удивительную философию.

Как мы построим наш разговор? Сначала я расскажу довольно подробно о жизни Паскаля, поскольку личность, жизнь эта совершенно уникальна. Как мы уже говорили, экзистенциализм – это философия, которая обращается к личности, и в ней, как ни в какой другой философской школе, роль личности велика и значима, поэтому жизненный опыт Паскаля крайне важен. И я подробно остановлюсь на нем. Потом я кратко расскажу о его основном произведении, которое вошло в историю как «Мысли».

Начать стоит с книжек. Несколько лет назад толком ничего нельзя было посоветовать (потому что ничего не было), но сейчас уже кое-что можно. Есть главная книга Паскаля, которая многим известна как «Мысли», хотя это не ее авторское название. Есть множество изданий. Я назову вам два: самое популярное и доступное и самое фундаментальное и научно выверенное. Самое популярное: Паскаль, «Мысли» (СПб.: «Азбука-классика», 2005). Незатейливое, дешевое, компактное – для любителей карманных книжек. Самое фундаментальное – Паскаль, «Мысли» (М., 1995). Здесь очень хорошая фундаментальная вступительная статья Юлии Гинзбург «Мысли о главном» и, в качестве приложения, ряд жизнеописаний Паскаля, а также ряд его маленьких произведений. И здесь «Мысли» более канонически, академически выверенно расположены. Это считается самым добротным изданием. Кто захочет серьезно заняться Паскалем, советую второе. А если просто ознакомиться – достаточно первого.

Другие издания книг Паскаля. Есть сборник маленьких работ Паскаля: Блез Паскаль, «Трактаты, полемические сочинения, письма» (М., 1997). Здесь много его небольших работ на разные темы, ряд писем, очерков его биографии, воспоминаний о нем. Добротный и ценный сборник. И наконец, вторая его главная работа: Паскаль, «Письма к провинциалу». Есть несколько изданий на русском языке.

Что читать о Паскале? На сегодняшний день в России есть два хороших и крупнейших паскалеведа. И каждый написал по две книги о Паскале: одну похуже, другую получше. Первый крупнейший паскалевед, точнее, паскалеведка – Галина Яковлевна Стрельцова из МГУ. У нее есть две книги о Паскале. Одна, совсем плохая, была написана в советские времена, когда Паскаля было положено ругать и презирать как реакционного философа. Она вышла в серии «Мыслители прошлого». Ее рекомендую читать только из спортивного интереса: как и за что ругали Паскаля в СССР. Итак: Г. Я. Стрельцова, «Паскаль» (М., 1979). Вторая – хорошая, и ее рекомендую уже всем – «Паскаль и европейская культура» (М., 1994). Здесь разбирается и биография Паскаля, и его философия; значительная часть посвящена влиянию Паскаля на философию и литературу России и Запада. Насколько первая плохая во всех смыслах, настолько вторая приличная и полезная и уже почти свободная от старых ярлыков и штампов.

И второй крупнейший паскалевед, его зовут Борис Николаевич Тарасов. Он из Литературного института. Одна книжка, написанная еще в советские годы и сейчас переизданная, называется просто: «Паскаль» (М., 2006). Из серии «Жизнь замечательных людей». Она не то чтобы плохая, но так себе. И есть вторая, очень хорошая и ценная его книга – Б. Н. Тарасов, «Мыслящий тростник. Жизнь и творчество Паскаля в восприятии русских философов и писателей» (М., 2004). Книга состоит из трех частей: биография Паскаля и изложение его идей, вторая часть – Паскаль и русская культура, очень подробно и интересно раскрыто, и приложение к книге – сами «Мысли» Паскаля, которые занимают довольно увесистую часть книги. Книга очень достойная и содержательная. Здесь много интересного о восприятии Паскаля русскими литераторами XIX века (а Паскаль оказался необычайно «русским» философом, более важным для русской мысли и культуры, чем даже для французской!): Тютчевым, Розановым, Мережковским, Толстым, Достоевским…

Из других работ о Паскале. Лев Шестов, один из величайших русских экзистенциалистов (разговор о нем у нас впереди) и его замечательная статья о Паскале «Гефсиманская ночь (Философия Паскаля)». Эта статья вошла в книгу «На весах Иова». Изданий много. Работа очень яркая, сочная, небольшая, всего страниц пятьдесят, но важные и принципиальные слова о Паскале сказаны.

