Kitabı oku: «Торпедой – пли!», sayfa 3
Глава четвертая
Всевидящее око Кондора
Тяжелые облака проносились мимо фонаря кабины рваными хлопьями. В разрывах между ними мелькали серо-синие волны. Они то появлялись и пугали своей близостью, то исчезали в провалившихся до воды тучах. Нижний край облачности нависал свинцовым изорванным одеялом, заставляя лететь, едва не задевая крылом кипящие барашки волн. Морской разведчик «Фокке-Вульф-200 «Кондор», натужно завывая четырьмя двигателями, перемалывал винтами несущийся навстречу туман. Такая погода исключала встречу с английскими истребителями, но и мастерства требовала немалого. Вылетев на разведку и контроль результатов атаки волчьей стаи папы Карла на американский конвой, они находились в воздухе уже восемь часов. Пять из них экипаж балансировал на тонкой грани между черными волнами и искрящимися над головой грозовыми облаками.
– Штурман! Ты снял танкер в момент, когда он перевернулся винтами кверху?
– Снял, командир, снял!
– Смотри! А то еще одного захода моя мокрая спина не выдержит.
В подтверждение командир с правым летчиком захрипели от натуги, вцепившись в штурвалы и вытягивая просевший самолет на безопасную высоту.
– Командир! Что-то слабенько сегодня отработали наши подводники. Я насчитал больше тридцати кораблей, а они достали всего один танкер.
– Ульрих, а ты видел, что из тридцати пять были эсминцы? Радист говорит, будто слышал чей-то SOS. Так что, вполне возможно, досталось и нашим.
– Это сколько же всякого добра дойдет англичанам?
– Не расстраивайся! – невесело усмехнулся командир. – Сейчас адмирал Дениц проведет по связи со своими волками вразумительную беседу. Они взбодрятся, перестроятся, обгонят конвой и опять вцепятся ему в пятки. А нам снова лететь снимать их победы. Дали бы хоть отоспаться!
Штурман тяжело вздохнул, оценив невеселую перспективу. Вдруг среди серых волн мелькнуло черное и длинное инородное тело. Рука натренированно схватила фотоаппарат, совместила перекрестие с целью, и затвор успел щелкнуть, прежде чем все увиденное скрылось во вставших на пути тучах.
– Командир! Ты видел?
– Видел.
– Похоже на подводную лодку.
– Ты что, лодок не видел? Скорее, это перевернувшаяся кверху дном баржа. А возможно, вообще скала или отмель.
– Может, еще раз зайдем?
– Ну уж нет! Если бы ты не снял, я и докладывать об этом не стал бы. Все! На сегодня хватит! Уходим домой.
Самолет взвыл двигателями, выведенными на максимальные обороты, и тяжело полез вверх, карабкаясь сквозь чугунные облака. На шести тысячах метров они увидели клонящееся к закату солнце. А через три часа приземлились на родном аэродроме. Еще час, и снимки легли на стол командующему первой флотилией подводных лодок в Бресте, корветтен-капитану Вернеру Винтеру.
Стрелки на стоящих в углу стройной тумбой часах приближались к полуночи. Черная французская ночь скрыла прекрасную панораму из окна на берег Бискайского залива. Лишь завывание ветра и шум волн напоминали о приближающемся шторме. Уютно потрескивал камин, распространяя по украшенному коврами залу тепло. Вернер Винтер задумчиво сидел за дубовым столом и просматривал доставленные снимки. Около десяти из них показывали разные стадии агонии танкера. Здесь все было ясно. Время доклада командира лодки об атаке и время, указанное на снимках, совпадало. И то, что судно, брошенное американцами, непременно затонет, не вызывало сомнения. Экипажу лодки однозначно засчитают уничтожение танкера. Можно отправлять в Париж, в штаб-квартиру адмирала Деница, результаты первой атаки конвоя НХ-88. Натренированным глазом опытного подводника Винтер определил тоннаж: около семи тысяч тонн. Затем взял радиограмму с лодки и улыбнулся: командир U-563 Гетц Хартман оценил танкер в десять тысяч. Что ж, это нормально. Командирам потопленные ими баржи всегда кажутся авианосцами. Далее он вернулся к странному снимку с размытой темной сигарой на фоне серых волн. Судя по времени, снимок был сделан в районе нахождения конвоя. Вернер взял лупу и еще раз миллиметр за миллиметром начал осматривать фотографию. Если вначале возникло сомнение, то теперь в том, что это произведение рук человеческих, а не природы, он уже не сомневался. И чем больше он смотрел, тем больше его охватывало волнение. Винтер вдруг понял, что точки, которые он принял за дефект негатива, – это люди. А округлые зализанные обводы – не что иное, как идеальные формы неизвестной подводной лодки! Придя к этому выводу, Вернер Винтер вскочил и возбужденно принялся мерить шагами кабинет. Услышав шум, заглянул в дверь адъютант унтер-офицер Вилли Шуман. Винтер подсел к камину и в свете огня еще раз посмотрел на снимок. Сомнений нет! Перед ним не очень отчетливое, но вполне понятное изображение неизвестной до сих пор подводной лодки противника. Перевернув фотографию, он написал свои комментарии и потянулся за конвертом.
