– Ева, что происходит? Почему ты не отвечаешь? Что-то с Хуго? – тревожно произнес он.
– Папа, это я. Приезжай, пожалуйста, маме, кажется, опять плохо.
Глава 3
И снова здравствуй, мой нечаянный читатель.
За продолжение истории я взялась спустя три месяца. На какой-то момент мне показалось, что я вообще зря все это затеяла. Я летала Рим. Я пила вино, ходила в театр, танцевала на уличных фестивалях, пробовала местную кухню и на пароме доплыла до Сардинии. Как-то слова «вино», «танцы», и «Сардиния» не звучат в рассказе про ветреный север. Прошу прощения, что испортила впечатление, ведь скорее всего, если кто-то это читает, то уж точно не летом. Говорить о лете в этой истории, как добавлять томаты в манную кашу. Неуместно. Но что я могу поделать?
Так вот, я подумала, для чего я уже много людей по крупице собираю в себе части этой истории? Кому это нужно? Кому это интересно?
Я была готова бросить всё.
А помните, как говорил классик – «Рукописи не горят!»
Зато душа может сгореть дотла. И на выжженной земле тоже в, конце-концов, начинает расти трава. Описывая все, что произошло, я заново переживала события тех дней, я заново сожгла свою душу и теперь возрождаюсь из пепла.
Я закончу эту историю, закончу лишь для того, чтобы после моей абсолютно пустой и бессмысленной жизни хоть что-то осталось. Если когда-нибудь, в самой древней библиотеке какого-нибудь провинциального городка, кто-то найдет потрепанную временем книжечку и скоротает вечер за чтением нашей семейной трагедии, я пойму, что всё было не напрасно. Спасибо вам, что вы читаете это. Для меня огромная честь поведать об этом.
Я продолжу свой рассказ с того места, где маленькая и напуганная девочка по имени Яспер, выплакала все глаза в ожидании приезда своего папы, чтобы спасти маму.
Отец приехал через 40 минут. Я ждала его в холле, то и дело выглядывая в окно, ожидая, когда подъедет его машина. Я открыла ему дверь, когда он еще только выходил из авто и побежала навстречу. Он взял меня на руки и быстро вошел в дом. От него сильно пахло сигаретами и духами. Это был абсолютно чужой запах. Папа должен был пахнуть выпечкой или рыбой, так мне всегда казалось. Он поставил меня на пол в кухне, поцеловал в лоб и в спешке поднялся наверх к маме. У меня закружилась голова и к горлу подступила тошнота. Я села на лестницу и опустила голову на колени. В один миг мне показалось, что вселенская печаль упала на мои плечи, и вот-вот придавит меня к земле. Я чувствовала, что все не будет хорошо. И мне безумно не хватало Хуго. Почему мне выпало одной видеть все это?
Они начали ругаться. Громко. Я никогда раньше не слышала, как они ругались. Дальше споров обычно не заходило. Но тогда я слышала ругань, брань, звуки падающих предметов. Наверное, они разбили хрустальную вазу или графин. Не знаю, сколько времени прошло, было ощущение, что эти крики длились вечность. Я не выдержала и побежала к ним наверх.
Спотыкаясь и падая, я вбежала в комнату. Они не заметили меня сразу.
Ту картину, которую я застала – я, наверное, теперь запомню навсегда.
Она кричала. Ее охватил какой-то демонический приступ. Я не успела сделать вдох, чтобы позвать кого-то из них, как увидела, как отец ударил ее по лицу. От удара она упала и схватилась за щеку. Это страшный звук, оглушительный хлопок силой здорового северного мужчины.
Когда я думала над тем, как описать ситуацию – мне пришло в голову, что тот момент напоминает секунды после выстрела. Человек не сразу умирает, у него есть еще несколько мгновений, чтобы осознать, что произошло. Мне в тот момент выстрелили прямо в сердце. Время остановилось – я смотрела на отца – он испуганно схватился за голову, смотрела на мать – она застыла в одной позе на полу. Потом я ничего не помню. Помню только, что он подбежал и начал что-то говорить, трясти меня за плечи. А дальше темнота.
Именно это событие, по моему мнению, послужило причиной первого серьезного срыва.
Глава 4
Январь
Такой приступ со мной впервые. Я вообще не помню, что было в эти дни. Сколько это длилось? Голова раскалывается, в затылке стучит. Всё еще чувствую слабость. Я больше не могу позволить себе оставаться в постели. Я должна что-то сделать. Они все время следят за мной, но я не больна, я вполне могу передвигаться самостоятельно.