Вы знаете, сейчас выходит серия, основанная Горьким, «Жизнь замечательных людей». Была ее предшественница до революции – серия книг «Библиотека Флорентия Павленкова». Был такой издатель, который решил для бывших крепостных крестьян, которые едва научились читать, выпускать дешевые и популярные брошюры про разных великих людей, чтобы они узнавали, кто есть кто. Там была брошюра и о Паскале, очень милая и непритязательная. Автор – М. М. Филиппов «Блез Паскаль». Здесь биография, почти нет о философии. Переиздание: Челябинск, 1997 год. Украшает книгу в этом издании дополнение статья Льва Толстого. Толстой очень любил Паскаля и тоже написал о нем статью – «Паскаль». Очень небольшая, но очень яркая и прочувствованная.

Еще один философ, французский, конца XIX века, тогда он был довольно известен, Эмиль Бутру – «Паскаль». Книге больше 100 лет. Москва, 2007 год – переиздание.

Позволю себе маленькое отступление. Есть один из очень-очень немногих людей (буквально двух-трех!), который в современном мире является русскоязычным философом. Не «философоведом», а именно настоящим философом! Я сказал «русскоязычный», потому что по происхождению он армянин, считает себя русским мыслителем, пишет по-русски, увлекается антропософией Штайнера и живет в Швейцарии. Зовут его Карен Свасьян. Если хотите что-то хорошее почитать, он крупнейший специалист по Ницше, по Гёте, по Кассиреру, по Бергсону, Шпенглеру, автор замечательных, бесподобных по глубине, оригинальности, эрудиции и сарказму работ о них и сам по себе очень яркий самобытный философ. (И, кстати, переводчик Ницше!) Одна из самых замечательных книг, которая для меня была интеллектуальным потрясением за последние годы, его книга «Становление европейской науки». Последнее переиздание: Москва, 2002 год. В ней есть изумительная глава о Паскале! Очень спорный, неоднозначный, провокативный, остроумный мыслитель! Способный многому научить. Я бы очень хотел, чтобы вы знали о нем и почитали его удивительные книги и статьи.

И последнее. Я назову в порядке слабой саморекламы. Есть книга, которую мы с товарищем в свое время написали, совершенно непритязательная, но, может, пригодится кому-нибудь в жизни. Два автора, ваш покорный слуга П. В. Рябов и мой товарищ Д. А. Гусев, книга называется «Великие философы» (М., 2005). (Это не мы – великие философы, а герои этой книги.) Там есть мой небольшой очерк о Паскале, страничек двенадцать. Книга очень популярная, в смысле популяризаторская.

Стоит начать немного с конца. Как многие мыслители – предтечи экзистенциализма, Блез Паскаль имел очень странную и очень трагическую судьбу. Трагическую при жизни и трагическую после смерти. Жизнь его была безумно трагична и парадоксальна, как и его философия. (И я еще приведу вам много его парадоксальных высказываний.) Он прожил 39 лет, что даже для XVII века очень мало. Как сказал о нем его великий современник Жан Расин, «Паскаль умер в 39 лет от старости». Он жил настолько насыщенно, столько успел прочувствовать и испытать, что умер в 39 лет от старости! И, как и у многих других философов – предтеч экзистенциализма, у Паскаля странная судьба. Все мы знаем его как великого ученого, даже как передового общественного деятеля. Но при этом Паскаль-философ до ХХ века был совершенно забыт, пренебрегаем, находился где-то на обочине. Шел против своего времени, против мейнстрима философии, и поэтому его искусственно расчленили на «прогрессивного ученого» и на какого-то «реакционного мистика», который «не верит в человека». И в ХХ веке, эпохе катастроф, вдруг оценили эту сторону Паскаля. Вот такая странная судьба.