В кабинет неслышно вошла жена корветтен-капитана.
– Вернер, ты совсем не жалеешь себя и Вилли. Отпусти уже наконец его спать и сам тоже иди отдыхать.
– Сейчас, дорогая, сейчас. А вот Вилли сегодня поспать не получится. Урсула, не волнуйся, я сейчас приду.
– Завтра, наверное, весь день будет шторм, – не торопилась уходить супруга. Открыв плотную штору, она смотрела в темноту. – Габи очень хотела сходить на пляж и искупаться.
По лицу командующего пробежала тень. Он хотел сказать, что такая погода – это мечта подводника. Но, вспомнив о дочери, осекся.
– Как она?
– Все так же. В полдень опять приходил доктор. Говорит, что нашей дочери необходимо жаркое лето, сухой климат. А здесь все наоборот. Доктор, конечно, пытается нас успокоить, но мне кажется, что Габи стало хуже. Раньше, хотя бы изредка, появлялся румянец, а теперь ее лицо не покидает бледность.
– Это реакция на сырость. Не волнуйся, скоро циклон пройдет и наступит настоящее французское лето. С жарой и зноем.
– Скорей бы, – тяжело вздохнула Урсула. – Так ты идешь?
– Еще десять минут, дорогая. Мне необходимо сделать важный звонок.
Дождавшись, когда жена выйдет из кабинета, Вернер Винтер потянулся к телефону:
– Соедините меня со штаб-квартирой адмирала Карла Деница!
Несколько минут ожидания показались невероятно длинными.
«Возможно, адмирал уже отдыхает?» – с чувством вины подумал корветтен-капитан.
– Слушаю, – наконец прозвучал знакомый голос на другом конце провода.
– Господин адмирал, это командующий первой флотилии. Прошу прощения за поздний звонок.
– Не оправдывайтесь, Вернер. Что у вас?
– Господин адмирал, я считаю, что вы должны взглянуть на один снимок. Не хотелось бы вдаваться в детали по телефону, но я немедленно отправляю к вам своего адъютанта. Думаю, к утру он уже будет у вас.
– Хорошо. Я предупрежу, чтобы его сразу провели ко мне.
Трубка загудела, дав отбой. Корветтен-капитан Винтер задумчиво прошелся по кабинету, затем опечатал конверт со снимком и вызвал адъютанта:
– Вилли, возьмите мой «опель» и немедленно поезжайте в Париж. Этот конверт передадите лично в руки адмиралу Деницу. Вас будут ожидать.
Дождавшись, когда во дворе его старинной французской усадьбы вспыхнули фары и машина вырулила на дорогу, Вернер задернул шторы и сел ближе к камину.
«До Парижа пятьсот километров, – размышлял он, глядя на карту. – Вилли доберется часам к восьми».
Пододвинув поближе телефон и вытянув к огню ноги, он задремал, свесив голову на грудь. В шесть часов его разбудил настойчивый звонок. Вилли добрался раньше, чем рассчитывал Вернер. Стряхнув остатки дремы и прокашлявшись, чтобы адмирал не почувствовал его сонный голос, Вернер схватил трубку телефона:
– Слушаю!
– Я ознакомился с вашим материалом, – прозвучал задумчивый голос адмирала. – Это очень интересно.