Я должна увидеть Лемма. Он наверняка меня искал. Что они ему сказали?
Читатель, позволь мне немного уйти в беллетристику и описать последующие, заключающие события, с точки зрения стороннего наблюдателя, коим я и являлась в действительности. Мой психолог говорит, что мои травмы детства идут именно оттуда, ведь я видела слишком много. Взрослые не должны позволять детям быть свидетелями своих трагедий. Если у вас есть дети, подумайте о них сейчас, пощадите их, уберегите их от возможности видеть вас подавленными и разбитыми. Ведь вы всегда должны оставаться сильными, что бы ни произошло. Кто, если не вы?
И я перехожу к описанию с третьего лица, потому что в тот день я превратилась в призрака для своей семьи.
Отец взял отпуск. На время, пока маме нездоровилось. Через неделю она уже встала с кровати. К ней понемногу стал возвращаться человеческий вид. Она приняла ванну, переоделась в чистое и спустилась в гостиную. Всё это время ей помогала тётя Эмма, бывшая мамина коллега. Можно сказать, ее единственная приятельница, хоть они и не поддерживали тесную связь. Эмма помогла Еве встать на ноги. Она расчёсывала ее, умывала, кормила с ложечки и все-время говорила с ней. Храни Бог эту добрую женщину, которая оставила троих детей на материке и прилетела следить за нашей мамой. Однажды я услышала их с папой разговор.
– Как она сейчас? – спросил отец шёпотом.
Эмма сделала тяжелый вздох, чем дала понять, что дела идут неважно.
– Йенс, я всё понимаю и не хочу вмешиваться в вашу жизнь, но почему ты не отвез ее в больницу? Неужели ты не видишь, что происходит?
– Я не отвёз ее, я позвал тебя. Ты медсестра Эмма, я тебе полностью доверяю…
– Я медсестра, Йенс! Вот именно! Я ставлю уколы и капельницы, я не назначаю лечения тяжелобольным.
– Что с ней?
– Я не знаю. Что говорит доктор Хольмберг?
Отец опустил глаза и отошел к окну.
– Йенс, ты что, ему ничего не сказал? – Эмма начала повышать голос.
– Нет, не сказал. И не надо на меня так смотреть! Её упекут в психушку, разве ты не понимаешь?
– Но… – она развела руками. – Что мы будем с ней делать?
– Ей уже легче. Ты сама сказала.
– Да, легче, но нельзя делать вид, что ничего не произошло? Она успокоилась, но откуда мы знаем, что у нее на уме? Ей требуется лечение.
– Эмма…
– Не перебивай меня! Ты знаешь, как я отношусь к Патти и к вашей семье в целом – я вас безумно люблю, но ей нужна помощь врачей!
– У нее просто стресс.
– Ты уже рассказал ей о намерении развестись?
– Нет, а когда?
Эмма отвернулась, пытаясь справиться с волной пренебрежения к человеку, стоящему напротив.
– Сейчас не время меня осуждать.
– А я и не осуждаю. Поступай как знаешь. Только вот одна проблема – у тебя двое малолетних детей. И как ты объяснишь это им – уже совершенно другой вопрос.
– С Хуго и Яспер я разберусь. Они поймут.
– Ну, конечно – усмехнулась она. – Хочешь кофе?
– Не откажусь.
Эмма поставила чайник, приготовила кружки и они сели за стол.
– Кто она? – спросила Эмма робко.
– Мне как-то неловко с тобой об этом говорить.
– Ты прав, лучше не говори. Это не мое дело.
– Да ладно, ты имеешь право знать. Мы многим тебе обязаны. Её зовут Мэгги.
– Мэгги? Она с материка?
– Из штатов.
– Понятно. Она в курсе, что произошло?
– Да, она знает. Она поддерживает меня. Это тяжелое время, я должен быть с семьей.
– Семьи больше нет, Йенс. Нет у тебя семьи.
В комнату вошла Патти. Йенс и Эмма вскочили с мест.
– Милая, присаживайся, я сделаю тебе кофе, – Эмма взяла Еву под руку, подвела и усадила за стол. На маме был белый махровый халат. Она выглядела растерянно.