Годы его жизни: 1623–1662. Какая это эпоха? Чтобы вы немножко представили, что это за время: это время трех мушкетеров из романов Дюма, время кардинала Ришелье, Английской революции, Фронды, Кромвеля, Людовика XIII и Людовика XIV. То есть Паскаль – современник Д’Артаньяна и его компании.

У него был замечательный отец. Про мать говорить сложно: она умерла почти сразу, буквально через пару лет после того, как появился на свет Блез, и о ней почти ничего никогда не пишут в его биографиях. Отец, Этьен Паскаль, был выдающийся человек, он был дворянином, но не аристократом, а «дворянином мантии», то есть чиновником, дворянином на службе государства. Отец Паскаля был выдающимся ученым-математиком – не гениальным, как сам Блез, но значительным.

Забегая вперед, скажу, что одной из главных тем философии Паскаля будет величие и ничтожество человека. Вообще, Паскаль насквозь парадоксален, о нем можно говорить только парадоксами. И, можно сказать, вся его личность и вся его жизнь демонстрирует как крайнее величие, так и крайнее ничтожество. Величие, потому что Блез Паскаль был одарен непомерно, невероятно, он был гением с детства, с младенчества! Таких примеров единицы, когда человек родился, и всем сразу понятно, что вот он – гений. Кроме Моцарта, я не вспоминаю людей, которые проявляли бы колоссальную одаренность уже в детские годы. Может, вы еще кого-то такого вспомните? Колоссальная сила духа – и при этом ничтожное тело: болезненное, жалкое. Сам Паскаль являет собой то, о чем он пишет. Максимальная гениальность и максимальное убожество – крайняя болезненность. Всю жизнь с детства он страдал от разных болезней и был, что называется, не жилец. И умер он больным. Вот этот контраст: великий дух – в жалком, ничтожном, хилом, больном теле.

Возвращаясь к его семье: его отец был вхож в круги крупнейших ученых этого времени. В их семье, помимо отца, у Паскаля было еще две сестры – они крайне важны в его биографии. Одна старшая, другая младшая. Старшую звали Жильберта. Она впоследствии вышла замуж за некоего Перье, оставила потом воспоминания о своем гениальном брате. Мне бы хотелось остановиться на его младшей сестре, которая была гениальнейшей женщиной своего времени. Кстати, хочу заметить, может, среди вас есть любители кинематографа? Есть очень хороший биографический фильм о Паскале, глубокий, по существу. Режиссер Росселини, фильм «Блез Паскаль». Советую вам посмотреть! Так вот, младшая сестра, Жаклина, была невероятно одаренной, как и Блез. Она прекрасно пела, читала стихи. Однажды она исполняла стихи в присутствии самого всемогущего кардинала Ришелье, тонкого ценителя прекрасного, и привела его в восторг. Она могла бы стать великой актрисой, но была очень экзальтированной, чувствительной, тонко и глубоко чувствующей и религиозной особой и ушла в монастырь. Она была, наверно, самым близким человеком для Блеза. Вот такая вот интересная семья. Отец – талантливый ученый и замечательный человек, и талантливые дети, среди которых гениальный Блез и также незаурядная Жаклина! Повторяю, когда мальчику Блезу было меньше трех лет, он потерял маму. С детства много болел.

Отец его был гуманистом (в духе Возрождения) по образу мыслей. Этьен понимал, что иезуитские и монастырские школы могли бы дать его детям хорошее образование (как вы, конечно, помните, именно иезуитский колледж Ла-Флеш дал отличное образование Декарту), но там была ужасная обстановка: палочная дисциплина, насилие, казарма. И отец решил воспитывать детей сам. И Блез получил блестящее образование у своего талантливого отца. Отец научил его древним языкам, греческому, латыни, истории, географии, математике. Повторяю, отец был математиком, и он понимал, что математика – это очень тяжелая наука, и он хотел долгое время предохранить сына от увлечения математикой, потому что уже с детства было понятно, что сын перенапрягается, болеет, и отец думал, что надо оставить математику на потом.