– Я был уверен, что это будет достойно вашего внимания.
– Вернер, вы считаете – это англичане?
– Маловероятно, господин адмирал. В Англии много наших шпионов, и пропустить производство такого объекта невозможно. Даже несмотря на жесткую секретность, хотя бы крупицы информации, но просочились бы.
– Американцы?
– Думаю – да. Наша агентурная сеть там не так развита. И технический потенциал значительно мощнее английского. Если кому и по плечу такое… – Вернер задумался, подбирая нужное слово, чтобы не называть предмет их с адмиралом разговора. – Изделие, то только американцам.
– Кто еще видел снимок?
– Фотография сделана в единственном экземпляре. Она у вас. Негатив у меня в сейфе. Возможно, видели в фотолаборатории авиаполка.
– Сообщите им, что разведчик снял обломки брошенного корабля.
– Есть, господин адмирал.
– Вернер, всю информацию по этой теме засекретить. Любое вновь поступившее сообщение подавайте мне немедленно. И кстати, что вы собираетесь предпринять?
– Нам известен район нахождения этого объекта. Севернее работает наша группа по перехвату конвоя НХ-88. Две лодки придется снять и перенацелить на задачу по поиску американца. Ночью будем посылать на разведку «кондоры», оснащенные локаторами и прожекторами, с приказом фотографировать все, что им покажется необычным. Уверен, что несмотря на необычные формы, им тоже необходимо всплывать для подзарядки аккумуляторов.
– Хорошо. Какие новости по конвою? Насчет танкера я знаю.
– Ночью им удалось оторваться, но маршрут вполне предсказуем, так что еще сумеем организовать пару атак.
– Связь имеете со всеми лодками?
– Не ответила U-84.
– Что с Хорстом?
– Пока молчит. Его регулярно вызывают на связь, но безответно.
– Хорст Упхофф, насколько я помню, всегда ставил скрытность превыше докладов в штаб. Очевидно, увлекся преследованием. Думаю, Вернер, волнения преждевременны. Скоро он объявится.
– Я тоже на это надеюсь, господин адмирал.
– Что-нибудь еще?
– Да, господин адмирал. Я хотел бы знать степень моих полномочий при охоте на американского призрака.
– Мне понравилось, как вы его окрестили. Вернер, я не ставлю перед вами невыполнимых задач. И не рассчитываю на то, что вам удастся выловить его целым и невредимым. Меня вполне устроят фрагменты корпуса и оборудования. А еще лучше – попытайтесь пленить кого-нибудь из членов экипажа. Наверняка наш призрак опасен, так что не рискуйте и предупредите командиров, чтобы атаковали без предупреждения и с дальней дистанции. Помните, Вернер, все ваши действия должны происходить под завесой полной секретности. Для верности сочините какую-нибудь легенду. Я рассчитываю на вас!
– Так точно, господин адмирал! – выкрикнул Вернер Винтер уже в гудящую трубку.
Глава пятая
Уроки истории
Возле медблока столпился почти весь экипаж. Даже те, кому выпало время дежурства, прибегали на минуту и шептались:
– Как там? Ну, хоть что-нибудь расскажите! Кто он?
Почувствовав величие момента, Артем раздулся, как почуявшая приближение дождя жаба.
– Так! А ну быстро все отбежали от двери! Не мешайте спасать человека!
Заметив появившегося командира, он театрально заломил руки и забубнил:
– Товарищ командир, ну хоть вы им скажите! Ну ведь совсем невозможно работать!
– Ты не сильно тут надувайся, а то надорвешься, работник.
Командир отстранил Артема и вошел в тесное помещение медблока. Вдоль стены нависала единственная двухъярусная койка с аккуратно заправленным комплектом белого белья. На нижнем ярусе поверх одеяла лежал выловленный из воды моряк.
– Что с ним?
– А ничего. Я в том смысле, что он здоров, как танк. Возможно, наглотался воды. Есть, конечно, ощущение, что его как будто веслом огрели. Чего ему только не колол, он все никак не очухается.
– Не веслом, а взрывом.
– Да, похоже. Взгляните сами: глаза реагируют на свет, цвет лица вполне здоровый, дыхание ровное. У меня создается впечатление, что он нас слышит, но не хочет признаваться.