– Почему ты не надела носки, милая? Холодно же! Сейчас я принесу тебе, минутку – Эмма в спешке побежала в мамину комнату. Мама смотрела вниз и ничего не говорила.
– Как ты…как ты себя чувствуешь? – аккуратно спросил отец, присаживаясь напротив.
– Нормально, – сказала мама.
– Вот и хорошо. Это, это отлично! Ты выглядишь лучше! Намного лучше!
– Мне нужно уйти – резко сказала она. Отец от неожиданности завис на пару секунд.
– Куда?
– На побережье. Мне нужно кое с кем встретиться.
– С кем?
– Меня ждут.
– Ева, сейчас не лучшее время, – оправдательно произнес Йенс, пытаясь избежать резких поворотов. Мама встала из-за стола и громко произнесла – Я сказала, мне нужно уйти!
Вошла Эмма с шерстяными носками в руках.
– Милая, не нервничай! Присядь, присядь! – она снова усадила маму за стол. Потом наклонилась и надела ей носки, – Какие холодные ноги! Ты что, хочешь простудиться?
– Эмма, нам с Йенсом надо поговорить, – решительно сказала мама. Эмма что-то сказала себе под нос и положила руки маме на плечи, нагнувшись над ней – Ты уверена?
– Да, оставь нас, пожалуйста.
Эмма виновато улыбнулась и тихо вышла из кухни. Отец опередил маму в продолжение разговора.
– Ева, я вижу, что тебе уже немного лучше. И нам пора поговорить о том, что произошло.
Он с волнением наблюдал за ее реакцией, но ни один мускул не пошевелился на ее лице, – Ладно, давай начистоту. Я все эти годы был с тобой честен, и сейчас хочу рассказать обо всем, как оно есть. Думаю, ты и сама уже все поняла. Я встретил другую женщину.
Повисла угрожающая пауза. Ева по-прежнему оставалась холодна и отрешена. Отец начал нервно щелкать пальцами. Он избегал прямого взгляда маме в глаза. Его лицо покраснело. Было видно, что ему очень нелегко даются эти слова. Минутой позже он прервал молчание:
– Все расходы и юридические дела я беру на себя. Я найму адвоката, он подготовит документы и привезет тебе. Ты просто поставишь подпись и все.
Она все еще соблюдала тишину.
– И, да, не беспокойся об имущественных вопросах. Дом и все, что в нем, я оставляю вам. Возьму только свой пикап, но он все-равно старый, вам он ни к чему, с ним хлопот не оберешься. Пособие на детей обязуюсь выплачивать ежемесячно. Забирать их к себе я тоже буду, когда они захотят. В принципе, почти ничего не изменится.
– Думаешь? – резко спросила мама.
– Ева, ты взрослый человек, ты мудрая женщина. Ты должна меня понять! Я не хочу ломать жизнь тебе, себе, и детям. Я вижу, как ты страдаешь. Я не могу больше дать тебе то, что может дать любящий мужчина.
Мама закрыла голову руками.
– И пока тебе нездоровится, я заберу Хуго и Яспер к себе. Я снял небольшую квартиру на материке. Места не очень много, но до момента твоего выздоровления жить можно. Может, они вообще захотят поехать к твоим родителям? В любом случае, Эмма будет рядом с тобой. Ты не останешься одна.
Ева встала изо стола. Она была слишком слаба, чтобы устраивать разборки, слишком эмоционально измотана, чтобы выяснять причины. Она вытерла слезы рукавом халата и неспешно побрела обратно к себе в комнату. Отец облегченно вздохнул. Наверняка он ощутил, как груз ответственности свалился с его плеч. За долгие месяцы безумства он ужасно устал от непредсказуемости. Он посмотрел на часы и направился наверх. Наверное, собирать вещи.
Январь
Вечер
Я предчувствовала. Я знала, что так будет. Лемм говорил мне. Моя жизнь разбилась как хрустальный стакан. Ай, да что об этом говорить. Я даже не хочу думать, как там будет и что.
Вчера мы с ним наконец увиделись. Мне удалось улизнуть из дома незаметно. Как я скучала! Кажется, кроме него у меня никого не осталось. Меня все избегают, разговаривают снисходительно. А он принимает меня. Он понимает меня. Мы гуляли до полуночи, потом уже сильно похолодало, и я пригласила его в дом. Эмма и дети спали, предатель куда-то уехал. Мы сидели на кровати и разговаривали. Он приготовил для меня облепиховый чай. Тёплый человек в холодном мире. Почему он уходит, когда я засыпаю?
