Kitabı oku: «Правдивая История – Лживыми Словами», sayfa 3

Другие пациенты

Я направился туда, куда обычно идут люди, когда им уже невыносимо сидеть в своих палатах. Комната эта была оборудована несколькими столами, где лежали свежие, а по большей части несвежие газеты. В углу комнаты стоял телевизор, и многие пациенты смотрели передачи про то, как на примере чужого счастья построить свое, иногда говорящая коробка вещала, как прекрасно жить в стране, но спрос на это заметно упал, люди разучились доверять ящику. Кто-то, у кого всегда был задумчивый вид, играл в шахматы, а все остальные просто обсуждали иронию чужой судьбы. В той части комнаты, где пациенты смотрели телевизор и играли в шахматы, было тускло, солнечный свет ни одним лучиком не попадал туда, а люди, которые занимали свое время разговорами, сидели прямо возле окна. Я приметил свободное кресло и расположил его так, чтобы видеть всех в комнате. По дороге я прихватил пару газет, не зная зачем, ведь читать мне не хотелось. Как только я рухнул в кресло, оно издало громкий треск, часть находящихся в комнате, которые привыкли часто отвлекаться по каждому пустяку, обратили свое внимание на меня. В таких ситуациях главное не смутиться, я сделал вид, будто читаю газету, и краем глаза подсматривал за ними. Окинув взглядом страницу одной газеты, я не нашел ничего интересного и зачем-то взял вторую. И тут мой взор упал на статью про выборы. Там писали, что, по предварительным подсчетам, более 95% граждан отдадут голос за нынешнего президента. Еще описали все положительные качества нынешнего лидера, и под его красивым фото большими буквами было написано: «Сделай правильный выбор». Свой выбор я сделал, положив газету обратно на журнальный столик. Я снова стал оглядывать присутствующих, на моем лице невольно появилась улыбка – наблюдать за живыми, хоть и старыми, экспонатами было куда интересней, чем пялиться в мертвые скомканные предложения серой газеты. Каждый из них скрупулезно чем-то занимался, комната отдыха больше походила на научную библиотеку, где студенты грызли тот самый гранит науки. Я бы с радостью присоединился к любому из них, только вот не знал, как это сделать красиво. Мне на помощь пришел мой сосед.

Увидев меня, Родион подошел пригласить меня в свою компанию, видимо, он понял, в какой ситуации я нахожусь, он любезно познакомил меня с рядом сидящими старичками. Они чутко выслушали мою краткую биографию, и хоть меня никто не спрашивал, я рассказал, по какой причине я здесь нахожусь.

По лицам я понял, что у них явно вызвал интерес мой недуг, но вида особо никто не подал. Я остановился и не знал, что говорить дальше. Один из тех, кто сидел по правую руку, спросил меня, что у меня болит. Я ответил, что абсолютно ничего.

– Тогда зачем тебе здесь оставаться? – спросил старик прямо.

Я не успел ответить, Родион отлично справился за меня:

– Ну ты дурак! – совсем не обидно адресовал он своему другу. – Ведь в больнице лежат не те, у кого что-то болит. Как раз в больницах лежат те, у кого со здоровьем все благополучно.

Пожилая дама, которая также была в нашей небольшой компании, почему-то ни с того ни с сего заговорила про свою молодость, что ни при каких обстоятельствах ее не заставили бы лечь в больницу, если бы она была здорова. Все разом подхватили эту идею и посмотрели на меня. Я же понял, что они ждут от меня какого-либо слова, и я сказал, что, мол, наверное, в те времена люди были не только сильней физически, но и куда здоровей морально, чем сейчас. Мой ответ оправдал их ожидания, судя по выражению лиц.

Кто-то поднялся и предложил сходить покурить, и почти все, кроме нескольких человек, пошли вниз, дабы немного потравить свой организм. Спускаясь за ними, я вспомнил, что сигарет у меня нет, а просить было уже неудобно. Деньги лежали у меня в тумбе, так что мне пришлось отбиться от новой компании и вернуться в комнату. Взяв деньги, я подумал, что нужно купить не только сигареты с зажигалкой, но еще что-нибудь, просто потому что хотелось купить хоть что-то. В больнице ларек был очень маленький и побродить там было невозможно. Я сказал вслух, что выбор здесь невелик, и кассирша посоветовала мне спуститься вниз по улице, с ее слов выбор там был куда шире, но и цены, конечно, не больничные. Что ж, я принял ее предложение и впервые за то время, пока лежал в больнице, выбрался за калитку и потопал в направлении, заданном кассиршей.