– У меня тоже. Ты не смотрел, при нем какие-нибудь документы были?
– Нет… – Артем озадаченно потер нос, ему даже в голову не приходила мысль порыться по карманам у своего подопечного.
Командир уверенно расстегнул куртку с орлами на пуговицах и запустил руку в нагрудный карман.
– Интересно… – он раскрыл картонную книжицу, состоящую всего из двух страниц.
На первом развороте была небольшая фотография, два на три, со всех углов облепленная размытыми печатями с орлами и свастикой. Второй разворот был исписан типографским шрифтом с графами для заполнения. На обеих страницах четверть листа занимала выдавленная печатью жирная буква U.
Дмитрий Николаевич в раздумье повертел документ со всех сторон и задумчиво произнес:
– Надписи похожи на немецкие. – Выглянув из двери медблока, он выкрикнул в глазевшую на него толпу: – Есть кто-нибудь, знающий немецкий язык?
Знатоков немецкого не нашлось. Командир уже собрался сказать что-нибудь ядовитое по поводу умственной одаренности своего экипажа, как вдруг, растолкав первый ряд, вперед вышел начпрод Миша.
– Товарищ командир, можно я попробую?
– Что попробуешь? – не понял Дмитрий Николаевич, но когда до него дошел смысл Мишиных слов, его лицо удивленно вытянулось. – Это же с каких пор начпроды стали у нас языками интересоваться? Ну хорошо, попробуй.
Миша переступил порог медблока и взял в руки еще влажные корочки. Минуту он беззвучно шевелил губами, силясь издать замысловатые звуки. Наконец командир не выдержал и вырвал документ у него из рук.
– Миша, что ты мне голову морочишь? Откуда ты немецкий знаешь? В школе, что ли, учил?
– Нет. В школе у меня, кажется, английский был.
– Так чего же ты возомнил из себя ооновского переводчика?
– Товарищ командир, немецкий я сам учил.
– Ты учил сам? А зачем?
Миша сконфуженно замялся, но решив, что деваться некуда, сбивчиво произнес:
– Вы только не подумайте ничего такого. Это я собирался, когда уже отслужу. А раньше ни-ни! Только когда уже на пенсии.
– Ничего не понял. Что ты собирался? На пенсии немецкий язык учить? Так может, нам до твоей пенсии подождать?
– Товарищ командир! – Миша тряхнул головой, пытаясь собрать мысли в кучу. – У моей жены в Германии родственники живут. Вот мы и думали, как отслужим, к ним уехать. Мы с ней вместе по самоучителю занимались.
– Хреново занимались, если ты даже документ прочесть не можешь.
– Я разговорный язык учил.
– Дайте, я прочту, – вмешался Артем, протянув руку.
– А ты, доктор, что, тоже за кордон собрался?
– Почему? Нет. Немецкий язык я в школе учил.
– А-а-а, – разочарованно протянул командир. – Ну, в школе мы все чему-нибудь учились.
Но на всякий случай Дмитрий Николаевич отдал доктору развернутые корочки.
Артем вскользь пробежал взглядом по тексту и, взглянув на лежавшего на койке моряка, сказал:
– Это солдатская книжка лейтенанта цур зее Отто Витмана, вахтенного офицера U-84. Родившегося первого марта тысяча девятьсот двадцать первого года в Дрездене.
– Какого года? – переспросил вездесущий Сан Саныч, сумевший с трудом втиснуться в тесный тамбур медблока. – Он неплохо сохранился. Это ему сейчас почти девяносто?
– Странно все это, – озадаченно произнес командир. – Доктор, а ты не ошибся?
– Нет, не ошибся. Немецкий язык я в школе лучше других знал.
– Хорошая у тебя была школа. Меня в моей так и русскому не смогли толком выучить.
– Я в Питере в гуманитарной гимназии учился, с языковым уклоном.
– Давайте лучше расспросим нашего древнего мамонта и все узнаем, – вмешался замполит. – И ежу понятно, что он притворяется и слушает нас. Док, спроси: от какого он цирка отстал?
Артем склонился над койкой и потряс напрягшуюся руку.
– Вы слышите меня? – спросил Артем по-немецки. Немного подумав, он поправился: – Вы понимаете меня? Вы говорите на немецком языке? Как вы себя чувствуете?