Но вернемся к гениальности мальчика Блеза. Только задумайтесь: в девять лет он написал свой первый научный трактат! Другие в девять лет только начинают собак гонять по улицам. Трактат бы посвящен звукам – он сидел и слушал – и задумался: почему разные рюмки и чашки звучат по-разному?

Но самое интересное случилось, когда ему исполнилось 12 лет: отец все еще медлил знакомить его с математикой, прятал от него свои математические книжки, потому что боялся, что ребенок надорвется, как оно, впрочем, и получилось, но однажды увидел поразительную сцену. Мальчик Блез сидит и что-то чертит. И оказалось, что он придумал свой собственный язык математики. Он не знал, как это называется, называл прямые и круги «черточки и кружочки», и оказалось, что маленький мальчик… заново открыл всю геометрию Евклида! Когда отец увидел, что мальчик доказывает сам себе тридцать вторую теорему Евклида, не зная ничего про математику, то не знал, плакать ему или смеяться! Представляете его чувства? Двенадцатилетний карапуз сидит и своим языком доказывает теорему Евклида! Отец понял, что надо срочно его учить, выводить в люди. От судьбы не уйдешь.

И с 13 лет маленький Блез участвует в кружках ученых, в которых тогда состоял его отец. Тут надо назвать одно имя. Это – аббат Мерсенн. Это человек, который фактически создал Французскую Академию наук, был душой европейском науки XVII века, близкий друг Декарта. Человек который сам не был великим ученым, но обладал великим даром знакомить между собой ученых, ставить перед ними вопросы, передавать им рукописи друг друга – в хорошем смысле «сводник» от науки, организатор научного сообщества и научного процесса той эпохи. И вот кружок аббата Мерсенна. В него входит Этьен Паскаль, и он приводит своего тринадцатилетнего сына Блеза, и тот очень быстро становится ведущей фигурой в этом кружке. Уже в 16 лет он публикует свой научный трактат, который назывался «Трактат о конических сечениях», и шестнадцатилетний мальчишка прославился на всю Европу! Повторяю, я ничего не смыслю в математике и физике, но этого придется мне вскользь коснуться, чтоб оценить степень гениальности маленького Блеза.

Итак, Паскаль с детства гений: в 9 лет – первый трактат, в 12 лет – переоткрытие вторично и заново геометрии Евклида, в 16 лет – «Трактат о конических сечениях». Величайший гений. По пальцам бегло перечислим области знания, которыми он занимался, интересовался, и что он сделал, чтобы нам лишний раз вспомнить гениальность и размах этого человека. В конце концов, его отец получил высокий пост королевского интенданта в Нормандии, в Руане. Кто такой интендант? Интендант – это, честно говоря, человек, который выколачивает налоги с бедных крестьян, которые там постоянно восставали и с голоду умирали. Ну, пост так себе. Фактически, сборщик налогов в целой провинции. И что же делает юный Блез? Чтобы облегчить своему папе его обязанность – все подсчитывать, Блез создает одну из первых в истории арифметическую машину – арифмометр, который получил его имя «Паскалина». Хочу остановиться на двух моментах. Во-первых, само значение этого открытия. Этого самого по себе достаточно, чтобы увековечить имя человека. А второе – сразу хочу обратить ваше внимание именно на то, что характерно для Блеза Паскаля: его занятие наукой и философией всегда очень связано с нуждами жизни, с практическими вещами. Скажем, он придумал арифмометр, чтобы помочь отцу. И то же мы увидим и дальше в некоторых других сферах, которыми он занимается. Самые глобальные теоретические вопросы всегда у него имеют практический выход. Но надо сказать, что на этой «Паскалине», на этом арифмометре, он надорвался окончательно. Он несколько лет его делал и в итоге подорвал остатки своего здоровья.