Глава 5
Новость о разводе родителей мы с Хуго приняли, как взрослые люди. Конечно, мы знали все заранее, потому что слышали их разговоры. К моменту, когда нам объявили об этом официально, мы уже выплеснули горечь и разочарование, и поэтому, обид, рыданий и истерик не было.
Они собрали нас в гостиной.
Мама сидела в кресле, поджав под себя ноги. Вид у нее был не очень: растянутый старый свитер, спортивные штаны, которые она летом надевала для работы в саду, волосы были собраны в небрежный пучок. Лицо серое и безжизненное. Папа, напротив, блистал. Новенький джемпер, гладко выбрит, аккуратно подстрижен, пахнет приятно, держится уверенно. В руках он держал какие-то бумаги. Разговаривать об этом с нами ему было намного легче, чем с мамой.
– Яспер, Хуго. Мы должны сказать вам что-то важное.
В этот момент я пыталась отгрызть заусенец на пальце, пытаясь сделать вид, что идет как надо.
– Мы с мамой решили развестись.
Хуго тяжело вздохнул.
– Так бывает, когда взрослые люди…. – папа замешкался.
– Когда взрослые люди встречают кого-то другого? – спросил Хуго. Я толкнула его в плечо. Мне, почему-то, стало за него стыдно. Папа смутился.
– Всё очень сложно, малыш. Взрослые сходятся, расходятся. Это жизнь, так бывает. Но вы должны помнить, всегда помнить, что бы ни происходило между мной и мамой – мы всегда будем вас любить! Мама и папа по-прежнему будут рядом с вами. Это никак не отразится на нашем отношении к вам.
– Это значит, что мы должны уйти? – спросил Хуго. Я увидела, как на его глазах наворачиваются слезы. Пришлось пнуть его коленкой – что? – он раздраженно посмотрел на меня.
– Заткнись! – тихо прошипела я. В обычное время меня бы хорошенько отсчитали за эти слова. Но ситуация была нестандартная. Никто не обратил внимания.
– Нет, сынок, вы с мамой будете жить здесь. А я буду приезжать по выходным. По воскресеньям. Всё будет как раньше. Буду забирать вас на материк. Мы будем ходить в кино и устраивать праздник живота, точно как раньше! Сладкого будет столько, сколько вы захотите. Любые развлечения! Идёт? – отец протянул нам руку. Предполагалось, что мы должны ее пожать. Хуго вяло сжал его пальцы, потом совсем поник.
– Поначалу будет сложно, я знаю. Но вы привыкнете. Вы же самые сильные дети на этом острове!
– Угу – пробурчали мы.
– Правда, пока вам придется пожить у бабушки. Недельку, не больше.
Мы не хотели ехать к бабушке с дедушкой. Их гиперопека уж очень нам докучала. Мы возмутились.
– Когда маме совсем станет лучше, она снова вас заберет.
– Так вы оба нас бросаете? – Хуго вскочил с места.
– Малыш, вам не обязательно никуда уезжать – мама встала с кресла, опустилась на колени рядом с Хуго и обняла его.
– Я не хочу никуда ехать! Я хочу остаться дома – захныкал Хуго.
Отец начал потихоньку раздражаться. Больше маминых слез, он не мог терпеть только наших.
– Ладно, пусть мама решает, – он встал с кресла и вышел. Убедившись, что он ушел, я тоже подбежала к маме. Мы обняли ее за шею и заплакали. Хуго рыдал искренне, я просто выдавливала из себя слезы, потому что мне было жалко себя. Ну и маму, конечно. Она гладила нас по головам, целуя по очереди каждого. Она была удивительно спокойна. Ни тени волнения или тревоги. Она и успокоить нас не пыталась. Никаких оправдательных слов или пустых обещаний. Просто чистая материнская нежность и любовь.
В ту ночь Хуго уснул мертвым сном. Я же ворочалась с боку на бок. Из-за стены были слышны голоса. Мама с папой негромко разговаривали. Я удивилась, что отец остался еще на одну ночь. Аккуратно встав с кровати, я решила незаметно пробраться под дверь их комнаты и послушать о чем они говорят. Сидела я там, наверное, минут 20, пока мои босые ноги окончательно не замерзли на ледяном полу.