На улице в это время было безлюдно, по дороге больше встречались домашние питомцы, нежели их хозяева. На мне были легкие тряпичные штаны и белая майка, так что моя кожа, как и я сам, дышала легко и свободно. Магазин я нашел быстро, ведь его можно было увидеть почти сразу же, как только выходишь за территорию больницы. Когда я переступил порог магазина, меня ударило холодом, словно я мигом очутился на Северном полюсе. Тесные ряды высоких полок были уставлены всем что душа пожелает, яркие упаковки с вызывающими слоганами на подобие так и манили зачерпнуть охапку всякой всячины. Но я никак не мог остановиться на чем-нибудь конкретном.

Дойдя до кассы, я так ничего и не выбрал. Девушка-кассирша вопросительно посмотрела на меня, заметив, что в руках у меня ничего нет. Я попросил пачку сигарет, а она попросила у меня паспорт. Документов у меня не было, да я точно и не знал, есть ли они у меня вообще, может, они лежат дома, а может, потерялись во время ограбления. Ни секунды не мешкая, будто я говорил это тысячу раз, я произнес следующее:

– Я лежу тут рядом в больнице, и паспорт, удостоверяющий мой возраст, находится там.

– Тебе не дашь восемнадцати, парень. Сколько тебе?

Я замешкался и неуверенно произнес:

– Двадцать пять, если не ошибаюсь.

По всем законам кассирша могла мне не продавать сигареты, но что-то заставило ее поверить моим словам, и она пробила пачку сигарет вместе с зажигалкой.

Лера

На следующий день меня снова навестили родные – в полном составе.

А после того как семья оставила меня в покое, одного на больничной скамейке, я, слегка приподняв подбородок вверх, смотрел на закат, что красиво горел вдали за зелеными деревьями. Земля была густой и жадно дышала цветущим летом, уже успела зазеленеть трава, а на деревьях лопнули и распустились почки. Не хотелось ни о чем думать. После потери памяти на душе было скверно и темно. Но пришла жажда жить, при этом обязательно влюбляться по уши и страдать от неразделенных чувств.

Когда мой взор опустился ниже – до уровня людей, на другой стороне больничного двора я увидел девушку примерно моих лет. Впервые за все время нахождения здесь я увидел человека, не ковыляющего, ее походка была легка и энергична.

Ее рыжие волосы и белая кожа сразу же привлекли мое внимание. Она шла в наушниках и тихонько, себе под нос что-то напевала, не обращая внимания на окружающих. Не трудно бы догадаться, что сейчас ей очень хорошо. Глядя на нее, я даже немного позавидовал ей – в каждом ее движении читалась такая беззаботность! Я, как это обычно бывает со мной в подобных случаях, жадно впился в нее взглядом.

Видимо, человек всегда чувствует, когда на него кто-то пристально смотрит, и она обернулась на секунду… А я в этот момент резко повернул голову в противоположную сторону. Мне было страшно снова взглянуть на нее, пришлось, словно калеке, у которого проблемы с шеей, держать голову так, чтобы у окружающих не возникло и мысли, что я смотрю в сторону девушки.

Поднявшись, я побрел к больнице. Теперь я свободно поднял голову, не думая, что незнакомая рыжеволосая искусительница может пойти в мою сторону. И тут я оторопел… Она шла в моем направлении. Когда мы поравнялись, я посмотрел на ее ноги, и у меня изо рта вырвалось громкое «привет!». Она не расслышала и, сняв наушник, спросила:

– Что, прости? Мне показалось или ты сказал «привет»?

– Да я всего лишь хотел поздороваться…

И тогда она без лишних эмоций ответила:

– Привет.

Еще секунду она стояла, держа в руках наушник, и смотрела прямо на меня. Я же в этот момент смотрел будто сквозь нее.

– Ты тоже лежишь в этой больнице? – наконец выговорил я.

– Да, меня только позавчера поселили в этот отель, – девушка сняла второй наушник. – Скучно у вас тут, но мне скука по душе, – добавила она.