В каких еще сферах он себя проявляет? Я даже боюсь этого касаться. Но нужно, хотя бы в назывном, перечислительном порядке. Конечно же, это изучение атмосферного давления. Дискуссии на тему вакуума, существует ли пустота, «боится ли ее природа». Паскаль проводит ряд опытов с вакуумом сам или инициирует чужие эксперименты, и, как мы знаем, его имя стало мерой единицы давления. Огромный вклад в развитие гидростатики, теории давления. Это физика.

Еще одна огромная область, конечно, математика остается для него важнейшей наукой. Паскаль, как ученый-математик, занимается бесконечно малыми величинами. Он подошел вплотную к тому, что потом сделает Лейбниц, – к открытию интегрально-дифференциального исчисления, математического анализа. Тема бесконечности интересует Паскаля, как математика. Эта тема будет для него главной и как для философа, как мыслителя. Запомним это!

И еще одна сфера, о которой нельзя не упомянуть, даже бегло говоря о научных заслугах. Он – создатель теории вероятностей. Арифмометр, «Трактат о конических сечениях», гидростатика, теория вероятностей… Многовато для одного молодого человека, которому не исполнилось и тридцати лет! Очень забавно: как он задумался над этим? Он тогда вращался в светском обществе. А чем тогда занимался свет? Тем же, чем и всегда он занимается, – всякие азартные игры. Кости, карты. И Паскаль задумался над таким практическим вопросом – почему выпадают карты, кости такие, а не сякие?

Как сказала бы Ахматова, «когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…»! Вопрос о карточной игре, о костях. Так же как и практическая задача облегчения отцу сбора налогов привела к созданию арифмометра, так же размышления о том, почему выпадают те или иные карты и кости в играх, привели его к созданию теории вероятностей.

Какая гениальная фигура! В двадцать с небольшим лет он – величайший в Европе гений математики и физики. Создатель арифмометра, теории давления, теории вероятностей, почти что создатель дифференциально-интегрального исчисления… Но тут я ставлю многоточие, потому что я, во-первых, себя очень слабо и неуютно ощущаю во всех этих областях математики и физики; во-вторых, не об этом сейчас у нас речь. А о чем? Сейчас скажу.

Паскаля, как вы видите, мягко говоря, никак не назовешь невеждой, обскурантом. Это человек тем невероятно интересен, что прошел насквозь всю науку и… дошел до ее границ. Человек, который в самом начале Нового времени (а Новое время будет проходить под знаком культа науки и разума) вдруг понял, что наука может дать человеку, а чего дать принципиально не может! Мне кажется, это куда важнее, если мы говорим о Паскале как о мыслителе и философе. Величайший ученый понял как величие науки, так и ее тщету, ее границы, ее опасности. В начале сциентистской эпохи Паскаль понял принципиальную конечность и даже опасность сциентизма. Этот человек вдруг остановился. И мы неожиданно читаем у великого математика Паскаля: «Боюсь я математиков. Чего доброго, они и меня примут за какую-нибудь теорему». И он признается, что не хочет быть «математиком» (вообще «профессионалом» и «специалистом»), а предпочитает этому всему просто… звание «порядочного человека»! Это совершенно уже не XVII век!

Такое вполне ожидаемо было бы прочитать, скажем, у какого-нибудь Евгения Замятина в романе «Мы». Да, мы – люди ХХ века, с нашим-то опытом атомных бомб, хрустальных дворцов, Фукусимы и Чернобыля, социальной алхимии-инженерии! Но Паскаль осознает как то, что может наука дать человеку, так и то, чего она не может.

А не может она ответить на главный человеческий вопрос – о смысле жизни, о смерти, о свободе, о Боге. И он устрашается этой возможной перспективой деформированной культуры, которая будет насквозь сциентизирована, технократизирована и… бесчеловечна.