Поняв, что разоблачен, Отто Витман открыл глаза и посмотрел доктору в лицо. Не ожидавший этого Артем отшатнулся, но, спохватившись, улыбнулся и спросил:
– Кто вы? Как вы оказались в море?
– Я в плену? – вдруг отчетливо спросил моряк.
Артем выпрямился и, обернувшись к командиру, удивленно сказал:
– Он думает, что он у нас в плену.
– Он что – сумасшедший?
– Что ему сказать?
– Спроси: он с того затонувшего корабля? Что с ними случилось? Где остальной экипаж?
Артем еле успевал переводить задаваемые командиром вопросы. По мере того, как немец их выслушивал, его лицо все сильней вытягивалось от изумления.
– Кто вы? – ответил он вопросом на все вопросы.
– Он спрашивает – кто мы? Сказать? – спросил у командира Артем.
Дмитрий Николаевич задумался. По законам элементарной морали они сейчас должны помочь экипажу, терпящему бедствие. Но это означало бы полностью себя разоблачить. А тут как назло еще связи со штабом нет никакой! А с другой стороны: не может такая катастрофа остаться незамеченной. Рядом была тьма других кораблей. Наверняка уже всех спасли. И что делать с этим выряженным в такую странную форму немцем?
– Да, скажи. Но предупреди, что домой он вернется не скоро. В лучшем случае передадим на наш корабль, если штаб организует встречу. А если нет, то будет кататься с нами до окончания похода.
Артем дружески похлопал немца по плечу:
– Не волнуйтесь. Вы на борту российской подводной лодки. Разумеется, мы вас вернем домой, но не сразу. Придется потерпеть.
– Русские! – выкрикнул вдруг немец и, вскочив, сел на край койки. – Вы русские?!
– Он так удивляется, будто Россия уже тысячу лет как вымерла, – оскорблено прокомментировал поведение спасенного Артем. – Русские, русские! – передразнил он немца. – А ты кого хотел увидеть – армян?
– Кто-нибудь хоть что-то понимает? – развел руками Дмитрий Николаевич. – Я лично ничего!
Но тут вдруг опять заговорил немец, а затем поднял вверх руки и замер.
– Что он там лопочет?
Артем помедлил: с чего начать? И подать это в виде шутки или диагноза?
– Он сказал, что его зовут Отто Витман и он знает, что русские не соблюдают конвенцию о военнопленных, но просит его не расстреливать, так как он может быть нам полезен. Еще он говорит, что он из семьи рабочего и никогда не питал ненависти к коммунистам.
Теперь задумался даже не любитель напрягать голову Сан Саныч:
– Тут одно из двух: или лето на дворе, потому и лыжи не едут, или мы в центре какого-то дурацкого розыгрыша. Командир, может, дать ему по зубам, а то его шутки начинают меня доставать?
– Погоди, может, он больной. Сам же видел, сколько он в холодной воде болтался. Доктор, спроси: что случилось с кораблем и почему его не спасли вместе с остальными?
Решив для себя, что молчание может его погубить, Отто теперь говорил долго, обстоятельно, и, заглядывая в глаза доктору, старался угадать, какое впечатление производит его рассказ. Командир терпеливо ждал, когда Артем начнет переводить ему монолог спасенного. Наконец, заинтригованный растерянным видом доктора, он дернул его за рукав:
– Ну? Не томи!
– Товарищ командир, учтите, что это говорит он, а не я, – Артем вздохнул: – В общем так. Немец утверждает, что они вышли в атаку на американский транспорт, но неожиданно появился эсминец. Их лодка не успела погрузиться, и глубинные бомбы накрыли ее на малой глубине. Он успел надеть жилет, и его выбросило на поверхность вместе с воздушным пузырем. Что стало с остальными членами экипажа, он не знает. Видел, как поднялись винты и лодка камнем ушла под воду. Дальше он ничего не помнит, потому что его оглушило.
Тут уже не выдержал замполит:
– Так он что, считает, что он еще тот немец? Он думает, что перелетел к нам оттуда, из тех времен? Говорю же вам, давайте ему зубы выбьем. Вы что, не видите, что он над нами издевается!