– Что слушаешь? – спросил я лишь бы продолжить разговор.

– Прям сейчас слушаю тебя, а до этого в наушниках играла Земфира. Знаешь такую?

– Кажется, что-то припоминаю, не она ли случаем является обладателем награды королеве поп-музыки? – и, не дожидаясь ответа, добавил, словно это был не вопрос а утверждение: – Я давно ее не слушал, наверное, за это время у нее вышло много новых… много новых… Как это слово? Вылетело из головы… синглов. Точно, много синглов вышло.

– Я точно не знаю про новые синглы, но зачем они нужны, если есть хорошие старые?

– Как тебя зовут? – спросил я.

Она так же стояла боком, как и в начале нашего разговора. И в тот момент, когда она назвала свое имя, она повернулась ко мне лицом, так что я смог разглядеть его.

– Меня зовут Лера.

– Значит, Валерия… – кончиками пальцев она легонько коснулась моей протянутой руки и в этот момент электрическая искра пробежала из ее руки в мою руку, но виду никто не подал.

– Меня редко кто так называет, хотя в паспорте именно так и написано. – Ее голос звучал монотонно, и мне показалось, будто ей не интересен наш разговор.

– Меня зовут Фаруш, – в тон ей сказал я.

– Необычное имя у тебя, Фаруш.

– Да, многие так говорят. Это имя придумали мои родители.

Она не придала значения моему имени, хотя я им очень дорожил – мне всегда хотелось им гордиться, но такие случаи выпадали крайне редко. Мы оба без лишних слов побрели в сторону больницы. Лера, как оказалось, лежала в том же корпусе, где и я, только на пару этажей выше. Прощаясь, мы договорились как-нибудь пересечься здесь же. Никто из нас не знал, как надолго мы здесь задержимся, но точно знали, что увидимся еще.

По дороге к себе в палату я остановился в комнате отдыха. Так как мест, чтобы присесть, не оказалось, да мне и не хотелось сидеть, я прислонился к стене напротив телевизора. С экрана лилось то же, что и с утра, только диктор поменялся, впрочем, по-моему, только лицо – тот же монотонный голос, тот же темный цвет пиджака, даже громкость была такая же. Понаблюдав за присутствующими, я резко захотел спать.

Из дневника

Любовь. Как можно относиться к этому высокому чувству с таким пренебрежением? Я себя спрашивал, как можно вот так взять и создать союз с женщиной в надежде найти любовь чуть позже, где-то там, в будущем? Сходиться с кем-то исходя из инстинктов, приравнивая это к такому высокому чувству, как любовь, просто бесчеловечно.

Любовь – это мимолетный взгляд, секундная остановка дыхания и резкий укол прямо в сердце. Перенести

Отсюда, откуда я наблюдаю за всем, что меня окружает, все выглядит весьма опасным. Часто приходится говорить себе нельзя. Еще не успев ничего сделать руками или высказать словами, я делаю работу над ошибками. Но зачем мне что-то делать, когда я знаю, чем все это закончится? И еще один вопрос: если бы я тогда знал, чем закончится наша встреча с Лерой… для меня. Запретил бы себе, смог бы запретить себе то, что начиналось как простое любопытство?

Остается сидеть и плакать, но мужское воспитание мне этого не позволяет, хотя иной раз слеза пробивается, но точно не из-за себя. Мудрость, чертова мудрость, о которой все без умолку говорят, пришла ко мне. А что толку? Одни страдания принесла она моей душе. Конечно, опыт сейчас мне талдычит, что каждый факт должен быть мною пересмотрен и поставлен под сомнение, каждый принятый факт, отпечатанный в сознании большинства, должен быть раскритикован мною, любая истина, даже в которой я был уверен, должна быть разобрана и собрана из тех же деталей, но определяющим фактором при сборке должен стать метод, а методы всегда должны отличаться друг от друга, притом что функция их одна и та же.

В очередной раз убедился в том, как же все-таки легковесно слово – подкидывая слова вверх, можно жонглировать ими как душе угодно… Но как ни верти жизнь, она скажет свое слово, и оно окажется последним.