Параллельно с научными интересами Паскаля, с его открытиями, с его недолгим опытом вращения в свете на все это накладывается ряд важнейших событий его религиозной жизни, которые заставили его по-новому взглянуть на себя и на науку.

Одновременно со всеми этими открытиями Паскаль прославился, стал известен и ненадолго попал в светское общество. В этот короткий период, когда он живет как светский человек, даже происходит единственная известная нам его любовь. Он влюбился в герцогиню де Роанне. Мы мало что об этом знаем. Известно имя его возлюбленной. Его другом был герцог де Роанне, и его сестра, герцогиня, стала предметом любви Паскаля. По-моему, она отвечала ему взаимностью. Но, естественно, эта любовь не могла иметь матримониальных последствий, несмотря на взаимность. Простолюдин, низший дворянин и герцогиня! Ну, и самое главное: сам Паскаль далеко ушел от человеческих светских радостей. Тем не менее плодом этой любви является один из его маленьких трактатов, «Рассуждение о страстях любви».

Надо сказать, что семья Блеза всегда была религиозной. Но резко эта религиозность усилилась после того, как его отец вывихнул ногу и некоторое время лежал. К нему стали приходить два врача, которые оказались не просто врачами, но и очень религиозными людьми. И не просто религиозными людьми, но – янсенистами. И тут мы делаем маленький экскурс в сторону религиозной и общественной борьбы XVII века, вспоминая такое течение, как янсенизм.

Кто такие янсенисты? Название происходит от имени Корнелия Янсения, голландского епископа, который написал несколько книг. Главный его труд посвящен блаженному Августину, так и называется «Августин». А вторая работа посвящена «внутреннему человеку». Он обращается к ранней христианской метафоре о том, что есть «внешний человек», поверхностный, и «внутренний». Если очень коротко, можно сказать, продолжатели Янсения организовали течение в рамках католичества, максимально близкое к протестантизму, но все-таки формально оставаясь католиками. В чем своеобразие их позиции? Подобно Августину, они резко переживают испорченность человеческой природы. Католики в целом говорят, что человек не так плох и может спастись добрыми делами и при помощи церкви. В католицизме человеческая греховность всячески смягчается. А янсенисты остро переживают человеческую греховность. Центральная их тема – тема благодати, тема спасения и тема предопределения. Так же как Августин и Лютер (который, как вы помните, тоже вдохновлялся мыслями Августина), они решают это в жестком ключе. То есть человек радикально плох, и без внутреннего преображения и покаяния, без Божьей помощи ему не справиться. Какими-то внешними поступками и формальными добрыми делами, собственными силами ему вряд ли спастись. Повторяю, первый момент, который сближает Августина, протестантов и янсенистов, – это тема человеческой испорченности и вытекающее отсюда понятие необходимости благодати. Отсюда вытекают очень резкие и высокие требования, предъявляемые к человеку: он постоянно должен совершать нравственные подвиги над собой. То есть провозглашается моральный ригоризм: человек должен вести святую подвижническую жизнь, преодолевать себя и уповать на помощь Бога.

И еще одна важная мысль, которая особенно задела Паскаля при знакомстве с Янсением и его последователями. Вслед за Августином, Янсений пишет, что есть несколько видов похоти. Кроме всем известной похоти чувств, есть еще похоть власти, гордыни и похоть знания. Это интересно. Ну, похоть чувств – это Паскалю не очень угрожало. Совсем иное дело – два других вида! Похоть власти – стремление господствовать, стремление к тщеславию, оно очень глубоко сидит в человеке. Это гордыня, стремление самоутвердиться. Третий вид похоти, особенно заинтересовавший и затронувший Паскаля, похоть знания. Казалось бы, что плохого в стремлении к знанию? Что плохого в том, что люди желают больше знать, любопытствуют, много читают? Но еще Гераклит говорил: «Многознание уму не научает». Это утонченная, изощренная, но тоже похоть, может, она и кажется более возвышенной, чем телесная. Она тоже портит человека, распаляет в нем гордыню, привязывает к суете и иллюзиям мира. Все эти три вида похотей глубоко связаны между собой. Похоть чувств Паскалю не грозила, он был человеком аскетичным, только раз в жизни влюбился. А похоть знаний, похоть гордыни и власти – это его очень задело. Он вдруг подумал, что в его любознательности и стремлении к открытиям, к всезнанию, всеоткрыванию есть очень много суетного и ненужного.