– Да погоди ты! – оборвал его командир. – Док, расспроси, как называлась лодка? Как имя командира? Где их база? Сумасшедшие обычно путаются в мелочах.
Выслушав ответ немца, Артем неопределенно пожал плечами:
– Самое интересное, товарищ командир, что он совершенно не путается. Из базы в Бресте их подводная лодка U-84 вышла неделю назад. Командира зовут Хорст Упхофф. Он даже готов перечислить по именам весь экипаж. Поверьте, я все перевожу правильно. Но ему здорово досталось. Типичный бред воспаленного мозга. Переохлаждение и все такое прочее. Думаю, я за ним присмотрю, отоспится, отдохнет и придет в себя. Надо всего лишь подождать.
– Вот и я говорю! – вмешался Сан Саныч. – Нас здесь целая сотня. А одновременно в одном месте сто идиотов находиться не могут. Значит, идиот он.
– Ты же сам видел горящий корабль!
– Да мало ли что там горело! Я же говорил – кино снимали. А этот заигрался так, что до сих пор из роли выйти не может. Надо связаться со штабом и скинуть гостя на какой-нибудь сухогруз. Пусть нашим в штабе рассказывает, кого он там торпедировал!
– В общем, все ясно. Пока восстановим связь, у тебя, док, время есть. Постарайся привести его в норму. А то еще скажут, что это мы его таким сделали.
Оставшись наедине с немцем, Артем подмигнул ему и процитировал фразу из популярного фильма:
– Не волнуйтесь, мы вас вылечим. Алкоголики – наш профиль.
Затем ему в голову пришла еще одна мысль, и он расцвел, как майская роза.
– Послушай, Отто! Ты же немец. Я знаю, у вас все в Германии на металле помешаны. Давай я тебе поставлю пару тем в лечебных целях.
Артем достал из кармана телефон и, порывшись в меню, вставил в уши Витману наушники. Немец, сглотнув в горле ком и выпучив глаза, жалобно смотрел на доктора. Наконец, не выдержав, он схватился руками за уши и, вскрикнув, сдернул болтающийся шнур.
– Ты так дергаешься, будто я тебя пытаю, – обиженно произнес Артем. – Это же Удо Диркшнайдер! Им вся Германия гордится. Какой-то ты неправильный немец. Досталось тебе, наверное, действительно не слабо. Что-то напутали ваши пиротехники. Но ничего, очухаешься, и мы с тобой вместе еще послушаем. У меня много чего есть интересного.
Дмитрий Николаевич снова уселся в командирском кресле. Блоки приборов на центральном посту монотонно жужжали, навевая спокойствие и уверенность. Рабочая обстановка быстро привела его в чувство и разогнала появившуюся было растерянность. Они уже обогнули Ирландию, и теперь до района дежурства осталось чуть больше суток. Где-то на десятом градусе западной долготы требовалось перехватить американскую авианосную группировку и следить за проходящими учениями, проследовав вместе с ней в Бискайский залив. Все ясно и понятно. Но не давали успокоиться несколько «но». Во-первых, до сих пор не было связи. Он несколько раз приказывал всплывать под перископ, чтобы БЧ-4 смогла отправить донесения домой. Но ответа не поступало ни в каком из диапазонов.
Во-вторых, из головы не выходили горящий корабль и взрывы над лодкой. Трудно было представить, что кто-то мог наделать столько шума ради съемок, пусть даже очень дорогого фильма. Насколько он знал, сейчас это все делается с помощью компьютерных эффектов. И, в-третьих, попавший к ним на борт немец напрочь отказывался признавать себя актером и продолжал настаивать, что он офицер-подводник фашистской Германии.
Задуматься было над чем.
– Что, командир, не весел? – примостился в соседнем кресле Сан Саныч. – Я вот тоже все думаю: какой-то странный у меня дембельский поход получается. Это, наверное, чтобы было что на пенсии вспомнить.
– Да, неправильно как-то все выходит, – согласился Дмитрий Николаевич. – У тебя хотя бы раз за всю службу было, чтобы с берегом не смогли связаться?
– Не припомню.
– Вот и у меня не было. Грешным делом, даже мысль мелькнула: может, война началась, а мы и не в курсе? Передающий центр разбомбили, а мы все связи ждем?