– Я встречаюсь с адвокатом в пятницу. К вечеру постараюсь привезти все необходимые бумаги. Тебя устроит пятница вечер? – отец говорил очень серьезным голосом. Было слышно, как он ходит по комнате. Возможно, он собирал вещи.
– Устроит – ответила мама. Я услышала, как ложка бьется об кружку. Возможно, она размешивала чай или кофе, – почему, Йенс?
– Что почему? – не отвлекаясь от дел спросил отец.
– Почему ты уходишь к ней?
– Ой, не начинай!
– Как я пропустила момент, когда ты полюбил кого-то другого?
Скрипнула кровать. Отец сел рядом.
– Я не знаю. Я не буду тебе врать, я влюблен. Я глубоко влюблен, как дурак. И это взаимно.
– Оставь подробности, – заскрипели полы. Мама встала и отошла в сторону.
– Ева, я тебя не узнаю. Я думал, что лечение у доктора Хольмберга пойдет тебе на пользу. Но стало хуже. Ты потеряла связь с реальностью, со мной, с детьми. Я думал, что это депрессия после той сложной зимы. Я бросил работу, я перебрался ближе к дому. Я старался больше времени проводить с вами, но в ответ не получил ничего. Ты холодная. Ты далекая. Ты почти не выходишь из дома, ты ни с кем не общаешься, ты все время проводишь в постели. Ты не спрашиваешь как у меня дела, ты не занимаешься детьми. Ты погружена в свой мир, в свой гребанный эгоистичный мир, где нет места для нас, для меня нет места, понимаешь? Я истосковался по женской ласке, по заботе. Это получилось случайно. Я не хотел. Но я не смог сопротивляться. Это выше моих сил.
– Что ты такое говоришь? Зачем ты так? Да, я не идеальная жена, я многое упустила. Но нет моей вины в том, что произошло! В конце-концов, это ты уходишь, а не я!
– Не хочу выяснять отношения. Не умею.
– Мне мерзко. Как будто я проглотила мышь.
– Видно по твоему лицу. Последние полгода.
Они разговаривали друг с другом грубо. На грани.
– Завтра я позвоню доктору Хольмбергу и договорюсь, чтобы тебя определили в стационар. На западном побережье есть отличный санаторий для…для людей, у которых болит душа.
– Для душевнобольных?
– Я этого не говорил! Полежишь, пропьешь витамины. Подышишь морским воздухом, а то ты за пределы двора даже не выходишь. Не беспокойся, я все оплачу. Расходы на лечение, на содержание детей я возьму на себя в первое время. Но потом тебе придется устроиться на работу. Можешь продать дом и обзавестись жильем на материке. И детям проще, и тебе.
– Я не сумасшедшая!
– Я и не говорю, что ты сумасшедшая, тебе надо отдохнуть…
– Я прекрасно отдыхаю! У меня есть друзья. По крайней мере, один друг.
– У Эммы есть своя жизнь! Она не будет сидеть с тобой вечно!
– А я не про Эмму.
– Интересно, – отец начал открыто иронизировать.
– Если бы ты был хоть чуточку более внимательный, ты бы знал, где я и с кем я. Я пока еще твоя жена! У тебя совсем не возникает вопросов относительно этого?
– Относительно того, в какой ты комнате находишься? В спальне или в гостиной? Спишь или бредишь? Нет, относительно этого у меня вопросов нет!
– Что ты несешь? – мама повысила голос, – я вчера весь день провела на другом острове, и не одна, между прочим! Ты даже не заметил моего отсутствия?
– Где ты вчера была? – озадаченно спросил отец.
– На Тремойе.
– Занятно. И как ты туда добралась?
Пауза. Мама, очевидно, задумалась.
– На машине, что за глупый вопрос?!
– На какой?
– Какая тебе разница? Заботься теперь о своей новой подружке.
– Ева…
– И вообще, это не твое дело. Не лезь!
– Ева, постой…
– Не вмешивайся в мою жизнь, предатель!
Атмосфера накалилась.
– У нас нет транспортного сообщения между этими островами по суше.
– Что ты имеешь в виду?
– То, что и говорю! Ты не могла добраться до туда на машине.
– Ерунда, ты ничего не знаешь.
– Я занимаюсь транспортировкой товаров по всем ближайшим островам. Я знаю каждый путь в любую точку острова. На пароме до Тремойя плыть больше 2х часов.