Время от времени я буду по памяти вставлять в свой рассказ афоризмы Паскаля. Его хочется запоминать наизусть. Вот один из его афоризмов, который сразу приходит в голову: «Тот, кто не видит суетности окружающего, суетен сам». То есть вот эта похоть познания, знание ради знания, есть скрытая, изощренная форма душевной порчи, мудро говорили янсенисты.

У Янсения было много сторонников. Среди них – крупнейшие умы Франции: ученые, мыслители, богословы. И очень быстро янсенизм из позиции лишь в вопросах богословия превратился в сильную общественную позицию и… немедленно столкнулся с иезуитами. Кто эти иезуиты, все знают – всемогущая организация католичества, созданная для борьбы с врагами веры. И чем они занимались? Всем! Не только, как мы думаем, кого-то отравить или там прирезать. Но они все образование держали под контролем, и при дворе они господствовали, и в Сорбонне. И иезуиты оказались антагонистами янсенистов. Католический мир во Франции оказался расколот на эти два течения: иезуиты и янсенисты. У иезуитов к человеку были невысокие требования. Главное – внешняя показная вера, покорность церкви и добрые дела. Они не требовали внутреннего преображения, перерождения личности. Они подчеркивали, что человек не так уж и плох. Они делали акцент на внешнее, а не на внутреннее. (В те годы во Франции все стремились иметь духовников из числа иезуитов: эти снисходительные члены «Общества Иисуса» легко и быстро отпускали людям грехи!) Если янсенисты были чересчур пессимистичны в отношении человека, то иезуиты были чересчур оптимистичны. И они были колоссальной силой, были связаны и с папством, и с королем. У них был, как сейчас говорят, «административный ресурс».

Они все время проигрывали янсенистам на ниве богословия и философии. А в числе янсенистов был весь цвет французской мысли, много аристократов, монахов. Антуан Арно – богослов, математик, логик, который написал со своими друзьями знаменитую книгу «Логика Пор-Рояля». Его называли почтительно – «великий Арно». Мыслитель, ученый, логик Николь, аббат Сен-Сиран. Все это замечательные мыслители и ораторы! На ниве интеллектуальных споров янсенисты обычно били иезуитов, но за иезуитами был огромный административный ресурс и вся вертикаль власти, светской и церковной. За них были папа и король. И они стали бить янсенистов этими незатейливыми орудиями. И тут – очень важное и интересное обстоятельство! – уже все перешло из плоскости богословия в плоскость общественного противостояния. Франция разделилась. Янсенисты стали отстаивать свободу веры, право человека на свободную интерпретацию Библии, на личные отношения с Богом. Они поневоле вынуждены были поднять эти вопросы, обороняясь от репрессий, против непогрешимости папы, оказались на стороне свободы веры вне папской доктрины. Борьба разгорелась нешуточная, начиная от метафизических вопросов, плох человек или хорош и как ему спастись, до вопросов политических. Многие, даже вполне индифферентные люди примкнули к янсенистам как к оппозиции властям. На стороне янсенистов выступили крупнейшие аристократы – оппоненты абсолютистского произвола. В общем, Франция содрогалась и сотрясалась. Эта борьба продолжалась сто лет, с середины XVII до середины XVIII столетия, аж до Вольтера. Угадайте, кто победил? Догадаться нетрудно. В итоге всех янсенистов, конечно, передавили, что называется, «закатали в асфальт». Но сто лет они отважно держались, апеллируя к обществу, вызывая всеобщее сочувствие и нанося смертельные удары своим оппонентам.