– Ого! Как тебя, командир, прихватило. Знаешь, что давай сделаем? Как антенну поднимем для очередной радиограммы, пусть радисты на длинных волнах попробуют поймать «Маяк» или «Юность». Сам убедишься, что все как обычно, да и мне для политинформации пригодится.
Их разговор прервал вызов с поста гидроакустиков:
– Наблюдаем одиночную цель! Предположительно, боевой корабль. Следует на восток, сближающимся курсом.
– Дальность?
– Сто пятьдесят кабельтов, товарищ командир! – по голосу узнал командира Максим.
– Любопытно, любопытно, – бубнил себе под нос Дмитрий Николаевич. – Да что тут голову ломать? Возьмем и посмотрим! – и, развернувшись к боцману, скомандовал: – Давай на перископную!
– Опасно. Вдруг засветимся? – с сомнением произнес Сан Саныч.
– Ничего. Мы аккуратно. Интуиция мне подсказывает, что посмотреть надо. БЧ-7, постоянно давайте параметры цели!
– Курс 70 градусов. Скорость 25 узлов. Через 30 минут наши курсы пересекутся.
– Очень любопытно, – шептал Дмитрий Николаевич. Глядя, как стремительно уменьшается глубина погружения, он переместился ближе к перископу.
В глаза ударило усиленное стеклами призм солнце. Сделав контрольный круг, командир убедился, что горизонт чист, и развернул тубус в направлении ожидаемого появления корабля. Не прошло и пяти минут, как над волнами появился тонкий штрих от поднимающегося в небо столба дыма.
– Интересно, кто ты у нас такой? – рассуждал сам с собой Дмитрий Николаевич, перестраивая оптику на максимальное увеличение.
Через минуту уже были различимы низкие борта, мощная надстройка и надсадно чадящая труба. Корабль стремительно приближался. Теперь уже можно было рассмотреть в носу и корме круглые башни орудий. Контуры корабля пока никого не напоминали, и командир собирался обратиться к справочнику-определителю, но вначале хотелось увидеть флаг.
Еще через несколько минут показалось трепещущее на ветру полотнище, но опять мешало солнце. Пока Дмитрий Николаевич возился с фильтрами, корабль подошел еще ближе. Теперь флаг был виден во всей красе! Красный, с черным кругом в центре и расходящимися на четыре стороны прямыми линиями.
– Что-то я не припомню, у кого же это такое интересное знамя? – озадаченно прошептал командир.
Затем он перевел взгляд на корму, и его лицо вытянулось, не вмещаясь в тубус. Громко икнув, Дмитрий Николаевич протер глаза и еще раз припал к окулярам, вращая ручки резкости. На кормовом флагштоке развевалось белое полотнище с жирной свастикой в центре. И ошибиться здесь было невозможно.
Еще окончательно не придя в себя, он крикнул неожиданно осипшим голосом:
– Быстро сюда нашего немца! – и, на секунду задумавшись, добавил: – И доктора в придачу!
Отто Витман в изумлении озирался. Просторный центральный пост его потряс. Как профессиональный подводник, он понимал, что такого просто не может быть! Но командир, однако, не дал ему времени на созерцание и, беспардонно схватив за ворот, ткнул лицом в тубус перископа.
– Док, спроси, ему знаком этот корабль?
Обрадованный Отто часто закивал головой.
– Да! – еле успевал переводить его Артем. – Он говорит, что это эсминец с их базы Z-25. Он хорошо знает командира, капитана второго ранга Гейнца Петерса. Еще он говорит, что это очень опасный для подводных лодок корабль, и нам следует быть с ним поосторожней. На этом типе эсминцев устанавливают самые совершенные поисковые станции.
– Доктор, спроси, какая сейчас, он считает, дата?
Выслушав ответ, Артем не нашелся, что сказать командиру. Или отстаивать право душевнобольных молоть всяческий вздор, или передать так, как услышал.
– Товарищ командир, немец утверждает, что в море они вышли 20 мая 1942 года!
– Вот так кино, – прошептал командир.
– Не верю! – категорично заявил Сан Саныч. – Здесь что-то не так! Ну ведь не может этого быть!
Дмитрий Николаевич отстранил от перископа немца и поманил пальцем замполита:
– А ты сам посмотри и объясни нам: может это быть или не может? Или мы все-таки свихнувшаяся сотня идиотов, а он один нормальный?