Смех без причины

Мы встретились с Лерой, или, как я ее называл, Валерией, намного позже завтрака, или за пару часов до обеда. Все это время я болтался ничем не занятый, как многие другие в нашем корпусе, находясь под воздействиям безделья я потащился на улицу, а что мне еще оставалось, как не пуститься на поиски чудного образа, всколыхнувшего задремавшие чувства. Я не нашел ее ни во дворе, ни в парке, не было ее и среди сидящих на синих лавочках, зато мои легкие нашли свежий воздух, которого так не хватало в больничных палатах.

В этом месте ничто так не важно, как свежесть воздуха, ведь она – самое главное лекарство от всех болезней. Уже разуверившись в том, что обнаружу ее своим пытливым взглядом, я не нашел ничего другого как повернуть обратно. Напоследок заглянул за калитку, и – вот она, сидит, опустив голову так, что подбородок едва не касается ключицы. Несмотря на это, Валерия была по-прежнему хороша, особенно с распущенными волосами. Подойдя к калитке вплотную, я негромко окликнул ее, наушников на ней не было.

Она не отреагировала, хотя люди вокруг нее явно услышали мой окрик и стали вертеть головами, как голуби. Не став смущать окружающих, я подбежал к Лере сзади и хлопнул ее по плечу с противоположной от себя стороны. Повернувшись туда, где только что была моя правая рука, она сразу же обернулась в мою сторону. И, хмуро улыбаясь, мы поздоровались.

Мы оба были в той же одежде, что и вчера, видимо, и настроение у обоих сохранилось такое же. Она неожиданно для меня предложила прогуляться, и мы медленно пошли по шумной улице.

– Знаешь, мы могли бы поговорить о том, где ты учишься или, может, где уже работаешь, но это мне совсем не интересно, извини за прямоту, – сказала она.

– Да ладно, в наши дни такие вопросы обычно задаются из надуманной вежливости, – согласился я. – А если ты молод, не обязательно быть таким уж вежливым, куда важней не быть скучным. Так что пустяки. И о чем же тогда нам лучше поговорить?

– По мне так лучше просто пройтись молча, но так не получится – один из нас точно будет смущен этим обстоятельством. Так что как раз на вот такие вот случаи у меня всегда есть пару интересных вопросов, но работают они только для новых знакомых, – проговорила она более бодрым голосом, словно со мной общался уже другой человек.

– И что же это? Ты меня заинтриговала, – так же живо ответил ей.

– Интриг от меня не жди, – покосившись на меня, сказала она. – Это обычные вопросы, но только не такие популярные, как другие. Твое имя мне известно, тебе мое тоже, а значит, неловкости не должно быть между нами. Вопрос может показаться слегка вульгарным, но я задаю его каждому, с кем знакомлюсь.

Аура, которая витала вокруг нее, одновременно приводила меня в смятение и при этом давала полное спокойствие моим нервам, я продолжал спокойно внимать каждому ее слову.

Она, глядя перед собой, спросила:

– Является ли смех без причины признаком дурачины? – в этот момент она снова украдкой посмотрела на меня.

Я же, ожидая совсем другого вопроса, начал смеяться, она тоже. Я ответил, что это не вопрос, а утверждение.

– Значит, ты считаешь, что смех – это признак душевнобольного человека?

– Наверное, я так не думаю, но, как часто бывает, в каждой шутке есть доля правды. Люди, смеющиеся без каких-либо причин, могут быть сумасшедшими.

– Я думаю, это придумали слишком умные люди, чтобы в мире воцарился хаос. На кого ни глянь, каждый хочет выглядеть серьезней, чем он есть. Быть злым и неулыбающимся стало модно.

– Значит, ты думаешь, что моду на зло ввели умные люди?

– Конечно, сами-то наедине с собой они смеются без передышек.

– Но повод все-таки должен быть хоть какой-то…

– Есть повод, нет повода – это никак не должно отражаться на твоем хорошем настроении.

– Но людям все-таки нужен повод, нам всем нужен повод для того, чтобы сделать хоть что-то, мы с места не сдвинемся без повода. Видимо, это и делает людей людьми.

– А животных что делает животными?

– Как что? Инстинкты, конечно. Природа дала этот дар, и животные им умело пользуются…

– Я бы хотел ответить по-умному, но, боюсь, мой мозг не готов еще к таким сложностям.

Пользуясь случаем, я кратко рассказал ей о потере памяти. После слов «потеря» и «память» ее взгляд больше не отпускал меня на протяжении всей прогулки. Я также ожидал услышать от нее причину ее появления здесь, но этому не суждено было случится.