– Я говорю тебе, мы там были вчера!
– Это невозможно как минимум по двум причинам: во-первых, это из-за отсутствия дорог, там кругом море, очнись! Во-вторых, ты вчера весь день спала. Встала только вечером. А потом, знаешь, что? Опять легла спать. Увы, дорогая, за эти полчаса ты вряд ли бы успела смотаться туда и обратно!
Послышался глухой удар. Мама, вероятно, ударила папу или толкнула его. Не удалось точно распознать.
– Ты продолжаешь издеваться надо мной? Тебе мало? – она начала плакать.
– Ева, я не издеваюсь! Я клянусь, ты вчера была дома весь день, – папа сменил гневный тон на успокаивающий, – даже если бы ты уходила, что никак не могло быть, потому что я тоже был дома и караулил твой сон, проверяя, дышишь ли ты еще, то ты не смогла бы туда добраться! Я клянусь!
– Ты лжешь! Лемм отвез меня туда, чтобы я расслабилась, отдохнула от напряжения и скандалов!
– Я помню, мы с тобой очень хотели туда съездить. Если хочешь, я заберу вас на выходных и отправимся туда вместе с детьми, давай?
– Нет, не хочу! Я была там вчера с Леммом!
– Кто такой Лемм?
– Мой друг.
– Где ты его встретила?
– Говорю же, не твое дело!
На несколько секунд в комнате повисло молчание.
– Я не хочу делать тебе больно. Я понимаю, что и так причинил тебе много страданий. Но ради всего святого, объясни мне, что с тобой происходит? О каком друге ты говоришь? Ты ведь все-время была у меня на глазах.
– Йенс, я не сумасшедшая! Я встретила его давно, мы часто видимся и гуляем по побережью. Я не сделала ничего плохого!
– Где он живет?
Мама на мгновение задумалась.
– Я не знаю, я не спрашивала.
– Хорошо, как вы связываетесь? Как вы договариваетесь о встрече?
– Господи, что за глупый вопрос? По телефону, как же еще?
– Ну покажи мне его номер.
– Ты будешь звонить ему, мне станет стыдно.
– Я не буду никуда звонить, просто покажи мне его номер и все!
В комнате послышался звук открывающихся ящиков. Мама явно искала телефон.
– Вот, сейчас покажу.
….
– Да где же…
– Дай я сам найду, – отец взял телефон в свои руки – Ну и где?
– Не знаю, ищи внимательнее!
– Все твои входящие и исходящие – это Эмма, дети и я. Здесь нет ни намека на другой номер.
– Он звонил мне вчера!
– Не вижу.
Мама выхватила телефон. Было слышно, как ее дыхание участилось. Она в панике нажимала все подряд кнопки, – Я ничего не понимаю! Где номер?
– Ева, присядь! Слышишь? Присядь?
– Он звонил мне вчера – она почти перешла на крик, – мы разговаривали! Посмотри, там еще должны быть фото, ну могут быть, точнее. Йенс, посмотри!
Я не знаю, что они могли делать именно в этот момент. Предполагаю, что отец обнял маму. Он пытался ее успокоить.
– Ева, посмотри на меня, милая, посмотри!
– Лемм был здесь, он часто приходит, когда вы ложитесь спать!
– Ева, послушай, -он разговаривал с ней как с ребенком, – просто послушай, хорошо? Если бы кто-то приходил в дом – это заметили бы либо я, либо Эмма, либо дети, в конце-концов! Ева, ты никуда не выходила вчера, ты спала весь день, тебе нездоровилось! Мы можем это подтвердить. В последние недели ты все-время была у нас на виду.
– Что…что ты имеешь в виду?
– Тебе приснилось. Показалось. Почудилось. Не знаю, как это назвать. Не было ничего, что ты говоришь. Нет этого человека, ты никуда ни с кем не ходила, тебе даже никто не звонил! Пока ты болела, твой телефон был у меня. Я его и зарядил, собственно. Никто не звонил. Я клянусь!
Потом я приняла решение уползти от двери. Кульминация. Пик. И я правильно сделала, что ушла. Как только я пробралась в комнату, дверь родительской спальни открылась. Кто-то вышел. Я не знаю, кто именно – мама или папа. Они разошлись по разным углам и настала тишина. Никто не спорил и не ругался. Может ли быть еще хуже, чем уже есть, подумала я тогда?