Сан Саныч припал к перископу и озадаченно проговорил:
– Бред какой-то.
– Может, для верности всплыть? Чтобы этот бред влепил по нам из всех орудий?
– Командир, ну это же смешно! Ты хочешь сказать, что мы в сорок втором году?
– Я ничего не хочу сказать. Но хотелось бы здравых объяснений. Штурман! Давай курсом за ним. Посмотрим, что дальше будет.
Отпустив эсминец на безопасную дистанцию, лодка на полном ходу пустилась следом. Сначала осторожничая, опасаясь издаваемого высокими оборотами винта шума, командир периодически поднимал перископ и наблюдал за поведением эсминца. Однозначно, их не видели и не слышали. Тогда он рискнул немного сократить расстояние, справедливо решив, что корабли – охотники за подводными лодками хорошо слышат только в переднем секторе, и то – когда не ревут собственные двигатели. Не меняя курс, эсминец уже полчаса шел, не сбавляя скорость, когда вдруг акустики обнаружили еще один военный корабль. Появившись на пределе досягаемости, он приближался, оставляя жирный след на экране наблюдения. Где-то впереди их с эсминцем курсы должны были пересечься. Дмитрий Николаевич увлеченно наблюдал за сближающимися точками. Интуиция подсказывала, что скоро они станут свидетелями очень интересных событий. От волнения у него даже вспотели ладони. Он уже не обращал внимания на набившуюся в центральный пост добрую треть экипажа, тех, кому по штатному расписанию находиться здесь было не положено. В воздухе повисло напряжение. От неожиданности все вздрогнули, когда динамик внутрикорабельной связи вдруг ожил и прогремел доклад акустиков:
– Наблюдаем третью цель! Тихоходная, предположительно транспорт!
Напряжение нарастало. Командир посмотрел на экран и обнаружил, что появившаяся новая отметка находится точно на пересечении курсов боевых кораблей.
– Интересно девки пляшут, – задумчиво пробормотал он и метнулся к тубусу перископа.
Впереди, растянув над водой длинный шлейф дыма и разгоняя буруны волн, по-прежнему не сбавляя ход, бежал эсминец с развевающейся на корме свастикой. Скоро уже должны были показаться и другие корабли. Дмитрий Николаевич, напрягая зрение, прошелся взглядом по горизонту и будто споткнулся о появившуюся вдалеке черную точку. Прикинув положение относительно эсминца, он догадался, что это и есть обнаруженный транспорт. На эсминце, вероятно, тоже увидели появившийся на горизонте дым и прибавили скорость. Корма скрылась в повалившем из трубы черном потоке гари, и эсминец начал удаляться. Гнаться за ним Дмитрий Николаевич не стал, хотя реактор мог обеспечить еще значительный процент оборотов. Очевидно, что развязка уже была рядом, и наблюдать за ней следовало со стороны. Вдруг от эсминца оторвался белый шар дыма и, исчезая, растворился в потоке набегающего ветра. Через несколько секунд дым повторился. Он успел повториться еще несколько раз, прежде чем командир догадался, что появляется он из ствола вращающейся в носу башни. Приближаясь к транспорту, эсминец непрерывно вел огонь из носового орудия. Дмитрий Николаевич поочередно переводил глаз перископа то на приближающийся транспорт вдалеке, то на плюющийся белыми хлопками эсминец. Пока на обстреливаемом корабле никаких результатов стрельбы видно не было. По докладам акустиков, он даже прибавил ходу до девяти узлов и менял курс, петляя, смещаясь на север к берегам Ирландии. Взглянув на горизонт правее, командир заметил и третий корабль. Обозначив себя пока лишь столбом дыма, он шел наперерез пытающемуся убежать транспорту. Еще через пять минут стал понятен итог этого преследования. Обреченное судно начало замедлять ход. Над палубой потянулись вверх языки пламени, черный дым встал, как выросший из моря гигантский гриб. Теперь два эсминца, подойдя на убойную дистанцию и взяв транспорт в клещи, безжалостно добивали его из всех орудий, как волки, загнавшие в угол беспомощную овцу. Вдоль бортов появились сброшенные на волны шлюпки.