– Как сильно ты ударился головой, я имела в виду? – не успела она договорить, как я перехватил инициативу.

– Как я понял, свежие отголоски памяти застыли на моменте, когда я еще учился в школе, а с того момента прошло около семи лет.

– Значит, семь…

– Да, получается, где-то семь лет, но не все так просто. Забытые годы могут мне вспомниться, но только когда мне кто-нибудь о них напомнит. – Немного призадумавшись, подняв голову вверх, я продолжил: – Бывает и так, что воспоминания приходят ко мне во сне, и, самое интересное, сны настолько яркие, что порой слепит. А бывает так, что я не могу понять, где сон, а где реальность, и это ставит много вопросов перед мной, – на последней фразе я опустил голову, снова немного призадумавшись.

– А что говорят врачи? – спросила она, продолжаю смотреть вперед

– Пока ничего, что бы мне помогло. Да и за тричетыре дня, пока я здесь лежу, врач заходил ко мне только однажды.

Размахивая руками и топая ногами по сухому асфальту, мы уперлись в студенческую столовую, мы вдруг почувствовали запах свежей выпечки. Толпа уже захлестнула парадную дверь здания. Студенты, учителя, выбритые молодые люди в военной форме и просто прохожие – все заходили туда с одной целью – запастись нужными калориями до ужина.

– А ты не хочешь зайти пообедать, кажется, до нашей больницы мы не успеем дойти вовремя.

Мне пришлось натянуть неловкую гримасу.

– Я, кажется, не взял с собой ни копейки. – Я демонстративно пошарил по карманам, но точно знал, что денег у меня нет.

Лера приложила указательный палец к губам и на секунду задумалась.

– Да ничего страшного, у меня есть собой какая-то мелочь. А если не хватит, я оставлю что-нибудь в залог.

Отстояв очередь, чтобы просто войти, мы еще долго стояли в очереди, чтобы купить.

В этом заведении никто не терял ни секунды, каждый «очередник» неизменно держал в руках красный поднос, на котором лежали алюминиевая вилка и ложка. Здесь никто не церемонился: голодный человек быстро вслух называл или пальцем указывал на блюдо, а продавец, держа в руках большой черпак, резким шлепком плюхал отмеренную порцию на белую тарелку. Я взял то же, что и Лера, хотя, может, и желал другого, но, так как мне нечем было платить, я спрятал подальше свой изысканный вкус и просто доверился выбору Леры. Когда подошла моя очередь оплачивать, я искоса посмотрел на Леру, ожидая от нее финансовой помощи. Увидев меня с чеком в руке, она медленно вытащила кошелек и аккуратно, без сдачи рассчиталась за наш обед.

– Хорошо, что не пришлось разыгрывать сцену, где я оставила наличку на подоконнике дома, – с облегчением сказал она.

– Хорошо, что не пришлось искать что-нибудь для залога, как ты предлагала, – ответил я с еще большим облегчением.

Двое пожилых мужчин опередили нас и успели сесть на место, которое я заранее приметил. Делать было нечего, мы сели за общий стол, где кроме как есть ничего не оставалось. Такие места, как это, не были предназначены для разговоров, если зашел сюда, будь добр, возьми поднос, отстой в очереди, сядь, съешь все без лишних слов и уходи. Так мы и сделали, хотя, может, и рассчитывали на другое.

Закончив трапезничать, если так можно выразиться, мы направились в сторону больницы. Лера посмотрела на время и вспомнила, что скоро начнутся лечебные процедуры.

– Мои процедуры пока ограничены парой таблеток, а у тебя какие? – спросил я в ожидании, что она все-таки расскажет, по какой причине здесь лежит. До этого мне как-то было неудобно спрашивать напрямую.

– Знаешь, я не в первый раз здесь лежу, и процедуры всегда одни и те же. Никакой романтики, а ведь ее так не хватает в больничных стенах…

Я никак не ожидал от нее слова «романтика» и чуть засмущался.

– Да мне кажется, настоящая романтика бывает только в книгах и фильмах.

– А как же песни?

– Ну да, еще в песнях, – задумчиво сказал я.

Мы разошлись каждый по своим делам и договорились перед сном еще встретиться во дворе.